Что есть любовь?..
Почему о любви так много говорят и пишут? Может быть потому, что понятие это очень многогранное. Это одна из фундаментальных тем в мировой культуре и искусстве, а сложность и диалектическая многоплановость этого понятия породила значительное количество трактовок чувства любви в различных языках и культурах.
Рассуждения о любви и ее анализ как явления восходят к древнейшим философским системам и литературным памятникам, известным личностям. Мы же в преддверии праздника всех влюбленных – Дня Святого Валентина – не только узнали у студентов Политеха, какой же смысл они вкладывают в это понятие, но и попытались найти научную основу этого феномена.
Александра Шалакитская, ИКНТ, 2-й курс:
— Любовь в моем понимании – это что-то осознанное, над чем надо постоянно работать. Чувство влюбленности похоже на счастье: оно приходит, окрыляет – и ты пребываешь в состоянии какой-то эйфории.
А еще я хочу сказать о другой любви, которую в контексте Дня Святого Валентина не всегда имеют в виду, – о любви к родным и близким. Недавно у меня родилась племянница – это такое счастье! Прямо наслаждение с ней нянчиться, я очень ее люблю! То есть любовь можно охарактеризовать как особое чувство к другому человеку. И когда мы испытываем это особое чувство, мы счастливы, и мы желаем в этот миг другому человеку всего самого хорошего и сами тоже наполняемся любовью.
Анастасия Федорова, Студотряд «Созвездие»:
— Я не верю в любовь. Считаю, что любовь – это какая-то болезненная зависимость. Вот как развиваются отношения? Люди общаются, в определенный момент появляется симпатия, затем – влюбленность, а уже через пару лет это становится обыденностью.
Анатолий Власевский, ИММиТ, 2-й курс
— Трудно сформулировать. Наверное, любовь – это когда ты живешь для другого человека, живешь его жизнью и дорожишь каждой минутой с ним, тебе с ним хорошо всегда, даже когда его поступки и он сам неидеален. Я пока не любил – была привязанность, были просто приятные моменты, но не любил. А когда полюблю по-настоящему, тогда и женюсь.
Шан де Сильва, ИЭиТС, 4-й курс
— Любовь – это особое чувство, которое я бережно храню в душе. Я уже нашел свою девушку, и любовь к ней наполнила мою жизнь особым смыслом. Мне очень нравится эта традиция, этот праздник – День влюбленных! Все дарят подарки своим близким и говорят им добрые слова. Я родом из Шри-Ланки, и у нас в этот день принято дарить девушкам золотые украшения, которые потом передаются по наследству.
М.Н. Карпенко, кандидат биологических наук, доцент кафедры «Биофизика» ИФНиТ:
— Для меня стало неожиданностью, что тема любви как биохимического процесса столь популярна. Берутся анализы, измеряются пульс и давление, поведение людей анализируется и сравнивается – и все это делается для того, чтобы объяснить эмоции и ощущения влюбленных с научной точки зрения. Сколько постов в Сети, восторженных рассуждений романтиков и скептических высказываний! Однако нельзя поспорить с тем, что любовь – это физиологическое явление. Формально, в основе всех физиологических процессов лежат биохимические реакции, но возможно ли с помощью химических соединений вызвать весь комплекс социально-психологических и индивидуально-личностных изменений, наблюдаемых у влюбленных? Однозначно – нет! Почему? Все очень просто: человек не является жестко детерминированной системой – ни наследственность, ни влияние окружающей среды не предопределяют развитие личности.
Материал подготовлен Медиа-центром СПбПУ
Социальный смысл любви
Любовь, несомненно, относится к числу экзистенциальных категорий человеческого бытия, то есть к числу таких проявлений человеческой жизни, без которых она принципиально не полна: вне любви человек лишается ощущения радости жизни, ее эмоциональной наполненности, стимула к конструктивной деятельности. В конечном итоге в отсутствие любви человек может утратить само желание жить, окажется не в состоянии мобилизовать свою волю для того, чтобы придать жизни определенную направленность и осмысленность.
Вместе с тем приходится отметить, что в реальности любовь – явление достаточно редкое. Во всяком случае, можно с определенностью констатировать, что в действительной истории общества любовь встречается значительно реже, чем можно судить по тому, сколь часто она встречается в произведениях искусства, поэзии или даже в повседневном словоупотреблении. Употребляя слово «любовь» «всуе», люди вкладывают в него самый разный смысл, часто весьма произвольный.
Нередко понятие «любовь» трактуется в качестве некоего подобия вещи, которую следует приобрести, а партнеры по «любви» рассматривают друг друга, исходя из принципа «обладать» или «иметь». Явное, а чаще неявное, понимание любви с позиций обладания, с позиций собственности весьма распространено.
По поводу такого понимания любви Э. Фромм писал: «Дело в том, что такой “вещи”, как любовь, не существует. “Любовь” – это абстракция; может быть, это какое-то неземное существо или богиня, хотя никому еще не удавалось увидеть эту богиню воочию.
В действительности же существует лишь акт любви. Любить – это форма продуктивной деятельности. Она предполагает проявление интереса и заботы, познание, душевный отклик, изъявление чувств, наслаждение и может быть направлена на человека, дерево, картину, идею. Она возбуждает и усиливает ощущение полноты жизни. Это процесс самообновления и самообогащения»
Если же «человек испытывает любовь по принципу обладания, то это значит, что он стремится лишить объект своей “любви” свободы и держать его под контролем. Такая любовь не дарует жизнь, а подавляет, губит, душит, убивает ее. Когда люди говорят о любви, они обычно злоупотребляют этим словом, чтобы скрыть, что в действительности они любви не испытывают. Многие ли родители любят своих детей? Этот вопрос все еще остается открытым… История западного мира двух последних тысячелетий свидетельствует о таких ужасных проявлениях жестокости родителей по отношению к собственным детям – начиная от физических истязаний и кончая издевательствами над их психикой, – о таком безразличном, откровенно собственническом и садистском отношении к ним, что приходится признать, что любящие родители – это скорее исключение, чем правило» [2].
Следует согласиться с Фроммом, что то же можно сказать и о браке: действительно любящие друг друга муж и жена – явление достаточно редкое. Часто за любовь принимается то, что таковой не является. Обычай «вступать в брак», общие экономические интересы, обоюдная привязанность к детям, взаимная зависимость – все это осознается как «любовь», пока один или оба партнера не признаются, что они не любят и никогда не любили друг друга.
Особое «коварство» собственнической установки по отношению к любви заключается в том, что эта установка может обнаружиться не сразу, поэтому на первых этапах сближения люди могут не ощущать и не обнаруживать ни своих собственнических устремлений, ни аналогичных со стороны партнера. Для первого этапа развития отношений характерно, как правило, желание продемонстрировать свои лучшие качества, свое внимание к партнеру, интерес к его личности, уважение к ней. Однако все может измениться едва ли не на следующий день после заключения брака. Цель достигнута, желанный «объект» стал моей собственностью, следовательно, он поступил в мое полное распоряжение.
Но если любовь не может быть построена на эгоистически-собственнической установке, то не менее важным для любви является умение партнеров избежать и противоположной опасности – чрезмерного альтруизма. Такой альтруизм выражается в желании угодить партнеру во всех случаях, в готовности всегда и всюду удовлетворять все его капризы.
Возражая против понимания любви как абсолютного альтруизма, С. Франк писал: «Любовь не есть холодная и пустая, эгоистическая жажда наслаждения, но любовь и не есть рабское служение, уничтожение себя для другого. Любовь есть такое преодоление нашей корыстной личной жизни, которое и дарует нам блаженную полноту подлинной жизни и тем осмысляет нашу жизнь»[3]. Любящий не может и не должен раствориться в любимом. Он не может и не должен потерять свое лицо, свою личность, поскольку в этом случае он рискует погасить интерес к себе не только со стороны посторонних людей, но и со стороны любимого. Забота о сохранении и развитии творческого потенциала собственной личности каждого из партнеров является необходимым условием любви. При этом условии общение в любви становится взаимным духовным обогащением, совместным творчеством друг друга и свободным творчеством совместной жизни. Любовь есть свободная взаимосвязь и творческое взаимодействие участников любви.
Особо следует сказать о половой любви.
Для этого вида любви, конечно, важна страстная, «дионисийская» природа любви. Под влиянием страсти партнеры по любви способны, конечно, и на безрассудные поступки. Тем не менее это безрассудство имеет свои пределы. Например, Рогожин в романе «Идиот», будучи по натуре человеком безудержно страстным, любит Настасью Филипповну со всей силой безоглядной страсти. Он бросает на ее глазах в огонь стопки ассигнаций, решительно и бесцеремонно расправляется с противниками, сокрушает все препятствия, чтобы завладеть душой и телом Настасьи Филипповны. Но, однако, все же трудно вообразить, чтобы ему пришла в голову мысль посадить ее на цепь, как это происходит сегодня в некоторых современных сюжетах. Теми, кто лишает женщину свободы, заключает ее в темницу, заковывает в цепи и насилует вопреки ее воле, движет отнюдь не любовь. Это безудержная похоть, распущенность, при которой сладострастие стало полновластным хозяином души и теперь диктует агрессивные устремления, в том числе и по отношению к тому человеку, который стал объектом вожделения.
На сегодняшний день следует отметить весьма тревожную ситуацию, которая, в частности, делает философское осмысление любви исключительно актуальным. С достаточной степенью уверенности можно сделать вывод о том, что в современном мире торжествует культ секса. Секс наряду с насилием доминирует в массовой культуре начала xxi столетия. Очевидно, что чем больше современный мир ориентируется на секс, тем больше он уходит от любви: происходит извращение понятия половой любви, и в целом имеет место искажение всего комплекса отношений между мужчиной и женщиной.
Теоретическое оправдание гипертрофированного культа секса находим в книге Э. Гидденса[4].
Центральным для концепции Гидденса является понятие «конфлюентная любовь». Согласно автору, в эпоху «после сексуальной революции», то есть в современную эпоху глобализации, любовные чувства и отношения меняются. На смену романтической любви приходит то, что автор называет конфлюентной любовью. Конфлюентной любви присущи следующие характеристики.
«Первое, сексуальность становится непременным и основным компонентом любовных отношений. Второе, ценным в любви оказывается не объект любви, который не воспринимается более в качестве неповторимого, единственного и в идеале обретенного навсегда, а сами отношения как факт здесь-и-сейчас осуществляющейся жизни. Третье, это – текучая, преходящая любовь»[5].
Представляется, что нет необходимости в обстоятельном анализе книги, тщательном рассмотрении тонкостей дефиниций, сложных логических построений и аргументации. В современном мире ситуация такова, что ни титулы, ни ученые звания не дают гарантии качественности идей и концепций. Перед нами тот случай, к которому вполне применима поговорка: «чтобы убедиться, что щи прокисли, не обязательно есть всю кастрюлю». Поэтому достаточно обратить внимание лишь на некоторые моменты предложенной концепции.
Автор, профессор социологии, директор всемирно известной Лондонской высшей школы экономики открывает читателям «громовую истину» (которая выражена в приведенной выше цитате).
Представляется, что «ценным в любви оказывается не объект любви, который не воспринимается более в качестве неповторимого, единственного, а сами отношения как факт здесь-и-сейчас осуществляющейся жизни». Но если объект любви, то есть другой человек, не является ценностью, а ценностью является то, что я хочу от него получить (в данном случае сексуальное удовольствие), то о какой любви вообще может идти речь? «Другой» вообще не существует для меня как человек, как личность. Такого рода отношения можно называть как угодно, но только не любовью.
Скорее всего, это то самое холодно-отстраненное отношение к человеку «как к средству только, но не как к цели», против которого, формулируя категорический императив, резко выступал Кант, а вслед за ним и последующая философия и европейская культура в целом. Утилитарное отношение к человеку сопровождает, к сожалению, всю историю человечества. Поэтому в нем нет ничего нового. Но культура и философия всегда сопротивлялись превращению человека в «штифтик», в «разменную монету», в «средство», утверждая и возвышая достоинство личности.
«Характерно, – отмечает Р. Г. Апресян, – что З. Бауман, другой известный английский социолог, пишущий на темы, близкие тем, что развивает Гидденс, говорит о liquid love, прибегая к лексеме, семантически близкой лексеме “confluent”»[6]. Тем не менее «liquid love» – буквально «жидкая любовь» – в русском языке имеет богатую и неоднозначную семантику. Так, если о ком-то говорят: «жидкий человек», то, конечно, не имеют в виду его «текучесть», гибкость. Смысл в данном случае совсем иной, вполне понятный. Для более ясного и точного выражения идей Гидденса как раз и следовало бы перевести его «confluent» как «жидкий». Тогда «жидкая любовь» полностью встраивается в контекст «жидкий человек», «жидкое общество», «жидкая жизнь» и т. д. Вот эту «жидкую жизнь» и предлагает нам английский автор, заменяя возвышенное понимание любви на «отношения здесь-и-сейчас».
Расплавленность, разжиженность, растекание, размазанность – все это синонимы утраты способности к самоорганизации, разрушения структурности, утраты функциональности и замирания жизни, это синонимы «бледной немочи», то есть смерти.
Смерть ведь не есть пустота, абсолютное ничто. Она есть бледное подобие жизни. С приходом смерти человек превращается в труп, который весьма похож на живого человека, но из него исчезло то, что делало его живым: самоорганизованность всех телесно-душевных проявлений. Тело лишается структурной и функциональной организации, что и влечет за собой разжижение покровов и тканей, их растекание и расплывание, «размазывание» по окружающей среде. Впрочем, о том, что уничтожение любви (хотя бы и теоретическое) равнозначно покушению на саму жизнь, скажем ниже. Пока обратим внимание на следующее обстоятельство.
Не знаю, как авторы и читатели с берегов туманного Альбиона, но мы в России (в Советском Союзе) все, что отстаивает Гидденс, уже «проходили» в начале другой, «новой, небывало светлой эры», наступившей задолго до светлой эры глобализации. Поэтому не составляет особого труда сделать вывод: концепция британского автора есть не более чем переодетая в наукообразную форму хорошо известная в СССР 20-х гг.
ушедшего столетия так называемая «теория стакана воды».
Эта «теория» получила широкое распространение на волне революционного энтузиазма и активно обсуждалась молодежью 20-х гг. В несколько смягченном и теоретически проработанном виде ее выразила видная деятельница большевизма А. Коллонтай в статье «Дорогу крылатому эросу!» Но с предельной откровенностью она сформулирована в высказываниях молодого человека по имени Исайка Чужак, героя повести С. Малашкина «Луна с правой стороны». Повесть Малашкина, посвященная новой, «пролетарски-революционной» трактовке сексуальных отношений, широко обсуждалась на тысячах диспутов по всему Советскому Союзу. Речи героев повести по поводу революционного, то есть наиболее «современного» и «правильного», понимания половых отношений в то время воспринимались читателями, разумеется, с полной серьезностью. Сегодня же они не могут не вызывать улыбки. Пламенные выступления персонажей повести – некоторое карикатурное подобие концепции Гидденса, позволяющее, как и всякая хорошая карикатура, в более ярком свете увидеть характерные черты изображаемого предмета.
Главный герой, уже упомянутый Исайка Чужак, выразил новое кредо в речи перед участниками групповых сексуальных игр. «Стоя на столе перед несколькими парами юношей и девушек (последние были одеты в газовые прозрачные платья), он, как заправский оратор, вещал: любовь красива и свободна только до тех пор, пока есть необходимость в другом. Ведь марксизм говорит: сознание необходимости это и есть свобода. В любви люди дополняют друг друга… Поэтому нарушение гармонии, появление диссонирующих ноток должно приводить к разрыву связи. Следует ли страшиться разрыва? – задается риторическим вопросом студент. И отвечает в категорической форме – нет. Ибо это вполне закономерно. И затем Исайка уточняет: живя в “иных” условиях, он встречает женщину – товарища по делу и взглядам, у них зарождаются общие интересы, они стали дополнять друг друга и тем самым устанавливается новая связь, а предыдущая с полным сознанием необходимости расторгается»[7].
Как видим, стремление к получению сексуального удовольствия «здесь-и-сейчас» можно оправдать не только свободой (как у Гидденса), но при желании и необходимостью: дескать, я вовсе этого и не хочу, это необходимо, поэтому следует «осознать» необходимость и подчиниться ей.
Так даже будет более убедительно, чем некие туманные рассуждения о свободе.
«Как же так? С первым встречным… – говорит в пьесе М. Булгакова «Собачье сердце» профессор Преображенский молоденькой домработнице, со слезами признавшейся ему в последствиях случайной сексуальной связи, – ну разве можно?..» Вообще говоря, конечно, можно. Но зачем называть это любовью?
Сексуальная революция, вопреки британскому автору, о книге которого идет речь, отнюдь не явление последнего десятилетия, то есть периода глобализации. «Сексуальная революция произошла в Америке приблизительно во время Первой мировой войны, – пишет американский автор, – и с тех пор каждое последующее поколение женщин исходило из новых представлений о сексуальной свободе, развивая их дальше»[8]. В те же самые сроки сексуальная революция происходила и в Европе. Упомянутое выше широкое обсуждение повести Малашкина, статья Коллонтай и другие факты говорят о том, что сексуальная революция в своеобразной форме происходила и в России в 20-е гг.
XX столетия. Она была задавлена партийно-государственной идеологией в середине 30-х гг. Тем не менее российская сексуальная революция не прошла даром, и ее результаты имели значение для последующего развития советского общества. Поэтому заявление о том, что «в СССР секса нет», прозвучавшее в одном из ток-шоу начала перестройки, не соответствовало действительности. На самом деле в области секса мы были если и не «впереди планеты всей», то, во всяком случае, не последними[9].
Сексуальная революция конца второго десятилетия XX в. учредила три свободы: «свободу нарушать формальные кодексы; свободу избирать формы сексуального поведения, отличные от общепринятых; свободу полного самовыражения в интимной сфере как необходимое условие счастья»[10]. Эти достижения сексуальной революции остаются значимыми и для сегодняшнего дня. Именно с их позиций большинство населения Европы, России и США и рассматривает роль сексуальных отношений в рамках половой любви, в рамках брачных отношений между супругами.
Вопреки Гидденсу, никаких существенных изменений в последние десятилетия, то есть в эпоху глобализации, не произошло. Тот факт, что молодежь воспринимает давно открытое как новое, вполне понятен. Но факт, что маститый профессор, не зная истории вопроса, взялся за пропаганду примитивной «теории стакана воды», облекая ее в наукообразную оболочку и выдавая за последнее слово социологии, не может не вызывать опасений.
Не имеет ли место сегодня на Западе то же самое, что наблюдалось в России непосредственно после 1917 г. и что А. Платонов характеризовал как «ювенильное море» (от лат. juvenile – молодой, юный)? Ювенильное море – это отрыв от истории, от культуры, это «изобретение велосипеда», «открытие Америки», за что неизбежно берется молодежь, если происходит разрыв времен, если старшие утрачивают авторитет и, конечно, если старшее поколение в лице профессоров философии и социологии добровольно отказывается от своей миссии передавать исторический опыт культуры в будущее.
Похоже, что дело обстоит именно так: английский профессор либо сознательно превращает в ювенильное море своих читателей, либо сам впал в историческое беспамятство.
Ведь только и остается, что удивляться: из страны, где консерватизм, что называется, «в крови», раздается призыв, один в один повторяющий то, что в 20-е гг. громко звучало в леворадикальной коммунистической России: «сбросим классиков с корабля современности!» Согласно Гидденсу, романтическая любовь безвозвратно ушла в прошлое, она есть анахронизм, ей место на «свалке истории». Следовательно, и для художественных произведений, в которых она воспета, не найти уже места попристойней. А мы-то по наивности полагали, что Запад создал великие образцы, значение которых всемирно и непреходяще. «Русская литература не знает таких прекрасных образов любви, как литература Западной Европы, – писал Н. Бердяев. – У нас нет ничего подобного любви трубадуров, любви Тристана и Изольды, Данте и Беатриче, Ромео и Джульетты. Любовь мужчины и женщины, любовный культ женщины – прекрасный цветок христианской культуры Европы… У нас не было настоящего романтизма в любви. Романтизм – явление Западной Европы»[11].
Если Европа решила раздавить «прекрасный цветок», – что ж, это ее выбор.
Подводя итог краткого анализа нашумевшей публикации английского автора, отмечу, что во всей несуразице, которая присуща рассуждениям профессора, имеется, пожалуй, один вопрос, заслуживающий серьезного внимания. Этот вопрос состоит в следующем: имеются ли в жизни человека прочные константы вневременного характера, без которых эта жизнь невозможна? Или же все целиком и полностью зависит от времени, эпохи, социальных условий?
Очевидно, что такие константы существуют. Как в космосе существуют константы постоянства скорости света, гравитационная постоянная, постоянная Планка и др., так и в человеческой жизни есть константы, на которых она основана и без которых превращается лишь в подобие жизни, в действительности трансформируясь в небытие. Константы человеческой жизни связаны с понятием свободы («человек обречен быть свободным»), с ответственным выбором («тревога» – К. Ясперс, «забота» – М. Хайдеггер, «тяжесть» – Н.
Бердяев), с творчеством и, разумеется, с любовью. Конечно же, любовь – это не получение удовольствия «здесь-и-сейчас», а сложный культурно-духовный феномен, который может быть понят только в широком контексте всей истории человеческой культуры, в контексте понимания любви как особой формы человеческого бытия в мире.
В рамках любви в ее экзистенциальном понимании, то есть как особой формы человеческого бытия в мире, создаются наиболее благоприятные условия для саморазвития личности. Вместе с тем и сама любовь есть не что иное, как творчество, поскольку предполагает свободные усилия ее участников по созиданию любви. Таким образом, не будет преувеличением утверждать, что именно любовь есть глубинный источник творчества, его движущая сила, и одновременно она есть само творчество, одухотворенная творческая мощь жизни.
