Что мораль: «Что такое мораль?» – Яндекс.Кью

кто поможет бизнесу сохранить мораль — Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики»

Может ли бизнес в XXI веке быть моральным и что такое сетевые этические племена? Об этом рассказал в Музее предпринимателей, меценатов и благотворителей в рамках проекта «Университет, открытый городу: лекционные четверги в музеях Москвы» ординарный профессор кафедры маркетинга фирмы Факультета бизнеса и менеджмента НИУ ВШЭ Игорь Липсиц.

Мораль в бизнесе: возможно ли это?

Спор о том, способен ли бизнес соблюдать этические нормы и моральные принципы, ведется вот уже много веков подряд. Так, английский философ и писатель конца XVII — начала XVIII веков, один из наиболее известных экономических мыслителей прошлого Бернард де Мандевиль был убежден в том, что мораль вредна для экономики, а пороки, наоборот, полезны, так как они обеспечивают сбыт продукции. А это, в конечном счете, все, что нужно предпринимателю. «В современном маркетинге мы видим множество примеров, когда человека (потребителя) сознательно подталкивают к определенному порочному поведению, и на этом зарабатывают неплохие деньги. А криминальный бизнес, прямо эксплуатирующий человеческие пороки, на сегодняшний день один из самых прибыльных», — подчеркнул Игорь Липсиц.

Российский ученый, эволюционист, палеоневролог Сергей Савельев сделал еще более провокационное, чем Мандевиль, заявление о том, что мораль и вовсе противоречит природе человека. Он считал, что «люди такие же обезьяны, как и раньше, и живут по тем же обезьяним законам, что и 20 миллионов лет назад. В основном все едят, пьют, размножаются и доминируют. Это основа устройства человечества. Все остальные законы, системы только маскируют это явление». Далее Савельев утверждал, что все процессы — в сфере политики, бизнеса и так далее — строятся по биологическим законам. Предприниматели, например, стремятся на всем сэкономить, чтобы получить конкурентные преимущества и таким образом повысить свою доминантность. Социальные же законы, моральные и этические установки, привитые родителями, наоборот, мешают бизнесу, и все стараются их обойти, чтобы больше заработать. Стремление доминировать, по мнению Савельева, абсолютно естественное поведение и животного, и человека как высшей формы животного мира.

Сегодня, как рассказал профессор Липсиц, любимая мысль многих экономистов сводится к тому, что бизнес находится «вне морали», так как он лишь помогает человеку удовлетворять свои желания, а собственнику — получать доход. Наиболее четко эту идею сформулировал знаменитый американский экономист, лауреат Нобелевской премии (1970 год), автор самого популярного университетского учебника по экономике «Экономика: вводный анализ» Пол Самуэльсон. В своих ранних работах ученый полагал, что нашел формулу расчета человеческого счастья. А именно — счастье есть частное от деления потребления благ на желания получения этих благ. И эта величина стремится к единице.

Если аморальное поведение вредит бизнесу, тогда почему мошенничество и ложь так пышно цветут в бизнес-сфере?

Иными словами, чем ближе человек в своем потреблении приближается к пределу своих желаний, тем он счастливее. Самуэльсон верил, что бизнес не ограничен морально-этическими нормами, но ограничен только тем, что должен создавать те блага, которые желанны людям и потому — востребованны рынком. А значит, две главные задачи бизнеса — генерация прибыли для собственников и создание нужных обществу благ. И социальная ответственность бизнеса — это «не по теме». Соответственно такой модели бизнес наращивает предложение благ за счет прогресса науки, техники и развития производственных возможностей общества, а желания благ — стимулирует при помощи инструментов масс-медиа и маркетинга, «вбрасывая» в сознание потребителя образы все более и более комфортной жизни.  

Однако, как рассказал Игорь Липсиц, если экономические институты общества не настроены на соблюдение «золотого правила нравственности» — ни делай другому того, что не хочешь, чтобы сделали тебе, а фирмы преследуют исключительно собственную выгоду, то такое общество рано или поздно неизбежно возвращается к состоянию, которое описал еще в XVI веке английский философ Томас Гоббс.

В таком обществе все воюют против всех, человек человеку волк и «пусть победит сильнейший». «Удивительно, что многие современные бизнесмены беспрекословно поддерживают принципы, описанные Гоббсом, — отметил лектор. — Однако если эти принципы становятся доминирующими, то совершенно очевидно, что в таком обществе фирмы должны нести большие издержки на обеспечение выполнения контрактов, а это приводит к росту цен и снижает конкурентоспособность. А главное — обычным явлением становятся силовые методы наказания обидчиков — инициация заказных уголовных дел или отправка к обидчикам киллеров. В 90-е годы в России мы наблюдали именно такую ситуацию».

Со временем даже российский бизнес устал от «лихих 90-х» и серьезно задумался над тем, что без высокого уровня деловой морали невозможно взаимное доверие партнеров и построение стабильных долгосрочных отношений. «Тем не менее, — считает профессор Липсиц, — в мировой и российской практике мы нередко видим мошенничество бизнесменов, о чем регулярно сообщают различные масс-медиа. Даже в США, в стране классической предпринимательской культуры, люди начинают презирать, ненавидеть и тотально не доверять бизнесменам. Так, согласно опросам, в Соединенных Штатах только 16% потребителей верят в честность руководителей крупных компаний. Отсюда возникает логичный вопрос: а прав ли был Мандевиль, утверждая, что мораль вредит бизнесу? Мировая статистика показывает обратное — чем больше нарушений, тем хуже экономический рост, так как коррупция и растущие транзакционные издержки сокращают прибыль и искажают работы рыночных механизмов».

Причины аморального поведения бизнеса

Если аморальное поведение вредит бизнесу, тогда почему мошенничество и ложь так пышно цветут в бизнес-сфере? Как рассказал Игорь Липсиц, у такого поведения есть три причины.

Первая из них заключается в революции менеджеров XX века, когда управленческие функции перешли от собственников компаний к менеджерам высшего звена. Как известно, еще в XIX веке компании зачастую управлялись собственниками. Однако уже в веке XX образовавшаяся огромная прослойка менеджеров попала в очень комфортные для себя условия. Главным образом потому, что менеджер не несет уголовной ответственности за действия компании. «Даже если он совершает какие-то аморальные действия, не нарушая при этом формально уголовный кодекс, он может быть и вовсе ненаказуем», — подчеркнул лектор. В Америке такую ситуацию пытаются изменить, вводя уголовную ответственность генерального директора за достоверность бухгалтерской информации компании, вплоть до конфискации всего личного имущества. В России всерьез обсуждается концепция уголовной ответственности юридического лица.

«Революция менеджеров привела к образованию огромной прослойки бесконтрольных управленцев, плюс к этому добавилось размывание капитала компании, когда огромное количество акционеров компании не имеет реальной власти, а Совет директоров выбирается все теми же менеджерами высшего звена», — подытожил профессор Липсиц.  

Управленцы мирового масштаба не имеют личных обязательств ни перед кем

Вторая причина кроется в рождении суперкапитализма. «Мы попали в мир, в котором умирает национальное государство, — убежден Игорь Липсиц. — Потому что государство становится слабее транснациональных, глобальных компаний. Сегодня центры принятия решений, определяющих экономическую ситуацию в отдельно взятой стране, благосостояние и занятость ее населения все чаще находятся за границами этой самой страны. Роберт Райх, бывший министр труда в правительстве Клинтона, утверждал, что конкуренция нынче столь остра, что добродетельное и социально ответственное поведение бизнеса неизбежно повлечет дополнительные затраты для его потребителей и инвесторов, которые тут же уйдут к менее щепетильным компаниям. И изменить это нельзя, пока нет общих законов, требующих такого добродетельного и социально ответственного поведения от всех без исключения участников рынка».

И, наконец, последняя причина аморального поведения бизнеса заключается в том, что от революции менеджеров в отдельно взятой стране мир постепенно перешел к появлению глобального управляющего класса, иными словами, появилась новая прослойка управленцев, работающих в масштабе мира. По мнению лектора, глобальный управляющий класс не имеет национальной принадлежности, какая была у предпринимателей ХIХ века, чувствующих свою ответственность за страну и народ. Управленцы мирового масштаба не имеют личных обязательств ни перед кем. Потому что их дом — не отдельно взятая страна, а весь мир. Например, в календаре генерального директора компаний Renault, Nissan, Автоваз Карлоса Гона, который именует себя не иначе как «гражданином мира», время пребывания во Франции, США, Японии, России расписано по процентам.

Два пути развития общества в XXI веке

«И все же, несмотря на все угнетающие причины, бизнес может соблюдать моральные принципы, — уверен лектор, — но только в том случае, если это привлечет к нему достаточное число клиентов, ценящих моральную манеру ведения дел, что позволит добиться рентабельных продаж. А также, если, напротив, несоблюдение моральных принципов автоматически будет угрожать всем без исключения участникам рынка чрезмерно большими государственными санкциями или существенным оттоком клиентов (бойкоту товаров или услуг данной фирмы)». Но как этого добиться?

По мнению лектора, существует два пути развития общества в XXI веке.

Первый из них — развитие «жестких» институтов. Если в обществе ослаблены морально-этические нормы и не очень понятно, кто должен формировать нравственность, за дело берется государство. Этот путь предполагает усиление жестких государственных институтов (законов и системы их применения), а значит — детализацию законов, регулирующих работу бизнеса, улучшение системы обнаружения нарушения законов, ужесточение наказаний для нарушителей, расширение прав государства, возможно, национализацию бизнеса, вплоть до возрождения идей социализма. В результате власть в мире будет переходить к более авторитарным правителям.

«Последние десятилетия, — убежден Игорь Липсиц, — мир идет по этому опасному пути развития. При этом государства нередко сами начинают нарушать любые морально-этические нормы. Например, на наших глазах человек потерял право на защиту своей банковской тайны. Однако ставка на государство приводит экономику в тупик. Потому что, чем больше роль государства, тем медленнее растет благосостояние людей».

Если жесткие институты не выход, то второй вариант развития общества предполагает формирование понятия нравственности заново. И сделать это могут (возможно, при поддержке государства) только сетевые сообщества — группы потребителей, форсирующих для бизнеса соблюдения норм нравственности, считает лектор. Мораль и этика в доисторические времена формировалась опытом племени. С возникновением современной цивилизации нравственность в ней формировали четыре силы — семья, религия, закон и культура. Сегодня, по мнению профессора Липсица, все четыре силы переживают глубокий кризис, так не пора ли людям вновь собраться в племена? Тем более что и площадка для сбора уже есть — Интернет.

Впервые идею возможности такого устройства экономических процессов доказала американский политолог и экономист, лауреат Нобелевской премии по экономике 2009 года Элинор Остром. Изучая правила жизни различных общин, ученый пришла к выводу, что, помимо двух стандартных моделей развития общества (рыночная экономика и плановое хозяйство) есть третий путь: когда живущие на одной территории люди, взаимодействуя друг с другом, вырабатывают неформальные правила, выгодные для всех. Остром считала, что «люди договариваются о взаимодействии тогда, когда ожидаемые выгоды от управления ресурсами превышают предполагаемые затраты на создание более совершенных правил и норм для большинства пользователей и их лидеров».

О том, что потребители могут заставлять бизнес учитывать свои требования свидетельствует история рождения Общества защиты потребителей. К примеру, почти 50 лет назад молодой американский юрист Ральф Нейдер опубликовал книгу «Опасен на любой скорости», в которой обвинил конструкторов General Motors в недобросовестной работе. Оскорбленная компания инициировала против Нейдера судебные процессы, пыталась всячески скомпрометировать обидчика, но проиграла суд и была вынуждена выплатить компенсацию в размере 425 тысяч долларов. На эти деньги юрист создал первое в мире общество по защите прав потребителей.

Позже популярный американский оратор Сет Годин в своих книгах по маркетингу описал сетевые потребительские племена — связанные через Интернет группы потребителей со сходными вкусами. «Сегодня такие общества успешно работают по всему миру, — говорит Игорь Липсиц, — а обиженные потребители все чаще и чаще объединяются в сети для решения общих проблем. На мой взгляд, единственная сила, помимо государства, которая может заставить бизнес ограничить свое аморальное поведение — угроза потери продаж и падения прибыли, которые могут реализовать потребители. Однако помимо потребительских сетевых племен, сегодня, как мне кажется, мы наблюдаем рождение сетевых этических племен (связанные через Интернет группы граждан со сходными моральными принципами) и сетевых политических племен (связанных через Интернет групп граждан со сходными политическими требованиями).

И бизнес уже почувствовал эту новую угрозу: 27% опрошенных в 2012 году американских компаний назвали главным риском именно социальные медиа. Сегодня нам нужно серьезно переосмыслить этические основы ведения бизнеса, иначе высока вероятность возвращения к авторитарному государству. Но с появлением этических сетевых племен, если они наберут реальную силу, возможно, мы сумеем этого избежать», — заключил Игорь Липсиц.

духовная природа и общественные функции – тема научной статьи по философии, этике, религиоведению читайте бесплатно текст научно-исследовательской работы в электронной библиотеке КиберЛенинка

УДК 1:316

МОРАЛЬ КАК СОЦИАЛЬНЫЙ ФЕНОМЕН:

ДУХОВНАЯ ПРИРОДА И ОБЩЕСТВЕННЫЕ ФУНКЦИИ

© В. Р. Ибрагимова1, А. Я. Фаткуллина2

1 Башкирский государственный университет Россия, Республика Башкортостан, 450074 г. Уфа, ул. Заки Валиди, 32.

Тел. +7 (34 7) 273 93 1 7.

E-mail: [email protected] 2Башкирский государственный университет Россия, Республика Башкортостан, 450074 г. Уфа, ул. Заки Валиди, 32.

Тел. +7 (34 7) 273 6 7 78.

E-mail: [email protected]

В статье проанализированы духовная природа, специфика и общественные функции морали как социального феномена.

Ключевые слова: мораль, нравственность, духовность, гуманизм, функции морали.

Моральное сознание, нравственное начало, представления о добре и зле — неотъемлемая составляющая человеческой природы, качественная черта человека Разумного, активного, деятельного, волевого субъекта, способного осмысленно относиться к себе, к другим, окружающей действительности, нести ответственность за свое поведение, совершенные действия и поступки. В современных словарях по этике и философских справочниках мораль определяется прежде всего как форма общественного сознания, духовный способ регуляции общения и поведения людей в обществе и вид социальных отношений, направленных на утверждение самоценности личности, равенства индивидов в их стремлении к добру и справедливости, счастливой и достойной жизни, выражающих идеал человечности и гуманистическую направленность социокультурного развития. Как подчеркивает

А. А. Гусейнов, «мораль есть неотъемлемое свойство человеческого поведения, подобно тому как прямохождение есть неотъемлемое свойство человеческого организма. Только благодаря внутреннему свету морали индивид узнает себя в других людях и понимает, что он — человек. Человек — существо общественное, и сам способ организации его жизнедеятельности необходимо порождает потребность в общении с другими, доверие к ним, уважительное и равновеликое отношение к себе подобным во имя достижения взаимопонимания и согласования своих и чужих интересов. Из этой совместной жизни, общественной связи, взаимозависимости людей и выросла мораль — ведущий духовный регулятор жизни общества и индивида, соединяющий отдельные человеческие миры для того, чтобы могло состояться человеческое общежитие, одухотворенное добром и справедливостью. Единое солнце морали, если оно и существует, недоступно человеческому взору. Мораль горит лампадой внутри (в сердце) каждого индивида. Лампада эта иногда бывает ослепительно яркой, иногда тусклой, едва видимой (индивидуальные моральные различия между людьми могут быть очень большими), тем не менее огонь морали горит в ка-

ждом человеке» [1]. Многие ученые-естество-

испытатели, в частности Ч. Дарвин, ставший родоначальником эволюционной теории происхождения человека, полагали, что мораль — основное и самое сложное из всех отличий человека (который, продолжая дело природы, творит вокруг себя специфический «человеческий мир») от животных, а в народном мнении, в обыденном сознании людей «без стыда и совести» считали утерявшими «человеческий облик» и ставшими «хуже зверя».