Вл. Соловьев был убежден, что за раздорами, разладами, борьбой, легко обнаруживаемыми на поверхности всякой реальности, в глубине скрывается сила взаимного притяжения, сила любви. Именно поэтому мир не раскалывается на изолированные, несвязанные части, а представляет собой единое упорядоченное целое. Красноречивы известные стихотворные строки Вл. Соловьева:
Смерть и Время царят на земле, –
Ты владыками их не зови;
Все, кружась, исчезает во мгле,
Неподвижно лишь солнце любви[12].
В мире человеческих взаимоотношений любовь выступает в разнообразных проявлениях. Бытие человека включает половую любовь, братскую любовь к ближним, любовь к природе, любовь к знаниям, к любимому делу, наконец, любовь к Богу.
Любовь во всех случаях выступает способом преодоления духовной самоизоляции, экзистенциального одиночества. Любовь соединяет, в то время как равнодушие или ненависть отгораживают, отстраняют человека от мира и других людей. Любовь предполагает рассмотрение другого как части меня самого. Поэтому она открывает человека навстречу другому. Любовь создает возможности для более глубокого познания окружающего мира.
Смотрящий на мир добрыми глазами больше увидит, отмечал Т. Манн. Мысль Т. Манна созвучна идее Достоевского, с которой мы начали изложение, – о «познающей любви» и «любящем познании». В связи со сказанным, думается, есть все основания говорить о познавательной продуктивности любви. Идея о познавательном значении любви характерна для целого ряда русских мыслителей, таких как А. С. Хомяков, представителей философии всеединства В. С. Соловьева, С. Н. Булгакова, С. Л. Франка и др. Ее разделяли основатель русского интуитивизма Н. О. Лосский и создатель философии экзистенциального персонализма Н. А. Бердяев.
Познавательная продуктивность свойственна не только родительской, но и всем другим видам любви.
Когнитивный аспект любви, определяющий ее познавательную продуктивность, связан в первую очередь с тем, что познание реализуется не одним только разумом, а всей совокупностью душевных сил. Разум, изолированный от целостного существа человека, превращается в холодный и отстраненный рассудок, в то, что Достоевский метафорически характеризовал как «эвклидов ум».
Такой ум способен только лишь к построению абстрактных схем, но не способен понять изучаемый предмет в его целостности, объемности, многообразии. Полноценное познание предполагает деятельность не одного только разума, но и участия в нем всего существа человека: воли, эмоций, интуиции, органов чувств, сердца как метафизического центра человеческой личности. Наконец, и тело есть не только внешняя оболочка человека – тело в совокупности всех его характеристик следует рассматривать в том числе и как «инструмент» духа, как инструмент и составную часть процесса познания.
Знаменитый девиз Б. Спинозы: «не плакать, не смеяться, а понимать» – выражает установку научного познания на достижение такой истины, которая не допускала бы субъективизма, максимально исключала искажения, обусловленные теми или иными пристрастиями субъекта. В этом смысле изречение Спинозы справедливо для всякого познания, претендующего на истинность и общезначимость. Но трактовка познания, основанная на приведенном изречении, тем не менее страдает узостью и односторонностью.
Такая трактовка характерна для философской классики, то есть для периода развития европейской философии (XVII в. – рубеж XIX–XX вв.), когда за эталонную модель познания принималась наука, основанная на принципах Ньютона – Галилея. С переходом к неклассической и постнеклассической науке изменялась и философская модель познавательного процесса.
Следует признать, что субъект философской классики, наделенный разумом, но лишенный собственно человеческих характеристик, есть абстракция, не способная объяснить процесс познания. Даже введение в классическую трактовку процесса познания категории практики не меняет эту трактовку по существу.
Следует учесть, что никакие практические потребности не сдвинут познание с мертвой точки, не запустят механизм познания и не обеспечат его функционирование, если у субъекта отсутствует эмоциональное отношение, эмоциональный мотив, стимулирующий познавательный процесс, питающий его энергией, без которой никакая деятельность, в том числе и познавательная, невозможна.
Подчеркнуто нейтральное, равнодушное, то есть безэмоциональное, отношение к миру не способно породить импульс к познанию. Познание реализуется только при условии заинтересованности субъекта, при наличии в том числе и положительно-эмоционального отношения к проблеме, – эту идею, развитую в рамках рациональной реконструкции истории науки в первую очередь такими авторами, как К. Поппер и П. Фейерабенд, следует считать одной из важнейших для современного подхода к познанию.
Из сказанного следует, что познание осуществимо лишь при условии эмоционально позитивного отношения человека к самому себе и к миру. Наибольшей мерой позитивности и является любовь. Ее значение для познания, таким образом, определяется тем, что любовь, формируя интерес к предмету, выступает в роли энергетического источника для функционирования сложного механизма познания, в котором человек выступает не как сугубо умственное, а как целостное существо. В едином акте познания задействуются ум, воля, эмоции, интуиция, органы чувств, сердце как метафизический центр человеческой личности, наконец, и тело, поскольку оно не есть только внешняя оболочка человека.
Именно любовь и является тем фактором, который соединяет воедино различные стороны и способности человека, способствует их взаимной согласованности и общей направленности на решение определенной задачи.
Разумеется, неравнодушное отношение к миру, в частности к предмету познания, может возникнуть не только на основе любви, но и на основе ненависти. Ненависть, действительно, становится порой мощным стимулом к познавательной активности. Но ненависть не обладает собственным энергетическим источником, она может питаться только за счет любви. «Истощающее отрицание не оставляет места для положительного творчества», – отмечал Н. Бердяев[13]. Ненависть истощает человека в духовном, а очень часто и в самом непосредственном, физическом смысле.
«От любви до ненависти один шаг», – гласит известное изречение. Как в свете сказанного может быть истолкован его смысл? Очевидно, превращение любви в свою коренную противоположность означает, что сила, присущая любви, передается тому, что называется ненавистью.
Запасы эмоциональной энергии любви приобретают противоположный знак. Ненависть жива, пока эти запасы не истощены, не израсходованы. В самом деле, бывшие любовники часто не могут даже спокойно видеть друг друга, лелеют мечту о мести, заняты «перемыванием косточек» и т. д. именно тогда, когда разрыв произошел резко и чувство еще не остыло. Любовь в действительности еще не ушла, ее эмоциональные запасы не истощены. Но если они не получают подпитки, то со временем уходит и ненависть, люди становятся равнодушными друг к другу. Не исключено, правда, что эмоциональная энергия любви может проявляться вновь и вновь, на протяжении всей жизни человека, возрождая либо ненависть, либо любовь.
Таким образом, познавательное значение любви выявляется в нескольких аспектах. Во-первых, любовно-заинтересованное отношение человека к миру является стимулом познания, рождает и питает эмоциональную энергетику познавательной деятельности. Во-вторых, посредством любви в познании задействуется целостный человек, в единстве всех сторон его существа, то есть познание уже не может быть изолированной активностью ума, а выступает в качестве совокупной деятельности ума, воли, эмоций, интуиции, органов чувств, сердца как метафизического центра человеческой личности.
В-третьих, любовь выступает фактором повышения продуктивности познания в связи с тем, что позволяет увидеть изучаемый предмет не только в его непосредственной данности, а в бесконечной перспективе его потенциальных возможностей.
Познавательное значение любви следует, разумеется, рассматривать в контексте ее жизненного значения: значение любви для познания есть один из многих аспектов ее значения для жизни, для человеческого бытия в мире. Несомненно, одним из важнейших видов любви, имеющих особое значение для жизни человека, является половая любовь.
Следует в первую очередь подчеркнуть, что тема половой любви не терпит ханжества и лицемерия. Конечно, желательно, чтобы взаимная любовь мужчины и женщины была прочной и долговременной, и, в самом лучшем варианте, была бы единственной, стала бы любовью на всю жизнь. Но в силу разных обстоятельств такое бывает не всегда. Как уже отмечалось, подлинная любовь – явление редкое. Впрочем, ничто действительно ценное никогда не встречается «на каждом шагу»: драгоценный металл всегда составляет очень небольшой процент, в то время как пустая порода количественно превалирует.
Отрицать права партнеров самостоятельно, по обоюдному согласию выбирать формы сексуального поведения, выступать против открытости партнеров новым формам сексуального поведения означало бы впадать в ханжество и лицемерие. Однако половая любовь, разумеется, не сводится только лишь к отношениям сексуального характера.
Половая любовь многообразна. В истории философской и религиозной мысли, в произведениях литературы и искусства выявлены, раскрыты и красочно описаны различные аспекты любви. Только в своем единстве они составляют то, что можно назвать полноценной связью между мужчиной и женщиной, основанной на согласии сердец, а не только лишь на отношениях сексуального характера. Сложный комплекс отношений, включающий в свой состав ряд аспектов любви, только и можно назвать половой любовью в подлинном или собственном смысле. Есть любовь эротическая. Это восхищение красотой, силой, совершенством. Есть любовь агапэ.Это любовь одаряющая, милосердная и сострадательная. Есть любовь каритативная (каритас).
Это любовь как нежность. Есть любовь страстная. Это вожделение, стремление обладать. Эти виды любви могут существовать совместно, в составе конкретного проявления любви.
Полноценная половая любовь и есть именно то, что включает в себя все отмеченные виды любви, но не сводится только к одному, взятому изолированно от других. Конечно, она немыслима без страсти, а также без эроса. Но в ней также присутствует и момент нежности (каритас), и моменты милосердия и сострадания (агапэ). Только единство и целостность во всей совокупности названных аспектов превращают отношения между мужчиной и женщиной в то, что характеризуется как любовь. Богатство проявлений половой любви делает ее роль абсолютно незаменимой для ощущения полноты и радости жизни.
Если половая любовь сводится только к страсти, то есть к сексуальным отношениям, то единение с Другим возможно лишь на короткий момент. Партнеры по сексу часто остаются абсолютно чуждыми друг другу. Чувство одиночества может при этом даже возрасти.
Если же половая любовь помимо страсти включает в себя эрос, агапэ и каритас, то в этом случае отношения любящих будут несравненно богаче и полнее. Полноценная половая любовь, включающая взаимную нежность, милосердное и сострадательное участие любящих, меняет ощущение жизни, придает ей радость цветущей полноты.
Сладострастие в своем обнаженном виде неизбежно переходит в разврат. Последний разрушает человеческую личность, губит человека. В образе Свидригайлова Достоевским показано перерождение, гибель личности от безудержного сладострастия, перешедшего в безудержный разврат. В основе абсолютизации сладострастия лежит представление о половом акте как унизительном для человека, греховном состоянии. Именно представление о неустранимой греховности, животности и, следовательно, запретности половых отношений составляет движущую силу сладострастия. Но такой же глубоко ложный взгляд на половые отношения может лежать и в основе строгого морализма, категорически отрицающего всякое положительное значение полового акта для межличностных отношений. При таком взгляде оправданность полового акта усматривается исключительно в деторождении. Стремление же к половому акту самому по себе, в составе комплекса отношений, с этой точки зрения есть якобы не что иное, как низменное желание удовлетворения похоти. Глубоко ошибочный взгляд на половой акт как на унизительное для человека животное состояние далеко не преодолен. Наиболее ярко этот взгляд представлен в воззрениях Л. Н. Толстого.
Согласно Толстому, половая любовь вообще не имеет ничего общего с любовью как таковой, с любовью подлинной. Он писал: «Называют одним и тем же словом любовь духовную – любовь к Богу и ближнему, и любовь плотскую мужчины к женщине или женщины к мужчине. Это большая ошибка. Нет ничего общего между этими двумя чувствами. Первое – духовная любовь к богу и ближнему – есть голос Бога, второе – половая любовь между мужчиной и женщиной – голос животного»[14]. Согласно Толстому, сладострастие есть грех и грязь, проявление животности. Предаваться сладострастию возможно лишь так, как предаются тайному пороку.
Говоря об особенностях половой любви в свете присутствия в ней элемента сладострастия, следует особо обратить внимание на такие ее качества, как интимность и душевность. Что касается интимности, то она связана с общей высокой оценкой значения интимности в жизни человека. Согласно такой оценке ценность важнейших сторон человеческой жизни определяется их интимностью и может быть утрачена при выставлении напоказ. Полноценная половая любовь связана со взглядом на физические проявления любви как на то, что не предназначено для посторонних глаз. Не следует, разумеется, выставлять напоказ столь интимную сторону жизни, как сфера сексуальных отношений. Она есть прерогатива только двоих и не терпит посторонних.
Другая особенность, которая уже была упомянута, – душевность. Именно душевность отношений партнеров служит нравственным оправданием сексуальной связи. Под душевностью понимаются сопереживательность и сердечность партнеров, независимость от соображений расчета и выгоды, самостоятельность и свобода выбора, совершаемого по велению сердца.
Тот, кто стремится обрести любовь, ждет от нее духовной просветленности, того, что способно одухотворить и осветить жизнь, придать ей смысл, возвышающийся над обыденностью и над практическими нуждами и потребностями. Вместе с тем полностью не исключаются и прагматические, рациональные соображения такого типа: удовлетворение сексуальной потребности необходимо во имя здоровья, продолжения рода, стабильности брака и т. п. Однако, как правило, не им отводится роль основных мотивов и двигательных пружин любовных отношений.
Таким образом, половая любовь – один из видов любви наряду с любовью братской, материнской, отцовской и т. д. Как и все виды любви, она связана со способностью к самопожертвованию, с душевностью, с готовностью помочь любимому человеку, выручить его в трудную минуту и т. д. Но наряду с этим в ней присутствует взаимная симпатия, основанная на взаимном притяжении мужчины и женщины. Это притяжение находит наиболее полное проявление в сексуальных отношениях. Секс является только лишь одним из элементов сложного комплекса отношений, является его необходимым, но недостаточным элементом.
В составе этого комплекса, который и есть половая любовь, секс перестает быть лишь проявлением животной природы человека. Он одухотворяется, становясь духовно-телесной близостью двух людей. Наличие чувственного, то есть непосредственного, взаимодействия с Другим дает половой любви известные преимущества перед такими видами любви, как, например, братская любовь или любовь к ближнему. Наличие чувственного контакта является условием не абстрактного понимания Другого, а восприятия его на чувственно-конкретном уровне. Поэтому по степени своей чувственной конкретности, осязательности половая любовь сопоставима с материнской любовью.
Очевидно, что особая сила материнской любви во многом связана с тем, что ребенок изначально является частью самого материнского тела, а затем длительное время находится в непосредственном чувственном, естественном, природном контакте с ним. Поэтому мать изначально в принципе, разумеется, не может воспринимать свое дитя как нечто чуждое, абстрактное.
Если мать кормит ребенка грудью, держит его на руках, прижимая к своему сердцу, то между ней и ребенком устанавливается чувственно осязаемая душевно-телесная связь, два существа объединяются пронизывающими их токами теплоты и нежности. Когда ребенок становится старше, то и тогда нежное материнское прикосновение дает ему больше, чем огромное множество слов.
Как это ни покажется странным на первый взгляд, половая любовь если и не сродни материнской по характеру, то сродни ей по степени чувственной конкретности: посредством такой любви Другой открывается мне не только в мысли, не только через образ зрительный, но и через образ реально осязаемый. Осязательность живого тела через любовное к нему отношение благотворно влияет на всю личность человека. Только через такую осязательность можно реально преодолеть чувство одиночества, чувство оставленности. Наше желание прикоснуться к телу близкого существа есть проявление потребности в контакте с живым, чувственно воспринимаемым как близкое, живое.
Никакие мертвые предметы, никакие слова, ни чтение романов, ни просмотр фильмов – ничто не обладает такой эффективностью для избавления от неприятного ощущения холода в душе, от чувства одиночества, как осязательное присутствие живого тела, воспринимаемого как родное и близкое.
Таким образом, можно сделать принципиальный вывод: человеческая культура создала особый духовный феномен, получивший название половой любви. Человеческий гений поистине чудесным образом превратил отношения животного происхождения, служащие в животном мире исключительно целям детопроизводства, в многогранный культурный феномен, в явление подлинно человеческой культуры. Роль половой любви в жизни человека огромна и незаменима. Это связано с ее интимностью, духовно-телесной близостью двух людей, с постоянным общением с таким же, как «Я», но «Другим», по-другому устроенным человеком, с пониманием другого взгляда на мир, обусловленного иной половой психологией. Роль половой любви незаменима в преодолении одиночества, чувства оставленности.
Половая любовь крайне важна в качестве источника творчества, мощного стимула к познанию и творчеству. Само ее существование основано на творческом сотрудничестве людей, поэтому она есть творческое выстраивание отношений с иным человеком при отчетливой, осязательной данности его инаковости. В силу всех своих особенностей половая любовь принадлежит к тем важнейшим и немногим факторам, которые рождают и поддерживают в нас само желание жить, саму волю к жизни.
«Не бойся, если вдруг тебя разлюбят, / Куда страшней, когда разлюбишь ты…» Это слова одной из песен, популярных в советский период. В них ярко подчеркивается важность любовного отношения к миру, к жизни, причем важность такого отношения для самого человека: тепло любви согревает не только того, кого любят, но в первую очередь – того, кто любит. Поэтому для полноценного бытия важно присутствие любви в самом существе человека, его способность любить.
Не будет преувеличением утверждать, что для отдельного человека утрата способности к любви равнозначна утрате способности жить.
В общественном смысле исчезновение любви (если люди изгонят любовь из своих сердец по легкомыслию или под воздействием идей модного теоретика) приведет к физическому исчезновению данного общества, к его физическому вымиранию. Таким образом, значение любви для человеческого бытия выявляется в полном объеме только в том случае, если это бытие понято как жизнь. Речь идет о том понимании жизни, основы которого были разработаны «философией жизни», а затем развиты целым рядом направлений философии XX в.
Главная особенность философского понятия жизни состоит в том, что в нем заключено многомерное единство биологической, культурно-исторической и идеально-духовной реальности. Жизнь – это непредсказуемость, порыв, стихийный поток, внутренняя свобода, творчество, цветущая полнота жизни. Жизнь как особая реальность неоднозначна, поэтому часто находит свое выражение не столько в понятийной, сколько в художественной, символической или метафорической форме. Вместе с тем жизнь – отнюдь не хаос, напротив, жизнь противопоставлена хаосу, поскольку она есть способность к самоорганизации, есть самоорганизованная целостность, богатство многообразия в его единстве.
Жизнь есть нечто свободное, живое, а не функционирующее по законам и формулам, она не является чем-то оцепеневшим, мертвым. Всякая же формула, всякий научный закон построены на искусственном омертвении жизни, на условном исключении из нее непредсказуемости и свободы. Жизнь противостоит всему надуманному, искусственному, «вымученному», механическому. Ее тщетно пытаться загнать в рамки искусственных схем и определений. Но именно это и пыталась сделать ориентированная на науку рационалистическая западная философия классического периода. Поэтому выдвижение на передний план понятия жизни есть сознательный вызов ориентированной главным образом на классическую науку западноевропейской философии XVII–XIX вв., точнее, присущей ей абсолютизации рациональности классического типа.
Вопреки приведенному выше изречению Спинозы реальный человек непременно «плачет и смеется», а главное – любит, познает, созидает, а значит, живет. Живет не только и даже не столько жизнью биологической, а жизнью во всей полноте и многообразии ее проявлений, которое и фиксируется в философском понятии жизни.
В отсутствие любви бытие человека и социально-историческая реальность в целом прекратят свое существование в качестве формы жизни. Общественные отношения, начисто лишенные любви, элементов межличностной симпатии, выродятся либо в лишенный всякого порядка хаос, либо в нечто механическое и бездушное, в котором человеку будет отведено лишь место безликого винтика общественного целого.
Очевидно, что отношение к человеческой жизни как к ценности высшего порядка вообще представляет собой один из краеугольных камней, лежащих в основе общественной жизни. Утрата отношения к жизни человека как к ценности чревата самыми серьезными последствиями. Такая утрата есть явление, названное Э. Фроммом «некрофилией» – патологическим стремлением к разрушению жизни[15].
Однако рассмотрение общества в качестве формы жизни предполагает также ценностное отношение и к тем общественным связям и отношениям, которые определяют целостность, самоорганизацию и развитие общественной жизни.
Чтобы «произвести» ребенка, достаточно отношений сексуального характера.
Но выходить его, защищать и оберегать, воспитывать – без любви невозможно. Поэтому рискну утверждать, что любовь составляет самую сердцевину жизни – жизни общества и человека как биологического и социально-культурного существа. Отсутствие любви равнозначно прекращению жизни, прекращению человеческой истории как социально-культурной преемственности поколений. Возвышая человека над животным царством, любовь вместе с тем соединяет человека со всем живым, с тем, чье существование есть жизнь.
[1] Фромм, Э. Иметь или быть? – М., 1990. – С. 52–53.
[2] Там же. – с. 53.
[3] Франк, С. Л. Смысл жизни // Вопросы философии. – 1990. – № 6. – С. 40.
[4] См.: Гидденс, Э. Трансформация интимности. Сексуальность, любовь и эротизм в современных обществах / пер. с англ. В. Анурина. – СПб.: Питер, 2004.
[5] Апресян, Р. Г. Идеал романтической любви в «постромантическую эпоху» // Этическая мысль.
– Вып. 4. – М.: ИФ РАН, 2003. – С. 51.
[6] Апресян, Р. Г. Указ. соч. – С. 49.
[7] Цит. по: Голод, С. И. XX век и тенденции сексуальных отношений в России. – СПб., 1996. – С. 22–23.
8 Лернер, М. Развитие цивилизации в Америке: в 2 т. – М., 1992. – Т. 2. – С. 175.
9 Шаповалов, В. Ф. Любить по-русски. Особенности российской сексуальной культуры // Общественные науки и современность. – 2007. – № 2. – С. 163–172.
[10] Лернер, М. Указ. соч. – с. 181.
[11] Бердяев, Н. О Достоевском // Эрос. Страсти человеческие / сост. П. С. Гуревич. – М., 1998. – С. 86–87.
[12] Цит. по: Гулыга, А. В. Философия любви / В. С. Соловьев // Соч.: в 2 т. – М.: Мысль, 1990. – Т. 1. – С. 34.
[13] Бердяев, Н. А. Смысл истории.
– М., 1990. – С. 134.
[14] Толстой, Л. Н. Путь жизни. – М., 1993. – С. 96.