Мораль — феномен в социокультурной истории особенный. Ее своеобразие состоит прежде всего в том, что к морали причастны все. Человек часто задумывается над моральным смыслом своих поступков и вообще над вопросом о дозволенном и недозволенном. Моральные ценности универсальны, но одновременно они и глубоко личностны. Каждый человек неизбежно, осознанно или неосознанно, решает для себя проблему смысла жизни, каждый индивидуально для себя определяет границы представлений о добре и зле, чести, достоинстве, долге, ответственности.

Мораль всегда «ускользает» от точных и прямых дефиниций и представляет собой незаметную духовную силу, которая обеспечивает качественное функционирование социального организма, но утрата которой становится сразу очевидной и делает жизнь общества и индивида хаотичной, дезинтегрированной, бессмысленной. Еще И. Кант определил мораль как самозаконодательный принцип, внутреннюю основу воли в лице каждого разумного существа и отметил: «Все понимали, что человек своим долгом связан с законом, но не догадывались, что он подчинен только своему собственному и тем не менее всеобщему законодательству, и что он обязан поступить, лишь сообразуясь со своей собственной волей, устанавливающей, однако, всеобщие законы согласно цели природы» [2]. В моральных законах задается абсолютный предел человека, та последняя черта, которую нельзя переступить, не потеряв человеческих качеств. Основу морали, по И. Канту, составляет врожденный принцип практического разума (нравственного созна-

ния). Подобные принципы И. Кант называл трансцендентальными. Трансцендентальный принцип морали — это категорический императив, то есть безусловное автономное повеление,- повеление, которое должно выполняться при всех условиях. Философ утверждал, что моральный закон останется непоколебимым даже в том случае, если в его подтверждение не будет предъявлено ни одного примера. Все это вытекает из представления о моральных законах как законах, обладающих абсолютной необходимостью.

Вопрос о времени происхождения морали является одним из дискуссионных, поскольку мораль существует с незапамятного прошлого культурной истории человечества, сведения о котором зачастую носят фрагментарный и вероятностный характер. Социальные науки, рассматривающие мораль как важнейший составной элемент культуры, в анализе проблемы ее генезиса опираются на научноэмпирический материал, поставляемый различными дисциплинами: этнографией, антропологией, историей, археологией, историческим языкознанием, исторической психологией и т. д. По проблеме происхождения морали в отечественной этикофилософской литературе нет единой точки зрения, выдвигаются различные научные концепции. Некоторые авторы, связывая возникновение морали с началом трудовой деятельности человека, когда невозможность существования индивида вне коллектива начинает осмысливаться, полагают, что мораль в целостном виде зарождается уже в родовом обществе (трудовая концепция происхождения морали), другие же начальные этапы генезиса морали относят к эпохе разложения первобытнообщинных отношений и формирования классовых обществ, к периоду выделения личности из коллектива рода (личностная концепция происхождения морали). Разногласия по этому вопросу в немалой степени обусловлены различным пониманием сущности и специфики морали как особого механизма социальной регуляции. Зачастую мораль осмысливается очень широко, как правила общежития, причем любые, вообще. В таком смысле мораль, безусловно, существовала изначально. Нет сомнения в том, что в родовом обществе, где жизнь первобытного человека протекала в рамках непосредственного коллективизма, безусловной взаимной поддержки, тотального уравнительного равенства (даже в возмездии за причиненный вред действует строгий закон талиона (равного воздаяния): «око за око, зуб за зуб»), были свои нормы поведения, представления о похвальном, дозволенном и запрещенном, но их нельзя считать еще нормами собственно моральными, поскольку их выполнение диктовалось не свободным выбором должного поведения, а безусловным авторитетом рода. Известный отечественный исследователь О. Г. Дробниц-кий подчеркивал следующее: «Вряд ли можно сказать, что мораль возникает вместе с человеческим

обществом. Поэтому представляется неоправданным утверждение, которое приходится часто слышать и читать, что первобытный человек был существом высоконравственным. Ведь дело не в том, как вел себя этот человек в коллективе и чего не позволял по отношению к себе подобным, а в том, какими способами регуляции поведения достигалось то состояние «нравов»… Далеко не все нормы поведения, а лишь особый тип этих норм, отличный от множества других, охватывается понятием «мораль»… Простейшей формой коллективного воздействия было насилие и психологическое давление, в сущности, угроза того же насилия по отношению к отступнику от общей нормы. Но это еще не мораль» [3].

Мы присоединяемся к существующей в литературе точке зрения (личностной концепции происхождения морали), что существует более узкое и более близкое к современным представлениям понятие морали как формы общественного сознания, внутри которой поступки, события рассматриваются и оцениваются под углом зрения особых критериев добра и зла, как специфической формы осознания человеком действительности и самого себя, как особого вида духовной деятельности человека, предполагающей наличие таких сложных психических образований, как совесть, чувство нравственного долга, понятий о добре, зле и справедливости. В таком понимании этот феномен охватывает не все нормы поведения людей в обществе. Жизнь первобытных коллективов регулировалась определенными правилами, и без подчинения древнего человека каким-то установлениям не могло быть и речи о выживании, о противостоянии многочисленным угрозам и опасностям, но это еще не доказательство существования морального сознания, ориентирующегося в своих оценках на специфические понятия добра и зла [4, с. 59].

Безусловно, «личностная» концепция происхождения морали имеет несомненную привлекательность. Мораль в подлинном смысле этого слова, мораль как нормативно-оценочная система, «отражающая и регулирующая взаимоотношения людей через дихотомию добра и зла, содержанием которой выступает отношение к благу общественного целого, а целью — единство социума и человека» [5], есть духовное приобретение зарождающегося классового общества, которое постепенно разрывает кровную связь людей и жесткую регламентацию родовой жизни, отчуждает, обособляет индивидов друг от друга. Более того, человек приобретает относительную самостоятельность, расширяется свобода выбора, утверждается суверенность отдельного индивида, приходит осознание того, что правила совместного общежития не только задаются внешними авторитетами, но в определенной мере творятся и самим человеком, являясь результатом его сознательного выбора. Можно выделить один существенный момент в понимании сущности

морали. Как подчеркивает В. Н. Шердаков, она «требует не просто послушания, подчинения предписаниям общества. Если я совершил хороший поступок или удержался от плохого только потому, что боялся наказания, осуждения со стороны общественного мнения, то еще нельзя сказать, что мной в данный момент руководил нравственный мотив. Ведь одно дело, если человек не украл потому, что кража претит его нравственному чувству, несовместима с его уважением к другим людям и самому себе. И совсем другое дело, если он просто побоялся быть пойманным. Даже когда от преступлений и поступков воздерживаются ради того, чтобы жить спокойно, мы не можем сказать, что поведение продиктовано высокоморальными мотивами. … Мораль требует не просто подчинения внешним требованиям, а добровольного предпочтения добра злу» [4, с. 63-64]. Моральными поступки становятся тогда, когда они совершаются сознательно, в соответствии с заранее намеченной целью, добровольно и бескорыстно, а не случайно, без расчета на вознаграждение. Исходными в морали являются моральные цели и ценности, а правила и нормы -это всего лишь средства их достижения. Они изначально закреплялись в мифопоэтическом творчестве и фольклоре народов, источниках вероучений (Библии, Коране, Торе и др.), в искусстве, традициях и обычаях, административных кодексах и др.

Мораль выступает как особый способ регуляции общественного и личного поведения, характеризующий человека с точки зрения его способности жить в человеческом общежитии. Мораль появляется там, где появляется личность с ее представлениями о самоценности, о добре и зле, честности и справедливости, стыде и совести, благе и смысле жизни, с верой в то, что каждый человек — это равновеликий твоему мир с правом на счастье, с неповторимым «я», на которое никто не имеет права покушаться. Этот переломной момент в духовной эволюции человека запечатлело «золотое правило нравственности»: «Не делай сам того, чего не одобряешь в других» [6].

Под моралью мы понимаем нормативнооценочную систему, совокупность норм, правил, оценок и идеалов, регулирующих личное и социальное поведение и общение во всех без исключения областях общественной жизни посредством добровольного и сознательного предпочтения индивидом добра злу и его духовной связи с обществом для достижения единства общества и личности. Мораль — это совокупность неких духовных стереотипов, объективных, общезначимых, безусловных норм, существующих в форме идеальных алгоритмов и моделей (эталонов) поведения человека, преломляющаяся через призму добра и зла, признаваемая обществом в качестве оптимальной на данный исторический момент и приносящей несомненную пользу, охраняющей жизнь и интересы как отдельного индивида, так и обеспечивающей

прочное единство общества в целом. Она выступает как коллективная воля, выросшая из многолетней массовой житейской практики поведения людей и обеспечивающая через систему конкретных правил, оценок и требований гармонию личных и общественных интересов. От других форм социальной регуляции мораль отличается способами обоснования и осуществления своих требований и согласует личный и общественный интерес, опираясь не на принуждение, как, например, в праве, а на специфические духовные механизмы. Мораль держится как бы на «трех китах»: во-первых, это традиции и обычаи, сложившиеся в конкретном обществе, в конкретной социальной среде. Формирующаяся личность, социализируясь, усваивает эти традиционные формы чувствования и поведения как авторитетные модели («так принято» или «так не принято», «наши отцы и деды поступали таким образом, и мы будем так же» и т.д.), которые постепенно становятся привычкой, достоянием духовного мира личности. Во-вторых, мораль держится на силе общественного мнения, которое, одобряя одни и осуждая другие поступки, регулирует личное и общественное поведение. Механизмами общественного мнения являются, с одной стороны, честь, доброе имя человека, общественное признание, которые «добываются» добросовестным выполнением человеком своих обязанностей, соблюдением им моральных норм данного общества, и, с другой стороны, стыд и пристыжение человека, переступившего общепринятые моральные нормы. В-третьих, мораль апеллирует к совести (сознательности) каждой отдельной личности, опирается на понимание ею необходимости согласования собственных и общественных интересов. Моральный способ регуляции не нуждается ни в каком организационном подкреплении в форме различных пенитенциарных учреждений, карательных органов и институтов и др., а осуществляется в основном через приобщение индивидов к моральным нормам и ценностям и превращение их в собственные внутренние убеждения. Как справедливо отмечает Б. Р. Юлдыбаев, «мораль является отражением некоего общего начала в человеке, и главной ее характеристикой является объединение людей «воедино для всех их прочих связей». Моральные правила и требования направлены на гармонизацию совместного существования людей, благодаря которой и возникает такое пространство межличностного общения, в рамках которого «человеческое бытие» развивается именно как человеческое» [7].

Мораль, ее происхождение, сущность, специфика, структура, социальные функции, соотношение с другими формами общественного сознания изучаются этикой. Этика как часть философии, особая философская дисциплина, которая была вычленена Аристотелем, давшим ей имя и первую систематизацию (до сих пор остающуюся образцовой), имеет «своим предметом человеческое пове-

дение в той части, в какой оно определяется его свободным выбором, и ту реальность, которая в результате этого учреждается» [8]. Что касается термина «нравственность», то он является русским аналогом слова «мораль». Сегодня за этикой прочно закрепился статус философской науки, изучающей мораль и различные этические системы ее обоснования, основания этих систем и структуру понятий и категорий, описывающих моральные феномены, коллизии и ситуации.

Если этика достаточно четко определила свое семантическое пространство, то в современной смысловой субординации понятий «мораль» и «нравственность» нет единого мнения. Некоторые авторы не проводят строго разграничения между моралью и нравственностью и считают эти слова синонимами. Тем не менее, на наш взгляд, существующая в этической науке традиция содержательного разведения данных понятий (это различие в свое время осмыслил и терминологически закрепил Г. В. Ф. Гегель), которая представляется нам достаточно обоснованной, помогает осмыслить многие метаморфозы морального развития личности и общества: под моралью мы понимаем специфическую форму общественного сознания, концентрирующую в себе цели, нормы и оценочные представления, высокие идеалы и строгие императивы поведения, общепринятые в данном обществе и образующие кодекс должного, морально положительного поведения (сфера должного), а под нравственностью — практику поведения, реально бытующие нравы, поведенческую сторону морали (сфера сущего). Как обобщает Р. Г. Апресян, «моральное -это то, что отлично от видимой реальности, непосредственно данной действительности, более того, что осмысливает эту действительность, задает ей определенный идеальный стандарт» [9, с. 13-14]. На этом фоне нравственность выступает как реальная практика человеческих отношений, которая лишь в некоторой степени соответствует идеальным требованиям. В частности, «этика дискурса» Ю. Хабермаса, будучи теорией рациональной аргументации, имеет своим предметом в первую очередь моральные проблемы, под нравственностью в ней понимается жизненный мир, где переплетены моральные, когнитивные или экспрессивные по своему происхождению культурные единицы, сплав действенности и социальной значимости, тотальность, которая существует во многом благодаря традиции. По мнению Ю. Хабермаса, «жизненный мир представляется «практикой», с которой должна сообщаться теория… или же «нравственностью», вступить в отношения с которой должна мораль» [10, с. 169]. Вопросы морали — это те, «которые могут в принципе получить рациональное разрешение в аспекте обобщаемости интересов или справедливости» [10, с. 171], в то время как вопросы нравственности касаются добропорядочной жизни в рамках исторически конкретного образа

жизни и ценностей, интегрированных в тот или иной индивидуальный или коллективный образ жизни. В противовес «абсолютности» морали нравственность всегда относительна и нагружена социальными обстоятельствами. Сегодня многие исследователи склонны считать, что нравственность и есть определенное свойство реальных общественных отношений, которые уже затем получают более или менее точное отражение в сознании в виде оценочных шаблонов и правил поведения. Все философы, рассуждающие о нравственности, пользуются терминами «институты нравственности». Их функции выполняют семья, государство, церковь, гражданское общество.

Мораль как бы «воспаряет в небеса» и подобна «неуловимой синей птице»: она словно возвышается над людьми, манит их в заманчивую высь, где нет зла и пороков, где все добры, отзывчивы, где царят любовь, согласие, дружба, взаимопонимание. Возможно, человек стремится к морали всей душой, всем сердцем, но, чтобы подняться к ней, он должен очиститься от всех пороков, грязи, быть бескорыстным, честным, чистым душой. К сожалению, это невозможно. Каждый человек живет в своей «ментальной норе», в сугубо личностном пространстве, месте, где у него появляется чувство собственной значимости, из которого он смотрит на мир и прячется от всего, что кажется ему угрожающим, где он ищет оправдания собственным проступкам и неудачам [1, с. 8].

Реальная жизнь буквально засасывает людей в омут сиюминутных интересов, они пытаются оторваться от этой повседневности, мира корысти, прагматизма и морального релятивизма (якобы относительности и ограниченности моральных понятий условиями места и времени), но снова падают в это болото, пытаются вновь подняться и взлететь в небеса, в мир идеальной моральности, и снова погружаются в мир сущего, где есть и зло, и обман, и измена, и честолюбие, и смерть, скрываясь в своей «ментальной норе». Как известно, живой человек не всегда может жить по «стерильным законам» морали. Тем не менее существующее противоречие -это отнюдь не противоречие моральной практики и морального сознания, как считают многие, а противоречие внутри самого морального сознания (между идеологическим, теоретическим, и обыденным, эмпирическим, его уровнями) как общества, так и личности, которая зачастую осмысливает идеальные моральные образцы не с позиции теоретика, а с «эмпирической колокольни» практического индивида. Некое видимое противостояние и несовпадение существующих нравов (нравственной деятельности, отношений и обыденного нравственного сознания) и морали есть духовная основа развития самой морали, внутренний механизм ее самодвижения. В идеальном варианте человеческий мир должен стать «местом встречи» идеала с действительностью, должного с сущим, где нравственность

стремится возвыситься до морали, а мораль стремится материализоваться в реальных нравах. Нарастание несоответствия между массовой моральной практикой (общественными нравами) и нормами морали сигнализирует о дефиците добра и умножении зла, о духовных недугах, о количественном, а не качественном росте общественного организма. Реальной же основой здоровых нравов, практически складывающихся нравственных отношений и эмпирического морального сознания является материальное, социальное и духовное благополучие общества.

Мораль — явление общественно-историческое, и, зародившись на ранних этапах формирования человеческого общества, она развивается не произвольно, а в соответствии с реальными изменениями в общественной жизни, с прогрессом материальной и духовной культуры человечества, наполняясь новыми смыслами на каждом этапе исторического развития общества. Нет морали вообще, существуют исторически конкретные типы морали, значения духовных императивов которых не всегда созвучны друг другу, но мораль всегда требует, чтобы внутреннее состояние и поведение индивида соответствовали тем нормам и ценностям, которые представляются должными для конкретного общества, отвечали представлению о человеке, каким он должен быть по понятиям конкретного времени, сословия, этноса (народа).

Различия же в понимании добра и зла между людьми, народами, даже эпохами так велики, что заставляют думать об условности и относительности моральных ценностей. Если философская (светская) этика исходит из того, что разные исторические эпохи, классы и сословия как субъекты морали творят свои этические кодексы, но в них в явной или неявной форме присутствуют некие представления об абсолютном, жизненно важном, значимом, безусловном, священном, непреходящем для всех времен и поколений (общечеловеческие гуманистические ценности), то религиозная этика утверждает, что мораль — это творение божественного начала, она абсолютна, вечна, моральные законы и требования «вписаны» в сердце каждого человека богом. Эти две позиции есть не только два противоположных понимания происхождения и сущности морали, но и два разных миропонимания и мироотношения.

Безусловно, сама мораль неабсолютна и есть одно из бесценных собственных приобретений человека на трудных путях его восхождения к культурному Олимпу, к духовности и человечности, но можно говорить об абсолютном в морали, об абсолютных ценностях в ее пределах, являющихся ее непреходящей основой и задающих гуманистическую направленность человеческому и общественному развитию. Относительность морали как социокультурного феномена в то же время не исключает в ней абсолютных начал: это прежде всего сам человек как абсолютная ценность, несравнимая с любыми иными ценностями, человек как цель, а не

как средство для достижения иных ценностей, обладающая непреходящим значением и смыслом всегда и везде безотносительно к конкретной ситуации, обстоятельствам, месту, времени. Любой человек, независимо от его классовой, сословной или половой принадлежности, от возрастных критериев, этнических и расовых признаков, от уровня интеллекта и культурного развития, от социального положения и эстетической привлекательности и т.д., бесценен, и жизнь его — великая и высшая ценность. Уважение к родителям, любовь, долг, справедливость, патриотизм, гражданственность и др. -эти ценности безусловны, священны, непреходящи, самодостаточны, не зависят ни от чего другого. Утверждения об относительности и условности морали, тесно переплетавшиеся с корыстными, утилитарными интересами, идеологическим и классовым подходом к оценке человека, растворяли ее в практических целях и часто служили в социокультурной истории и жизни конкретных людей оправданием недостойных поступков, преступлений, равнодушия, цинизма, морального и социального зла. Сведение морали к практической выгоде, с одной стороны, и попытки ухода от реальных жизненных противоречий под прикрытие абстрактных моральных проповедей, с другой стороны,- это две крайности, одинаково неприемлемые и разрушительные в нравственной практике. Направить индивида на поиски «золотой середины», которая не «рассорит» его с подлинными моральными принципами и в то же время позволит достойно жить в противоречивом мире сущего, на поиски «нравственно оправданного, а не безнравственного пути самореализации», научить «искать единственный реальный выход и избегать аморальности» как следования по ходам, ведущим «к мнимым выходам и неизбежно в конечном счете заводящим социального субъекта в тупик» [11],- задача современной этики.

Мораль как специфическое духовное явление, как регулятор личного и общественного поведения помогает обществу решать жизненно важные, ключевые проблемы человеческого бытия, что достигается благодаря реализации ее специфических функций, в которых проявляются роль и значение морали в жизни общества. По мнению исследователей, именно специфика морали обусловливает ее функциональное своеобразие, ее социальную незаменимость [12]. Р. Г. Апресян полагает, что мораль складывается для «сообразовывания разных планов человеческого существования, согласовывания его частных и публичных обязанностей, одухотворения его повседневности, удержания себялюбия от эгоизма и своеволия, гармонизации идеального и реального» [13]. Как бы ни понималась мораль: как способ нормативной регуляции, как социальный институт, как язык суждений, как способ познания и т.п.,- всегда речь идет о том, как мораль функционирует, то есть каковы ее механизмы, каков ее «инструментарий» [9, с. 32].

Проблема определения места и роли морали в жизни индивида и общества приводит к необходимости выявления наиболее основных, определяющих функций, выражающих ее сущностные характеристики. Следует отметить, что выделение и разделение функций морали является условным, так как они тесно переплетены между собой и взаимопроникаемы. В зависимости от того, как решается вопрос о ведущей, определяющей социальной функции морали, складываются различные подходы к построению общей ее теории. Согласно регулятивной концепции, долгое время преобладающей в советской этике и нашедшей наиболее полное освещение в работах О. Г. Дробницкого, оставалась позиция, согласно которой основной функцией морали является регулятивная [14]. Мировоззренческая концепция представлена в работах, А. И. Титаренко [15], В. Н. Шердакова [16], Ф. Н. Щербака [17] и др., согласно которой мораль рассматривается как уникальный способ духовно-практического освоения мира человеком. Здесь, безусловно, основное значение приобретает ценностно-ориентирующая

функция морали, поскольку нравственное само-осуществление и самоутверждение личности в наибольшей полноте могут осуществляться посредством активизации ценностно-ориентирующего потенциала морали. Систематизация основных функций морали осуществляется также в зависимости от соотношения нормативного и ценностного уровней регулирования поведения индивида.

В этико-философской литературе традиционно выделяются и подробно анализируются следующие функции: гносеологическая, регулятивная, нормативная, воспитательная, гуманистическая и др. Например, Д. Ж. Валеев, раскрывая сущность гносеологической функции, подчеркивает, что инструментом отражения действительности в морали выступают нормативы, оценки, взгляды, которые выражают соотношение общественных и личных интересов. В этом и заключается, по его мнению, познавательный момент, так как в норме заложена информация не только о характере взаимодействия общественных и личных интересов, но и о содержании самих интересов [18, с. 46]. Нормы и обычаи помогают составить представление об интересах и потребностях общества в определенную эпоху. Как известно, не бывает раз и навсегда жестко установленных норм, которые бы имели силу морального императива во все времена существования человечества. Д. Ж. Валеев выделяет еще одну сторону гносеологической функции, где моральная норма служит критерием оценки и несет в себе информацию о моральных ценностях общества. По мнению автора, в некоторой степени некорректно выделение еще и оценочной функции морали, поскольку она, скорее, включена в гносеологическую. В связи с тем, что морали вне оценки не существует, то и оценочный момент имманентно включен в моральное отражение [18, с. 46].

Анализируя регулятивную функцию морали, Д. Ж. Валеев высказывает неправомерность сведения ее к моральной оценке, поскольку моральная оценка содержится как момент в механизме морального регулирования. Под моральным регулированием же автор понимает «воздействие, оказываемое императивами морали на общественные отношения через поведение людей» [18, с. 48]. Возможно и такое, что человек, умея давать правильную моральную оценку, в то же время может поступить в силу тех или иных причин совершенно наоборот, поэтому неправомерно, как полагает Д. Ж. Валеев, приравнивать друг другу такие понятия, как моральная оценка и моральное регулирование [18, с. 46].

Для того чтобы моральное регулирование было эффективным, необходимо моральное воспитание. Воспитательная функция является продолжением двух, отмеченных автором, функций. Она способствует трансформации моральных знаний в убеждения и предполагает перевод убеждений в поступки человека. Казалось бы, что грани между регулирующей и воспитательной функциями морали не существует, однако ее все-таки можно проследить. Если регулятивная функция добивается перевода убеждений в поступки с помощью средств морали (общественного мнения, нравственной оценки и т.д.), то моральное воспитание направлено на формирование в личном и общественном сознании установок морально положительного поведения, на формирование нравственных убеждений.

По мнению Д. Ж. Валеева, все рассмотренные функции морали связаны с какой-то одной устоявшейся системой морали, действуют в единых четко заданных пределах. Отсюда, как считает Д. Ж. Валеев, особую значимость приобретают интегративная функция и функция морального раскаяния. По мнению автора, одной из главных задач этического просвещения и нравственного воспитания являются логическое обоснование и формирование убеждения у личности в необходимом единстве социума и человека как условия нравственной жизни человека. Эта задача и выполняется с помощью интегративной функции морали, выделение которой «позволяет увидеть сущностную характеристику морали — гармонию общего и отдельного, общественного и личного, когда они максимально взаимовыражаются, взаимопроникают, в то же время не взаиморастворяясь, а взаимно предполагая и взаимно сохраняя друг друга» [19, с. 53].

Д. Ж. Валеев полагает, что данная функция объединяет остальные функции тем, что формирует на каждом этапе общественного развития «конкретное диалектическое единство общественных и личных интересов» [19, с. 53-54]. Интегративная функция обеспечивает единство мотивов и поведения, убеждений и поступков. Мораль, по его мнению, также выполняет функцию раскаяния, ибо призвана помочь в определении моральной причастности личности к «судьбам» социальных явлений, а через это —

к нравственной ответственности за происходящие события в социуме. Ту или иную меру раскаяния испытывает каждый человек, ибо чем больше он социализирован, тем в большей степени причастен к судьбам людей и социумов. В механизме нравственного самоутверждения личности раскаяние служит формой отрицания преодоленных нравственной культурой человека неверных нравственных оценок, установок и ориентиров поведения, образует переход к новым нравственно-этическим ориентациям [19, с. 54].

Представляет определенный интерес и систематизация общественных функций морали

В. И. Писаренко, который в качестве основной функции морали выделяет регулятивную, которая осуществляется при помощи норм, предписаний, а также моральной оценки поступков [20]. По мнению автора, мораль выполняет и воспитательную функцию. Воспитывая подрастающее поколение, люди ориентируются на выработанный в сознании общества нравственный идеал, который является образцом для подражания.

Несколько иную классификацию предлагает Л. И. Котов, который также считает, что основной, определяющей, функцией морали является регулятивная, и в то же время решению главной задачи управления поведением людей подчиняются две другие функции морали: познавательная, или информационная, и оценочная, или ориентировочная [21, с. 64]. Внимание автора именно к двум последним функциям морали объясняется тем, что управление поведением людей невозможно без познания и оценки объектов практической действительности, и тем, что эти три функции в совокупности охватывают весь объем того, ради чего существует мораль в обществе. Далее Л. И. Котов проводит такую мысль, что, хотя все функции взаимоперекрещива-ются друг с другом, существуют среди них определяющая и вспомогательные. В итоге автор приходит к мнению, согласно которому «воспитательная функция в морали не существует самостоятельно -она выступает лишь как средство для реализации основного назначения морали: управлять поведением людей и поэтому входит во все ее функции, как бы растворяясь в них» [21, с. 65]. Гносеологическая и аксиологическая же функции хотя и служат целям регулирования, но имеют свое назначение. Автор в своей работе также показывает развитие, прогресс общественных функций морали, полагая, что социальная роль морали в управлении поведением людей была неодинаковой на различных этапах истории. Мы согласны с автором в правомерности выделения им указанных функций морали, однако отметим, что воспитательная функция требует более широкого толкования, чем позиция Л. И. Котова, который относит ее лишь к средству регулирования поведениями людей.

Представленный в современной этико-философской литературе многоуровневый анализ социальной роли морали как системно-функционального обра-

зования представляет собой серьезное осмысление функционального поля этого феномена. Мы в целом принимаем существующие в моральной философии классификации общественных функций морали как продуктивную основу для изучения ее социальной роли. В современной ситуации роста бездуховности и ослабления моральных механизмов упорядочения личной и общественной жизни в современном российском обществе социальные функции морали приобретают особое звучание. Актуализация в современных условиях морали как средоточия духовного начала позволяет нам выделить следующие специфические функции, обусловленные гуманистической природой данного феномена: запрещающе-сдерживающую и духоформирующую.

Мораль приобретает практически-регулятив-ную действенность в качестве отрицания, ограничения «морально отрицательной» деятельности, угрожающей духовной безопасности индивида и общества. Именно в этом плане нам видится возможность выделения запрещающе-сдерживающей функции морали. И. Кант многократно подчеркивал, что мораль действенна как ограничение, что требование быть пригодным для всеобщего законодательства есть лишь негативный принцип [22]. Запреты были и остаются основной и самой действенной формой реально практиковавшихся в истории категорических моральных требований. Иллюстрацией и доказательством данного тезиса могут служить, в частности, кодекс Моисея с его «не убий», «не кради», «не лжесвидетельствуй», «не прелюбодействуй», являющийся основой нравственной жизни культурных миров иудаизма, христианства, ислама, а также многие другие нравственные системы [23]. По мнению Л. А. Иткуловой, «в отличие от позитивной формулировки моральных предписаний типа «будь милосерден», «люби ближнего» и т. д. запреты обладают конкретным и строгим содержанием» [24].

В последнее время в этико-философской литературе активно используется понятие «негативная этика». В основе негативной этики лежит положение о том, что мораль зиждется на абсолютных и безусловных запретах. Р. Г. Апресян подчеркивает, что, поскольку человек — существо несовершенное, постольку нельзя выразить и понять мораль через позитивное требование, «поэтому в морали приоритетны запреты, а позитивные моральные предписания второстепенны» [25]. По мнению З. Р. Валеевой, негативную этику можно рассматривать как запрет от плохого, как преодоление желаний и стремлений, которые являются плохими [26]. В связи с этим мы считаем, что можно говорить о запрещающе-сдерживающей функции морали как одной из ключевых механизмов гармонизации современных межличностных отношений и ее актуализации в духовном обновлении современного российского общества.

Исходя из особой, духовной, природы морали, мы считаем возможным выделить также духофор-

мирующую функцию морали, обусловленную ее гуманистическим и ценностным измерениями. Духоформирующая функция морали вбирает в себя вопросы, имеющие отношение к становлению «человеческого в человеке»: вопросы о смысле жизни, о счастье, об идеале. Мораль наполняет духовностью поступки, поведение индивида, его жизнь в целом. Мораль участвует в формировании человеческой личности, ее самосознания. Духовно развитая личность всегда стремится познать мир, себя в этом мире, осмыслить цель и смысл своего существования. По мнению А. А. Кулыевой и З. Я. Рахматуллиной, «человек духовен в той мере, в какой он задумывается над вечными вопросами о сущности и существовании, о сущем и должном, об истине и заблуждениях, о добре и зле, о красоте и безобразном и стремится получить на них ответы» [27].

Духоформирующая функция морали органично включает в себя стремление человека к совершенству, к «быть», к гуманизму. Многие исследователи, в частности Р. Л. Лившиц, в понимании духовности исходят из неразрывного единства понятий «духовность» и «гуманизм». Как известно, гуманистическое мироотношение представлено в следующих положениях: человек — высшая ценность, и его благо есть мера всех вещей; человек -цель общества; каждый человек имеет право на счастье; следует стремиться к такому общественному устройству, в котором эти принципы будут воплощены в жизнь [28]. Духовность заключена в устремленности к социально-позитивным, гуманистическим ценностям, в ней происходит развитие родовой сущности человека.

Духоформирующая функция морали объективируется в развитии системы гуманистических ценностей, определяющих цели, идеалы и смыслы общественного и индивидуального бытия и актуализирующих в межличностном общении значение каждого человека, его совести, чести и достоинства. Эта функция «работает» на возрождение «сакральных» зон, не допускающих цинизма, нигилизма и глумления над тем, что связано с антропологическими пределами человеческой жизни (священностью рождения, материнством, патриотизмом, гражданственностью и др.) и с сущностными признаками духовного образа человека.

Мораль как специфическое социально-духовное образование, концентрирующее в себе идеальные нормы, преломляющиеся через критерии добра и зла, оценочные представления и требования, образующие кодекс должного, морально положительного поведения, имеет особое духовное измерение и выполняет в обществе целый ряд социально значимых функций, которые способствуют гармонизации личностного и общественного, единичного и общего, духовному совершенствованию человека.

ЛИТЕРАТУРА

1. Гусейнов А. А. Великие моралисты. М.: Республика, 1995. С. 19.

2. Кант И. Сочинения в 6 т. Т. 4. М., 1995. С.274. 544 с.

3. Дробницкий О. Г. Проблемы нравственности. М.: Наука, 1977. С. 82-83.

4. Шердаков В. Н. Иллюзия добра: Моральные ценности и

религиозная вера. Иллюзия добра. М.: изд. полит.