[15] Fromm, E. The аnatomy of human destructiveness. – N.-Y., 1973. – P. 120–124.
чувство или социокультурный конструкт? — Wonderzine
Чтобы дать любви определение, нужно сначала договориться, что, когда мы говорим слово «любовь», мы все понимаем его более-менее одинаково, даже если мы решили, что говорим о так называемой романтической любви, а не, например, о любви к истине или родине. Проблемы начинаются уже здесь, поскольку речь не идёт о явлении, по поводу которого существует сколь-нибудь приемлемый консенсус на уровне «мы все наблюдаем одно и то же, давайте теперь разберёмся, что это такое и как оно устроено». Нет, мы все наблюдаем разное, каждый называет любовью что-то своё, и надо, что называется, договориться о терминах. Тогда и вопрос «любовь — это феномен социокультурный, биологический или ещё какой-то?» выворачивается наизнанку.
Условно, один исследователь может сказать: «Вот у нас есть феномен, он в основе социокультурный, и давайте договоримся называть его любовью». Другой говорит: «Вот у нас есть феномен, он в основе биологический, и давайте договоримся называть его любовью».
Положим, мы пришли к выводу, что нас интересует социокультурная составляющая романтической любви. Ещё недавно очень популярной среди антропологов (речь идёт о социальной и культурной антропологии) была позиция, что романтическая любовь — это социокультурный конструкт, изобретённый европейцами где-то в Средневековье, а в мировых масштабах распространившийся сравнительно недавно. То есть все эти ахи, вздохи, идеализацию возлюбленного и прочее придумали авторы средневековых романов. Казалось бы, довольно уязвимая точка зрения, если привести примеры историй любви из литературы других культур, но, во-первых, мы эту литературу воспринимаем через призму своих представлений, а во-вторых, как возражают сторонники этой позиции, описанное в литпамятниках касается только местных элит, а то, что наблюдают антропологи на местах, ничего общего с этим не имеет. И вообще, любовь можно объявить избыточным понятием, которое дублирует другие, используемые для описания отношений между индивидами в обществе. Но раз уж любовь появилась, даже если её придумали европейcкие романисты (или, разумно тогда продолжить, древние греки), и тревожит современников, то с ней всё равно приходится разбираться.
Недавно на одном из фестивалей показывали фильм «Неспящие в Нью-Йорке» про то, как люди переживают и проживают разрыв любовных отношений. Главный спикер в этом фильме — антрополог Хелен Фишер, она занимается феноменом любви и приходит к выводу, что романтическая любовь — это зависимость, вроде наркотической. Вообще, о романтической любви, тем более предполагающей сфокусированность на единственном объекте, много критических (и справедливых) слов сказано и написано. Зато, если предполагать, что человек — это существо, наделённое не только самосознанием, но и возможностью перестраивать себя (философская антропология в этом смысле позволяет намного большую вольность, чем социальная), в том числе на социокультурном уровне, появляется возможность отказаться от «плохой» любви и придумать себе новую — получше.
То есть, например, сформулировать концепцию гармоничных отношений и заявить, что отныне именно такие отношения следует считать подлинной любовью. В принципе, так регулярно делают, но, кажется, без особого практического успеха. И вообще, возвращаясь к мнению о чисто европейском характере концепта «любовь», стоит отметить, что, как бы ни менялись представления о любви, всякий раз, когда кажется, что появилось что-то новое, следует открыть диалог «Пир» Платона и убедиться — там об этом уже сказано.
исторический аспект – тема научной статьи по философии, этике, религиоведению читайте бесплатно текст научно-исследовательской работы в электронной библиотеке КиберЛенинка
УДК 177:94
Философские науки
Гарифуллина Л. Р., студентка 1 курса исторического факультета Стерлитамакского филиала Башкирский Государственный университет
Низамова Д.
Н., студентка 1 курса исторического факультета Стерлитамакского филиала Башкирский Государственный университет Бадретдинова С. А., научный руководитель, к.и.н., доцент СФ БашГУ
ПОНЯТИЕ ЛЮБВИ В ФИЛОСОФИИ: ИСТОРИЧЕСКИЙ АСПЕКТ
Аннотация: статья посвящена анализу трансформации понятия любви в философских учениях различных исторических периодов, начиная от античности и заканчивая современностью. Рассмотрены трактовки данного понятия, его разновидности, применяемые в трудах наиболее известных представителей как западной, так и восточной философии.
Ключевые слова: любовь, античность, чувство, эпоха средних веков, божественная любовь, земная любовь, эпоха нового времени.
Abstract: the article analyzes the transformation of the concept of love in the philosophical teachings of different historical periods, from antiquity to modernity.
The interpretations of this concept, its varieties used in the works of the most famous representatives of both Western and Eastern philosophy are considered.
Keywords: love, antiquity, the feeling, the era of the middle ages, divine love, earthly love, an epoch of new time.
Любовь… Как много это слово значит для нас. Все стремятся ощутить ее каждой частичкой своего тела и души. Данное чувство мы испытываем на протяжении всей жизни: любовь к родителям, родственникам, к себе, к своей второй половинке. Но до сих пор данному слову не дано точного определения.
Люди выражают это чувство разными действиями, например, объятиями, поцелуями, словами.
На протяжении многих веков люди рано или поздно начинали задумываться о том, что такое любовь и когда она возникла. На данные вопросы также искали ответы и философы разных времен, начиная с античности и заканчивая сегодняшним днем.
Уже с античности, многие ученные утверждали, что любви в это время не было, потому что сознание людей на тот момент еще не доросло. В древнем обществе не существовало понятия индивид, каждая личность растворялась в коллективе, поэтому любовь рассматривалась не как факт личной жизни, а как универсальный процесс, в котором человек не играет решающей роли.
Еще в диалоге Платона «Пир» [2] Аристофан рассказывает миф, в котором говорит, о том, что изначально люди были трех полов, и третий пол соединял признаки обоих.
В период античности выделяли несколько аспектов любви, которые появятся в работах многих философов.
В древней Греции любовь называли разными словами: «эрос», «филия», «сторге», «агапэ».
«Эрос» у древних греков обозначал страстную половую любовь. Люди, которые относились к данному типу любви совершали безумные поступки.
Но, данное чувство было быстротечным.
Еще один аспект любви — это «филия». Это спокойное чувство. Это несколько любовь сколько влюбчивость. Она может быть обращена к друзьям, родителям, к животным, к городу и т.д.
«Агапэ» — это нежная любовь. Оно больше жертвенная и снисходящая. Именно ее впоследствии будет восхвалять христианство.
«Сторге» — это любовь привязанность, которая характерна для людей, которые не могут представить свою жизнь друг без друга.
В философии древнего мира любовь рассматривалась как слияние двух противоположных полисов мира, необходимых для гармонии. Мужское начало всегда считалось активным, а женское- пассивным.
Впервые к проблеме о любви обратился Платон, он говорил, что любовь
— это божественная сила, которая помогает человеку пройти все
преграды, она была помощником, который вел по пути нравственности и вечной красоты.
По его мнению, это был не физиологический инстинкт, который нужно было удовлетворить, а это жажда целостности, поиска своего Я.
Аристотель в своем учении показывает, что подлинная любовь обретается в взаимности, доверии, заботе.
Противоречит Платону мнение Эпикура, который утверждает, что любовь
— это только удовольствие, которые никому не вредит и не содержит в себе ничего плохого. Лукреция говорил о любви как о низкой чувственности.
Что касается эпохи средних веков, то тут происходит изменение взглядов людей на основные жизненные ценности. Данное изменение связано с установлением христианства, как мировой религии. Став носителем новой этики, религия рассматривает любовь как идеал всеобъемлющей человеческой жизни. В средние века любовь помогает приблизиться человеку к познанию Бога.
Считалась, что любовь давалась только тем, кто ее заслуживал.
Августин, будучи представителем и завершителем латинской патристики, выделял два вида любви: первая — это земная, нечистая, которая ведет к аду, она тяжелая, не позволяет получить удовлетворения от истинной красоты жизни. А вторая — святая, которая превозносит нас к небесам.
Немалый вклад в вопрос о любви внес византийский мыслитель Григорий Нисский. По его мнению, любовь — это высшая форма выражения Божественного Эроса.
Такие видные философы Персии и Арабского востока как Омар Хаям [3] и Алишер Навои отождествляли любовь с вином. Согласно им, вино, которое наливали в сосуд, то есть в человеческую оболочку, наполняло людей в духовном плане, вводя чувство любви к Богу.
В эпоху Возрождения и в философии Нового Времени понятие любви стало широко развиваться.
Стал появляться жанр философской литературы. Все ученые и мыслители стремились говорить о любви.
В своем учении видный философ Джордано Бруно представляет любовь как героическую, огненную страсть, которая окрыляет человека в стремлении познать мир.
Френсис Бэкон, английский мыслитель позднего возрождения, уважал христианскую любовь, но и уделял внимание земной любви. Для христианской любви, по его мнению, характерно собирательство всех добродетелей. Она воспитывает человека, успокаивает его душу и избавляет от лишних страстей.
В земной любви, по мнению Бэкона, человек приобретает самого себя, она спасает его от одиночества и превращает его жизнь в праздник. Но здесь же он утверждает, что любовь хороша только в комедиях, в жизни же она приносит несчастье, делаю людей одержимыми. И только слабый человек сможет позволить себе безумную страсть.
Ф. Бэкон, утверждал, что земную любовь нужно держать на особом месте, если без нее нельзя обойтись. Философ был против чрезмерной и безумной любви.
Эпоха Нового времени, вобрав в себя опыт предыдущих исторических этапов, не уступала по количеству философов, которые дали свою оценку понятию и сущности любви.
Рене Декарт в своем трактате «Страсти души» [1] утверждает, что любовь — это волнение души, которое вызвано движением «духов», которое склоняет душу к добровольному соединению с близкими предметами.
Лейбниц особое внимание уделял любви — дружбе, которая развивает в человеке черты бескорыстной и жертвенной самоотверженности. Подлинная любовь, по мнению Лейбница, стремится к совершенству и заложена в глубинах нашего Я.
По Гоббсу, Локку любовь — это сильное желание ощутить что-то приятное и все.
Божественная любовь уже уходит на задний план, а земная занимает твердые позиции.
Л. Фейербах утверждает, что любовь соединяет противоположные пола, как религиозное братство. По его мнению, любовь — это символ единства человека с человеком.
А. Шопенгауэр в книге «Мир как воля и представление» [5] утверждает, что человек, который имеет чувство любви, выступает в роли марионетки. А все остальные чувства, такие как: страсть, ревность, нежность, радость и т.д. это всего лишь маскировка. Любовь — это ловушка, а все остальное -обманчивое представление.
Любовь по М. Шелеру [4] существует независимо от наших представлений. Она материальна, как начало чувственности. Чтобы любовь стала действительностью, необходимо, чтобы был хоть один человек, который любит. Данный человек открывает своею любовью весь мир. Шелер выделил три ступени развития любви: любовь к добру, к высшим обретениям культуры и к священному.
Ж. П. Сартр говорит, что человек в любви утверждается при помощи другого, так как добивается от него своего признания. Он выявляет садомазохистский комплекс, который предусматривает пленение свободы другого, становление для него всем. Данный комплекс и считается идеалом любви.
Таким образом, понятие любви прошло длительное развитие. Изначально она была отвергнута философами, а потом прошла путь от божественной любви до земной. Любовь является одной из ведущих тем в философии. Только в любви и, проходя через нее, человек становится самим собой. Без этого чувства он является неполноценным, неживым существом, у которого нет смысла жить. Поэтому, осмысливая данную проблему, любовь человека в философии является центральным объектом изучения. Способность понять, что есть любовь была предпринята многими философами во все времена и скорее всего эта проблема будет еще долго волновать умы ученных и философов современности, ведь каждый человек видит в этом чувстве, что-то свое личное. Для всех любовь открывается по-своему, индивидуально.
Библиографический список:
1. Декарт Р. Страсти души. // Сочинения в 2 т.-Т. 1. — М.: Мысль, 1989.- С.481-572.
2. Платон — Собрание сочинений в 4 т. Т.2 / Пер. с древнегреч. Общ. редакция Л. Ф. Лосева. М.: Мысль, 1993.С.81-135.
3. Хаям О. О любви и смысле жизни. Издательство Олма Меди Групп Провещение, 2014. С. 100-144.
4. Шелер М. Трактаты о любви//сост.канд.фил.наук Зубец О.П. : М-1994, С.77-101.
5. Шопенгауэр А. Мир как воля и представление. — М.: Эксмо, 2015. С.99 — 171.
Любовь в четырёх разговорах
Ю. С.: Точно так же, как всё хотя бы отдалённо эротическое в русской литературе написано с мужской точки зрения, так и культ дружбы — это всегда культ мужской дружбы.
От Дениски и Мишки до Ивана Ивановича и Ивана Никифоровича. А как речь заходит о женском общении, так сразу — дама приятная и дама приятная во всех отношениях. То есть какие-то заведомо недостойные серьёзного внимания финтифлюшки с присущим им непостоянством и коварством. Принижающие стереотипы, свойственные мужскому взгляду.
П. Р.: И отсюда вырос стереотип о том, что женщина не умеет дружить.
Л. О.: Уже упомянутый Варей роман Байтова «Любовь Муры», конечно, тоже многое может нам про это рассказать. Мы в нём находим и сторге, и эрос, и филию в разных пропорциях. Но вот, Юра, вы говорите про Ивана Ивановича и Ивана Никифоровича, а это замечательнейший антипример того, что мы сегодня обсуждаем. Вроде бы их «сам чёрт связал верёвочкой — куда один, туда и другой плетётся», не было двух других таких приятелей во всём Миргороде. Но как только возникает пустяшный пробный камень, как часто у Гоголя, сущий анекдот, эта дружба сменяется полной своей противоположностью.
Они ненавидят друг друга с той же страстью, с которой дружили, просто меняется модуль чувства, которое им было необходимо, чтобы поддерживать своё существование. Это не любовь и не дружба.
В. Б.: Это модель любой школьной и подростковой дружбы, мне кажется. Она переходит от любви к ненависти и обратно довольно быстро.
Л. О.: Ну возможно, но они не были школьниками. Мне вообще кажется, что современное понимание детской дружбы очень многим обязано «Гарри Поттеру». Всё это, безусловно, ещё и бесконечный материал для фанфикшна. Может быть, весь фанфикшн с его идеей шипперинга Желание фанатов, чтобы те или иные герои произведений или поп-звёзды вступили в романтические отношения. Часто присутствует в фанфикшне и фан-арте. , того, кто с кем наконец начнёт встречаться и любить друг друга, произрастает именно из этого обилия филии, разлитой в оригинальных текстах.
В. Б.: Если говорить про советскую подростковую или юношескую любовь, то там, действительно, мотив товарищества был важен.
Если уж из взрослой советской литературы секс был изгнан, то что говорить о подростковой? Можно вспомнить образцовую советскую книгу о первой любви — «Дикая собака динго»: там присутствует любовный треугольник, тем не менее все чувства, объединяющие героев, — в первую очередь именно товарищеские: они приходят друг другу на выручку, они объединены какими-то общими устремлениями. Если взять американскую подростковую литературу, мы увидим совершенно другую картину, хотя бы у Сэлинджера: там девочки с Венеры, а мальчики — с Марса, их объединяет только эротическое чувство, которое уж потом может перерасти в дружеское.
Л. О.: А у Харпер Ли, например, нет. Я последний человек, который стал бы цитировать Сергея Михалкова, да, но вот стихотворение:
Мальчик с девочкой дружил,
Мальчик дружбой дорожил,
Как товарищ, как знакомый,
Как приятель он не раз
Провожал её до дома
До калитки в поздний час.Очень часто с нею вместе
Он ходил на стадион,И о ней как о невесте
Никогда не думал он.Но родители-мещане
Говорили так про них:
«Поглядите! К нашей Тане
Стал захаживать жених!»
Дальше продолжаются шуточки про тили-тили-тесто. А кончается тем, что дружба умерла, «умерла от плоских шуток, / злых смешков и шепотков, / от мещанских прибауток, / дураков и пошляков».
П. Р.: И у кого такого не было? У всех такое было.
Л. О.: В Советском Союзе этот момент следовало ценить совершенно отдельно. Никаких сообщающихся сосудов от дружбы к любви тут не могло быть, в противном случае это эксцесс, как в фильме «А если это любовь?».
Мне хочется сразу три советских текста вспомнить. Первый — «Как закалялась сталь» Островского, где Павел Корчагин, путешествуя с Ритой Устинович, испытывает к ней безусловное влечение. «Для него Рита была неприкосновенна, это был его друг и товарищ по цели, его политрук, и всё же она была женщиной. Он это впервые ощутил у моста, и вот почему его так волнуют её объятия». Он подавляет в себе это нетоварищеское чувство, они разъезжаются, она даже некоторое время думает, что он погиб, потом они встречаются снова, и между ними происходит примечательный разговор, полный экивоков, намёков и, наконец, прямых вопросов:
— Остаётся пожалеть, Павел, что этот разговор происходит через три года после того, как он должен был произойти, — сказала Рита, улыбаясь в каком-то раздумье.
— Не потому ли жаль, Рита, что я никогда не стал бы для тебя больше, чем товарищем?
— Нет, Павел, мог стать и больше.
— Это можно исправить.
— Немного поздно, товарищ Овод. — Рита улыбнулась своей шутке и объяснила её:
— У меня крошечная дочурка, у неё есть отец, большой мой приятель. Мы все втроём дружим, и трио это пока неразрывно.
Тут каждое слово значимо: и «пока», и «дружим», и «большой приятель». Это на самом деле аналог любовного объяснения в куртуазном обществе с помощью
«флирта цветов»
Игра, в которой участники обмениваются карточками с названиями цветов и короткими репликами, намекающими на романтические отношения. Получила распространение в России во второй половине XIX века.
. При этом Павел Корчагин здесь говорит, что ему очень больно это слышать, но он приобрёл больше, чем потерял. Он приобрёл человека, про которого знал, что между ними могло что-то быть, и он искренне рад новой встрече. В общем, это всё переводится в позитивное созидательное русло.
Любовь — что это? Что такое христианская любовь, что значит «любить ближнего»
Откуда произошло слово «любовь»? Что такое христианская любовь? Что есть любовь к Богу, а что — любовь к ближнему?
Содержание статьи
Что такое любовь?
Если мы внимательно всмотримся в жизнь человеческую, то непременно уразумеем, что в ней проявляется и ею управляет любовь, приносящая счастье и блаженство, или же — самолюбие, вносящее в жизнь различные беспорядки и страдание. Можно также видеть, что нередко эти различные свойства духа человеческого, встречаясь в жизни одного и того же человека, а также в жизни целых народов, обществ и семейств, постоянно враждуют между собой. Если в этой борьбе побеждает любовь, в жизни царят мир, счастье, радость, довольство, блаженство. Но когда преобладает самолюбие, то возникают непорядки: вражда, борьба, ненависть и злоба.
Вообще, любовь всех умиротворяет, объединяет, сближает, даруя счастье без всякой зависимости от материального довольства и наслаждений естественной жизнью.
Наоборот, самолюбие, даже при внешнем благополучии, всегда возбуждает недовольство, вселяет беспокойство и злобу в сердце человека, производит раздоры, разделяет народы, общества, семейства. Словом, где любовь — там счастье и блаженство, а где самолюбие — там зло и страдания.
Любовь с христианской точки зрения
Господь наш Иисус Христос оставил нам две основные заповеди, на которых основан весь Закон Божий, а именно – заповеди о любви:
- Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душею твоею и всем разумением твоим.
- Возлюби ближнего твоего, как самого себя (Мф. 22,37 и 39).
Что же есть любовь? Святые Отцы дают такое определение: Бог есть Любовь. Значит, вся любовь всего мира есть Бог.
Наш человеческий язык крайне ограничен и беден. Мы не в состоянии выразить достаточно четко и определенно всю бесконечную гамму личных и взаимных чувств между людьми, начиная с природной, естественной любви и кончая совершенной любовью Христовой, которые обычно заключаем в одном слове любовь.
Это слово вмещает в себя множество различных понятий и чувств, которые выразить словами невозможно, и только некоторые эпитеты помогают нам уточнить это слово, например: любовь Христова, брачная, к врагам – однако и они не дают достаточной четкости определения чувств.
Любовь: этимология термина
В словаре древнегреческого языка для определения в слове понятия любви служат четыре глагола — ἐρᾶν, φιλεῖν, στέργεῖν, ἀγαπᾶν, а также соответствующие им имена. Два из них — φιλεῖν и ἀγαπᾶν встречаются в греческом тексте Нового Завета. Однако чтобы понять специфику словоупотребления и семантики этих глаголов в языке Св. Писания, нам необходимо будет предварительно обратиться к их функционированию в языке классическом или, как это вернее было бы сказать применительно к нашей теме, к греческому языку доновозаветного периода.
Ἐρᾶν
Ἐρᾶν, или, в поэтическом языке — ἐρᾶσθαι означает: направлять на объект всецелостное чувство, ради него чувствовать и воспринимать. Это значение постоянно для всех лексико-семантических вариантов.
Если объектом являются личности, то ἐρᾶν может означать:
1) Чувственную любовь, которая бывает недостойной, когда речь, например, идет о супружеской измене или когда все содержание чувства сводится к физическому сожительству.
2) Высокую степень чувства, страстную любовь в более широком смысле.
Когда речь идет о неживых предметах, ἐρᾶυ понятийно близко подходит к ἐπιθυμεῖν, так что с инфинитивом соответствует русск. желать.
Φιλεῖν
Φιλεῖν — глагол отыменный. Φίλος же происходит от местоименного корня. Убедительная и совершенно безупречная этимология отсутствует, зато очевидно происхождение от корня, связанного со значением “свой”, “собственный”.
О значении φιλεῖν прежде всего следует сказать, что оно более всего соответствует русск. любить и имеет антонимами μισεῖν и ἐχθαίρεν. Φιλεῖν означает в сущности внутреннюю склонность к лицу, а в некоторых случаях, где изложение не допускает никакой непристойности, также и чувственную любовь.