лит.,1982. 287 с.

5. . С.181.

8. Гусейнов А. А. Философские основы этики и этический пафос философии // Проблемы этики. Философско-этический альманах. М., 2008. С. 7.

9. Апресян Р. Г. Идея морали и базовые нормативноэтические программы. М.: изд-во ИФ РАН, 1995. 348 с.

10. Хабермас Ю. Моральное сознание и коммуникативное действие. СПб.: Наука, 2000. 377 с.

11. Козлова О. Н. Социология духовной жизни. М., 2004. С. 147.

12. Титаренко А. И., Карвацкая Г. Ф., Титов В. А. Этика -проблемы и перспективы. Филос. науки. 1972. №4. С. 150.

13. Апресян Р. Г. Понятие общественной морали // Вопросы философии. 2006. №5. С. 7-8.

14. Дробницкий О. Г. К вопросу о специфике морали. М. София, 1973. 234 с.

15. Титаренко А. И. Структуры нравственного сознания. Опыт этико-философского исследования. М., 1974. 278 с.

16. Щербак Ф. Н. Мораль как духовно-практическое отношение. Л., 1986. 176 с.

17. Шердаков В. Н. Иллюзия добра: Моральная ценность и религиозная вера. М., 1982. 287 с.

18. Валеев Д. Ж. Происхождение морали. Саратов: изд. Сар-го университета, 1981. 168 с.

19. Валеев Д. Ж. Потенциал морали. Уфа: Восточный университет, 1999. 152 с.

20. Писаренко В. И. Что такое мораль? Мн.: Нар. асвета, 1981. С. 7-8.

21. Котов Л. И. Методологические проблемы нравственного прогресса. Свердловск, 1974. 163 с.

22. Кант И. Основоположение к метафизике нравов: соч. в 6 т. Т. 4. Ч. 1. М., 1965. С. 260-261, 299.

23. Гусейнов А. А. Об идее абсолютной морали // Вопросы философии. 2003. №3. С. 10.

24. Иткулова Л. А. Роль норм-запретов в процессе происхождения морали // Облики современной морали. В связи с творчеством академика РАН А. А. Гусейнова. Мат-лы международной конференции. МГУ им. М. В. Ломоносова, 16-19 марта 2009 г. М., 2009. С. 121.

25. Апресян Р. Г. Этическая эволюция А. А. Гусейнова // Облики современной морали. В связи с творчеством академика РАН А. А. Гусейнова. Мат-лы международной конференции. МГУ имени М. В. Ломоносова, 16-19 марта 2009 г. М., 2009. С. 3.

26. Валеева З. Р. Облики современной морали: вернуть утерянное доверие к морали // Проблемы социокультурного бытия и идея диалога: глобальное, национальное, духовное измерения. Уфа, 2009. С. 90.

27. Кулыева А. А., Рахматуллина З. Я. Духовная личность: портрет современника. Уфа: РИЦ БашГУ, 2007. С. 14.

28. Лившиц Р. Л. Духовность и бездуховность личности. Екатеринбург, 1997. С. 49.

Поступила в редакцию 29.12.2009 г.

Атеистов считают аморальнее верующих. Даже сами атеисты

8 августа 2017

Автор фото, AFP

Подпись к фото,

Мораль в понимании большинства людей подразумевает веру в Бога, выяснили ученые

Атеисты чаще воспринимаются в обществе как опасные и безнравственные люди, чем верующие, говорится в исследовании международной группы специалистов.

Авторы исследования, опубликованного в научном издании Nature Human Behaviour, опросили более 3 тысяч человек из 13 стран на пяти континентах.

В частности, участникам опроса задавался вопрос: считают ли они атеистом или верующим воображаемого человека, который в детстве мучил животных, затем стал учителем, а потом убил пятерых бездомных людей.

Число респондентов, ответивших, что это, скорее всего, атеист, почти вдвое превысило количество тех, кто посчитал, что это верующий.

Как отмечает один из авторов исследования, профессор университета Кентукки Уилл Жерве, даже убежденные атеисты часто демонстрируют «антиатеистические склонности», когда дело касается морали.

«Я думаю, что это происходит из-за господства глубоко укорененных религиозных норм. Даже в тех регионах, которые позиционируют себя как полностью светские, люди до сих пор интуитивно склонны относиться к религии как к моральной защите», — пояснил Жерве в интервью агентству Франс-пресс.

Как отмечается в исследовании, хотя религия широко влияет на моральные выводы и решения, ключевые моральные инстинкты в основном независимы от религии. Кроме того, именно светские сообщества и страны показали себя как наиболее стабильные.

Автор фото, Getty Images

Подпись к фото,

Исследователи полагают, что даже у атеистов есть «антиатеистические склонности»

В то же время авторы доклада пришли к выводу, что мораль в понимании большинства людей все же подразумевает веру в Бога.

«Многие люди, в том числе и атеисты, на вопрос Достоевского: «Если Бога нет, то всё дозволено?» ответят «да», поскольку для них слово «всё» относится к проявлению абсолютной безнравственности», — говорится в исследовании.

Ученые делают вывод, что даже с учетом роста светских сообществ, в которых не приветствуется открытое проявление религиозности, религия все равно продолжает оказывать сильнее влияние на моральную интуицию людей.

Вариант 9. Часть 2.Задание 31. ОГЭ 10 вариантов ответов по Обществознанию 9 класс Лазебникова.

Автор утверждает, что мораль — явление конкретно-историческое. Сторонники другой точки зрения убеждены, что моральные нормы очень устойчивы и практически со временем не меняются. Какие аргументы могли бы привести сторонники каждой позиции? Привлекая обществоведческие и исторические знания, предложенный текст, приведите по одному аргументу в пользу каждой из точек зрения.
 
Мораль и нравственность следует различать, так как эти понятия не тождественны. Мораль — форма общественного сознания, концентрирующая в себе высокие идеалы и строгие требования к поведению. Нравственность — это принципы реального практического поведения людей, в которых строгость моральных правил смягчена.
 
Моральные требования к индивиду в нравственном сознании принимают самые разнообразные формы. Это и прямые нормы поведения, запреты, и различные моральные ценности и ценностные ориентации, и психологические механизмы самоконтроля личности.
 
Мораль носит всеобъемлющий характер. Моральные требования и оценки проникают во все сферы человеческой деятельности. Это связано со спецификой моральных требований и оценок, заключающейся в их всеобщем, всечеловеческом характере.
 
В отличие от других проявлений духовной жизни (науки, искусства, религии) мораль не является сферой организованной деятельности людей. Не существует в обществе таких организаций и учреждений, которые бы обеспечивали реализацию и развитие морали. Управлять ее развитием просто невозможно: она самоорганизуется в деятельности больших и малых групп. Большинство моральных требований обращено не к внешней целесообразности (поступай так-то и добьешься успеха), а к внутренним установкам, к моральному долгу (поступай так, потому что этого от тебя требует твой долг).
 
Мораль — явление конкретно-историческое. На каждом этапе эволюции общества тип морали обуславливался системой ценностей, уровнем экономического развития, социальной структуры, типом политического режима и т. п. Так, в Средние века мораль приобретает религиозное обрамление. Моральные нормы и правила начинают трактоваться как прямые заповеди Бога. Другой отличительной чертой морали этого времени был ее сословный характер.
(Р.Т. Мухаев)
 

мораль: Электронная еврейская энциклопедия ОРТ

МОРА́ЛЬ. Характерная и, возможно, наиболее фундаментальная черта иудаизма, воспринятая от него христианством и исламом, — единство ритуального и морального кодексов.

Так, уже в Десяти заповедях большинство предписаний носит чисто моральный характер, а религиозные предписания сформулированы как моральный императив; нарушение моральных предписаний, то есть преступление против ближнего, карается столь же сурово, как и преступление против Бога. Хотя взгляд на определенные моральные проступки как на нарушение воли богов встречается и в языческих религиях, уникальная черта иудаизма — превращение морального поведения в интегральную часть вероисповедания, в религиозный императив.

Уже для ранней стадии развития иудаизма характерны поиски равновесия между культово-обрядовой и моральной сторонами религии. Библейские пророки (см. Пророки и пророчество) впервые в истории провозгласили примат морали над отправлением культа, которое лишено ценности в отрыве от исполнения индивидом своих моральных обязанностей, трактуемых пророками как универсальные общечеловеческие нормы поведения. Народ Израиля — единственный, для которого эти нормы являются религиозным императивом, — обязан служить моральным образцом для остальных народов.

В эпоху Второго храма напряженность между обрядовой и моральной стороной иудаизма продолжала сохраняться и была одной из подспудных причин идеологического конфликта между саддукеями и фарисеями; представления пророков о грядущем морально совершенном мире нашли свое наиболее радикальное развитие в мессианской доктрине ессеев (см. также Мессия). Однако законоучители, подчеркивавшие важность морального аспекта иудаизма, не преуменьшали значения его обрядовой стороны, призывали к гармонизации обеих сторон религии, а не к формальному отправлению культа. Крупнейший авторитет Устного Закона Хиллел (см. Бет-Хиллел и Бет-Шаммай) как основу иудаизма сформулировал «золотое правило»: «То, что ненавистно тебе, не делай своему ближнему» (Шаб. 31а). Акцентирование морального аспекта иудаизма в ущерб обрядовому встречало резкую оппозицию со стороны законоучителей и ставило сторонников такого подхода на грань разрыва с иудаизмом (см. Иисус).

Стремление к гармонии между моральной и обрядовой сторонами характерно для иудаизма на протяжении всей его истории. Хотя различные течения в иудаизме, как правило, акцентировали то одну, то другую сторону (см., например, Мусар, Реформизм в иудаизме, Хасидизм), все они, в том числе и различные направления еврейской философии, оставались верны принципу гармонии. Лидеры светского сионизма рассматривали мораль как основу социальной справедливости и важнейшую предпосылку воссоздания еврейского государства и обновления еврейского общества. Ахад-ха-‘Ам считал, что мораль иудаизма сохранила еврейство как нацию в прошлом и послужит краеугольным камнем возрождения нации на ее исторической родине.

Подробнее о морали в иудаизме см. Этика, а также Библия, Бог, Галаха, Иудаизм, Монотеизм, Мицвот, Философия.

«»Моральное эмбарго» деморализовало все отрасли СССР» – Власть – Коммерсантъ

Из всех экономических и политических блокад, пережитых СССР в довоенное время, едва ли не самой тяжелой оказалось «моральное эмбарго», введенное Соединенными Штатами 2 декабря 1939 года. В Вашингтоне объявили, что наказывают русских за бомбардировки Финляндии, в Москве отрицали это и утверждали, что санкции введены за отказ от военного союза с Англией и Францией.

Евгений Жирнов

«Притом в расширенной форме»

Во время войны даже экономические бои между нейтральными странами могут оказаться крайне тяжелыми и приводить к огромным потерям. Первой это почувствовала на себе Япония, когда Госдепартамент Соединенных Штатов запретил американским компаниям продавать японцам отдельные виды сырья, признанного стратегическим. Называлось это моральным эмбарго и подразумевало, что сами руководители компаний исходя из своего морального долга не будут продавать оборудование и сырье, которые потенциальный агрессор мог бы использовать в будущем для нападения на их собственную страну или ее союзников.

Советский Союз попал в число подозрительных стран в августе 1939 года, после того как подписал с Германией пакт о ненападении. Однако в первые недели недовольство американцев тем, что СССР не стал союзником Франции и Англии, а выбрал противоположную сторону, не выходило за рамки газетных нападок. Пресса писала о необходимости ограничить доступ советского «Амторга» к стратегическому сырью. Ведь из СССР эти материалы могут попасть в Германию.

Особое подозрение вызывало то, что для Советского Союза стали закупать значительно больше олова и каучука, которые запрещалось продавать Германии. При этом пресса обращала внимание на то, что оправдания из уст советских дипломатов и амторговцев звучат как-то неубедительно. Хотя в действительности ничего странного в этом не было. Не могли же они на весь мир заявить, что СССР усиленно готовиться к войне с той же страной, с которой только что подписал пакт о ненападении.

Однако при всем том распространение на СССР «морального эмбарго» стало для советских дипломатов в Вашингтоне весьма неприятным сюрпризом. 13 декабря 1939 года полпред в Вашингтоне К. А. Уманский писал наркому иностранных дел В. М. Молотову о президенте Соединенных Штатов:

«В момент обострения нашего конфликта с Каяндерами — Таннерами Рузвельт развил бешеную активность. Если уже в процессе наших переговоров с финнами он грубо отступил от своей же традиции прошлых лет — обращаться с «умиротворяющими» посланиями одновременно к ОБЕИМ конфликтующим сторонам, то в дни 30 ноября — 6 декабря Рузвельт как балласт стал выбрасывать из окна одну традицию за другой: а) его заявление о «спровоцированных» бомбардировках было фактическим поощрением и благословением финских «ответных» бомбардировок, на которые Рузвельт явно надеялся; б) если заявление о «моральном эмбарго» в отношении Японии он раньше предоставлял Хэллу (госсекретарь США. — «История»), то на этот раз он сделал его сам, притом в расширенной форме, включив «материалы, необходимые для производства самолетов»».

В число этих материалов включили молибден, алюминий и авиабензин.

«Мы вправе требовать ответа»

Очень скоро советские представители почувствовали на себе действие санкций. Инженеров-приемщиков перестали пускать на заводы фирмы «Райт», выполнявшей советские заказы. Начались проблемы с фрахтом судов для доставки в СССР грузов, начали срываться заказы. Советское руководство сначала пыталось действовать по дипломатическим каналам. Заместитель наркома иностранных дел С. А. Лозовский 28 марта 1940 года дал указания полпреду Уманскому о предстоящей беседе с госсекретарем Хэллом:

«В центре разговора Вам нужно поставить вопрос о «моральном эмбарго» и о том, что «моральное эмбарго» превращается в простое эмбарго и в создание дискриминационного режима по отношению к СССР. В то время как США снабжают Англию и Францию всеми видами вооружения, по отношению к нейтральному СССР создаются препятствия даже по реализации старых заказов и покупке необходимых для советской промышленности машин и сырья. Скажите Хэллу, что дискриминационные мероприятия ведут к значительному сжатию торгово-экономических отношений между СССР и США».

Одновременно Лозовский сообщал, что его переговоры с американским послом в Москве, по сути, не дали результатов:

«Эти вопросы я затронул в своей беседе с Штейнгардтом, обосновывая меморандум. Штейнгардт ответил, что правительство США не имеет никакого отношения к «моральному эмбарго», которое является результатом сентиментализма американского народа, он отрицал наличие дискриминационного режима, утверждая, что антисоветская кампания пошла на убыль с конца февраля, что недопуск советских инженеров на американские заводы объясняется военной обстановкой, что невыполнение советских заказов и отказ от продажи некоторых видов сырья объясняются огромными и выгодными заказами, полученными от Англии, что отзыв американских специалистов из СССР и отказ в посылке в СССР специалистов согласно контрактов есть дело отдельных фирм, а не правительства».

Хотя в Москве уже прекрасно знали, что высокий моральный уровень бизнесменов, в принципе довольно беспринципных и готовых на все ради прибыли, поддерживался с помощью агентов ФБР, которое специально для этой цели значительно расширило свой штат. Не было тайной и то, что в организации «морального эмбарго» участвовал и Госдепартамент, чиновники которого, узнав о существовании подозрительного контракта с попавшей под действие «морального эмбарго» страной, начинали проверки и убеждали руководителей фирм отказаться от неправедных денег. Поэтому переговоры Уманского в Госдепартаменте не принесли практически никаких результатов. 13 апреля 1940 года Уманский докладывал в НКИД:

«Американцы заявили, что Госдепартамент против применения каких-либо дискриминационных мер, выходящих за пределы перечисленных «моральным эмбарго» товаров. На мое заявление, что «моральное эмбарго» деморализовало все отрасли СССР, США и что ввиду планового характера нашей экономики мы вправе требовать ответа, когда прекратится дискриминационный режим и будут ли восстановлены предпосылки для нашей торговли и, как указал Молотов, возможности расширения нашей торговли, ибо иначе советские заказчики должны перестроиться, американцы ответили, что заинтересованы в продолжении торговли с нами, ибо если бы не были заинтересованы, то не было бы роста торговли, наблюдающегося за последние месяцы. Я возразил, что дискриминация уже привела к сокращению нашего импорта в феврале вдвое против января».