Но главный оттенок значения этого глагола — склонность к лицу, проистекающая из внутренней общности, из личного общения. У Гомера мы найдем значение “по-дружески поддерживать”, “дружески общаться с кем-либо”, “относится по-дружески”. Часто в этом смысле употребляется применительно к отношению богов, когда они поддерживают людей в их делах. О людях: любезно принимать других у себя.
Уже после Гомера развилось значение “целовать” (с прибавлением τῷ στόματι и без него), так как это по сути означает внешнее выражение задушевной общности или близости любящих или друзей.
С добавлением αυτόν φιλεῖν приобретает значение себялюбия.
Далее это слово применяется ко всякому виду любви к тем лицам, с которыми мы состоим в каких-либо близких отношениях и при том, по объяснению Аристотеля (Arist. Khet. I, II), ради и из-за них самих.
Как чувство естественно развивающееся, φιλεῖν не имеет морального или моралистического оттенка. Этой любовью дурной человек может любить дурного, а хороший — хорошего.
Здесь же — склонность или приверженность к какой-либо группе, партии, к государству, к народу в тех случаях, когда она не особенно глубока и искренна (в последнем случае грек употребил бы στέργεῖν).
Применительно к неодушевленным объектам φιλεῖν означает приязнь к предметам, явлениям, которые нам милы или дороги, обладание которыми или контакт с которыми нам приятны. При этом сохраняется отсутствие моралистического оттенка, и сюда включаются скверные и достойные презрения склонности. С инфинитивом получается значение весьма близкое к лат. solere — “делать охотно, иметь обыкновение”. Φίλος — друг, человек, с которым мы связаны узами взаимной любви. Наиболее характерен для этого слова как раз оттенок личной симпатии, внутренней склонности. Также и φιλία — дружественное отношение, нежное выражение внутреннего расположения любящих.
Στέργεῖν
Στέργεῖν этимологически сближается с кельтскими названиями любви: древнеирл. serc; галльск. serch; бретонск.
serc’h (наложница). Принимается во внимание еще праслав. *stergti, *strego “стеречь”; и.-е. *sterg/sterk с чередованием k/g.
Στέργεῖν означает не страстную любовь или склонность, не порыв к объекту, который овладел нашим сердцем и является целью наших устремлений, а напротив, спокойное, постоянное, непрерывное чувство любящего, в силу которого он осознает объект любви как близко ему принадлежащий, тесно с ним связанный, и в этом признании обретает душевный мир. Такова любовь к родителям, жене или мужу, к детям, к ближайшим родственникам вообще, а затем к вождю, царю, отечеству.
В στέργεῖν проявляется душевная склонность, которая присуща человеку от природы; это слово относится к органической, родовой связи, не расторгаемой в силу этой прирожденности даже злом, а не к склонности, проистекающей из общения с лицом, вещью (φιλεῖν) и не к вырывающейся наружу и ищущей удовлетворения страсти (ἐρᾶν). В силу этого при соединении с именами вещей или абстрактных понятий στοργεῖυ сохраняет нравственную окраску.
По этой же линии нерасторжимости, прирожденной эмоциональной связи возникает значение “довольствоваться, быть довольным, удовлетворяться”. Как указывает Шмидт, στέργεῖν может означать “спокойно и с терпеливо выжидающим чувством смиряться с неизбежным” (часто по отношению к окружающим нас обстоятельствам и вещам).
Заканчивая разбор словоупотребления στέργεῖν, уместно будет привести замечание Шантрена о том, что “семантическое поле στέργεῖν явно отлично от φιλεῖν и частично совпадает с ἀγαπᾶν”.
Ἀγαπᾶν
Ἀγαπᾶν или, у Гомера, ἀγαπάζευν прежде всего означает любовь, проистекающую из рассудочной оценки, поэтому не страстную, как ἐρᾶν, и не нежную любовь детей и родителей, как στέργεῖν. В общегреческом словоупотреблении глаголов любви ἀγαπᾶν выражает слабейшую эмоцию, которая больше соответствует русск. ценить, чем любить. Да это и понятно: чем более рассудок отдает себе отчет в симпатии или чувстве, тем менее такая любовь является непосредственной и внутренней.
Ἀγαπᾶν может значить даже “правильно оценивать”, “не переоценивать”. А так как оценка основывается на сравнении, сравнение же подразумевает выбор, то ἀγαπᾶν включает в себя понятие свободно избирающего объект направления воли. С другой стороны, ἀγαπᾶν может быть сказано и о тех людях, которые оценивают что-либо (вещи, обстоятельства) как удовлетворяющие их и не стремятся к иному.
Остановимся на соотношении ἀγαπᾶν и φιλεῖν. Первый глагол, как более рассудочно-моральный, не включает в себя понятие непосредственно из сердца исходящего действия, которое выявляет внутреннюю склонность, и, естественно, лишен значений “делать что-либо охотно”, “иметь обыкновение что-либо делать”, а также “целовать”. К тому же ἀγαπᾶν не является (как φιλεῖν) склонностью, соединенной с самим лицом, но скорее с его признаками и свойствами. Аристотель объясняет это следующим образом (Rhet. 1, 11): “быть любимым значит быть ценимым ради самого себя”, то есть не по каким-то внешним причинам, а именно из-за самой личности любимого. Таким образом ἀγαπῶν описывает качества личности, а φιλῶν — саму личность. Первый означает, что человек отдает себе отчет в своей склонности, у второго в значении заложено, что она проистекает непосредственно из общения. Поэтому в первом случае чувство окрашивается морально, а во втором подобной характеристики не имеет.
На основании вышесказанного можно сделать вывод, что основным значением для φιλεῖν, при всей широте семантического поля этого слова, являлась любовь естественной склонности, чувство, не определяемое ни рассудком, ни направле-нием воли — лат. amare, в то время как характерной чертой ἀγαπᾶν было обозначение любви как направления воли, как склонности, определяемой рассудком и нравственным чувством: лат. diligere. Практически все исследователи указывают на сходство соотношения между diligere и amare с тем соотношением, которое имеется между ἀγαπᾶν и φιλεῖν.
Таким образом, наиболее характерные черты четырех глаголов любви суть следующие:
Ἐρᾶν относится к любви страстной, выражает преимущественно аффективную и чувственную ее сторону; страсть к вещам; с инфинитивом — “желать, жаждать”. Эмоция, безусловно носящая ярко выраженный личный характер.
Στέργεῖν — непрерывное, внутреннее, нерасторжимое даже через зло чувство к лицам или сообществам, с которыми у субъекта существуют надличные, родовые, а из родовых — и общественные связи.
Ἀγαπᾶν — “ценить”; чувство происходящее более из соответствующей оценки рассудка, оно не сильно и не нежно, а скорее суховато. В кругу значений ценить ⇒ сравнивать ⇒ выбирать подразумевает любовь как направление воли, определяемой рассудком. Тo же и об обстоятельствах: удовлетворяться ими в результате умения оценить через сравнение.
Φιλεῖν — здесь мы приведем характеристику о. П. Флоренского: “1. Непосредственность происхождения, основанная на личном соприкосновении, но не обусловленная одними лишь органическими связями — естественность; 2. Направленность в самого человека, а не только оценка его качеств; 3. Тихий, задушевный, нерассудочный характер чувства, но в то же время и не страстный, не импульсивный, не безудержный, не слепой и не бурный.
4. Близость и притом личная, нутряная”.
Абстрактные существительные, по выражению Шмидта, показывают “крайности значений”. В самом общем виде можно предложить следующие соответствия: ἔρως — страсть, στοργή — привязанность, φιλία — приязнь. О ἀγάπη речь пойдет ниже.
Любовь в Священном писании
«Заповедь новую даю вам, да любите друг друга» (Ин 13:34). Но ведь о любви, о ценности и высоте любви мир знал и до Христа, и разве не в Ветхом Завете находим мы те две заповеди — о любви к Богу (Втор 6:5) и о любви к ближнему (Лев 19:18), про которые Господь сказал, что на них утверждаются закон и пророки (Мф 22:40)? И в чем же тогда новизна этой заповеди, новизна, притом не только в момент произнесения этих слов Спасителем, но и для всех времен, для всех людей, новизна, которая никогда не перестает быть новизной?
Чтобы ответить на этот вопрос, достаточно вспомнить один из основных признаков христианской любви, как он указан в Евангелии: «любите врагов ваших». Помним ли мы, что слова эти заключают в себе не иное что, как неслыханное требование любви к тем, кого мы как раз не любим? И потому они не перестают потрясать, пугать и, главное, судить нас.
Правда, именно потому что заповедь эта неслыханно нова, мы часто подменяем ее нашим лукавым, человеческим истолкованием ее — мы говорим о терпении, об уважении к чужому мнению, о незлопамятстве и прощении. Но как бы ни были сами по себе велики все эти добродетели, даже совокупность их не есть еще любовь.
Только Бог любит той любовью, о которой говорится в Евангелии. Человек не может так любить, потому что эта любовь есть Сам Бог, Его Божественная природа. И только в Боговоплощении, в соединении Бога и человека, то есть в Иисусе Христе, Сыне Божием и Сыне Человеческом эта Любовь Самого Бога, лучше же сказать — Сам Бог Любовь явлены и дарованы людям. В том новизна христианской любви, что в Новом Завете человек призван любить Божественной Любовью, ставшей любовью Богочеловеческой, любовью Христовой. Не в заповеди новизна христианской любви, а в том, что стало возможно исполнение заповеди. В соединении со Христом в Церкви, через Таинства Крещения и Причащения Телу и Крови Его, мы получаем в дар Его Любовь, причащаемся Его любви, и она живет и любит в нас.
«Любовь Божия излилась в сердца наши Духом Святым, данным нам» (Рим 5:5), и Христом заповедано нам пребывать в Нем и в Его любви: «пребудьте во Мне, и Я в вас <…> ибо без Меня не можете делать ничего <…> пребудьте в любви Моей» (Ин 15:4-5,9).
Пребыть во Христе — это значит быть в Церкви, которая есть жизнь Христова, сообщенная и дарованная людям, и которая поэтому живет любовью Христовой, пребывает в Его любви. Любовь Христова есть начало, содержание и цель жизни Церкви. Она есть, по существу, единственный, — ибо все остальные объемлющий — признак Церкви: «по тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою» (Ин 13:35). В любви — святость Церкви, потому что она «излилась в сердца наши Духом Святым». В любви — апостольство Церкви, потому что она всегда и всюду есть все тот же единый апостольский союз — «союзом любви связуемый». И «если я говорю языками человеческими и ангельскими <…> Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, — то я ничто.
И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы» (1 Кор 13:1-3). А потому только любовь всем этим признакам Церкви — святости, единству и апостольству сообщает действительность и значимость.
Но Церковь есть союз любви не только в том смысле, что в ней все любят друг друга, но прежде всего в том, что через эту любовь всех друг к другу она являет миру Христа и Его любовь, свидетельствует о Нем, любит мир и спасает его любовью Христовой. Она любит во Христе — это значит, что в Церкви Сам Христос любит мир и в нем «каждого из братьев сих меньших». В Церкви каждый таинственно получает силу всех любить «любовью Иисуса Христа» (Флп 1:8) и быть носителем этой любви в мире.
Этот дар любви преподается в Литургии, которая есть таинство любви. Мы должны понять, что в Церковь, на Литургию мы идем за любовью, за той новой Богочеловеческой любовью Самого Христа, которая даруется нам, когда мы собраны во имя Его. В церковь мы идем, чтобы Божественная любовь снова и снова «излилась в сердца наши», чтобы снова и снова «облечься в любовь» (Кол 3:14), чтобы всегда, составляя Тело Христово, вечно пребывать в любви Христа и ее являть миру. Через литургическое собрание исполняется Церковь, совершается наше приобщение ко Христу, к Его жизни, к Его любви, и составляем «мы многие — одно тело».
Но мы, слабые и грешные, можем только захотеть этой любви, приготовить себя к ее приятию. В древности поссорившиеся должны были помириться и простить друг друга прежде, чем принять участие в Литургии. Все человеческое должно быть исполнено, чтобы Бог мог воцариться в душе. Но только спросим себя: идем ли мы к Литургии за этой любовью Христовой, идем ли мы так, алчущие и жаждущие не утешения и помощи, а огня, сжигающего все наши слабости, всю нашу ограниченность и нищету и озаряющего нас новой любовью? Или боимся, что эта любовь действительно ослабит нашу ненависть к врагам, все наши «принципиальные» осуждения, расхождения и разделения? Не хотим ли мы слишком часто мира с теми, с кем мы уже в мире, любви к тем, кого мы уже любим, самоутверждения и самооправдания? Но если так, то мы и не получаем этого дара, позволяющего действительно обновить и вечно обновлять нашу жизнь, мы не выходим за пределы себя и не имеем действительного участия в Церкви.
Не забудем, что возглас «возлюбим друг друга» есть начальное действие Литургии верных, евхаристического священнодействия. Ибо Литургия есть таинство Нового Завета, Царства любви и мира. И только получив эту любовь, мы можем творить воспоминание Христа, быть причастниками плоти и крови, чаять Царства Божьего и жизни будущего века.
«Достигайте любви» — говорит Апостол (1 Кор 14:1). И где достичь ее, как не в том таинстве, в котором Сам Господь соединяет нас в Своей любви.
Любовь к ближнему
Как сочетается идея удаления от людей с заповедью о любви к ближнему? Нет ли в этом бегстве от людей, характерном для таких столпов монашества, как Арсений Великий, бегства от самого Христа, повелевшего «возлюбить ближнего, как самого себя», и не ведет ли такого рода самоизоляция к утрате или отсутствию любви к людям?
Исаак, во всяком случае, убежден, что нет. Напротив, удаление от людей ведет к приобретению любви:
Та заповедь, в которой сказано «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всем умом твоим больше всего мира и материи и всего материального», бывает исполнена, когда ты терпеливо пребываешь в безмолвии своем.
И заповедь о любви к ближнему заключена в нем же. Хочешь ли, по евангельской заповеди, приобрести в душе твоей любовь к ближнему? Удались от него, и тогда возгорится в тебе пламя любви к нему, и радоваться будешь при лицезрении его, как при видении светлого ангела. Хочешь ли также, чтобы жаждали твоего лицезрения любящие тебя? Имей свидание с ними только в определенные дни. Опыт — поистине учитель для всех.
Очевидно, что Исаак не дает здесь рекомендаций, относящихся ко всем людям вообще, но говорит о своем собственном опыте — отшельника по призванию — и об опыте отшельников своего времени. Речь идет о специфически монашеском опыте приобретения любви к людям в результате отказа, хотя бы по временам, от общения с ними.
Тем, кто далек от монашеской жизни или кто знает о ней лишь теоретически, по книгам, нелегко бывает воспринять подобного рода опыт. Парадокс этого опыта заключается в том, что, удаляясь от мира, отшельники не отворачиваются от людей и даже тогда, когда они в буквальном смысле слова «бегают людей», они своим бегством служат людям.
Занимаясь спасением собственной души вдали от людей, отшельник способствует спасению других. Двенадцать веков спустя после Исаака Сирина другой великий монах выскажет то, что всегда было аксиомой монашеского делания: «Стяжи дух мирен, и вокруг тебя спасутся тысячи». Исаак убежден, что главное дело монаха заключается в очищении своего внутреннего человека: это важнее общения с людьми и всякой деятельности, направленной на пользу других. Подобная деятельность особенно опасна, если душа отшельника еще не очищена и страсти еще не умерли в ней. Было много людей, — говорит Исаак, — которые прославились своей активностью во внешнем доброделании, однако из–за постоянного пребывания в гуще мирских дел не успевали заботиться о собственной душе:
Многие совершали чудеса, воскрешали мертвых, трудились в обращении заблудших и творили великие знамения; руками их многие были приведены к богопознанию. И после всего этого сами они, оживотворявшие других, впали в мерзкие и гнусные страсти, умертвили самих себя и для многих сделались соблазном… потому что они были еще в душевном недуге и не заботились о здравии душ своих, но пустились в море мира сего исцелять души других, будучи еще сами немощными, и утратили для душ своих надежду на Бога.
Ибо немощь их чувств была не в состоянии встретить и вынети пламя того, что обычно приводит в возбуждение лютость страстей…
Исаак не отрицает добрые дела, но лишь указывает на необходимость стать духовно здоровым прежде, чем выходить в мир для исцеления других. Человек принесет гораздо больше пользы другим, когда сам достигнет духовной зрелости и получит необходимый опыт внутренней жизни. Глубину внутренней жизни нельзя заменить внешней активностью, даже если речь идет об апостольском служении, столь необходимом для других:
Прекрасное дело — учить людей добру и постоянной заботой приводить их от заблуждения к познанию истины. Это путь Христа и апостолов, и он весьма высок. Но если человек при таком образе жизни и частом общении с людьми чувствует, что совесть его слабеет при воззрении на внешнее, безмолвие его нарушается и знание его помрачается… и что, желая врачевать других, губит он свое собственное здоровье и, оставляя собственную свободу воли своей, приходит в смятение ума, то пусть он… возвратится вспять, чтобы не услышать от Господа сказанного в пословице: Врач, исцели самого себя.
Пусть осуждает он себя и следит за своим здоровьем, и вместо чувственных слов его пусть будет поучительной его добродетельная жизнь, и вместо звука из уст его пусть учат дела его. И когда узнает, что душа его здорова, тогда пусть приносит пользу другим и исцеляет их своим здоровьем. Ибо когда будет вдали от людей, тогда может больше сделать им добра ревностью о добрых делах, чем мог бы сделать словами, когда он еще сам немощен и больше, чем они, нуждается в исцелении. Ибо если слепой поведет слепого, оба они упадут в яму.
Таким образом, нужно сначала исцелить собственную душу, а потом уже заботиться о душах других.
Любовь в браке
Тема христианской семьи — очень важная для обсуждения: об этом много пишут, издаются книги, и в том числе очень часто звучит мнение, что цель христианской семьи – это деторождение, чадородие. Но с этим соглашаться нельзя, потому что деторождение не может быть целью именно христианской семьи. Потому что тогда христианская семья никак не может отличаться от семьи мусульманской, от семьи буддистской, от семьи атеистической, от семьи каких-нибудь диких племен.
Здесь есть какая-то подмена, потому что деторождение — это не цель. Деторождение — это природа брака.
Целью брака, особенно брака христианского, может быть только любовь, приводящая супругов в Царствие небесное, любовь, которая соделывает из двух – единое существо. Да будут два в плоть едину — это говорит не только о том, что два супруга соединяются в интимном соитии, но и в том, что двое становятся единым существом в таинстве брака. Интимные отношения не являются исключительно средством репродукции. Интимные отношения — важная составляющая супружеской жизни, которые делают отношения двух людей наполненными нежностью, трепетом, восторгом.
К сожалению, слишком часто приходится слышать, что половое влечение связано с последствиями грехопадения.
Но все, что сегодня связано с человеком, связано с грехопадением, например, голод, холод и т.д. В том числе и половое влечение. Но это не говорит о том, что само по себе половое влечение невозможно было до грехопадения.
Если мир сотворен изначально двуполым, то тогда должно быть стремление полов друг к другу. Если еще в раю человеку была дана заповедь «плодитесь и размножайтесь», то без влечения одного к другому эта заповедь была бы совершенно неосуществима.
Или другая мысль: интимные отношения – это, якобы, некоторая поблажка человеческой природе, которая удерживает ее от блудного греха. В таком случае супружеские отношения сводят к каким-то примитивным связям двух любящих людей, которые ужасно греховные, настолько греховные, что им бы только вот добраться до какого-нибудь безобразия. Чтобы не соблудить – надо иметь супруга, а чтобы не убить, что надо делать? Чтоб не украсть? Чтоб не лгать?
В одном из монастырских подворий Москвы священник — это был, конечно, иеромонах – в воскресной проповеди, причем в присутствии детей воскресной школы, давал советы с дотошностью, присущей маркизу де Саду, в какие дни и часы, вплоть до минут супруги имеют на ЭТО право, а в какое время – никак не имеют, и с какой минуты это становится грехом.
Но нужно твердо знать — Церковь не имеет права лезть в постель и давать какие-либо рекомендации! Священник должен отступить в сторону и сказать супругам: «Это ваша жизнь».
Или вот мне попался в руки студенческий альманах православного миссионера «Призвание» номер один, стр. 65, в котором кандидат богословия советует супругам брать пример интимных отношений с животных.
Цитирую: «У высокоразвитых животных родовая жизнь и инстинкт продолжения рода занимает очень важное место, но при этом физиологические отношения носят сезонный характер, они совершенно прекращаются с рождением детенышей, и животные полностью переключаются на заботу о потомстве. Некоторые животные, например, волки и еноты, могут послужить поучительным примером родительской любви и супружеской верности для иных воцерковленных православных. Да, животные тоже испытывают плотскую радость и некоторое воодушевление в период брачных игр, но турниры самцов в период брачных игр никогда не заканчиваются чьей-либо смертью, а от неразделенной любви животные не убегают на край света и не кончают с собой. А у людей?», — вопрошает автор.
Вот вы смеетесь, а это не смешно. Это же дико! Кандидат богословия, человек, облеченный священным саном всю вот эту вот шизофрению двигает в массы. И это на каждом шагу. Именно потому, что об этом Церковь пока молчит. И на эти вопросы ответов не находится, и не ищется. Эти вопросы пока даже не ставятся.
Что главное в браке? Когда люди по любви соединяются, они не потребляют друг друга, а наоборот, друг другу себя отдают, и это, мне кажется, главная функция супружеских отношений. Не потреблять, не пожирать друг друга, не выжимать максимум для себя лично, потому что тогда ни о какой любви речь не идет, потому что тогда человек использует другого.
Вокруг сегодня все друг друга используют, а христиане – не используют, наш принцип – самоотдача. Никто в браке – ни мужчина, ни женщина, — не могут требовать от другого таких вещей, которые могут доставить любимому некую тяжесть. Один другому уступает, только так! Очень мягко, интимно, а не так, что ты мне должен, ты мне должна.