«Не может разрешить проблему»

Ничего не дал и испытанный прежде прием — перенос заказов в Германию. Во время войны условия для размещения заказов там значительно ухудшились. В справке Наркомвнешторга, составленной 20 мая 1940 года, говорилось:

«В связи с военной обстановкой и распространением морального эмбарго на Советский Союз размещение наших заказов в США и поставки уже размещенных наталкиваются на ряд препятствий как со стороны правительства США, так и отдельных фирм… Условия размещения наших заказов в США ухудшились. При размещении наших заказов теперь требуется внести 20% аванса и безотзывный аккредитив. Если фирма по рекомендации правительства США откажется выполнять принятый заказ, то 10% аванса остается в пользу фирмы. В связи с вышеуказанным возникает вопрос о целесообразности перенесения нашего импорта из США на Германию на основе торгово-хозяйственного соглашения СССР с Германией. Но размещение наших заказов в Германии ограничивается, во-первых, размером кредитного соглашения между СССР и Германией, во-вторых, условиями хозяйственного соглашения (номенклатура товаров) и, в-третьих, загрузкой немецкой промышленности внутренними заказами. Частично немцы принимают наши заказы (кроме указанных в соглашении), желая получить валюту. Частично наши импортные объединения уже перенесли заказы из США в Германию, Станкоимпорт, например, перенес заказ 24 станков. Условия размещения наших заказов в Германии нельзя назвать хорошими: срок выполнения вышеуказанных 24 металлообрабатывающих станков для Станкоимпорта по сравнению с США в два раза длиннее, цена же выше на 20-30%… Перенесение наших заказов из США в Германию возможно только частично, по некоторым заказам, например нефтеоборудованию, авиационным новинкам, совсем невозможно. Другими словами, торгово-хозяйственное соглашение с Германией не может разрешить проблему нашего импорта из США на данном этапе».

Только после того, как стало известно, что в Германии обсуждаются планы нападения на СССР, действие «морального эмбарго» начало смягчаться. Отставной американский адмирал Я. Стирлинг-младший в статье, опубликованной 13 августа 1940 года в ведущих американских газетах, писал:

«Наши отношения с Москвой в течение многих периодов за последние 20 лет не были сердечными. Тем не менее в основном СССР и США должны были быть друзьями. Нам не нужно одобрять их правительственную систему, но нам нужно понять, что во многих отношениях наши практические интересы параллельны интересам СССР. Отсюда логически ясно следует, что тенденция, недавно обнаруженная Вашингтоном, в направлении более дружественных отношений с Москвой должна быть усилена».

И адмирал не ошибался. После того как общность позиций стала очевидной, Госдепартамент 15 января 1941 года согласился на обмен письмами с полпредом СССР об отмене «морального эмбарго». Тем самым продемонстрировав, что любые соображения уходят на второй план, когда речь заходит, по существу, о взаимодействии для защиты Соединенных Штатов.

§ 1. Мораль, ее функции и структура. Юридическая этика: Учебник для вузов

§ 1. Мораль, ее функции и структура

Мораль (от лат. moralis — нравственный; mores — нравы) является одним из способов нормативного регулирования поведения человека, особой формой общественного сознания и видом общественных отношений. Есть ряд определений морали, в которых оттеняются те или иные ее существенные свойства[1].

Мораль — это один из способов регулирования поведения людей в обществе. Она представляет собой систему принципов и норм, определяющих характер отношений между людьми в соответствии с принятыми в данном обществе понятиями о добре и зле, справедливом и несправедливом, достойном и недостойном. Соблюдение требований морали обеспечивается силой духовного воздействия, общественным мнением, внутренним убеждением, совестью человека.

Особенностью морали является то, что она регулирует поведение и сознание людей во всех сферах жизни (производственная деятельность, быт, семейные, межличностные и другие отношения). Мораль распространяется также на межгрупповые и межгосударственные отношения.

Моральные принципы имеют всеобщее значение, охватывают всех людей, закрепляют основы культуры их взаимоотношений, создаваемые в длительном процессе исторического развития общества.

Всякий поступок, поведение человека может иметь разнообразное значение (правовое, политическое, эстетическое и др.), но его нравственную сторону, моральное содержание оценивают по единой шкале. Моральные нормы повседневно воспроизводятся в обществе силой традиции, властью общепризнанной и поддерживаемой всеми дисциплины, общественным мнением. Их выполнение контролируется всеми.

Ответственность в морали имеет духовный, идеальный характер (осуждение или одобрение поступков), выступает в форме моральных оценок, которые человек должен осознать, внутренне принять и сообразно с этим направлять и корректировать свои поступки и поведение. Такая оценка должна соответствовать общим принципам и нормам, принятым всеми понятиям о должном и недолжном, достойном и недостойном и т. д.

Мораль зависит от условий человеческого бытия, сущностных потребностей человека, но определяется уровнем общественного и индивидуального сознания. Наряду с другими формами регулирования поведения людей в обществе мораль служит согласованию деятельности множества индивидов, превращению ее в совокупную массовую деятельность, подчиненную определенным социальным законам.

Исследуя вопрос о функциях морали, выделяют регулятивную, воспитательную, познавательную, оценочно императивную, ориентирующую, мотивационную, коммуникативную, прогностическую и некоторые другие ее функции[2]. Первостепенный интерес для юристов представляют такие функции морали, как регулятивная и воспитательная.

Регулятивная функция считается ведущей функцией морали. Мораль направляет и корректирует практическую деятельность человека с точки зрения учета интересов других людей, общества. При этом активное воздействие морали на общественные отношения осуществляется через индивидуальное поведение.

Воспитательная функция морали состоит в том, что она участвует в формировании человеческой личности, ее самосознания. Мораль способствует становлению взглядов на цель и смысл жизни, осознанию человеком своего достоинства, долга перед другими людьми и обществом, необходимости уважения к правам, личности, достоинству других. Эту функцию принято характеризовать как гуманистическую. Она оказывает влияние на регулятивную и другие функции морали.

Мораль рассматривают и как особую форму общественного сознания, и как вид общественных отношений, и как действующие в обществе нормы поведения, регулирующие деятельность человека — нравственную деятельность[3].

Нравственное сознание является одним из элементов морали, представляющим собой ее идеальную, субъективную сторону. Нравственное сознание предписывает людям определенные поведение и поступки в качестве их долга. Нравственное сознание дает оценку разным явлениям социальной действительности (поступка, его мотивов, поведения, образа жизни и т. д.) с точки зрения соответствия моральным требованиям. Эта оценка выражается в одобрении или осуждении, похвале или порицании, симпатии или неприязни, любви или ненависти. Нравственное* сознание — форма общественного сознания и одновременно область индивидуального сознания личности. В последнем важное место занимает самооценка человека, связанная с нравственными чувствами (совесть, гордость, стыд, раскаяние и т. п.).

Мораль нельзя сводить только к моральному (нравственному) сознанию.

Выступая против отождествления нравственности и нравственного сознания, М. С. Строгович писал: «Нравственное сознание — это взгляды, убеждения, идеи о добре и зле, о достойном и недостойном поведении, а нравственность — это действующие в обществе социальные нормы, регулирующие поступки, поведение людей, их взаимоотношения»[4].

Моральные отношения возникают между людьми в процессе их деятельности, имеющей нравственный характер. Они различаются по содержанию, форме, способу социальной связи между субъектами. Их содержание определяется тем, по отношению к кому и какие нравственные обязанности несет человек (к обществу в целом; к людям, объединенным одной профессией; к коллективу; к членам семьи и т. д.), но во всех случаях человек в конечном счете оказывается в системе моральных отношений как к обществу в целом, так и к себе как его члену.

В моральных отношениях человек выступает и как субъект, и как объект моральной деятельности. Так, поскольку он несет обязанности перед другими людьми, сам он является субъектом по отношению к обществу, социальной группе и т. д., но одновременно он и объект моральных обязанностей для других, поскольку они должны защищать его интересы, заботиться о нем и т. д.

Нравственная деятельность представляет собой объективную сторону морали[5]. О нравственной деятельности можно говорить тогда, когда поступок, поведение, их мотивы поддаются оценке с позиций разграничения добра и зла, достойного и недостойного и пр. Первичный элемент нравственной деятельности поступок (или проступок), поскольку в нем воплощаются моральные цели, мотивы или ориентации. Поступок включает: мотив, намерение, цель, деяние, последствия поступка. Моральные последствия поступка — это самооценка его человеком и оценка со стороны окружающих.

Совокупность поступков человека, имеющих нравственное значение, совершаемых им в относительно продолжительный период в постоянных или изменяющихся условиях, принято называть поведением. Поведение человека — единственный объективный показатель его моральных качеств, нравственного облика.

Нравственная деятельность характеризует только действия, нравственно мотивированные и целенаправленные. Решающим здесь являются побуждения, которыми руководствуется человек, их специфически нравственные мотивы: желание совершить добро, реализовать чувство долга, достичь определенного идеала и т. д.

В структуре морали принято различать образующие ее элементы. Мораль включает в себя моральные нормы, моральные принципы, нравственные идеалы, моральные критерии и др.

Моральные нормы — это социальные нормы, регулирующие поведение человека в обществе, его отношение к другим людям, к обществу и к себе. Их выполнение обеспечивается силой общественного мнения, внутренним убеждением на основе принятых в данном обществе представлений о добре и зле, справедливости и несправедливости, добродетели и пороке, должном и осуждаемом.

Моральные нормы определяют содержание поведения, то, как принято поступать в определенной ситуации, т. е. присущие данному обществу, социальной группе нравы. Они отличаются от других норм, действующих в обществе и выполняющих регулятивные функции (экономических, политических, правовых, эстетических), по способу регулирования поступков людей. Нравы повседневно воспроизводятся в жизни общества силой традиции, авторитетом и властью общепризнанной и поддерживаемой всеми дисциплины, общественным мнением, убеждением членов общества о должном поведении при определенных условиях.

В отличие от простых обычаев и привычек, когда люди однотипно поступают в сходных ситуациях (празднование дня рождения, свадьбы, проводы в армию, различные ритуалы, привычка к определенным трудовым действиям и др.), моральные нормы не просто выполняются вследствие заведенного общепринятого порядка, а находят идейное обоснование в представлениях человека о должном или недолжном поведении как вообще, так и в конкретной жизненной ситуации.

В основу формулирования моральных норм как разумных, целесообразных и одобряемых правил поведения положены реальные принципы, идеалы, понятия о добре и зле и т. д., действующие в обществе.

Выполнение нравственных норм обеспечивается авторитетом и силой общественного мнения, сознанием субъекта о достойном или недостойном, нравственном или безнравственном, что определяет и характер нравственных санкций.

Моральная норма в принципе рассчитана на добровольное исполнение. Но ее нарушение влечет за собой моральные санкции, состоящие в отрицательной оценке и осуждении поведения человека, в направленном духовном воздействии. Они означают нравственный запрет совершать подобные поступки в будущем, адресованный как конкретному человеку, так и всем окружающим. Моральная санкция подкрепляет нравственные требования, содержащиеся в моральных нормах и принципах.

Нарушение моральных норм может влечь за собой помимо моральных санкций санкции иного рода (дисциплинарные или предусмотренные нормами общественных организации). Например, если военнослужащий солгал своему командиру, то за этим бесчестным поступком в соответствии со степенью его тя жести на основании воинских уставов последует соответствующая реакция.

Моральные нормы могут выражаться как в негативной, запрещающей форме (например, Моисеевы законы — Десять заповедей, сформулированные в Библии), так и в позитивной (будь честен, помогай ближнему, уважай старших, береги честь смолоду и т. д.).

Моральные принципы — одна из форм выражения нравственных требовании, в наиболее общем виде раскрывающая содержание нравственности, существующей в том или ином обществе. Они выражают основополагающие требования, касающиеся нравственной сущности человека, характера взаимоотношении между людьми, определяют общее направление деятельности человека и лежат в основе частных, конкретных норм поведения. В этом отношении они служат критериями нравственности.

Если моральная норма предписывает, какие конкретно поступки должен совершать человек, как вести себя в типичных ситуациях, то моральный принцип дает человеку общее направление деятельности.

К числу моральных принципов относятся такие общие начала нравственности, как гуманизм — признание человека высшей ценностью; альтруизм — бескорыстное служение ближнему; милосердие сострадательная и деятельная любовь, выражающаяся в готовности помочь каждому в чем-либо нуждающемуся; коллективизм — сознательное стремление со действовать общему благу; отказ от индивидуализма противопоставления индивида обществу, всякой социальности и эгоизма — предпочтения собственных интересов интересам всех других.

Кроме принципов, характеризующих сущность той или иной нравственности, различают так называемые формальные принципы, относящиеся уже к способам выполнения моральных требований Таковы, например, сознательность и противоположные ей формализм, фетишизм, фатализм, фанатизм, догматизм. Принципы этого рода не определяют содержания конкретных норм поведения, но также характеризуют определенную нравственность, показывая, насколько сознательно выполняются нравственные требования.

Нравственные идеалы — понятия морального сознания, в которых предъявляемые к людям нравственные требования выражаются в виде образа нравственно совершенной личности, представления о человеке, воплотившем в себе наиболее высокие моральные качества.

Нравственный идеал по-разному понимался в разное время, в различных обществах и учениях. Если Аристотель видел нравственный идеал в личности, которая высшей доблестью считает самодовлеющее, отрешенное от волнений и тревог практической деятельности созерцание истины, то Кант характеризовал нравственный идеал как руководство для наших поступков, «божественного человека внутри нас», с которым мы сравниваем себя и улучшаемся, никогда, однако, не будучи в состоянии стать на один уровень с ним. Нравственный идеал по своему определяют различные религиозные учения, политические течения, философы.

Нравственный идеал, принятый человеком, указывает конечную цель самовоспитания. Нравственный идеал, принятый общественным моральным сознанием, определяет цель воспитания, влияет на содержание моральных принципов и норм.

Можно говорить и об общественном нравственном идеале как об образе совершенного общества, построенного на требованиях высшей справедливости, гуманизма.

Моральная мотивация (Стэнфордская энциклопедия философии)

Основному феномену моральной мотивации можно дать более подробное описание. систематическое изображение следующим образом, с использованием « P » для означает какое-то лицо или отдельное лицо, а «φ» и ‘Ψ’ каждый означает какое-то действие:

Когда P решает, что φ было бы морально правильным, она обычно мотивированы на φ; P позже станет убежденный, что было бы неправильно использовать φ и правильно использовать ψ, она обычно перестает быть мотивированной к φ и становится мотивирован на ψ.

Это изображение нацелено на то, чтобы отразить особенности нашего общего опыта. Как наблюдения показывают, что люди обычно чувствуют желание делать то, что они судить, что это правильно делать; более того, их мотивация обычно меняется чтобы соответствовать или «отслеживать» изменения в их моральных суждениях. Если человек считает правильным сдержать обещание, а не помогать нуждающийся незнакомец, она обычно будет чувствовать себя тронутой, по крайней мере, для некоторых степень, чтобы действовать так, чтобы выполнить обещание. Если она придет, чтобы измениться ее мнение о приоритете своего обещания, она обычно не будет больше не будет перемещен, чтобы выполнить обещание, и вместо этого будет перемещен в оказать помощь.

Прежде чем мы обратимся ко многим вопросам, которые предшествующее описание оставляет открытыми, и которые лежат в основе дебатов о природе моральной мотивации следует отметить два важных момента. Первый, изображение ничего не говорит о силе моральных мотивация. Несмотря на все, что он нам говорит, мотивация все или часть люди чувствуют, что делать то, что они считают правильным, может быть чрезвычайно слабым. Общий опыт показывает, что моральная мотивация на самом деле имеет тенденцию к снижению. довольно надежный, но с одной оговоркой, о которой будет сказано позже, философские взгляды на моральную мотивацию обычно следуют изображение, не занимающее никакой позиции относительно точной силы моральных мотивация.Во-вторых, изображение отражает широко распространенное предположение, тот, который составляет часть фона для дебатов о природе моральная мотивация, а именно, что моральная мотивация — это поразительно регулярное и надежное явление . На протяжении всей общественной жизни в обоих наши личные отношения и наши публичные взаимодействия, мы принимаем это за при условии, что моральные суждения надежно, если не обязательно, мотивируют, что они эффективно влияют на то, как люди чувствуют и действуют, и направляют их. Тем не менее, это предположение не является полностью бесспорным; действительно, у некоторых есть выразил серьезные сомнения относительно того, является ли моральная мотивация такой же регулярный и надежный, как мы обычно предполагаем (Copp 1997, 50).

Основной феномен моральной мотивации кажется относительно простой. Трудная философская задача становится одной из пытаясь понять и объяснить более полно и точно характер моральной мотивации. В разделах 2 и 3 исследуются два подхода к задание. Хотя подход, обсуждаемый в разделе 3, был преобладающий подход, который будет кратко рассмотрен в разделе 2 дает поучительный контраст, а также дает полезный первый взгляд на как идеи о моральной мотивации могут влиять на более широкие метаэтические вопросы.В разделе 4 исследуются более общие соображения. о моральной мотивации и метаэтике, а в разделе 5 рассматривается предполагаемые последствия для философских теорий о моральной мотивации из недавних работ в области эмпирической психологии.

Когда мы судим, что действие правильное или неправильное, или что состояние дела хорошие или плохие, мы, кажется, представляем мир как определенным образом. Мы, кажется, выражаем моральное убеждение, приписывая конкретное моральное свойство или нормативная характеристика действия или положение дел.Принимая очевидную репрезентативную форму морального суждениями, мы можем попытаться объяснить моральную мотивацию апеллируя к природе объектов недвижимости , которые фигурируют в нашем моральные суждения. Возможно, нас надежно мотивируют наши моральные суждения, по крайней мере, когда эти суждения примерно верны, потому что моральные свойства, такие как правота и добродетель сами мотивируют нас, когда мы их воспринимаем.

J.L. Mackie (1977) широко критикует эту картину морального свойства в его расширенном аргументе против объективности этики.Маки утверждает, что нашел что-то подобное в работах многих исторические личности, включая Канта и Сиджвика, но его самые ясные Изложение картины происходит в его замечаниях о Платоне. Маки пишет: «В теории Платона Формы, и в особенности Форма Добра — это вечные, внементальные реальности. Они очень центральный структурный элемент в ткани мира. Но это также считал, что простое знание или «видение» их не просто скажите мужчинам, что им делать, но они гарантируют, что они это сделают, отвергая любые противоположные наклонности.Короли-философы в Республика , думает Платон, можно доверить безудержной властью потому что их образование дало им знание Форм. Знакомство с формами добра, справедливости, красоты и остальное они сделают только с помощью этого знания, без каких-либо дальнейших мотивация, побуждайте к достижению и продвижению этих идеалов » (Mackie 1977, 23–24).

Определенные черты платоновской картины моральной мотивации — или по крайней мере, описание этого Маки — заслуживает внимания.Во-первых, как истолковывает точку зрения Платона Маки, моральная мотивация прямо и полностью проистекает из осознания наличия морального сами свойства. Осознание этих свойств перемещает агента действовать без какой-либо дополнительной мотивации; их мотивационная сила не зависит от желания или расположения личность сама. Во-вторых, осознание моральных качеств не только мотивирует сам по себе: он обеспечивает преобладающей мотивации . Один раз агент задерживает их, их мотивирующая сила преодолевает любые противоположные желания или склонности.

Утверждая, как он это делает, платоновская теория форм изображает, какими должны быть объективные ценности, Маки, в эффект, подписывается (и приписывает Платону) представление, называемое наличие интернализма . Согласно интернализму существования, необходимая связь существует между наличием определенного нормативного статуса и мотивация. ^[1] Состояние дел не может быть хорошим, например, если только опасение не могло мотивировать, хотя это необходимо не мотивировать чрезмерно.Если человек что-то понимает и не может быть перемещен, тогда при прочих равных , это нехорошо. Как Маки описывает точку зрения Платона, объективные ценности обеспечивают преобладающая мотивация, и поэтому точка зрения отражает особенно сильную форма существования интернализма. Согласно этой форме существования интернализм, положение дел не будет хорошим или ценным если только опасения не дадут основную мотивацию. В как ни странно, интерналистский характер платонической картины Маки согласовывает его с современными взглядами, которые аналогично принимают формы существование интернализма, при этом считая, что способность к мотивации на самом деле зависит от уже существовавшего желания.Учитывайте мнение о причинах наиболее заметно ассоциируется с Бернардом Уильямсом (1981). В соответствии с то, что называется интернализмом о причинах или причин интернализм , обязательно, если у человека есть причина действие, он должен быть в состоянии сделать это действие. На По мнению Уильямса, чтобы быть мотивированным, человек должен иметь некоторую мотивирующую установку в ее нынешнем «мотивационном набор.» Грубо говоря, если соображение не мотивировать человека с учетом его текущих желаний или мотивационного набора, это не может быть причиной для ее действий.Обе точки зрения Уильямса и Платон Маки постулирует необходимую связь между нормативными статус и мотивация, но первая точка зрения делает нормативным статус зависят, в том смысле, что последняя точка зрения категорически отвергает, от субъективные мотивы человека.

Обсуждение Маки является первой иллюстрацией того, как рассказы о моральной мотивации использовались для защиты или опровержения более широкие позиции в метаэтике. По словам Маки, мотивирующая сила объективных ценностей, если бы такие ценности существовали, должна была бы быть именно так, как это изображал Платон.«Формы Платона дают драматический картина того, какими должны быть объективные ценности. Форма Добро таково, что знание его дает знатоку как направление и главный мотив; что-то хорошее оба говорит человеку, который знает это, преследовать это и заставляет его преследовать это. Объективного блага будет добиваться каждый, кто был знаком с это не из-за какого-либо случайного факта, что этот человек или каждый человек, устроен так, что желает этого, но только потому, что конец должен быть каким-то образом встроен в него »(Маки 1977, 40).Маки утверждает, что моральные предложения, которые мы произносим, ​​когда выносить моральные суждения на самом деле высказывать предположения о таких «Объективно предписывающие» свойства; в результате наши моральные суждения могут быть верными или ложными. Итак, мораль когнитивизм — точка зрения, согласно которой моральные суждения и убеждения, и предложения, которые их выражают, могут быть истинными или ложными — обеспечивает правильное объяснение моральной семантики, наших моральных суждений иметь в виду. Учитывая, что наш моральный дискурс когнитивист , он похоже, предполагают правильность морального реализма , точка зрения, грубо говоря, моральные суждения и убеждения поддаются оценке по истине, и некоторые из них буквально правда. ^[2] Но моральный дискурс страдает от того, что называется «предположением. неудача », согласно Маки: моральный дискурс предполагает объективно предписывающие свойства, но их нет; такой свойства должны быть «странными сущностями» в отличие от что-нибудь еще в мире. Разговоры о морали, Маки, очевидно думает, скорее, как разговор о единорогах. Наш «единорог» говорить »выражает предложения (по крайней мере, при условии, что это следует средневековая легенда) о конных существах, которых можно приручить только девственницами, чьи спиральные рога обладают магической силой.Но таких нет существа, и поэтому наш разговор о единорогах систематически ошибочен, хотя мало кто из нас больше подвержен этой ошибке. Отрицая существование моральных свойств, Маки отвергает моральный реализм, сочетая когнитивистская моральная семантика с теорией ошибок . Согласно теории ошибок, «хотя большинство людей, высказывая моральные суждения неявно утверждают … указывают на что-то объективно предписывающие, все эти утверждения ложны »(Mackie 1977, 35). ^[3]

Хотя современные философы разделились в отношении Моральный скептицизм Маки, они в основном соглашались отвергать его чрезвычайно сильные утверждения о том, какие моральные мотивы и объективные моральные свойства, фигурирующие в наших моральных суждениях, должно быть похоже.Они единодушно отвергли предположение о том, что понимание требований морали приведет к мотивация действовать соответственно. И большинство из них отвергли попытки объяснять моральную мотивацию, обращаясь к побуждающей силе, исходящей от моральных свойств и действий и положений дел, которые создать их экземпляры. Одним частичным исключением из этого последнего требования может быть Стоит отметить. Кристин Корсгаард (1996) поддержала идею что-то вроде объективно предписывающих сущностей, хотя эти сущности, по ее мнению, не являются моральными качествами.Korsgaard акции Скептицизм Маки по поводу объективных ценностей, который он описывает как фигуру моральных реалистических взглядов философов, таких как Платон. Тем не менее, замечает она, Маки ошибается, а реалист ошибается. право относительно того, могут ли какие-либо существующие сущности соответствовать двойственному критерии предоставления агенту, который знает о них, «как направление и мотив ». Она настаивает, что это «самый знакомый факт человеческой жизни, что в мире есть сущности, которые могут скажите нам, что делать, и заставьте нас это сделать.Они люди, а остальные животные »(Korsgaard 1996, 166). Большинство философов, даже те сочувствует моральной философии Канта и философии Корсгаарда. бренд кантианства, найдите идею о том, что люди (и животные, не являющиеся людьми) имеют ценность и могут в этом отношении «сказать нам, что делать» и «Заставить нас сделать это» довольно неуловимо. Но Корсгаард претензии являются частью большой, чрезвычайно богатой картины этики, которая не может быть исследована здесь, и справедливая оценка ее утверждений требуют внимания к этой более широкой картине.Важный момент для настоящими целями, заключается в том, что по крайней мере некоторые философы, Корсгаард и возможно, других привлекают идеи, проистекающие из моральных устоев Канта. философии, сохраняют некоторую привлекательность идеи, что моральная мотивация и нормативность находят свой источник в изначально нормативных или «Объективно предписывающие» субъекты.

Существуют ли какие-либо свойства или объекты с чем-либо вроде силы, описанные Маки, ошибочно полагать, что моральные реалисты и объективисты должны быть привержены своему существованию.Нет реалист или объективист должен думать, что моральные свойства или факты об их воплощении, будет, когда будет задержано, будет достаточно, чтобы мотивировать всех людей независимо от их обстоятельств, в том числе их познавательный и мотивационный состав. И реалистам обязательно нужно не принимайте точку зрения, которую Макки приписывает Платону, что видение объективной ценности будут гарантировать, что человек будет действовать, «отвергая любые противоположные наклон »(Mackie 1977,23). Человек может понять мораль факт, например, но страдающий временной иррациональностью или слабостью воли; она могла бы быть свободна от таких временных дефектов, но обладать более стойкий мотивационный макияж, который мешает или побеждает мотивирующая сила моральных фактов.Любое правдоподобное объяснение морального мотивация будет и должна признавать эти источники мотивации отказ; и любой правдоподобный анализ моральных качеств должен учитывать их. Даже те реалисты или объективисты, которые утверждают, что все рациональных и мотивационно здоровых человек будут быть движимыми моральными фактами, не обязательно думать, что они будут в первую очередь безнадежно мотивированы. Как уже отмечалось, независимо от их взглядов на более широкие метаэтические вопросы, современные философы не занимают никакой позиции по точная сила моральной мотивации — с квалификацией (упоминалось ранее), что они, по-видимому, повсеместно отвергают идея о том, что моральная мотивация обычно преобладает.

Философы чаще всего пытались объяснить моральную мотивацию, а не апеллируя к особым силам моральных качеств, но апеллируя к природе моральных суждений . Возможно моральный суждения таковы, что никто не может искренне судить о поступке с моральной точки зрения в порядке или положение хорошее, при этом оставшиеся целиком неподвижен. Попытки понять моральную мотивацию с точки зрения мотивации с помощью моральных суждений необходимо ответить на два центральных вопроса. Во-первых, что есть характер связи между моральным суждением и мотивация — мотивируют ли моральные суждения обязательно или они мотивируют только условно ? Во-вторых, может моральный суждения мотивируют сами по себе или могут мотивировать только посредничество желания или другого условного состояния? Конечно, философы ответили на эти вопросы по-разному.

3.1 Юмизм против антигумизма

Давайте сначала рассмотрим второй вопрос. Теперь один способ, которым моральные суждения могут мотивировать и даже мотивировать сами по себе, было бы, если бы моральные суждения не были в конце концов репрезентативными. Предположим, что моральные суждения не приписывают свойства и не выражают моральное представления о том, какие вещи обладают этими свойствами. Предположим вместо этого, как моральный некогнитивизм утверждает, что моральные суждения выражают желаний или других условных состояний — какие философы иногда называют «за отношение».”Тогда было бы понятно, как моральные суждения связаны с мотивацией. Они просто выражают мотивирующее состояние, которое у человека уже есть; сделать (искренний) моральное суждение уже должно быть мотивировано, по крайней мере, до некоторой степени. Настоящая загадка относительно того, как моральные суждения могут мотивировать те, кто утверждает, что моральные суждения выражают моральных убеждения , для связи между убеждениями, когнитивный состояние, и мотивация неясна.

Как философы решают загадку, это центральный вопрос морали. психологии, а именно: то, что называется теорией Юма мотивации верно.Согласно точке зрения Юма, вера есть недостаточно для мотивации, которая всегда требует, помимо вера, наличие желания или собственного состояния. Моральная мотивация таким образом, не может возникать только из моральных убеждений, но должен также зависеть от ранее существовавшее желание или другое условное или внутренне мотивирующее состояние. Было бы справедливо сказать, что юмизм продолжает оставаться доминирующий вид. Его придерживались как те, кто принимает, так и кто отвергает когнитивизм и моральный реализм, так что считается решающим в решении более широких вопросов метаэтики.В точки зрения придерживаются, например, некогнитивисты-антиреалисты, но также такими моралистами, как Майкл Смит (1994) и Питер Рэйлтон (1986a). Ряд выдающихся философов, в том числе Томас Нагель (1970), Джон Макдауэлл (1979), Марк Платтс (1980), Дэвид МакНотон (1988), Джонатан Дэнси (1993), Томас Скэнлон (1998) и Расс Шафер-Ландау (2003) отвергли картину Юма, однако, утверждая, что на самом деле моральная мотивация не зависит от существование желания: моральная вера может сама порождать мотивация.

Как именно и при каких условиях моральная вера может сама себя мотивировать — предмет споров среди антиюмовцев. Некоторые считают, что моральной веры достаточно, чтобы мотивировать напрямую. Просто веря, что это правильно, скажем, сдержать обещание будет тронуть верующего, по крайней мере, до некоторой степени действовать так, чтобы сдержать обещание. Другие считают, что моральные убеждения порождают желания, которые затем мотивируют в сочетании с моральные убеждения, которые их породили. Полагая, что это правильно выполнение обещания порождает желание сделать это, и эти когнитивные и Конативные государства совместно побуждают верующего, по крайней мере, до некоторой степени, к действовать так, чтобы сдержать обещание.Некоторые теоретики добродетели предлагают довольно уточненная версия последней идеи, утверждая, что только частный тип морального убеждения — связанный с идеальной или полной концепцией ситуации в свете более широкого понимания того, как жить — обязательно вызывает у человека мотивацию делать поскольку моральное убеждение такого типа указывает, что она должна (Little 1997; Макдауэлл 1978). Добродетельный человек имеет не просто моральные убеждения, но комплекс моральных убеждений и мировоззрения, который надежно подтолкнет ее к вести себя морально.Сторонники различных антиюмовских взглядов охотно признать, что люди часто не могут быть перемещены, и действовать так, как они верят, что они должны. Однако согласно любой из этих точек зрения отсутствие мотивации возникает из-за когнитивной недостаточности.

Как уже отмечалось, многие находят основную картину Юма больше всего правдоподобно. Прежде чем приступить к рассмотрению некоторых соображений, которые следует в пользу этого, мы должны отметить тот факт, что юмизм не Сам по себе придерживается какого-либо конкретного взгляда на виды желаний отвечает за моральную мотивацию.Юм вполне мог бы взглянуть что никакое конкретное желание не связано с моральной мотивацией. На Напротив, меняющиеся желания, если они случайно присутствуют, могут человек делать то, что, по ее мнению, она должна делать, включая желание чтобы ее соседи уважали ее, чтобы продвигать ее интересы в некоторых таким образом, или способствовать благополучию тех, кто для нее важен. Привлекательный просто для некоторого случайного желания или другого может быть неадекватным, однако, объяснить основной феномен моральной мотивации.В конце концов, что необходимо объяснять, многие утверждают, что это не просто то, как мы можем при случае или даже часто, иметь мотивацию делать то, что, по нашему мнению, мы должны: что нужно объяснить, так это то, насколько мы надежно мотивированы делать то, что мы думаем, что должны. Это включает в себя объяснение, почему мотивация надежно сдвигает , чтобы отслеживать изменения в наших моральных убеждениях. Как мы увидим, те, кто принимает картину Юма, иногда предложили обратить внимание на конкретные желания или глубокие черты психологии человека для объяснения моральной мотивации.