Фильмы о Правмире:
Протоиерей Алексий Уминский. О любви, сексе и религии
Епископ Пантелеимон (Шатов) о любви
Протоиерей Андрей Лоргус. О любви, сексе и религии
Протоиерей Максим Первозванский. Сохранить любовь
О празднике семьи, любви и верности
Почему любовные отношения становятся всё более рациональными, с чем связана тревожность в обществе и из-за чего все хотят быть особенными? Рассказывает социолог
Как эмоциональный капитализм делает нас более рациональными в любви, почему в современном мире люди не хотят ничего выбирать и строить отношения и откуда в обществе нетолерантность к плохим эмоциям?
«Бумага» публикует лекцию социолога Полины Аронсон «У любви у нашей села батарейка: как капитализм меняет наши представления об эмоциях».
У группы Pet Shop Boys есть песня «Love is a bourgeois construct» («Любовь — это буржуазное понятие»). В ней лирический герой поет о том, что любовь — привилегия аристократии. Несмотря на всю иронию произведения, Pet Shop Boys уловили одну очень важную вещь — мы живем при эмоциональном режиме, который социологи называют эмоциональным капитализмом. Он характеризуется тем, что чувства и переживания воспринимаются как управляемые, классифицированные и их можно посчитать и измерить.
Субъект эмоционального капитализма во всем стремится к эффективности и верит в то, что его чувствами можно управлять. В конце 1950-х годов американский социолог Филипп Рифф в своей книге «Фрейд: Ум моралиста» назвал этот тип субъекта «психологическим человеком» и описывает его так: «антигероический, расчетливый, тщательно ведущий счет тому, чем он доволен, а чем — нет, рассматривающий отношения, не приносящие выгоды, как грехи, которых надо избегать».
Психологический человек — это технократ, который верит, что применение правильных средств в правильное время может расправить спутанную природу наших эмоций.
В отличие от влюбленных прошлого, которые теряли над собой контроль и вели себя как потерявшиеся дети, субъект эмоционального капитализма подходит к своим эмоциям методически и рационально. Он посещает психоаналитика, читает книги по самосовершенствованию и участвует в терапии для пар. Более того, он может выучить «языки любви», пользоваться нейролингвистическим программированием или дать оценку своим чувствам.
Приятельница мне недавно рассказывала, как познакомилась с молодым человеком в Tinder, и после встречи он спросил, может ли она оценить удовлетворенность свиданием по шкале от нуля до десяти. Такую ситуацию многие из нас оценили бы как абсурдную. Но она воплощает вот эту рациональность «психологического человека».
Важнейшим инструментом формирования этого рационального субъекта является психология — в особенности, в ее массовом, популярном изводе. Энтони Гидденс назвал self help — основной жанр поп-психологии — «фундаментальными текстами нашего времени». Именно эти тексты становятся сегодня инструментами создания рефлексивной личности, постоянно оценивающей себя и адаптирующей себя к меняющейся социальной реальности.
Эмоциональный капитализм, как и капитализм в целом, имеет разные формы и разные этапы. Вторую половину ХХ века можно охарактеризовать как «производительный эмоциональный капитализм». Его императивом была совместная работа партнеров над общим проектом — длительными интимными отношениями. Это во многом связано с тем, что счастливое осуществление этого проекта оказалось напрямую связано с социальной мобильностью: в раннем модерне происходит слияние логики эмоционального и институционального.
Если до эпохи романтизма любовь существовала отдельно от института брака, то с конца XIX века интимный (любовный) проект можно завершить институциональным — браком. Об этом социологи — Ульрих Бек, Никлас Луман, Энтони Гидденс — писали еще в 1990-е: на интимные отношения в ХХ веке возлагается очень большая задача по социализации личности. Соответственно, возникают риски и тревога из-за того, что эта задача социализации не осуществится.
via GIPHY
Для многих людей брак до сих пор — социальный лифт и способ доступа к разным социальным благам.
Недавно я брала интервью у американского социолога Лори Эссиг, и она рассказала мне, что такое брак в США с точки зрения социального статуса. Для американца брак — это проект, от успеха которого зависит практически всё: доступ к медицинской страховке, образованию, налоговый статус и так далее. Поэтому в Америке так сильна рационализация романтического — если этот проект даст слабину, вам грозит нисходящая социальная мобильность, вы можете просто оказаться в другой социальной страте.
В странах Скандинавии, Германии и других государствах с развитой социальной политикой дела обстоят несколько иначе, но и там брак продолжает осуществлять эту функцию социализации. Поэтому над отношениями надо работать — это и есть этот производительный императив.
Логика производительного «эмоционального капитализма» повсеместно внедряется и становится ведущей в понимании того, как устроены отношения и что с ними делать. В основе этой логики, по моему представлению, четыре основных принципа:
Автономность — прежде, чем вы начнете работать над отношениями, нужно для начала хорошенько поработать над собой.
В этой работе вы обнаруживаете свои подлинные эмоции, раскапываете ваше истинное «Я». И только после этого можете каким-то образом осуществлять успешное социальное взаимодействие с другими людьми, в том числе интимного характера.
Договор — субъекты вырабатывают уникальный кодекс поведения, призванный удовлетворять психологические потребности и учитывать особенности обоих партнеров.
Выбор — субъекты находятся в поисках партнера, с которым можно наиболее оптимально заключить такого рода договор. То есть ищут человека, который наилучшим образом понимает эти потребности и особенности и будет готов в течение долгого времени с ними сосуществовать.
Отношения — слово, которое описывает эту форму взаимодействия. На самом деле это достаточно новый концепт. Если вы почитаете классические русские романы, там герои не говорят об отношениях: у Вронского и Анны не отношения, а любовь — это разные категории.
Отношения — категория, описывающая рационализированное, основанное на самопознании и познании другого человека социальное взаимодействие.
Критики эмоционального капитализма противопоставляют понятие «отношения» понятию «любовь». Американский философ Алан Блум отмечал еще 25 лет назад: «„Отношения“ — это бледное, псевдонаучное слово, сама невнятность которого делает крепкие привязанности невозможными. Этот способ описания связей между людьми опирается на идею ненадежности наших привязанностей, на предположение о том, что мы представляем из себя отдельные атомы, сбивающиеся в кластеры лишь по прихоти, а не по необходимости — ситуация, которая делает возможными, в лучшем случае, лишь контрактные отношения. <…> Нужно быть совершенно бесчувственным бревном, чтобы говорить о своей самой великой любви как об „отношениях“. Можно ли сказать, что у Ромео и Джульетты были „отношения“?»
Сегодня мы наблюдаем переход от капитализма производительного к капитализму событийному: как в сфере рыночной, так и в сфере эмоциональной.
Популярная платформа Fiverr, приложение для фрилансера и его заказчика, построена на том же принципе, что и Tinder — мэтчинг. Оба этих приложения имеют философию постоянной сборки, постоянного переформатирования вашего социального поля, стройки, на которой вы ищете новые компоненты.
Эти приложения наглядно показывают, как живет сейчас большая часть городского образованного населения: с 9 до 18 мы сидим в коворкинге и пишем диссертации, коды, пресс-релизы, статьи. Потом закрываем свои рабочие мессенджеры и отправляемся на свидание при помощи Tinder. Для той части общества, которая оказалась вовлеченной в экономику события, и рабочее, и свободное время подчинено одной и той же логике — нужно быть в нужное время в нужном месте и с нужным продуктом. И кто не успел — тот опоздал.
В сериале «Секс в большом городе» Керри Бредшоу и ее подруги всё время работают над отношениями. Они ходят на свидания с разными людьми, но мечтают о том, что когда-то найдется Mr. Right, с ним можно будет вступить в контрактные производительные отношения, наконец довести дело до успешного проекта — брака — и зажить долго и счастливо.
Их можно условно называть «эмоциональным пролетариатом»: они вовлечены в бесконечный, постоянный эмоциональный труд, традиционно считающийся «женским делом».
Если же вы посмотрите сериалы, которые вышли за последние лет пять («Дрянь», «Мастер на все руки», «Любовь»), то субъект интимных отношений, выступающий там как идеальный тип, это скорее «эмоциональный прекариат»: никакой линейности прогресса там нет, но есть крайне неустойчивый успех. Это касается и женщин, и мужчин.
Одно из главных переживаний субъекта событийного эмоционального капитализма — это тревожность. Она связана с тем, что четыре основных принципа [социальных интимных взаимодействий] меняются. Автономия, выбор, договор и отношения — категории, прежде успешно рационализировавшие чувственный мир — устаревают. Мы с вами уже прибыли в следующий пункт назначения — в мир «сингулярности» вместо автономности, «недоговора» вместо договора, «невыбора» и «неотношений».
Сингулярность подразумевает императив к самореализации, но [в отличие от автономности] далеко не обязательно подразумевает императив взаимодействия с другими людьми.
Сегодня не только каждый индивид, но и многие группы претендуют на статус «особенных», стремятся определить себя через ту или иную уникальную идентичность. При этом, пишет социолог Андреас Реквиц, как для отдельных людей, так и для целых сообществ стремление к оригинальности и неповторимости является не просто субъективно желанным, но и социально ожидаемым. Как это ни парадоксально, но быть «уникальным» — это и значит соответствовать требованиям сегодняшнего образованного городского среднего класса.
Смена парадигмы с автономии на сингулярность связана с тем, что индивиды всё меньше могут предсказывать последствия своих действий и видеть будущее в целом. В экономике событий, в которой рушится рынок труда, рушится социальное государство и традиционные политические партии, мы всё время находимся в ситуации непредсказуемости, а делать выбор становится всё труднее.
Поэтому мы приходим к тому, чтобы делать «невыбор». Это не отсутствие альтернатив — наоборот, это привилегия не отдавать предпочтение ни одной из имеющихся.
Выбор — это поэма Маяковского «Кем быть?», это устремления ради понятного результата. Станешь плотником — получишь рубанок. Летчиком — самолет. Доктором обычным — градусник. Доктором философии — кафедру марксизма-ленинизма. Альтернативы могут быть и не очень хороши, но они ясно очерчены, прописаны, и их стабильность гарантирована теми или иными институтами.
Сегодня же на всех придорожных камнях написано «пойди туда — не знаю куда, принеси то — не знаю что». Ульрих Бек называл это состояние «обществом риска», Иллуз называет его «обществом неопределенности», Зигмунд Бауман говорит о «текучем обществе». От овладения профессией мы движемся к овладению набором скиллов. От стремления приобрести тот или иной социальный статус — к присвоению той или иной идентичности и связанных с ней привилегий и санкций.
Если выбор — это сознательное ограничение возможностей, то «невыбор» — это самая выгодная позиция в обществе, в которой неограниченные возможности являются самым абсолютным благом.
via GIPHY
Из «невыбора» следует «недоговор». Контрактность человеческих отношений сходит на нет, нам очень трудно в гиперконнективном мире понимать даже основные понятия интимного договора. Социолог эмоций Ева Иллуз замечает в этой связи, что «понимание смысла, рамок и целей сексуального или эмоционального договора постоянно дебатируется и переосмысляется, в результате чего договор становится практически невозможным. Начиная отношения по общеизвестной схеме или сценарию, участники взаимодействия очень быстро перестают понимать, как им определять „отношения“, оценивать их или вести их дальше». Поэтому более надежным кажется не договариваться, оставаться в рамках своей сингулярности — уходить в «безопасные пространства».
Отсюда вытекают «неоотношения»: какие могут быть отношения между субъектами, осуществляющими «невыбор» и «недоговор»? Могут быть только случайные — пусть и интенсивные — связи. Они могут длиться годами, но всегда готовы распасться. Сегодня строить отношения — это как пытаться снять квартиру на Airbnb на 10 лет: долго, муторно и просто абсурдно.
В начале ХХ века разные мыслители рассматривали неспособность к производительным длительным commitment-based (основанным на обязательствах — прим. «Бумаги») отношениям как нечто патологическое. Дюркгейм назвал это явление «аномией», Фрейд считал его дисфункцией психики. Это представление характеризует ранний тип эмоционального капитализма с его фокусом на производительности.
Сегодня, когда мы переходим к императиву событийности, такая форма отношений становится новой нормой социального взаимодействия. Это отражается появлением в языке большого числа новых терминов, которые описывают отношения без обязательств: one night stand, fuck buddy, friends with benefits, casual dating, hook-up и пр. В современном мире зрелость индивида определяется не способностью привязываться, а способностью управлять рисками, — то есть быстро уходить из ситуаций, не приносящих прибыль, в том числе эмоциональную.
Казалось бы, «неотношения» преследуют императив достижения личного счастья: если вам плохо — уходите, если не можете договориться — уходите.
Но почему это личное счастье никак не наступает? Где оно? Разве мы чувствуем себя постоянно счастливыми? Чтобы ответить на этот вопрос я предлагаю принять во внимание как минимум два соображения.
Первое: личное счастье становится моральной категорией, лежащей в основе эмоциональной стратификации.
Главный обман новой модели эмоционального капитализма в том, что она обещает обязательное счастье. Нам постоянно говорят, что если мы будем быстро бегать, вовремя оказываться там, где что-то дают, и сами будем иметь возможность что-то предложить, то получим счастье. Но на деле получается не так. Специфика эмоциональной боли, которую мы испытываем сегодня, заключается в том, что этот идеальный тип, в который мы очень хотим верить, не очень воплощается в жизнь.
Этот идеальный тип существует в социальном вакууме. Он верит в то, что личное счастье (как в любви, так и во всем остальном) возможно вне любых рамок социально-экономического взаимодействия: неважно, живете вы в трущобах или в лофте на Пятой авеню, главное, чтобы у вас внутри был мир и покой, вы можете быть счастливыми вне зависимости от обстоятельств. Казалось бы, отличная мысль. Но она превращается в диктат и мораль.
В своей книге Manufacturing Happy Citizens Ева Иллуз и Эдгар Кабанас отмечают, что позитивная психология закрепляет следующую формулу: «плохие эмоции — это плохо в целом и плохо для отдельной личности, хорошие эмоции — это хорошо в целом и хорошо для отдельной личности». Из этой простой формулы вытекает очень немудреный вывод, имеющий моральную силу и широко внедряемый сегодня как принцип управления в самых разных сферах: «Те, кто испытывает плохие эмоции, — это плохие, некачественные люди, они заслуживают всего плохого. А те, кто испытывают хорошие эмоции, — это хорошие люди и они заслуживают всего хорошего».
Управляемые, хорошие, качественные граждане — это позитивно мыслящие вне зависимости от социально-экономического положения граждане-потребители. Им некогда страдать от несчастной любви, им надо всё перерабатывать в позитивный опыт и искать счастливую любовь.
Мне в этом смысле кажется очень интересным фильм «Джокер».
Главный протест героя — протест в адрес эмоциональной иерархии, где для того чтобы считаться полноценным гражданином, требуется не столько производить что-то полезное, сколько постоянно смеяться, улыбаться и быть позитивным. Демонстративный отказ сделать из травмы «полезный» опыт является самым радикальным актом восстания против торжествующей идеологии. Джокер показывает нам, во что этот отказ может превратиться.
Отсюда вытекает второе: страдания и боль делегитимируются. Муки любви больше не рассматриваются как нечто, присущее человеческой жизни и, более того, делающее ее человечной. Напротив — страдания являются лишь свидетельством того, что личность не сумела себя «грамотно» сформировать. Боль интимная, личная усиливается, таким образом, болью социального непризнания.
Страдания и боль, не переработанные личностью как «жизненный опыт» и как «урок», необходимый для «роста», видятся как «неправильные», «неправомерные». Иллуз и Кабанас пишут о том, что даже посттравматический синдром отец позитивной психологии Мартин Зелигман предлагает превращать в «синдром посттравматического роста».
Солдаты, насмотревшиеся на куски человеческого мяса, должны переработать свои негативные переживания в полезный опыт и вернуться в строй с улыбкой на устах, — чтобы лучше убивать. Точно так же и уволенные по сокращению работники корпораций, перебивающиеся на гонорарах фрилансеры, матери-одиночки, разносчики пиццы и прочий прекариат — им не на что надеяться, кроме как на аутотренинг и утренние мантры.
Тревога в сердце возникает не только потому, что мы боимся быть отвергнутыми одним, самым важным для нас человеком, но и потому, что сам факт того, что мы эту тревогу испытываем, дискредитирует нас в наших собственных глазах.
Какие можно увидеть выходы из этой ситуации? Думаю, что нам нужно снова работать над социально-демократической критикой либерализма в целом, и над критикой событийного эмоционального капитализма в частности. Зарядить батарейку личного счастья можно только работой над общим благом. В противном случае мы не сможем создавать договор о фундаментальных понятиях и будем вынуждены в одиночестве — или в своих safe space — «работать над травмой», не вступая в диалог с теми, чье мнение отличается от нашего.
Свое личное счастье необходимо мыслить в рамках социальных структур. Как пишут Ева Иллуз и Эдгар Кабанас, «нам нужна надежда, но она нужна нам без того парализующего, тиранического, конформистского и почти религиозного оптимизма, который сопровождает идею личного счастья. Нам нужно счастье, основанное на критическом анализе, социальной справедливости и коллективном действии, а не патерналистское, придуманное для нас экспертами, решающими, что будет лучше для нас. Нам нужна не та надежда, которая изолирует нас от худшего, а та, которая нам поможет с ним бороться — не по отдельности, а сообща, как общество».
Любовь — понятие произвольное ?. Любовь означает то, что мы хотим в… | Наташа Пигготт | Любопытно
Любовь означает то, что мы хотим, в определенном контексте. Делает ли это ее нестабильной?
Фото michael schaffler на UnsplashВы когда-нибудь вспоминали предыдущую любовь и понимали, что это чувство на самом деле было чем-то другим?
Оглядываясь назад на предыдущие отношения с партнерами, семьей и друзьями, анализировали ли вы когда-нибудь чувства, которые, по вашему мнению, вы когда-то испытывали, и обнаруживали, что то, что вы считали любовью, было просто отчаянием или потребностью чувствовать себя достойным?
Было ли это чувство любви и обожания частью подростковой одержимости или желанием быть защищенным и заботливым?
Любовь проявляется во многих формах, и я верю, что мы придаем ей именно то значение, которое мы хотим или даже хотим в определенный момент нашей жизни.
Итак, если мы оглянемся назад на то, что мы когда-то считали любовью, которая на самом деле была замаскирована под что-то еще, означает ли это, что вся концепция любви произвольна? Означает ли это также, что любовь, которую мы испытываем к другим в настоящий момент, может измениться в будущем, и мы сможем обнаружить, что наши нынешние эмоции на самом деле не были такими, как мы думали?
Позвольте мне привести пример, который покажет происхождение моего мыслительного процесса с этой идеей. Когда я был моложе, я жил с жестоким родителем.Я понял, что то, что они сделали и сказали мне, было неправильным, но, поскольку они были моими родителями, я все еще верил, что, несмотря на все, что я их любил.
Когда я вырос и осознал всю серьезность того, что я испытал, и стал более зрелым в понимании своих собственных эмоций, я понял, что то, что я чувствую сейчас и чувствовал раньше, было не любовью, а внутренним социальным конструктом, который мы должны любить. члены нашей семьи исключительно из-за того, кем они являются по отношению к нам.
Осознание того, что предыдущее понимание любви было на самом деле ошибочным или наивным, действительно заставляет вас усомниться в том, что вы в целом представляете, что такое любовь на самом деле.Этому также способствуют другие люди вокруг нас и культура, которую мы впитываем. Мы видим так много разных форм любви в фильмах, литературе и даже в тех, кто находится в нашем непосредственном окружении. Как мы узнаем, получаем ли мы любовь правильно, , если она может так часто сдвигать и менять свое значение как в нашей собственной жизни, так и в том, что мы видим вокруг себя?
Я не говорю, что не верю в любовь, я был влюблен в прошлом, я влюблен сейчас и буду любить в будущем. Однако иногда может сбивать с толку истинное понимание понятия любви, когда вы боролись с ее значением в прошлом.
Те, кто пережил домашнее насилие или были обмануты, обмануты или обмануты, могут усомниться в своей способности правильно распознавать любовь. Если вы слышали эти слова «Я люблю тебя» в течение многих лет, что противоречит тому, когда кто-то доказывает обратное, совершая что-то настолько обидное и неуважительное по отношению к вам, это может поставить под сомнение подлинность этих слов.
Я думал о любви и выражении любви через слова или обещания и т. Д.стали культурной нормой и ожиданием во многих отношениях, будь то романтические, семейные или даже дружеские. Чувствуем ли мы склонность испытывать любовь к людям по прошествии определенного времени и подсознательно пробуждаем эти эмоции в себе, чтобы соответствовать этим ожиданиям?
Я не думаю, что кто-то один может верно и правильно определить любовь, это скользкое и абстрактное понятие, которое изменчиво. Итак, если это не эмоция или концепция, которые мы можем определить, как мы узнаем, что чувствуем их? Может ли быть, что любовь — это проекция того, что мы впитали через окружающую нас культуру, и мы даем имя определенной идее, свидетелями которой мы являемся, и ассоциируемой со словом любовь?
Например, некоторые могут сказать, что любовь — это глубокая потребность защитить кого-то, однако, если я вижу в парке ребенка, который вот-вот упадет со скалодрома, мой инстинкт — защитить этого ребенка и спасти его от вреда.
Люблю ли я этого ребенка, которого никогда не встречал? No.
При всем этом, я действительно чувствую любовь или, тем не менее, я действительно испытываю эмоции по отношению к определенным людям, которых я воспринимаю как любовь. С отцом я чувствую тепло и комфорт, а также огромное восхищение. Со своими близкими друзьями я чувствую неразрывную связь, созданную общим опытом совместного взросления и преодоления испытаний и невзгод детства и юности. Со своим партнером я чувствую связь, которая позволяет мне делиться всем о себе, и я верю, что мы разделяем способность глубоко заглядывать друг в друга.Мы можем смеяться и плакать вместе, как с другими людьми.
Так все эти эмоции, которые я испытываю по отношению к самым близким мне людям, нравятся? Инстинктивно я бы сказал «да», я бы сказал, что когда вы чувствуете любовь, вы просто знаете, что любовь есть то, что она есть, через вашу собственную интуицию. Однако для других любовь может проявиться в другом лице и может не соответствовать моему опыту.