Один из аргументов в пользу картины Юма утверждает, что если верования были достаточными, чтобы мотивировать, тогда мы могли бы ожидать людей с такими же убеждения должны быть мотивированы таким же образом. На самом деле, однако, тогда как некоторые люди мотивированы своей моральной верой, например, что внести свой вклад в помощь голодающим — это долг, выписать чек в Oxfam, другие вообще не чувствуют такой склонности. Но антихумисты утверждают что они могут объяснить эти различия, показав либо то, что различная мотивация на самом деле связана с другими различиями в убеждениях или мотивам, которые конкурируют с желаниями, порожденными моральные убеждения (Шафер-Ландау 2003, 129–130).

Второй аргумент в пользу юмизма апеллирует к точке зрения о причины, связанные с Williams (1981), кратко обсуждались ранее. Напомним, что согласно интернализму о причинах или причинах интернализм, это обязательно так, что если у человека есть причина для совершения действия, тогда он должен быть мотивирован к выполнению это действие. В более конкретной версии представления у человека есть причина совершить действие только в том случае, если у него есть желание выполнить это действия или достижения какой-либо цели, требующей выполнения этого действия.Если интернализм о причинах верен, тогда, когда человек правильно оценивает себя как основание для совершения действия, он уже должно быть уже существующее желание. Антихумисты иногда отвергают причины интернализма, а также теория мотивации Юма. Но даже допуская, что причины интернализма верны, они верят в это Второй аргумент не может подорвать их позицию. Кажется, возможно, что не все наши моральные суждения включают суждение (правильно или нет), что у нас есть причина для действий.Личность может, например, рассудить, что было бы правильно выполнить обещание не считая, что у нее есть причина что-либо делать. Что может объясни это? Возможно, например, она не задумывается о связь между тем, что правильно делать, и тем, что у человека есть основания делать; или, возможно, она ошибочно полагает, что истины о моральном праве действие не влечет за собой истину о том, что у человека есть причина делать. Если человек может судить о действии правильно, не судя о том, что у него есть причина для совершения действия, даже если действие право влечет за собой повод для действия, а причины влекут за собой желания, моральные убеждения не обязательно связаны с уже существующими желаниями (Shafer-Landau 2003, 128–129). ^[4]

Пожалуй, самый изощренный аргумент в пользу теории Юма. мотивации обращается к соображениям философии разума и моральной психологии, в частности, о принципиальных различиях между вера и желание, которые, казалось бы, могут рассчитывать против антигумизм. ^[5] Утверждается, что вера и желание с концептуальной точки зрения различаются то, что было названо их «направлением соответствия» (Анскомб 1963). Они отличаются таким образом, казалось бы, что вера утверждает не может повлечь за собой состояния желания.В то время как убеждения стремятся соответствовать миру, желания стремятся изменить мир. То есть, тогда как убеждения направление соответствия «разум-мир», желания имеют Направление подгонки «мир к разуму». Для психического состояния считаться убеждением, оно должно хотя бы в какой-то мере соответствовать свидетельствам что имеет отношение к истинности или ложности его пропозиционального содержания; который факты противоречат убеждениям, которые противоречат ему. В противоположность, факты, противоречащие пропозициональному содержанию желания — факт что мир в настоящее время не такой, как хотелось бы — не нужно считать против этого желания.Именно потому, что желания стремятся не отвечать на мир, но чтобы мир отвечал им (чтобы мир соответствовал их пропозициональное содержание или то, чего желания являются желаниями), они вполне могут сохраняться, даже когда мир отказывается сотрудничать. Если предположить, что вышеизложенные утверждения о вере и желании верны, то аргумент, по крайней мере, некоторые версии антигумизма потребовали бы то, что бессвязно, а именно психические состояния с несовместимыми направлениями соответствия: ментальные состояния, которые могут быть одновременно репрезентативными в каковы убеждения и мотивация так же, как и желания.Но антиюмисты утверждают, что их представление о моральной мотивации через моральная вера не требует непоследовательности. Чтобы увидеть это, нам нужно просто рассмотреть возможность того, что психическое состояние могло иметь противоположные направления посадки при условии, что в каждом направлении соответствует, психическое состояние было направлено на разные суждения: добродетельный агент «верит» (верование направление соответствия), скажем, , что положение дел S должно быть улучшено и «Желает» (желает направление соответствия) , чтобы S был доставлен около (Little 1997, г. 64). ^[6]

Антиюмисты предлагали различные соображения — некоторые положительные, другие отрицательные — чтобы поддержать их отказ от юминизма. На отрицательная сторона, они пытаются победить соображения, которые, как считалось, благоприятствовали теория Юма, как мы уже видели в ходе исследования некоторые из этих соображений. С положительной стороны, антихумисты иногда обращаются к феноменологии моральной мотивации, аргументируя что он поддерживает их точку зрения. Спросите агента, у которого сильное искушение сделать в противном случае, почему он в конечном итоге поступил так, как он считал, требует морали и он не будет сообщать о своих желаниях в момент действия; скорее он объяснит, что, по его мнению, действие было правильным do (Шафер-Ландау 2003, 123).Наш собственный опыт и опыт другие говорят нам, что, хотя наши действия часто возникают из-за наших желания, иногда они возникают из наших оценочных убеждений. Как дальнейшая поддержка этих утверждений о феноменологии морального мотивации, Шафер-Ландау апеллировал к неморальным делам, в которых мотивация, кажется, вытекает из веры. Рассмотрим человека, который убеждает себя, что у нее есть желание, которого на самом деле ей не хватает, например, желание стать юристом. Она поступает в юридическую школу только для того, чтобы найти у нее нет мотивации из-за своей курсовой работы и она бросила школу, после лета, проведенного плотником, раскрывает свою любовь к плотницкие работы (Шафер-Ландау 2003, 125).Что наиболее правдоподобно объясняет поступление человека в юридический институт и ее нерешительность усилия в течение того первого года, казалось бы, ее ошибочное мнение что она хотела стать юристом. Учитывая, что многие из наших вариантов будет включать в себя утомительные, даже болезненные, опыты — опыты, которые наверняка никто из нас не желает ради себя — юмист должен объяснить нам нашу готовность упорствовать в таком выборе. Похоже, что юм будет вынужден апеллировать к какому-то дальнейшему желанию, которое мы таким образом стремимся удовлетворить, например, в случай с отчислением из юридической школы, желание стать юристом.Но такое объяснение будет неправдоподобным в тех случаях, когда мы заблуждаются относительно наших желаний. Никаких веских причин нельзя назвать принять основанное на желании объяснение наших действий, Шафер-Ландау утверждает, что более прямолинейное объяснение с точки зрения нашего верования.

Тем не менее юмисты настаивают на том, что в этом нет ничего однозначного. попытки объяснить моральную мотивацию и действия с точки зрения убеждений; просто вспомните аргумент в пользу юмизма, основанный на различиях в «Направление соответствия» между верой и желанием.Оставив это аргументация одной стороны, однако, ни феноменология морального мотивация и случаи, когда люди ошибаются в своих желания поддерживают антиюмовскую точку зрения. Тот факт, что физическое лицо может цитируют убеждение, а не желание, объясняя, почему она сделала то, что она признана правильной, но ничего не говорит о том, что ее моральные убеждения непосредственно побудило ее к действию или вызвало желание, которое двигало ее играть. Общеизвестно, что индивидуальные самоотчеты ненадежны и могут вряд ли решим столь фундаментальный вопрос о моральной психологии.Что касается случаи, когда люди (якобы) ошибаются относительно своих желания, здравый смысл подсказывает, что у юма больше прямое объяснение. Юм может возразить, что закон бросивший школу действительно хотел стать юристом или, по крайней мере, поступить в юридический институт; она просто не понимала, что учится закон вроде бы. Как только она испытала это, она потеряла желание продолжить учебу. С другой стороны, возможно, она действительно не желание стать юристом, хотя она сказала себе, что сделала.Тем не менее, она была вынуждена поступить в юридический институт не из-за своей простой веры, а из-за того, что более глубоким, возможно, не полностью осознанным желанием, таким как желание доставить удовольствие своим родителям или иметь престиж или платить будучи юристом. Антихумисты не дали нам повода отдавать предпочтение их объяснение над альтернативами Юма. Конечно, антиюмовцам не нужно думать о феноменологии, как они полагают, быть, улаживает спор, но юмисты будут настаивать на том, что это даже не склонны отдавать предпочтение антиюмовской позиции.

Вышеизложенное обсуждение, конечно, не охватывает все аргументы. это было предложено в давних дебатах между юмистами и антиюмовцы, лишь некоторые из тех, что, очевидно, нашел наиболее убедительным. Могут ли и как разрешиться дебаты остается неопределенным, отчасти потому, что характер спора довольно непонятно. Это концептуальный спор, который нужно разрешить, например, анализом понятий веры и желания? Возможно, хотя аргументы, апеллирующие к соображениям в философия разума и моральная психология пока что доказали меньше, чем полностью убедительно.Является ли спор по сути эмпирическим? В склонность апеллировать к здравому смыслу и феноменологии морального действия, казалось бы, выдают некоторое искушение рассматривать проблему как хотя бы частично эмпирически, хотя, возможно, эти призывы служат лишь для проверки концептуальных утверждений. Обращается к нашим в любом случае опыт может быть таким же хорошим и таким же безрезультатно, на него ссылаются сторонники дискуссии. в контекст отражения критики мнения, что добродетель знания, Литтл (1997) предполагает, что спор в основном теоретические, подразумевающие большие и сложные вопросы о природе свободы воли, нормативности и ответственности.Так ли это или нет, Мало что может быть правильным в предположении, что спор не будет разрешается путем обращения только к местным аргументам того рода, что у нас есть обдуманный. Насколько правдоподобным кажется любая сторона, в конце концов, на правдоподобность более крупных теорий, в которых эти взгляды соответственно цифра.

3.2 Интернационализм против экстернализма

Независимо от того, что можно сделать вывод о том, моральные суждения или убеждения мотивировать самостоятельно или только с помощью некоторых ранее существовавших государства, остается вопрос о точном характере связи между моральным суждением и мотивацией.Мотивируют ли моральные суждения обязательно или они мотивируют только условно ? Если последнее, то как нам объяснить, почему контингент связь между моральным суждением и мотивацией столь же сильна и как кажется надежным?

Основное разделение мнений относительно характера связи между моральным суждением и мотивацией между этими философами кто принимает и те, кто отвергает диссертацию, известную как мотивационная Интернационализм .Этот тезис является формой суждения . Интернационализм . Традиционно интернализм суждения охарактеризовано как утверждение, что мотивация является внутренней по отношению к моральным суждение в том смысле, что само моральное суждение мотивирует без потребность в сопутствующем желании («сильный интернализм») или что существует необходимая связь между моральным суждением и мотивация («слабый интернализм»). В настоящее время охарактеризованный в литературе, интернализм суждения делает концептуальное утверждение, что существует необходимая связь между искренними моральное суждение и либо оправдывающие причины, либо мотивы: обязательно, если человек искренне считает, что он должен φ, то он имеет причину или мотив для φ.Интернализм суждения должен быть отличается от тезиса о существовании интернализма, который мы рассматривал ранее. Напомним, что согласно наличие интернализма, существует необходимая связь между наличием определенного нормативный статус и мотивация. ^[7] Возмещение может быть причиной или правом, например, только если он способен мотивировать. В то время как суждение интернализм устанавливает необходимое условие для суждения определенного рода, интернализм существования устанавливает необходимое условие для являясь актом или государством или соображением определенного нормативного Добрый.

Мотивационный интернализм суждения, далее «Интернализм» утверждает, что человек не может искренне моральное суждение, не будучи мотивированным по крайней мере для некоторых степень подчиняться ее суждению. Интернационализм может предполагать более слабый или более сильные формы. По мнению Маки Платона, это мнение что обязательно человек, который выносит искреннее моральное суждение, будет в первую очередь мотивированы исполнить ее решение. Таким образом, какими должны быть объективные моральные свойства, предполагает довольно крайний форма существования интернализма, который был бы связан с довольно крайняя форма суждения интернализма.Современные философы-моралисты меня больше не привлекали столь сильные претензии, когда моральная мотивация привязан к моральному суждению, чем когда моральная мотивация привязаны к моральным свойствам. Вместо этого они приняли более слабые формы интернализм, которые позволяют, даже если человек, который делает искреннее моральное суждение почувствует мотивацию к соблюдайте его, эта мотивация может быть преодолена противоречивыми желания и побежденный различными психическими заболеваниями, такими как подавленность и слабость воли (Svavarsdottir 1999, sec.1).

Как уже должно быть очевидно, те, кто принимает ту или иную форму мотивационного суждения интернализма есть готовое объяснение надежность моральной мотивации, в том числе надежность мотивационный сдвиг, чтобы отслеживать изменения в моральном суждении. Действительно, один из аргументов в пользу интернализма состоит в том, что только если мы принимаем это можем ли мы правдоподобно объяснить, почему изменения в моральной мотивации надежно следить за изменениями в моральных суждениях (Smith 1994, 71–76). Предположим, Джонс и Томсон обсуждают моральное допустимость прерывания беременности.Джонс склонен считать, что аборт это неправильно с моральной точки зрения. Известно, что она присоединялась к протестной линии на улице. местной клиники абортов и попытаться отговорить женщин от аборты. Томсон, напротив, считает, что аборт морально допустимо. Предположим, что после обстоятельного обсуждения Томсон убеждает Джонса, что более правдоподобные аргументы подтверждают допустимость прерывания беременности. Что люди разумно предсказывали бы в условия будущего поведения Джонса? Они могли бы разумно предсказать, среди прочего, что она больше не будет склонна присоединяться к линии протеста и что она воздержится от своих попыток воспрепятствовать другие женщины от абортов.Но это предсказание основано именно на на ожидании того, что, по крайней мере, поскольку Джонс является хорошим и волевой человек — не подавленный, апатичный или страдающий от слабости воли — то, к чему ее побуждают, было изменилось в ответ на изменение ее морального суждения, что справедливо какой интернализм заставляет нас ожидать. Если интернализм верен, тогда мы можем легко объяснить мотивационные изменения. Надежный связь между моральным суждением и мотивацией, в конечном счете, лучшая объясняется внутренне как следствие самого содержания или природы морального само суждение (Smith 1994, 72).Те, кто принимает интернализм, будут конечно, в конечном итоге мы обязаны объяснить природу морального суждения, которые объясняют и фиксируют необходимую связь, которая предположительно существует между моральным суждением и мотивация. ^[8]

Тезис, прямо противоположный интернализму мотивационного суждения, мотивационный экстернализм , или просто экстернализм , отрицает, что это концептуальная банальность, которая обязательно морально суждения мотивируют. Согласно экстернализму, любая связь, которая существует между моральным суждением и мотивацией чисто условно, хотя может оказаться, что он опирается на глубокие черты человеческого природа. ^[9] Моральная мотивация возникает, когда моральное суждение сочетается с желанием, и содержание решения связано с содержанием желание, чтобы рационализировать действие. Приведенный выше аргумент в в пользу интернализма фактически отрицает, что экстернализм может адекватно объяснить основной феномен моральной мотивации и, в частности, кажущееся надежным смещение моральной мотивации в соответствии с изменениями в моральном суждении. Но почему думают, что экстернализм будет объяснительно? неадекватный? Если у нас есть интерналистский тезис о необходимых связь между моральным суждением и мотивацией, кажется, у нас есть, поскольку это была вся история: если человек выносит моральное суждение, она is, ceteris paribus , мотивировано; если она не мотивирована, она вообще не выносил искреннего и компетентного морального суждения, несмотря на кажущееся обратное.Потому что экстерналист отрицает наличие необходимой связи между моральным суждением и мотивации, экстерналистский тезис оставляет нам необходимость в самостоятельное объяснение моральной мотивации. Интерналист утверждает что любое такое объяснение не даст результатов — назовите это «Интернистический вызов» экстернализму.