Возможно, что в ближайшие годы я могу оглянуться назад и подвергнуть сомнению мое нынешнее убеждение в любви, однако я все еще могу сказать, что в настоящий момент то, что я чувствую сейчас, для меня — это любовь.Если это изменится со временем, пусть будет так, но я не думаю, что это обязательно должно сводить на нет мои нынешние эмоции.
Да, я понял, что то, что я чувствовал к своему жестокому родителю, возможно, на самом деле не было любовью, но это было то, что я чувствовал в то время, и это совершенно нормально.
Я думаю, что допустимо оглянуться назад и подумать, что ваши старые представления о любви могут не соответствовать вашим текущим знаниям и пониманию того, что такое любовь, в то же время признавая, что вы сделали любовь соответствующей тому, что вы понимали о себе или других в это время.
Для меня любовь полностью субъективна, и я никогда по-настоящему не пойму. Это может быть болезненно, ядовито, разрушительно, но также и великолепно. Мы понимаем любовь индивидуально для каждого из нас, и это может развиваться и меняться со временем, когда мы растем и переживаем жизнь.
Один человек не может сказать, действительно ли то, что он чувствует, является любовью или нет, потому что любовь не является жестким понятием. Иногда мы можем сомневаться в любви и сомневаться в том, является ли то, что мы чувствуем, любовью или на самом деле похотью, или желанием быть включенным, или рядом других эмоций.Тем не менее, я думаю, что это концепция, которую мы можем выбирать, как чувствовать и выражать, и если мы тратим слишком много времени на ее определение или понимание, мы перестаем позволять себе просто чувствовать без ярлыков или границ.
Структура концепций, относящихся к спектру любви: применение техники эмоциональной вербальной беглости, начальная психометрия и ее подтверждение
Эмоциональные концепции
Как правило, концепции представляют собой формы ментального представления когнитивного набора объектов, естественных, искусственных или естественных. гипотетический (Айзенк 2012).Можно сказать, что это набор свойств, связанных по значению или функциям.
Есть две основные группы концепций, производных от типов категоризации: классические концепции и естественные концепции (Eysenck 2012). Первые связаны с теорией классических понятий и основаны на эмпирическом подходе или стандартной теории множеств, предполагающей, что можно однозначно определить принадлежность данного понятия к категории, в которой существуют строгие ограничения и бинарные атрибуты (Fehr and Рассел 1991).Считается, что классические концепции четко определены, с четкими границами определений и структурой определений. В свою очередь, естественные понятия менее точны, они носят более или менее конкретный характер. Этот тип концепций происходит от тенденции, называемой реализмом, и тесно связан с теорией прототипа (например, Medin 1989). Естественные концепции зависят от изменений, вызванных опытом и влиянием ситуации. Построение естественных понятий объясняет теорию нечетких множеств, и эти концепции являются элементами мирских представлений о мире (Fehr 1988, 2005).В эту группу входят эмоциональные концепции. Они будут пониматься как концепции, которые в разной степени обозначают эмоции, такие как любовь, симпатия ; это не слова с эмоциональным подтекстом, такие как собака, дерево . Исследования были сосредоточены на концепциях в основном спектре эмоций, то есть любовь e — это базовая эмоция, а симпатия, увлечение, страсть — термины в спектре любви. Эти термины обозначают эмоцию любви, это эмоциональные слова, но они не несут эмоционального оттенка.Эмоциональные концепции согласно Ниденталю (2008, с. 587) — это ментальные представления категорий, объектов, ситуаций и действий. Эмоциональные концепции содержат информацию о причинах эмоций, т. Е. Ситуационных факторах, потенциально вызывающих эмоции, типичном поведении или действиях, соответствующих данной эмоции, и внутренних субъективных состояниях, типичных для данной эмоции, и их значении (Niedenthal 2008, p. 588). В целом концептуализация эмоций характеризуется несколькими свойствами: несфокусированными границами, существованием в некоторых случаях биполярных измерений, относительностью категорий, типологией, существованием межкатегориальных отношений, связью со сценариями и сценариями, иерархической организацией и укоренением в более общей теории разума ( Рассел и Баллок 1986).Описание естественных концепций, таких как эмоциональные концепции, требует ссылки на естественный / непрофессиональный язык (Wierzbicka 1992a, b). Языковой анализ позволяет описывать ментальные репрезентации в форме концепций, поскольку язык является частью сознания и одновременно феноменом, конструирующим человеческие умственные и социальные возможности (Wierzbicka 1992a). Наиболее известные модели эмоциональных концепций, сформулированные учеными, включают размерные, семантические единицы, прототипы и модели семантических сетей (Niedenthal 2008; Niedenthal et al.2006).
Другая концепция была сформулирована Расселом (1991, 2005), который предложил концепцию эмоций как сценарий. Эмоциональные концепции — это события, имеющие причинную и временную структуру. Концепция сценария описывает структуру концепта эмоции, в том числе с учетом элементов прототипа. В его структуру входят ключевые элементы, относящиеся к эмоциональным ситуациям, а именно такие факторы, как: причины, убеждения, ощущения, физиологические изменения, желания, активность, а также голосовые и мимические выражения.Предположение о прототипе аффективных концепций было подтверждено во многих исследованиях с использованием материалов с различной модальностью, требующих распознавания и наименования эмоций или повествований. Однако было показано, что некоторые концепции эмоций характеризуются отчетливой структурной идентичностью, например они содержат список особенностей или уникальных образцов (согласно теории образцов: Kroska and Goldstone 1996).
Цель настоящего исследования — представить новый способ оценки структуры понятия эмоции.И пример этого — концепция любви.
Любовь: дифференцированная эмоция и дифференцированное понятие
Любовь определяется в литературе по-разному: как отношения, как установка, как переживание и как эмоция (Fehr and Russell 1991). Эта сложная эмоция состоит из аффективных переживаний с положительной валентностью, например радости, восторга, сексуального возбуждения, удовлетворенности, восторга, чувства счастья (Fehr 2006). Хотя в этой группе чувств преобладает положительная валентность, могут появиться отрицательные элементы, включая тревогу, страх, неудовлетворенность, ревность, ненависть, стыд или вину (Sternberg 1986).В литературе подчеркивалось, что эта эмоция неоднородна с точки зрения структуры аффективных чувств, типа объекта, к которому это чувство адресовано, и фазы отношений (Sternberg and Weiss 2006; Hendrick and Hendrick 2006). Кроме того, существует множество других детерминант, влияющих на эту сложную эмоцию (Дион и Дион 1996, 2006; Хэтфилд и др. 2007; Шмитт и др. 2009). Исследователи, изучающие романтическую любовь, установили, что дифференциация понимания и переживания любви определяется огромным количеством факторов (Shiota et al.2010; Смит и Класес 2016; Штернберг и Вайс 2006). Решающая роль в этом отношении отводится факторам пола, возраста, личностных качеств, индивидуального опыта и эмоциональной зрелости (Schmitt 2006). В психологической литературе предлагается несколько теорий любви, которые подробно описаны, например в книге под названием Новая психология любви . Одна из наиболее известных — трехфакторная концепция любви, сформулированная Р. Штернбергом, предполагающая, что любовь состоит из трех компонентов: близость, страсть, приверженность.Эти компоненты развиваются со временем и постоянно меняются (Sternberg 1986). Другая концепция Штернберга определяет любовь как индивидуальную историю, которую человек непрерывно строит в процессе развития и опыта. Это повествовательная концепция, содержащая основную обобщенную информацию о любви. Характер этого повествования сильно влияет на качество и тип отношений конкретного человека. Люди создают разные истории любви, и их абстрактные версии хранятся в памяти, формируя представление об эмоциональных переживаниях.Структура этого представления иерархическая (Sternberg 1998, 2006).
Концепция любви Фромма (1956), например, предполагает, что любовь — это свойство характера, отношение человека к миру, а не только к одному человеку. Теория Хэтфилда (Либерман и Хэтфилд, 2006) подчеркивает существование двух основных типов любви: страстной и товарищеской. Страстную любовь можно определить как состояние сильного желания объединиться с другим человеком (Landis and O’Shea 2000).Товарищеская любовь определяется как сочувствие и нежность к людям, с которыми связана наша жизнь. Этот вид любви характеризуется очень близкой дружбой, симпатией, уважением, взаимной заботой и влечением (Fehr 2006; Hatfield and Rapson 1987, 1996; Kim and Hatfield 2004). Другая концепция любви, сформулированная Ли (Хендрик и Хендрик 1986, 2006), различает шесть типов любви со ссылкой на эллинские идеалы Эроса, Сторге, Лудуса, Прагмы, Мании и Агапе. Непрофессиональная концепция любви, описанная Фер, указывает на то, что большинство людей ассоциируют любовь с честностью, доверием и заботой и редко — с зависимостью, сексуальной страстью или физической привлекательностью.Фер (2006) утверждает, что непрофессионалы обладают довольно обширными знаниями о концепции любви. Мирская концепция любви включает в себя как свойства товарищеской, так и страстной любви. Самые прототипные черты любви — это доверие, забота и близость, тогда как второстепенные черты любви включают пристальный взгляд на другого человека, сексуальную страсть или учащенное сердцебиение. Это означает, что черты товарищеской любви считаются более прототипными чертами мирской любви. Личное непрофессиональное представление о любви связано с личностными качествами.Например, люди, проявляющие высокую степень защиты, имеют склонность к товарищеской любви, в то время как более доминирующие люди — к страстной любви (Fehr 2005, 2006; Fehr and Broughton 2001; Fehr and Russell 1991).
Что касается концепции любви, исследователи установили, что эта концепция имеет прототипную конструкцию (Aron and Westbay 1996; Fehr 1988; Fehr and Russell 1991). Шейвер и его коллеги описали прототип структуры любви с учетом слов с эмоциональным подтекстом.Они показали, что любовь лежит в основе эмоциональных концепций. В структуру концепции любви входят факторы, предшествующие возникновению любви, такие как атмосфера открытости, чувство защищенности, затем эмоциональное настроение: отношения между людьми, основанные на глубоком чувстве того, что они нравятся, любимы, нуждаются друг в друге; он также включает в себя действия: между людьми существует очень хорошая совместимость. Что касается проявлений любви, также обсуждаются когнитивные аспекты, например, трудности с концентрацией и сосредоточением внимания на любимом человеке.Затем были выделены эмоциональные аспекты, например сильное чувство счастья и радости, а также последовательность действий, выражающих потребность быть вместе. Компоненты концепции любви предполагают, что концепция партнерской любви преобладает во всей структуре любви (Shaver et al. 1987; Sternberg and Weis 2006). Элементы страстной любви определенно менее интенсивны в этой структуре, хотя они также отмечены в поисках физической близости, желания и т. Д. (Hatfield and Rapson 1987, 1996; Shaver et al.1987).
Настоящая исследовательская программа была разработана для изучения структуры понятий, представляющих спектр любви, с учетом лингвистического материала. Этот подход был основан на предположении, что языковой анализ может быть полезен при описании семантической структуры эмоциональных концептов (опираясь на тезис о том, что «язык — это инструмент, используемый для выражения значений», как предложено Вежбицкой 1996, стр. 19; когда мы исследуем язык, на котором мы ссылаемся на значения, которые являются способом понимания чего-либо человеком).
Эмоциональная вербальная беглость
В данной статье рассматривается проблема когнитивной структуры / внутренней организации эмоциональных понятий с точки зрения семантических отношений, выражаемых через эмоциональную вербальную беглость. Техники вербальной беглости относятся к классическим психологическим инструментам, используемым в диагностике когнитивных функций, в основном в нейропсихологии (Ardila, Ostrosky-Solí, 2006). Техники вербальной беглости обычно основываются на спонтанном перечислении слов в соответствии с критерием.Поэтому испытуемого просят назвать слова, представляющие данную категорию / критерий, в течение определенного периода времени (обычно 1 мин) (Gawda and Szepietowska 2013, 2016). Помимо стандартных применений техник вербальной беглости, предполагалось, что с помощью качественно-количественного анализа слов, генерируемых во время выполнения заданий на эмоциональную вербальную беглость, можно будет описать организацию и структуру эмоциональных понятий. Такой подход оправдан доказательствами, показывающими, что этот метод позволяет эффективно исследовать вербальную, эпизодическую и семантическую память (Goni et al.2010). Насколько нам известно, было опубликовано мало результатов, основанных на использовании такой методологии, и традиционные индикаторы, такие как количество правильных ответов, ошибок, семантических переключений, семантических кластеров, фонематических переключателей и фонематических кластеров, были приняты во внимание в анализы; Типичный анализ обычно заключается в количественной оценке общего количества слов (например, Abeare et al., 2017; Gawda and Szepietowska, 2013, 2016; Rossell, 2006; Sass et al., 2013; Wauters and Marquardt, 2017).
Эмоциональная / аффективная вербальная беглость (EVF) — это новый и редко используемый тип семантической беглости, который может принимать различные формы: положительное или отрицательное, приятное или неприятное, радость или страх и т. Д. (Gawda and Szepietowska 2013, 2016 ; Gawda et al.2017; GSass et al.2013). Кроме того, здесь был предложен новый подход к изучению слов, генерируемых испытуемыми. Этот анализ направлен на реконструкцию семантической сети слов, отражающих структуру эмоциональных понятий.Слова, полученные в ходе аффективных заданий на беглость речи, отражают имеющиеся у испытуемого знания, касающиеся конкретных эмоций. Сгенерированные слова не произносятся случайно; Напротив, они семантически связаны друг с другом, слова образуют семантические кластеры, и содержание этих кластеров может быть описано (Berto and Galaverna, 2016). Содержание семантических кластеров интересно, если мы хотим понять структуру эмоционального знания. Семантическая сеть, составленная из семантических кластеров, отражает структуру концепта.Этот подход и способ оценки эмоциональных концепций были вдохновлены исследованиями организации семантических знаний, основанными на предыдущих исследованиях, таких как сетевой подход, основанный на данных о вербальной беглости при оценке: организация категории животных (Goni et al. 2010), поведенческие различия между здоровыми людьми, пациентами с когнитивными нарушениями (Lerner et al. 2009), многомерный подход к вербальной беглости у пациентов с повреждением лобной и правой доли (Schwartz and Baldo 2001), организация концепций, основанная на материале, полученном из беглость письма (Schwartz et al.2003), семантическая память у пациентов с болезнью Альцгеймера (Chan et al. 1993), организация семантической памяти в тесте на беглость речи «Части человеческого тела» у пациентов с шизофренией (Berto and Galaverna, 2016). Хотя в некоторых проведенных до сих пор исследованиях использовались качественные анализы животных и буквенные категории задач на беглость речи, ни одно из них не было сосредоточено на эмоциональных категориях беглости речи.
Целью настоящих исследований является не поиск свойств прототипа концепции любви, а описание структуры понятий в спектре любви, представленной категориями симпатии, увлечения, любви , и ее дифференциации на основу языкового материала.Насколько нам известно, этот тип анализа с использованием языка не представлен в литературе. Для описания структуры понятий из спектра любви использовались задачи EVFT, поскольку мы были вдохновлены предыдущими выводами (Gawda and Szepietowska 2013).
Вот обзор двух исследований. Анализ структуры эмоциональных представлений может дать представление об эмоциональном функционировании человека. Знание о структуре и функционировании концепций эмоций имеет большое значение для понимания человеческой психики.Поэтому был предпринят проект по описанию структуры понятий эмоций. Весь проект фокусируется на пяти группах эмоциональных концепций, связанных с основными эмоциями, такими как радость, печаль, страх, гнев и любовь (Russell 2005). Это понятия, расположенные в таксономической иерархии между высшим (например, эмоция) и подчиненным уровнем (например, паника, страх). Часть проекта, описанная в этой статье, относится к концепциям любовного спектра. Было проведено два исследования.Целью первого был анализ концепций спектра любви с использованием новой методики — теста эмоциональной вербальной беглости (EVFT). Второй был призван продемонстрировать и подтвердить психометрические свойства нового метода описания любовных концепций. Обычно применяемые техники вербальной беглости основаны на семантическом или фонематическом принципе. Напротив, задачам на эмоциональную беглость речи уделялось гораздо меньше внимания. Психология по-прежнему сталкивается с необходимостью разработки соответствующих инструментов для оценки эмоциональных аспектов.Существует нехватка методов, позволяющих изучать структуру понятий. Первое исследование (Исследование I), представленное здесь, было разработано для выявления семантических кластеров из слов, генерируемых во время задач спектра любви, и для изучения их взаимосвязи с треугольной теорией любви Штернберга; он также был предназначен для проверки надежности и валидности EVFT. Надежность EVFT оценивалась с помощью корреляций тест-повторный тест (через 2 месяца) и корреляций между судьями. Конструктивная валидность демонстрируется корреляциями EVFT с другими задачами на вербальную беглость и субтестом WAIS-R Vocabulary, в то время как дискриминантная валидность демонстрируется корреляциями с треугольной шкалой любви Штернберга (1997) и инвентаризацией состояния тревожности.Исследование II было выполнено для проверки семантических кластеров, определенных в исследовании I, и изучения взаимосвязи между семантическими кластерами с использованием другой концепции романтической любви, то есть любовных отношений, предложенных Ли (измеряемых по шкале любовных отношений). В двух исследованиях вербальный интеллект контролировался; Баллы по подтестам словарного запаса использовались в процедуре отбора для квалификации участников без нарушения вербального понимания, а затем в корреляционном анализе в отношении тестирования надежности.Основные вопросы исследования были сосредоточены на том, какие семантические кластеры можно идентифицировать из слов, сгенерированных во время задач электронного видоискателя, связанных с симпатией , увлечением и любовью . Следующие вопросы были следующими: каковы различия в выявленных кластерах между задачами, относящимися к симпатии, увлечению и любви , и каковы внутренние отношения (в пределах категорий симпатия, увлечение, любовь ) между семантическими кластерами? Затем мы хотели выяснить, связаны ли эти семантические кластеры с концепцией любви в треугольной теории любви и любовными отношениями Ли.Наконец, мы хотели посмотреть, является ли EVFT надежным с точки зрения согласования между экспертами и корреляций между тестами и повторными тестами, характеризуется ли EVFT приемлемой конструкцией и дискриминантной валидностью, т.е. коррелируют ли оценки EVFT с другими задачами беглости речи, вербальным интеллектом и оценками STAI .
Гипотезы
Слова, генерируемые участниками, семантически связаны и образуют семантические кластеры. Предполагается, что кластеры отражают личные представления (мирские представления) о симпатиях, увлечении и любви.Техника эмоциональной вербальной беглости раскрывает непрофессиональную концептуализацию понятий в спектре любви. Компоненты мирской концепции любви согласуются с треугольной теорией любви; они соответствуют близости, страсти и приверженности. Однако все мирские концепции в спектре любви содержат эти элементы в разной степени. Мы ожидаем, что мирские концепции любви также содержат другие элементы, такие как эстетические, экзистенциальные и временные, потому что любовь связана с личными ценностями и личностью, а также с мотивациями.Предположение гипотезы основано на предыдущих открытиях, показывающих, что непрофессионалы перечисляли гораздо больше черт любви, чем ученые (Fehr 1988; Fehr and Russell 1991; Gawda 2008). Наконец, мы ожидаем, что непрофессиональная концепция симпатии, увлечения и любви содержит аспект, идентифицированный в теории любви, предложенной Ли, то есть Сторге, Эрос, Лудус, Мания, Агапе и Прагма.
Что такое любовь? Философия жизни
Не позволяйте слову «любовь» определять вашу ЛЮБОВЬ
Любовь — это самая сильная эмоция, которую может испытать человек.Странно думать, что почти никто не знает, что такое любовь. Почему так сложно найти любовь? Это легко понять, если вы знаете, что слово «любовь» — это не то же самое, что и чувство любви.
Слово «любовь» используется и злоупотребляет для выражения различных наборов чувств.
Слово «любовь» используется как выражение привязанности к кому-то другому (я люблю тебя), но оно также выражает удовольствие (я люблю шоколад). Чтобы сделать его немного более сложным, слово «любовь» также выражает человеческую добродетель, основанную на сострадании, привязанности и доброте.Это состояние бытия, которое не имеет ничего общего ни с чем или кем-то вне вас. Это чистейшая форма Любви.
В древнегреческом языке использовались 7 слов для обозначения различных состояний любви:
Storge: естественная привязанность, любовь, которую вы разделяете со своей семьей.
Philia: любовь, которую ты испытываешь к друзьям.
Эрос: сексуальное и эротическое желание, вид любви (положительный или отрицательный)
Агапе: это безусловная любовь или божественная любовь
Людус: это игривая любовь, подобная детской любви или флирту.
Pragma: давняя любовь. Любовь в супружеской паре.
Philautia: любовь к себе (отрицательная или положительная)
Это 7 различных видов чувств. Любовь, которую вы испытываете к своему партнеру, — это не то же самое, что любовь, которую вы испытываете к своей матери. Даже любовь к партнеру со временем меняется. Вы испытываете разные эмоции к разным ситуациям и людям.
Но все же мы используем то же слово. Легко понять, что при общении легко ввести в заблуждение.Я могу сказать «Я люблю тебя» двум разным людям (и иметь это в виду), но на самом деле я чувствую по-разному.
Эта путаница возникает не только тогда, когда 2 человека говорят, ваш собственный мозг не понимает этого.
То, что вы чувствуете, контролируется правой стороной вашего мозга, а язык — левой. Если вы используете слово «любовь» 10 раз в день в разных ситуациях, это теряет силу. Ваша левая часть или ваш мозг не активируются полностью, когда вы действительно имеете в виду «Я люблю тебя» и хотите развлечься из-за этого.50% вашего мозга — это много.
Первое, что вам нужно сделать, это изучить различия (7?) Состояний любви. Не слова, а то, как они себя чувствуют. Это легко, если ты узнаешь слова. Это базовая подготовка. Осознание — вот секрет любви.
Любовь — это практика, а не то, что можно найти или не найти. Вы можете практиковать любовь всю оставшуюся жизнь.
Не злоупотребляйте словом «любовь». Используйте другие слова, когда вы не обращаетесь к эмоциям по отношению к другим людям.
Пример: Я люблю шоколад, становится: Я люблю шоколад. Я люблю свою работу, становлюсь: у меня страсть к тому, что я делаю.
Наслаждение, любовь и страсть — это 3 разные эмоции. Важно (снова) узнать истинное значение слов, не только для общения с кем-то другим, но и для того, чтобы научиться воспринимать их на собственном опыте. Слова — очень мощные инструменты. Не только для общения с другими, но и с самим собой. Слова, которые вы используете, создают осознание и, в конечном итоге, вашу реальность.
Если вы используете слова с умом, вы можете научиться распознавать, какую любовь вы чувствуете, и наслаждаться разными видами любви.С одним человеком разных.
Если вы не знаете, как найти любовь внутри себя, вы никогда не найдете ее вне себя.
Слова — это соглашения для выражения идей или чувств. Значение слов не является абсолютным, это всегда личная интерпретация. Группа чувств, связанная со словом «любовь», трудна для понимания и еще сложнее выразить другому человеку. Пусть так: одним словом это невозможно.
Создавая слово, вы можете придать ему особое значение.Некоторые влюбленные создают слова, чтобы выразить то, что они чувствуют друг к другу. Слово создает согласие или воспоминания. Эти моменты могут повторяться, когда вы используете это слово или когда думаете о нем.
В других языках существуют слова, относящиеся к любви, которые выражают различные ситуации, которые не имеют перевода на английский язык. Когда вы знаете эти слова, вы узнаете эти чувства. Вы лучше понимаете, что переживаете.
Красивые слова на других языках:
Юаньфэнь (китайский): любовные отношения, которые были установлены по жребию и основаны на принципах китайской культуры.
Mamihlapinatapei (Yaghan): Взгляд, который без слов разделяют два человека, которые хотят что-то инициировать, но ни один из них не начинает.
Cafuné (бразильские португальцы): медленно поглаживайте пальцами чужие волосы.
Retrouvailles (Франция): счастье снова увидеть кого-то спустя долгое время.
La Douleur Exquise (Франция): огромная боль в вашем сердце, когда вы желаете того, кого не можете иметь.
Ya’aburnee (арабский): Надежда на то, что вы умрете раньше, чем другой, поэтому вам не нужно жить без другого.
Forelsket (Nordic): эйфория, которую вы чувствуете, когда влюбляетесь в первый раз.
Saudade (португальцы): чувство тоски по любимому человеку, но это далеко.
Эти «моменты» настолько важны в других культурах, что у них есть слова, чтобы выразить их. Я хочу сказать, что не используйте одно слово для определения своей любви.Выучите эти «слова» и узнайте их, когда живете ими.
С любовью вы получаете то, что вкладываете в нее
Любовь — это эмоция в действии. Вы можете научиться чувствовать и развивать свою любовь … Сначала изучите и узнайте различные ситуации любви. Научитесь распознавать их, когда вы их чувствуете. Затем вы идете и делитесь своей любовью с другими.
Любовь между двумя людьми может начаться только в том случае, если взаимодействие основано на правде, доверии и уважении. Это то, что вы начинаете давать.Это необходимо для взаимной любви между двумя людьми. Если другой человек дает вам то, что вы отдаете, тогда вы начинаете испытывать любовь друг к другу, и она может расти …
Нетрудно понять любовь, если вы знаете, как работает любовь.
Влюбиться в кого-то очень легко. Трудность в том, чтобы оставаться влюбленным. Но если сложно оставаться в любви, значит, это не любовь всей вашей жизни. Это любовный опыт. Любовь всегда прекрасна, если она не прекрасна, это не любовь.Пора двигаться дальше. Иногда любовь просто угасает. Лучше двигаться дальше, когда ничего не чувствуешь, чем когда чувствуешь противоположность любви.
Поиск любимого человека или отношений …
Если вы хотите найти любовь всей своей жизни, начните осознавать, как вы используете слово «любовь». Сказать и подумать, что я хочу найти любовь всей своей жизни, а не отношений — это фундаментально. Вы находите то, что ищете.
«Находиться в отношениях» — это маркетинговый термин, изобретенный в журналах.Все, кто не одинок, состоят в отношениях. Он идеально подходит для обращения к большой группе людей, но слишком расплывчато определять вашу личную ситуацию.
Единственный важный вопрос для вас должен быть: «Испытываю ли я любовь или нет?»
Это первое эссе по философии, образующее серию под названием «Натурфилософия» о наиболее важных вопросах жизни, пытающихся дать определение «Теории всего». Продолжайте читать здесь.
Поддержите краудсорсинговую кампанию по публикации электронных книг и их бесплатному распространению.(Ссылка в моем профиле) или загрузите первую электронную книгу из серии Natural Philosophy здесь
Философия любви | Интернет-энциклопедия философии
В этой статье исследуется природа любви и некоторые этические и политические разветвления. Для философа вопрос «что такое любовь?» порождает множество проблем: любовь — абстрактное существительное, которое для некоторых означает, что это слово, не связанное ни с чем реальным или чувственным, вот и все; для других это средство, с помощью которого наше существо — наше «я» и его мир — безвозвратно затрагиваются, когда мы «прикоснулись к любви»; одни пытались его проанализировать, другие предпочли оставить его в сфере невыразимого.
И все же нельзя отрицать, что любовь играет огромную и неизбежную роль в нескольких наших культурах; мы находим его обсуждаемым в песнях, фильмах и романах — юмористически или серьезно; это постоянная тема зрелой жизни и яркая тема для молодежи. С философской точки зрения природа любви со времен древних греков была опорой в философии, создавая теории, которые варьируются от материалистической концепции любви как чисто физического явления — животного или генетического побуждения, которое диктует наше поведение — до теорий. о любви как о глубоко духовном занятии, которое в высшей степени позволяет нам прикоснуться к божественности.Исторически сложилось так, что в западной традиции Симпозиум Платона представляет собой вводный текст, поскольку он дает нам чрезвычайно влиятельное и привлекательное представление о том, что любовь характеризуется рядом возвышений, в которых животное желание или низменное вожделение заменяется более интеллектуальной концепцией любовь, которая также превосходит то, что может быть истолковано теологическим видением любви, превосходящим чувственное влечение и взаимность. С тех пор появились недоброжелатели и сторонники платонической любви, а также множество альтернативных теорий, в том числе теория ученика Платона Аристотеля и его более светская теория истинной любви, отражающая то, что он описал как «два тела и одна душа».’
Философское рассмотрение любви выходит за рамки множества дисциплин, включая эпистемологию, метафизику, религию, человеческую природу, политику и этику. Часто утверждения или аргументы, касающиеся любви, ее природы и роли в человеческой жизни, например, связаны с одной или всеми центральными теориями философии и часто сравниваются или исследуются в контексте философии пола и гендера, а также тела. и преднамеренность. Задача философии любви — убедительно представить соответствующие проблемы, опираясь на соответствующие теории человеческой природы, желаний, этики и так далее.
Содержание
- Природа любви: Эрос, Филиа и Агапе
- Эрос
- Филиа
- Агапэ
- Природа любви: дополнительные концептуальные размышления
- Природа любви: Романтическая любовь
- Природа любви: физическая, эмоциональная, духовная
- Любовь: этика и политика
- Ссылки и дополнительная литература
1. Природа любви:
Эрос, Филиа и АгапеФилософское обсуждение любви логически начинается с вопросов, касающихся ее природы.Это подразумевает, что любовь имеет «природу», — предположение, против которого некоторые могут возражать, утверждая, что любовь концептуально иррациональна в том смысле, что ее нельзя описать рациональными или осмысленными предложениями. Для таких критиков, которые представляют метафизические и эпистемологические аргументы, любовь может быть изгнанием эмоций, которые не поддаются рациональному исследованию; с другой стороны, некоторые языки, такие как папуас, даже не допускают эту концепцию, что отрицает возможность философского исследования. В английском языке слово «любовь», происходящее от германских форм санскритского lubh (желание), имеет широкое определение и, следовательно, неточное определение, что порождает проблемы определения и значения первого порядка, которые в некоторой степени решаются с помощью ссылка на греческие термины: eros , philia и agape .
а. Эрос
Термин eros (греч. erasthai ) используется для обозначения той части любви, которая представляет собой страстное, сильное желание чего-то; его часто называют сексуальным желанием, отсюда и современное понятие «эротика» (греч. erotikos ). Однако в трудах Платона эрос рассматривается как обычное желание, которое стремится к трансцендентной красоте — особая красота человека напоминает нам об истинной красоте, существующей в мире форм или идей ( Phaedrus 249E: «он Тот, кто любит прекрасное, называется любовником, потому что он приобщается к нему.Пер. Джоветт). Платоно-сократовская позиция утверждает, что любовь, которую мы порождаем к красоте на этой земле, никогда не может быть полностью удовлетворена, пока мы не умрем; но тем временем мы должны стремиться за пределы конкретного стимулирующего образа перед нами к созерцанию красоты как таковой.
Смысл платоновской теории эрос заключается в том, что идеальная красота, которая отражается в конкретных образах красоты, которые мы находим, становится взаимозаменяемой для людей и вещей, идей и искусства: любить — значит любить платоническую форму красоты. -не конкретный человек, а элемент истинной (идеальной) красоты, которым они обладают.Взаимность не обязательна с точки зрения Платона на любовь, поскольку желание направлено на объект (Красоты), а не, скажем, на компанию другого человека и общие ценности и стремления.
Многие приверженцы платоновской философии считают, что любовь по своей сути более высокая ценность, чем аппетит или физическое желание. Они отмечают, что физическое желание имеет то же самое, что и животное царство. Следовательно, это реакция и стимул более низкого порядка, чем рационально индуцированная любовь, то есть любовь, порожденная рациональным дискурсом и исследованием идей, что, в свою очередь, определяет стремление к идеальной красоте.Соответственно, физическая любовь к объекту, идее или человеку сама по себе не является надлежащей формой любви, поскольку любовь является отражением той части объекта, идеи или человека, которая участвует в Идеальной красоте.
г. Philia
В отличие от желания и страстного стремления eros , philia влечет за собой нежность и уважение к другому. Для греков термин philia означал не только дружбу, но и верность семье, а polis — политическому сообществу, работе или дисциплине. Philia для другого может быть мотивировано, как объясняет Аристотель в Никомахова этика , книга VIII, ради агента или ради другого. Мотивационные различия происходят из любви к другому, потому что дружба полностью полезна, как в случае деловых контактов, или потому, что их характер и ценности приятны (что подразумевает, что, если эти привлекательные привычки меняются, то же самое и дружба), или для другого в том, кем они являются сами по себе, независимо от его интересов в этом вопросе.Английская концепция дружбы примерно отражает идею Аристотеля philia , как он пишет: «Дружбу вызывают следующие вещи: доброта; делать их без просьбы; и не провозглашать факт, когда они будут сделаны »( Rhetoric , II. 4, пер. Рис. Робертс).
Аристотель подробно описывает то, чего мы ищем в настоящей дружбе, предполагая, что надлежащая основа для philia является объективной: те, кто разделяет наши взгляды, кто не злится, кто ищет того, что мы делаем, кто сдержан и справедлив, которые восхищаются нами должным образом, как мы ими восхищаемся, и так далее. Philia не может исходить от сварливых, сплетников, агрессивных по манерам и личности, несправедливых и так далее. Из этого следует, что лучшие персонажи могут породить лучшую дружбу и, следовательно, любовь: действительно, как стать хорошим персонажем, достойным philia , — это тема Nicomachaen Ethics . Самый рациональный человек — это тот, кто желает быть самым счастливым, и, следовательно, тот, кто способен к наилучшей форме дружбы, которая редко встречается между двумя «добрыми и подобными добродетелями» ( NE , VIII.4 пер. Росс). Мы можем предположить, что любовь между такими равными — рациональными и счастливыми мужчинами Аристотеля — была бы идеальной, с кругами уменьшающегося качества для тех, кто морально далек от лучших. Он характеризует такую любовь как «своего рода избыток чувств». ( NE , VIII.6)
Дружба более низкого качества также может быть основана на удовольствии или пользе, получаемых от компании другого человека. Деловая дружба основана на полезности — взаимности общих деловых интересов; как только бизнес подходит к концу, дружба растворяется.Это похоже на дружбу, основанную на удовольствии, получаемом от общества другого человека, которое не является удовольствием, получаемым другим человеком в себе самом, а в потоке удовольствия от его действий или юмора.
Первое условие высшей формы аристотелевской любви — это любовь человека к себе. Без эгоистической основы он не может проявлять симпатию и привязанность к другим ( NE , IX.8). Такая любовь к себе не является гедонистической или прославленной, зависящей от стремления к немедленным удовольствиям или лести толпы, это вместо этого отражение его стремления к благородному и добродетельному, кульминацией которого является стремление к рефлексивной жизни.Дружба с другими необходима, «поскольку его цель — обдумывать достойные поступки… жить приятно… разделять дискуссии и мысли», что подходит добродетельному человеку и его другу ( NE , IX.9). Нравственно добродетельный человек, в свою очередь, заслуживает любви тех, кто ниже его; он не обязан давать равную любовь взамен, что подразумевает, что аристотелевская концепция любви является элитарной или перфекционистской: «Во всех дружеских отношениях, подразумевающих неравенство, любовь также должна быть пропорциональной, т.е.е. тем лучше следует любить больше, чем он любит ». ( NE , VIII, 7,). Взаимность, хотя и не обязательно равная, является условием аристотелевской любви и дружбы, хотя родительская любовь может включать одностороннюю привязанность.
г. Агапе
Агапе относится к отцовской любви Бога к человеку и человека к Богу, но распространяется и на братскую любовь ко всему человечеству. (Еврейский ahev имеет немного более широкий семантический диапазон, чем agape ). Agape , возможно, заимствует элементы как из eros , так и из philia в том, что он ищет совершенный вид любви, который одновременно является нежностью, выходом за рамки частного и страстью без необходимости взаимности. Эта концепция расширена в иудейско-христианской традиции любви к Богу: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем, и всею душею, и все могущество» (Второзаконие 6: 5) и люби «своего». ближнего, как самого себя »(Левит 19:18).Любовь к Богу требует абсолютной преданности, которая напоминает любовь Платона к Красоте (и христианские переводчики Платона, такие как Св. Августин, использовали связи), которая включает эротическую страсть, трепет и желание, превосходящие земные заботы и препятствия. Фома Аквинский, с другой стороны, подхватил аристотелевские теории дружбы и любви, чтобы провозгласить Бога самым разумным существом и, следовательно, наиболее заслуживающим любви, уважения и внимания.
Универсалистская заповедь «люби ближнего твоего, как самого себя» отсылает субъекта к тем, кто его окружает, которых он должен любить односторонне, если необходимо.Приказ использует логику взаимности и намекает на аристотелевское основание, согласно которому субъект должен любить себя определенным образом: если бы он любил себя особенно неуместным, извращенным образом, последовали бы неприятные результаты! Философы могут обсуждать природу «себялюбия», подразумеваемого в этом, — от аристотелевского представления о том, что любовь к себе необходима для любого вида межличностной любви, до осуждения эгоизма и убогих примеров того гордости и самовозвеличивания, из которых основывать свою любовь к другому.Св. Августин отказывается от дискуссии — он утверждает, что человеку не нужно приказывать любить себя ( De bono viduitatis , xxi). По аналогии с логикой «лучше давать, чем принимать», универсализм агапе требует от кого-то первоначального обращения: в противоположность аристотелевской позиции ответственность за распространение любви лежит на христианине. другим. Тем не менее, повеление также влечет за собой эгалитарную любовь — отсюда и христианский кодекс «любить врагов своих» (Матфея 5: 44-45).Такая любовь превосходит любые перфекционистские или аристократические представления о том, что некоторые из них (или должны быть) более привлекательными, чем другие. Agape находит отголоски в этике Канта и Кьеркегора, которые абстрактно отстаивают моральную важность беспристрастного уважения или любви к другому человеку. qua человек.
Однако беспристрастная любовь к ближнему (Иакова 2: 9) вызывает серьезные этические проблемы, особенно если сосед якобы не заслуживает любви. Таким образом, начинается дискуссия о том, какие элементы поведения соседа следует включить в агапе , а какие исключить.Ранние христиане спрашивали, применим ли этот принцип только к ученикам Христа или ко всем. Беспристрастные сторонники победили в дебатах, заявив, что человечность соседа является основным условием любви; тем не менее, его действия могут потребовать критики второго порядка, поскольку логика братской любви подразумевает, что это моральное улучшение братской ненависти. Для метафизических дуалистов любовь к душе, а не к телу или поступкам ближнего дает полезный исключающий пункт — или, в свою очередь, оправдание для наказания тела другого за грехи и нравственные проступки, освобождая надлежащий объект любви — душу — от его светского муки.Для христианских пацифистов «подставить другую щеку» агрессии и насилию означает надежду на то, что агрессор со временем научится понимать высшие ценности мира, прощения и любви к человечеству.
Универсализм агапе противоречит пристрастию Аристотеля и имеет множество этических последствий. Фома Аквинский допускает пристрастие в любви к тем, с кем мы связаны, при этом утверждая, что мы должны проявлять милосердие ко всем, тогда как другие, такие как Кьеркегор, настаивают на беспристрастности.Недавно Хью ЛаФаллотт (1991) отметил, что любить тех, к кому человек неравнодушен, не обязательно отрицает принцип беспристрастности, поскольку беспристрастность может признать любовь к близким как беспристрастный принцип, и, используя аристотелевскую концепцию любви к себе, , повторяет, что для любви к другим требуется близость, которую можно получить только частично. Другие утверждали бы, что концепция всеобщей любви, равной любви ко всем, не только непрактична, но и логически пуста. Аристотель, например, утверждает: «Невозможно быть другом многим людям в том смысле, что у них идеальная дружба. с ними, так же как нельзя любить сразу многих людей (ведь любовь — это своего рода избыток чувств, и по своей природе они проявляются только к одному человеку) »( NE , VIII.6).
2. Природа любви: дополнительные концептуальные размышления
Предполагая, что любовь имеет природу, ее следует, по крайней мере, до некоторой степени описать в рамках языковых концепций. Но то, что подразумевается под подходящим языком описания, может быть столь же обманчивым с философской точки зрения, как и сама любовь. Такие соображения касаются философии языка, релевантности и уместности значений, но они также обеспечивают анализ «любви» с ее первоосновами. Существует ли он, и если да, то можно ли его узнать, понять и описать? Любовь может быть познаваемой и понятной для других, как ее понимают во фразах «Я влюблен», «Я люблю тебя», но то, что означает «любовь» в этих предложениях, не может быть подвергнуто дальнейшему анализу: то есть понятие «любовь» »Является несводимым — аксиоматическим или самоочевидным положением вещей, не требующим дальнейшего интеллектуального вторжения, возможно, аподиктической категорией, которую кантианец может распознать.
Эпистемология любви спрашивает, как мы можем познать любовь, как мы можем ее понять, возможно ли или правдоподобно ли делать утверждения о любви других или самих себя (что затрагивает философскую проблему частного знания по сравнению с общественным поведением). Опять же, эпистемология любви тесно связана с философией языка и теориями эмоций. Если любовь является чисто эмоциональным состоянием, можно утверждать, что она остается частным явлением, недоступным для других, кроме как посредством выражения языка, и язык может быть плохим индикатором эмоционального состояния как для слушателя, так и для окружающих. предмет.Эмотивисты считают, что такое утверждение, как «Я влюблен», несводимо к другим утверждениям, потому что это высказывание, не являющееся пропозициональным, следовательно, его достоверность не подлежит исследованию. Подобным образом феноменологи могут представить любовь как некогнитивный феномен. Шелер, например, играет с идеальной любовью Платона, которая носит познавательный характер, утверждая: «любовь сама по себе… вызывает непрерывное возникновение все более высокой ценности в объекте — точно так же, как если бы она вытекала из объекта сама по себе». без какого-либо напряжения (даже желания) со стороны любовника »(1954, с.57). Любовник пассивен перед любимым.
Утверждение о том, что «любовь» не может быть исследована, отличается от утверждения о «любви». , божественная или романтическая природа. Но если с концептуальной точки зрения согласовано, что существует такое понятие, как «любовь», когда люди представляют утверждения, касающиеся любви, или увещевания, такие как «она должна проявлять больше любви», то философское исследование кажется подходящим: является ли это синонимом определенных шаблонов поведения, интонаций в голосе или манерах, или очевидным преследованием и защитой определенной ценности («Посмотрите, как он любит свои цветы — он должен их любить»)?
Если любовь действительно обладает «природой», которую можно идентифицировать с помощью некоторых средств — личного выражения, различимого образца поведения или другой деятельности, то все же можно спросить, эта природа может быть правильно понята человечеством.Любовь может иметь природу, но мы можем не обладать надлежащими интеллектуальными способностями, чтобы понять ее — соответственно, мы можем получить проблески, возможно, ее сущность, — как утверждает Сократ в The Symposium , но ее истинная природа навсегда останется за пределами интеллектуального понимания человечества. Соответственно, любовь можно частично описать или намекнуть в диалектическом или аналитическом изложении концепции, но никогда не понять сама по себе. Поэтому любовь может стать эпифеноменальной сущностью, порожденной человеческими действиями в любви, но никогда не улавливаемой умом или языком.Любовь можно описать как Платоническую Форму, принадлежащую к высшему царству трансцендентных концепций, которые смертные едва ли могут представить в своей чистоте, улавливая лишь проблески концептуальных теней Форм, которые логика и разум раскрывают или раскрывают.
Другая точка зрения, опять же заимствованная из философии Платона, может позволить одним людям понять любовь, но не другим. Это вызывает иерархическую эпистемологию, согласно которой только посвященные, опытные, философские, поэтические или музыкальные могут проникнуть в суть ее природы.На одном уровне это допускает, что только опытный может познать ее природу, что предположительно верно для любого опыта, но это также может подразумевать социальное разделение понимания — что только короли-философы могут знать настоящую любовь. Согласно первому выводу, те, кто не чувствует или не испытывают любви, неспособны (если не инициированы через обряд, диалектическую философию, художественные процессы и т. Д.) Понять ее природу, тогда как второй вывод предполагает (хотя это не является логически необходимым выводом). ), что непосвященные или неспособные понять, испытывают только физическое желание, а не «любовь».Соответственно, «любовь» принадлежит либо к высшим способностям всех, для понимания которых требуется какое-либо образование, либо к высшим эшелонам общества — к классу священников, философов или артистов, поэтов. Непосвященные, неспособные или молодые и неопытные — те, кто не является романтическими трубадурами — обречены только на физическое желание. Это отделение любви от физического желания имеет и другие последствия, касающиеся природы романтической любви.
3.Природа любви: романтическая любовь
Считается, что романтическая любовь имеет более высокий метафизический и этический статус, чем одна лишь сексуальная или физическая привлекательность. Идея романтической любви изначально проистекает из платонической традиции, согласно которой любовь — это стремление к красоте, ценность, выходящая за рамки особенностей физического тела. Для Платона любовь к красоте достигает высшей точки в любви к философии, предмету, который преследует высшие способности мышления. Романтическая любовь рыцарей и девушек возникла в раннем средневековье (11, -е, век, Франция, fine amour, ) как философское эхо как платонической, так и аристотелевской любви и буквально производная от римского поэта Овидия и его Ars Amatoria. .Романтическая любовь теоретически не могла быть завершена, поскольку такая любовь была трансцендентно мотивирована глубоким уважением к даме; однако это должно было быть активным в рыцарских делах, а не созерцанием — что контрастирует с упорным чувственным стремлением Овидия к завоеваниям!
Современная романтическая любовь возвращается к аристотелевской версии особой любви, которую два человека находят в добродетелях друг друга — одной душе и двух телах, как он поэтически выразился. Считается, что с этической, эстетической и даже метафизической точки зрения она имеет более высокий статус, чем любовь, которую описывают бихевиористы или физикалисты.
4. Природа любви: физическая, эмоциональная, духовная
Некоторые могут считать, что любовь — это физическая, т.е. что любовь — это не что иное, как физическая реакция на другого, к которому агент чувствует физическое влечение. Соответственно, действие любви включает в себя широкий спектр поведения, включая заботу, выслушивание, внимание, предпочтение другим и так далее. (Это предложили бы бихевиористы). Другие (физикалисты, генетики) сводят все исследования любви к физической мотивации сексуального влечения — простому сексуальному инстинкту, который присущ всем сложным живым существам, который у людей может быть направлен сознательно, подсознательно или дорационально. к потенциальному партнеру или объекту сексуального удовлетворения.
Физические детерминисты, те, кто считает мир полностью физическим и что каждое событие имеет предшествующую (физическую причину), считают любовь продолжением химико-биологических составляющих человеческого существа и могут быть объяснены в соответствии с такими процессами. В этом ключе генетики могут ссылаться на теорию, согласно которой гены (индивидуальная ДНК) формируют определяющие критерии при любом сексуальном или предполагаемом романтическом выборе, особенно при выборе партнера. Однако проблема для тех, кто утверждает, что любовь сводится к физической привлекательности потенциального партнера или к кровным связям семьи и родственников, которые создают узы сыновней любви, заключается в том, что она не улавливает привязанности между теми, кто не может или желание не воспроизводить — то есть физикализм или детерминизм игнорируют возможность романтической, идеальной любви — это может объяснить eros , но не philia или agape .
Бихевиоризм, который проистекает из теории разума и утверждает отказ от картезианского дуализма между разумом и телом, влечет за собой, что любовь — это серия действий и предпочтений, которые, таким образом, можно наблюдать для себя и других. Бихевиористская теория, согласно которой любовь наблюдаема (в соответствии с узнаваемыми поведенческими ограничениями, соответствующими актам любви), предполагает также, что она теоретически поддается количественной оценке: что А действует определенным образом (действия X, Y, Z) вокруг В в большей степени, чем он делает вокруг C, предполагает, что он «любит» B больше, чем C.Проблема с бихевиористским взглядом на любовь заключается в том, что оно подвержено критике за то, что действия человека не должны выражать его внутреннее состояние или эмоции — А может быть очень хорошим актером. Радикальные бихевиористы, такие как Б. Ф. Скиннер, утверждают, что наблюдаемое и ненаблюдаемое поведение, такое как психические состояния, может быть исследовано с бихевиористской структуры с точки зрения законов обусловливания. С этой точки зрения, влюбленность может остаться нераспознанной сторонним наблюдателем, но акт влюбленности можно исследовать по тем событиям или условиям, которые привели к тому, что агент поверил, что влюблен: это может включать теорию о том, что влюбленность Любовь — это явно сильная реакция на набор очень позитивных условий в поведении или присутствии другого человека.
Экспрессионистская любовь похожа на бихевиоризм в том смысле, что любовь считается выражением положения дел по отношению к любимому, которое может быть передано посредством языка (слова, стихи, музыка) или поведения (принесение цветов, отказ от почки, погружение в пресловутое горящее здание), но которое является отражением внутреннего эмоционального состояния, а не демонстрацией физических реакций на раздражители. Другие в этом ключе могут утверждать, что любовь — это духовный отклик, признание души, которое дополняет собственную душу или дополняет или увеличивает ее.Спиритуалистическое видение любви включает как мистические, так и традиционные романтические представления о любви, но отвергает бихевиористские или физикалистские объяснения.
Те, кто считает любовь эстетической реакцией, будут считать, что любовь познаваема через эмоциональные и сознательные чувства, которые она вызывает, но которые, возможно, не могут быть отражены рациональным или описательным языком: вместо этого ее следует уловить, насколько это возможно, метафорой или музыкой.
5. Любовь: этика и политика
Этические аспекты любви включают моральную уместность любви и формы, которые она должна или не должна принимать.Предметная область поднимает такие вопросы, как: приемлемо ли с этической точки зрения любить объект или любить себя? Любовь к себе или к другому — долг? Должен ли этически мыслящий человек стремиться любить всех людей одинаково? Допустима или допустима частичная любовь с моральной точки зрения (то есть не правильно, но простительно)? Должна ли любовь вовлекать только тех, с кем агент может иметь значимые отношения? Должна ли любовь стремиться превзойти сексуальное желание или внешность? Применимы ли представления о романтической сексуальной любви к однополым парам? Часть предметной области естественным образом проникает в этику секса, которая касается уместности сексуальной активности, репродукции, гетеро- и гомосексуальной активности и так далее.
В области политической философии любовь можно изучать с самых разных точек зрения. Например, некоторые могут рассматривать любовь как проявление социального доминирования одной группы (мужчин) над другой (женщины), в которой социально сконструированный язык и этикет любви предназначены для расширения возможностей мужчин и ограничения возможностей женщин. Согласно этой теории, любовь является продуктом патриархата и действует аналогично взгляду Карла Маркса на религию (опиум для народа), согласно которой любовь — это опиум для женщин. Подразумевается, что если бы они отказались от языка и понятий «любовь», «влюбленность», «любить кого-то» и так далее, они бы обрели полномочия.Теория часто привлекательна для феминисток и марксистов, которые рассматривают социальные отношения (и весь арсенал культуры, языка, политики, институтов) как отражение более глубоких социальных структур, разделяющих людей на классы, пола и расы.
В этой статье затронуты некоторые из основных элементов философии любви. Он проникает во многие философские области, особенно в теории человеческой природы, личности и разума. Язык любви, встречающийся в других языках, а также в английском, столь же широк и заслуживает большего внимания.
6. Ссылки и дополнительная литература
- Аристотель Никомахова этика.
- Аристотель Риторика . Рис Робертс (пер.).
- Августин De bono viduitatis.
- LaFallotte, Хью (1991). «Личные отношения». Питер Сингер (ред.) Товарищ по этике . Блэквелл, стр. 327-32.
- Платон Федр.
- Платон Симпозиум.
- Шелер, Макс (1954). Природа сочувствия . Питер Хит (пер.). Нью-Хейвен: издательство Йельского университета.
Информация об авторе
Александр Мозли
Электронная почта: [email protected]
Соединенное Королевство
Сущность понятия любви…
Я убирал свой шкаф на выходных и наткнулся на коробку с некоторыми из моих старых школьных заданий. Я сохранил несколько своих любимых за долгие годы.
Однако один, в частности, остановил меня.Это была работа, которую я написал, когда мне было 15 лет и я был в 10 классе. Я учился в 12 классе по социологии (да, тогда я тоже был отличником), и мне было нужно написать эссе об определении любви.
Так уж вышло, что примерно в то время мои родители недавно развелись, и я сама была в каком-то беспорядке, будучи гормональной девочкой-подростком. Так что теперь, когда я читаю это эссе, я просто поражен им. Думаю, я уже тогда был тренером…
Мог бы я сейчас сказать несколько вещей по-другому? Конечно.И местами это немного идеалистично, но суть в моем уме все еще остается верной.
Вот оно… (Я исправил несколько знаков препинания, но постарался сохранить его как можно точнее по сравнению с оригинальной рукописной копией, показанной здесь, на изображении. Кстати, я получил за это A + +1… :)).
Природа и понятие любви
Автор: Хизер Уилсон (1987 — 15 лет)
Любовь — это четырехбуквенное слово, которое часто говорят, но редко слышат.
В современном обществе любовь считается табу.Если ты любишь кого-то, ты слабый и поверхностный. Это вещь сегодня развестись или иметь много бессмысленных отношений.
Ты крутой, , если никогда не показываешь эмоций, и сентиментальный, если показываешь. Любви нет места в сегодняшнем мире, когда каждый хочет быть независимым.
Я думаю, что любовь все еще здесь, но похоронена. Всем нужна любовь, чтобы выжить на этой безумной планете. Без него мы бы просто превратились в ничто.
Что такое любовь?
Вопрос, на который многие из нас хотели бы получить ответ, но на самом деле нет четкого определения.Мы не можем просто объяснить любовь несколькими словами, предложением или даже книгой.
Это чувство тепла и нежности для кого-то. Это чувство безопасности и силы, честности, доверия, принятия и понимания. Это все эмоции в одном лице.
Любовь проста, но сложна.
В книге Лео Бускальи Любящие друг друга два человека пытаются объяснить, какими должны быть отношения любви:
- Любовные отношения — это отношения, в которых люди доверяют друг другу настолько, что становятся уязвимыми, гарантируя, что другой человек не воспользуется преимуществом.Он не эксплуатирует и не принимает другое как должное. Это предполагает много общения, много делиться и много нежности.
- Любовные отношения — это отношения доверия и принятия, которые создают нежное, теплое чувство безопасности и удовлетворенности. Он предлагает неограниченную поддержку и силу, на которые всегда можно опираться.
Однажды я прочитал на поздравительной открытке короткий стих, который привлек мое внимание, и я всегда буду помнить его и считать правдой.
« Любовь, как океан, безмерна и вечна, и печаль — тень, проходящая над морем .”~ Неизвестно
Для меня любовь к кому-то — это очень глубокая забота об их мыслях, их благополучии, о том, чтобы они приняли вас такими, какие вы есть, и чтобы они понимали, доверяли и уважали вас. Вы чувствуете себя в безопасности, зная, что они вас не оставят. Вы счастливы. Вы хотите всегда быть с ними, и вы хотите кричать всему миру, что вы их любите.
Для того, чтобы любящие отношения работали хорошо, нужно много качеств. Но четыре основных качества — это общение, привязанность, прощение и честность.
Общение — самый важный ингредиент отношений. Пара должна говорить о своих чувствах, слушать друг друга, делиться жизненным опытом и просто следить за тем, чтобы послание любви и понимания было передано и понято. Они должны быть лучшими друзьями друг друга.
Пара, которая никогда не разговаривает или никогда не разделяет чувств, обязательно будет чувствовать себя опустошенной, и, вероятно, это не продлится слишком долго. Не думайте, что кто-то знает, что вы его любите, может быть, и знает, но всем нравится, когда им говорят.
Привязанность тоже очень важна. Кажется, что люди боятся давать и получать физическую привязанность. Раньше никто даже не думал обнять кого-то или похлопать по спине в дружбе или даже любви. Но теперь это меняется. Многие врачи говорят, что проявленная привязанность необходима для хорошего здоровья. Объятия могут сделать день лучше для многих.
Это человек, кричащий «Ты говоришь мне, что любишь меня, ну ПОКАЖИ меня!». Просто легкие объятия могут снять депрессию и показать, что кто-то достаточно заботится о вас, чтобы найти время, чтобы обнять вас.
Прощение. Многие из нас думают, что прощать — значит быть слабым. Но нужен очень сильный человек, чтобы полностью простить и забыть чей-то поступок. Если мы говорим, что прощаем кого-то, но всегда помним о боли, мы на самом деле не прощаем кого-то, а просто выталкиваем это действие из головы.
Способ простить кого-то — отделить поступок от человека. Не всегда легко, но если вы посмотрите на поступок, а затем на человека и то, как много значат наши отношения, мы часто обнаруживаем, что долгосрочные отношения более ценны, чем сиюминутная боль, вызванная негативным действием.
Мы также всегда хотим, чтобы люди прощали наши ошибки, ничего не взамен. Ну, как мы можем ожидать, что люди простят нас, если мы не будем прощать им? Прежде чем мы сможем полностью простить и забыть, мы должны воспринимать человека с состраданием как уязвимого, несовершенного, способного к страху и во многом похожего на нас самих.
Честность очень важна в отношениях. Мы предполагаем, что наш партнер скажет нам правду. Без доверия нет отношений и не может быть любви.Поэтому мы доверяем друг другу всегда говорить правду.
Мы часто говорим людям маленькую белую ложь , чтобы спасти их от боли. Но действительно ли мы спасаем их от боли, не говоря им правды? Они могут узнать об этом другими способами и получить двойную боль из-за того, что мы солгали. Если кто-то спрашивает нас о нашем мнении о них, мы часто лжем или ничего не говорим. Затем они, поверив вам, выходят в мир и позже узнают от кого-то не такого близкого, как вы, что у них тоже есть плохие качества.Человеку будет очень больно узнать, что у вас не хватит смелости сказать ему правду и то, что вы на самом деле думаете.
Когда мы не можем сказать человеку правду, мы часто приукрашиваем его (то есть делаем так, чтобы он звучал лучше, чем он есть на самом деле, или опускаем части). Но если двое людей достаточно любят друг друга, правду, хорошую или плохую, следует говорить с любовью и пониманием и мягко.
Еще несколько ингредиентов для любовных отношений:
Свобода от ревности — мы должны понять, что мы не можем обладать никем и что один человек не может удовлетворить все наши потребности.Мы должны расти и учиться в самоуважении и знаниях.
Принятие — Мы должны принимать друг друга такими, какие мы есть, и не пытаться это изменить.
Рассмотрение — Мы часто относимся к своим случайным знакомым лучше, чем к любимым. Но именно мелочи и бездумность разрушают отношения.
Разделяя мечты — Мы хотим делиться всем с тем, кого любим. Нам нужен тот, кто не будет смеяться над нашими мечтами.Мечты — это личное дело каждого, и разделение их доказывает нашу любовь и доверие.
Мужество — Мы должны иметь мужество, чтобы противостоять нашим повседневным проблемам, спорам и разочарованиям. Мы должны быть смелыми и решительными. Мы должны дать нашим отношениям шанс.
Нет ничего лучше, чем любить и быть любимым в ответ. Мы можем не знать, что такое любовь. Но это делает нас счастливыми и дает нам повод жить. Каждому из нас нужна любовь, независимо от того, признаем мы это или нет.
Каково ваше определение любви? Пожалуйста, поделитесь в комментариях ниже.
(PDF) Что такое настоящая (брендовая) любовь? Концепция любви в теории и исследованиях брендинга
Концепция любви в теории и исследованиях брендов
6
Отношения напоминали Эрос, Манию и Агапе; включая страсть, отдачу и зависимость, будучи на самом деле очень романтичным, и что компонент страсти на самом деле был тем, который предсказывал любовь и верность
объекту.
Были также попытки совершенно новых концептуализаций.Попытка Фурнье (Fournier, 1998) разработать типологию бренда
стала влиятельной отправной точкой для этого типа исследований. На основе очень небольшого числа участников (
), но всего их 144 отношений с брендами, было сформировано пятнадцать типов отношений между потребителем и брендом
. Общий список варьировался от «браков по договоренности», где отношения с брендом составляли
, инициированных третьими сторонами, и были вынуждены, например, придерживаться выбора члена семьи.На другой крайности
отношения назывались «порабощением», где есть полное управление желаниями. В промежутке
типы отношений назывались случайными друзьями, браками по расчету, совершенными
партнерскими отношениями, лучшими дружескими отношениями, разобщенными дружескими отношениями, родственными связями, восстановлением отношений, детством
дружбой, ухаживаниями, зависимостями, интригами, враждой и тайными интригами. Чтобы привести пример с
брендов, тайный тип дела символизировался определенной маркой конфет, которые участник прятал на
работе.
Интересно, однако, что даже если отношения потребителя и бренда рассматривались с этой точки зрения как новая точка зрения
, концептуализация еще не достигла зрелости для самостоятельного развития. Формулировки
почти такие же, как любовь или межличностное исследование, и большую часть времени эти исследования
остаются попытками переноса. Следующим успешным шагом будет не только перефразировать или попытаться изменить повествования потребителей
, чтобы они соответствовали существующим типологиям, но и придумать терминологию потребительского бренда
, которая по-прежнему основана на надежных работах и рабочих моделях предыдущих работ, таких как Стейнберга.
3. К МОДЕЛИ ЛЮБВИ БРЕНДА
В этом разделе будет кратко проанализировано несколько моделей любви к бренду, чтобы прийти к более
всеобъемлющей современной концептуальной модели любви к бренду. Однако из-за разнообразия существующих концептуализаций
и отсутствия согласия относительно использования термина «любовь» и его подразмерений трудно прийти к полностью развитой модели любви к бренду.
Для начала, как создатель парадигмы взаимоотношений, Фурнье (1998) также разработал
предварительную модель «качества взаимоотношений с брендом», которая представляет собой концепцию, включающую любовь к бренду, страсть, связь с самим собой, приверженность, приверженность и т. Д. взаимозависимость, близость и партнерское качество бренда.Поэтому
сложно определить, какое именно поведение бренда и поведения потребителей влияет на его любовь к бренду. Конечным следствием качества взаимоотношений с брендом
является стабильность и долговечность отношений, через
процессы адаптации, прощения, предвзятого восприятия, обесценивания альтернативных брендов и
нескольких предубеждений атрибуции. Очевидно, что это предварительная основа, заимствованная из теории межличностного взаимодействия
в целом и не имеющая достаточного объяснения и концептуализации.Кроме того, любовь к бренду используется
как синоним страсти к бренду.
Помимо разработки обоснованной теории и концептуальной концепции любви к бренду, исследователи потребителей изучили и смоделировали частички конструкции любви
. Другой пример — модель страсти к бренду Бауэра и
других (2007), которая, по крайней мере, определяет список переменных, ведущих к страсти.
Среди них уникальность бренда, самовыражение, престиж, гедонистическая ценность и потребительская экстраверсия
.Также эта модель подчеркивает стратегические результаты по сравнению с другими моделями, такими как цена
надбавки, положительная молва (WOM) и намерение совершить покупку. Чадхури и Холбрук (2002) также
использовали термин «аффект бренда» как зонтик и как ключ к приверженности. Опять же, в их модели
— это ценные с точки зрения менеджмента результаты со стороны фирмы, такие как увеличение доли рынка и отношение рекламы к продажам
после приверженности бренду. Томсон и другие (2005) также показали, что надбавка к цене и лояльность к бренду являются результатом эмоциональной привязанности к бренду.Поскольку они использовали теорию привязанности из психологии
, модель в конечном итоге предсказала привязанность, а затем лояльность и ценовую надбавку к бренду
. Таким образом, эмоционально насыщенная концепция (называется ли она любовью к бренду, аффектом, страстью или привязанностью
) невероятно зависит от того, какая теория межличностного общения заимствуется. Совсем недавно Кэрролл и Ахувиа (2006) разработали модель любви марки
с упором на самовыражение бренда
Что такое любовь? 31 человек раскрывает для них значение любви
«Любовь похожа на мытье посуды.Я человек, склонный к служебному поведению, и ненавижу мыть посуду, поэтому мой муж взял на себя ответственность никогда не позволять грязной тарелке гноиться в раковине. Это бескорыстно, смиренно и глубоко любящим, и я благодарен, что он старается показать мне любовь на том языке, который я слышу »- Скай Шерман, 25, она / она, гетеросексуал, замужем
Любовь оставляет место для Изменение и рост«Чувство безопасности, чтобы быть настоящим, подлинным человеком. Имея место для индивидуальных и общих страстей.Зная, когда все остальное будет снято, ваш партнер по-прежнему будет держать вас близко ». — Джой Овербрук, 30, Она / Она, Пансексуал, замужем
« Любовь — это когда меня бросают вызов, видят, возбуждают, забавляют, провоцируют на мысли, а главное, безопасно. Когда кто-то хочет узнать меня и остается любопытным и задумчивым. Когда меня продолжают поддерживать и поддерживать другого, на протяжении всех здоровых изменений ». — Кейт, 27, Она / Она, Бисексуал, Замужем
Любовь — это когда я ночью прижимаюсь к тебе спиной и чувствую нашу будущее.
«Любовь — это полное принятие и способность доверять и открыто общаться, без страха осуждения или отказа. Это должно относиться не только к романтической любви, но и к любви между семьей и друзьями». — Ро Ро, 94 года, она / она, вдова
«Свобода необходима для любви. Без способности быть самим собой и выражать причудливые, темные прекрасные стороны своей природы, любовь задыхается и быстро испаряется». — Лилли Харлоу, 37 лет, она / она, прямая, преданные отношения
«Любовь — это смотреть на кого-то и знать, что тот, кто он есть сегодня, определенно не будет тем, кого вы увидите завтра, или на следующий день, или через 10 лет.