Согласно одной важной версии интерналистского вызова, предложенный Майклом Смитом, экстерналист должен объяснить связь между моральным суждением и мотивацией внешне как следствие не содержания моральных суждений, а, скорее, «Содержание мотивационных диспозиций, которыми обладают хорошие и волевой »(Смит 1994, 72).Но это якобы заставляет экстерналиста придерживаться неприемлемой картины морального мотивация. Интерналист скажет, что агент, которого заставляют делать правильное дело движется к тому, чтобы делать то же самое, что и содержание ее морального суждения; она мотивирована делать то же самое она считает, что права (73). Лицо, которое считает его правильным выполнять действие, которое способствует благополучию другого человека, например, приобретает и движим не производным желанием или заботой о продвижении своего благосостояние. Напротив, экстерналист должен сказать, что агент перемещен делать то, что она считает правильным из-за содержания мотивационного склонности к тому, чтобы быть хорошим человеком.Тогда возникает вопрос каковы могут быть эти диспозиции. Напомним, что когда человек меняется суждение, меняется ее мотивация. Если такие мотивационные переключение следует объяснять с точки зрения мотивационных предрасположенностей хорошего человека, а не с точки зрения содержания его морального суждения, то единственное расположение, которое могло бы объяснить будет мотивация поступать правильно , что бы это ни было оказывается (75). По мнению Смита, такая точка зрения неправдоподобно относится к моральная мотивация как производная; это происходит из желания сделать правильная вещь вместе с текущим моральным суждением человека о том, что нужно делать.Человек желает продвигать чужой товар, , а не без производных, потому что она судит это правильно продвигать его добро и поэтому желает именно этого, но потому что она хочет делать то, что правильно, а это просто так продвигая его добро. Но хороший человек, утверждает Смит, заботится без производных о справедливости, равенстве и благополучии любимые. Беспредельно заботиться только о том, чтобы делать то, что считает правильным, быть мотивированным таким образом, а не этими другими вещи, это «фетиш или моральный порок» (75).Смит предлагает что, считая хорошего человека мотивированным делать то, во что он верит морально правильно, что бы это ни было, экстерналистская картина «Отчуждает ее от тех целей, в которых мораль должным образом цели »(76).

Экстерналисты ответили на этот вызов, указав, что тот факт, что хороший человек мотивирован делать то, что он считает правильным, делает не препятствовать тому, чтобы ее также мотивировали недериватизированными прямыми забота, например, о благополучии близких. У них также есть утверждал, что нет ничего фетишистского в предположении, что хорошее человек мотивационно настроен на то, чтобы поступать правильно, и что в в любом случае, альтернативные экстерналистские объяснения надежного связь между моральным суждением и мотивацией (Копп 1997, 49–50).Человек может, например, просто быть расположена к желанию немедленно сделать то, что она считает правильным делать или что она считает ценным, а не избавляться поступать правильно, чем бы это ни обернулось (Copp 1997, 50–51). Сигрун Сваварсдоттир (1999) утверждала, что Смит ошибается, когда утверждает, что единственный вариант для экстерналистов объяснение мотивационного сдвига — это апелляция к желанию правильно, но она думает, что что-то близкое к мнению Смита отвергает дает только правильную экстерналистскую картину морального мотивация.Мы должны, по ее мнению, понимать хорошего человека как озабочены тем, чтобы делать то, что морально ценно или требуется, где это Следует понимать, что забота включает в себя то, что является честным, справедливым, добрым, внимательный, справедливый и т. д. То, что хороший человек такой мотивационная предрасположенность не означает, как, по-видимому, предполагает Смит, что ее волнует только одно, а именно: делать то, что, по ее мнению, Правильно. Это также не означает, что она предпринимает действия, задумываясь об этом. просто как правильный поступок. Напротив, он совместим с экстерналистской картиной, которую хороший человек часто просто непосредственно реагировать на потребность другого человека в утешении или облегчении.Более того, экстерналистский взгляд на хорошего человека как мотивированный желанием быть моральным, не предполагает введения чужая (или отчуждающая) мысль — «это правильно делать »- в ее сознание, чтобы объяснить моральные мотивация. Скорее, сформировав моральное суждение, что она должна φ, желание быть нравственным играет в хорошем человеке роль в осуществление «психологического перехода» от суждения о нем право на φ на желание на φ (Svavarsdottir 1999, 201). Ну наконец то, Сваварсдоттир утверждает, что хотя желание поступать морально правильно действие, скажем, помощь другому нуждающемуся, может сначала проистекать из желания быть моральным, оно может действовать независимо от последнего желания, так что ее желание помочь не просто инструментальное желание (Сваварсдоттир 1999, 205–206, 213–214).

Действительно, экстерналисты хотят настаивать на том, что некоторые Конативное состояние должно работать в движении от правильного суждения к φ к желанию или перемещению к φ. В конце концов, экстерналист напомнит нам, это движение не происходит в всех агентов морали; некоторые из них будут правильно судить о φ без перехода к φ. Экстерналисты обычно воспринимают это как точка зрения здравого смысла, что существуют большие различия в влияние моральных суждений на чувства, рассуждения людей, и действия (Svavarsdottir 1999, 161).

Споры между интерналистами и экстерналистами часто сосредотачиваются на фигура «аморалиста» — человека, очевидно выносит моральные суждения, оставаясь при этом совершенно неподвижным, чтобы подчиняться их. Были предприняты различные попытки решить проблему аморалист, и эти усилия привели к развитию многочисленных версии мотивационного суждения интернализма. Как правило, интерналисты настаивали на том, что аморалист концептуально невозможен. В стандартные стратегии, применяемые интерналистами, чтобы справиться с гипотетическими аморалист должен определить содержание моральных суждений, которые приводят к тому, что ни один агент (или ни один агент рациональный , во всяком случае) умел грамотно использовать моральные концепции и искренне суждение, оставаясь неизменным.Интернационалисты допускают эту моральную мотивация не должна быть преобладающей; конкурирующие желания могут быть сильнее и так может выиграть. Они также допускают, что моральная мотивация оспоримый; человек может судить об этом правильно по φ, но не переместился в φ из-за подавленности или слабости воли. Случаи Однако если отбросить иррациональность, человек, который выглядит , вынесение морального суждения, оставаясь равнодушным, должно действительно не разбираются в моральных концепциях или говорят неискренне. в в последнем случае она считает поступок «правильным» только в Смысл «кавычек» (Р.М. Заяц, 1963), как когда упорный преступник, добивающийся меньшего наказания, говорит судье в раскаяния тон, что он знает, что он сделал, было «неправильный».

Экстерналисты, конечно, утверждают, что аморалист не концептуальная невозможность. В конце концов, если мы сможем представить из аморалистами, как мы, конечно, можем, то они концептуально не невозможно (Шафер-Ландау 2003, 146). Вопреки тому, что интерналисты утверждают, что люди могут искренне и грамотно применять моральные концепции без какой-либо конкретной мотивации.Хотя некоторые аморалисты могут использовать моральные термины только в кавычках, не во всех случаях мотивационная неудача может быть объяснена как случаи иррациональности, концептуальная некомпетентность или неискренность.

На этом этапе диалектики интерналисты и экстерналисты склонны приводить дополнительные аргументы в попытке преодолеть то, что кажется тупик. Например, экстерналисты могут пригласить нас рассмотреть случаи в который человек считает правильным по φ, полагая, что это будет фактически невозможно преуспеть в выполнении φ, или в случаях, когда она считает, что выполнение φ заметно повлияет на ее благополучие или помешать ей получить то, чего она очень желает.Не кажется правдоподобным, что в таких случаях человек мог счесть правильным φ, а не переместиться на φ? В более общем смысле, экстерналисты утверждают, что интерналисты не могут понять исторический противник морали — скептик, который спрашивает: «Зачем быть моральным?» Внешние специалисты также могут приводить аргументы направлена ​​на то, чтобы переложить бремя на интерналиста, чтобы установить, что интернализм — это концептуальная банальность (Svavarsdottir 1999, 2006).

Чтобы более полно рассмотреть различные случаи, когда связь между моральным суждением и мотивацией не удается, интерналисты предложили более квалифицированные версии интернализма.Эти более квалифицированные версии интернализма утверждают, что необходимые связь между моральным суждением и мотивацией сохраняется только при определенные условия. Что касается этих условий, существует множество мнения были продвинуты. Например, Смит (1994) выдвинул версия интернализма, или то, что он называет «практичностью требование », утверждая, что необходимое соединение между моральным суждением и мотивацией, по крайней мере, в «хорошем и волевой человек ». Связь между моральным суждением и он утверждает, что мотивация сохраняется в человеке, который «практически рациональный.Другие предположили, что это держится в человеке, который «психологически нормально» (Dreier 1990) или в человеке кто является «морально восприимчивым» (Bjorklund et al. 2012: 126-128).

Но проблемы остаются. А как насчет человека, который выработал определенную мораль? решения в прошлом и всегда побуждались действовать в соответствии с с этим суждением, но который перестает быть мотивированным, продолжая выносить суждение? Возможно, она считает, что она морально должна работать активно помогать больным и бедным.Спустя 20 лет она приходит к выводу, что она сделала достаточно, и перестает быть мотивированным к действию по ее мнению, но она продолжает считать, что с моральной точки зрения она должна активно работать, чтобы помочь больным и бедным. Не кажется ли вероятно, что она компетентна в моральных концепциях, что она искренне говорит, что использует моральные термины в их обычном смысле, а не смысл «кавычек»? Но ей не нужно быть апатичным, подавленным или иным психически больным.

Подобные случаи побудили некоторых отойти от идеи, что необходимая связь между моральным суждением и мотивацией сохраняется с уважение к каждому индивидуальному моральному суждению.Те, кто продвигает формы что Bjorklund et al. (2012) (см. Также Бьорнссон и др., 2015) называют «Отсроченный интернализм» считают, что необходимая связь между моральным суждением и мотивацией может быть более слабым.

Отсроченный интернализм :
Обязательно, если человек считает, что он морально должен φ, тогда она либо (по крайней мере, в некоторой степени) мотивирована на ф, либо релевантно связанные моральные суждения сопровождаются мотивацией. (Бьорклунд и др. 2012: 128)

Итак, в приведенном выше примере наш гуманитарный работник, который перестал быть мотивирована, но все же считает, что с моральной точки зрения она должна соответствующие моральные суждения, которые сопровождались мотивация, а именно ее собственные прошлые суждения.Другие утверждают, что аморалист понятен только в условиях, в которых моральный мотивация обычно сохраняется, и это привело к тому, что некоторые соответствующие связанные моральные суждения в агентском сообществе. Тресан (2009a и 2009b), например, рассматривает возможность «Коммунальная» версия отсроченного интернализма, которая учитывает убеждения человека нравственны только тогда, когда в сообщества верующих, убеждения с таким содержанием мотивируют. (См. Blackburn 2001, 63.)

По мере того, как версии интернализма становятся все более квалифицированными, можно склонен задаться вопросом, есть ли больше различий между интернализмом и экстернализмом.Можно было бы задаться вопросом имеет ли кто-либо преимущество в объяснении надежности моральных мотивация. И если это так, то может быть привлечено то, что кажется более простой историей, которую экстерналист должен рассказать о связь между моральным суждением и мотивацией.

Экстерналисты утверждают, что они могут полностью и адекватно объяснить сильная, но в конечном итоге случайная связь между моральным суждением и мотивация, предлагая различные объяснения того, как моральные суждения надежно мотивировать.Как мы видели, Сваварсдоттир пытается объяснить моральная мотивация, апеллируя к определенному конативному состоянию, а именно, желание делать то, что морально ценно или требуется — желание, короче быть моральным. Питер Рейлтон обращается к концерну люди обычно должны быть в состоянии оправдать свой выбор и поведение с более беспристрастной точки зрения. Но он также, очевидно, думает, что играют роль более обычные мотивы людей; по крайней мере, это предложил, когда он замечает, что если мы действительно хотим, чтобы люди принимали морали серьезно, «мы должны спросить, как мы можем изменить способы мы живем так, чтобы нравственное поведение было более рациональным, учитывая концы, которые у нас есть на самом деле »(Railton 1986a, 203).В соответствии с Дэвид Бринк, экстернализм делает мотивационную силу нашей моральной суждения «вопрос случайного психологического факта, зависящего от как на содержании нравственных взглядов людей, так и на их отношении и желания »(Brink 1989, 49). Тем не менее, эти отношения и желания могут широко разделяться и уходить корнями в центральные черты человеческого природа. Предположим, как утверждал философ Дэвид Юм, что сочувствие — это глубокая и широко распространенная черта человеческой психологии. Затем, замечает Бринк, хотя может быть случайным фактом, что большинство у людей будет какое-то желание соблюдать то, что они считают моралью требует, это также будет глубокий факт о них.«Моральный мотивация, с такой точки зрения, может быть широко распространенной и предсказуемой, даже если он не является ни необходимым, ни универсальным, ни преобладающим »(Brink 1989, 49; Бойд 1998, сек. 4.7).

Философы, поддерживающие экстернализм, обычно также поддерживают юманизм, хотя важно помнить, что многие интерналисты, в том числе большинство некогнитивистов и экспрессивистов о моральном суждении, а также принять теорию мотивации Юма. Действительно, некоторые утверждают, что базовое наблюдение, которое поддерживает экстернализм, также поддерживает Теория Юма: большое разнообразие мотивационного воздействия морального суждения предполагают не только то, что они мотивируют случайным образом, но и то, что они делают это через некое конативное состояние.Тем не менее, экстерналистов не нужно Humeans. Шафер-Ландау, отвергающий как юмизм, так и интернализм, считает, что моральные убеждения действительно мотивация — они могут мотивировать сами по себе. Но против интернализм, они не обязательно мотивируют. По сути мотивирующие убеждения могут не мотивировать в условиях экстремальных истощение, серьезная депрессия или подавляющие противоположные импульсы (Шафер-Ландау 2003, 147–148). Дело в том, что Шафер-Ландау трактует несостоятельность моральной мотивации в таких условиях, как поддерживая форму экстернализма, тогда как Смит рассматривает оспоримость в тех же условиях, которые совместимы с формой интернализма, предполагает некоторые разногласия среди философов относительно того, когда именно мнение следует классифицировать как форму интернализма или экстернализм. ^[10]

Философское мышление о феномене моральной мотивации давно пересекались и влияли на текущие усилия по решению основополагающие вопросы этики. Особое значение имело использование представлений о природе моральной мотивации для поддержки антиреализм в этике — точка зрения, противоречащая претензий моралистов, нет никаких моральных фактов, нет правды о что мораль требует, запрещает или разрешает, за исключением, возможно, некоторых минималистский смысл.Мы уже видели один пример того, как идеи о моральная мотивация может иметь отношение к более широким метаэтическим взглядам в Критика этического объективизма Маки. Как отмечалось ранее, Маки защищает когнитивистский антиреализм , форму антиреализм, сочетающий когнитивизм с теорией ошибок. Согласно когнитивистскому антиреализму, хотя этические предложения выражают предложения об объективно предписывающих свойствах — с Встроенная функция, к которой нужно стремиться — таких свойств нет существовать; и из-за несостоятельности этой предпосылки мы систематически по ошибке в наших моральных суждениях.

Развитие метаэтических теорий примерно за последние восемьдесят некоторые годы, возможно, наиболее глубоко сформировались благодаря использованию определенные тезисы о моральной мотивации для поддержки некогнитивистов Антиреализм . Некогнитивист антиреализм, нравится когнитивистский антиреализм, отвергает существование прочных моральных свойства и моральные факты. Но в отличие от последней точки зрения, она отвергает когнитивизм в пользу некогнитивизма , который, как традиционно изображается точка зрения, согласно которой моральные суждения выражают отношения, а не убеждения или предложения, и, следовательно, они не правда оцениваемый. ^[11]

Шафер-Ландау (2003) предлагает формулировку того, что он называет Аргумент некогнитивистов , который помогает объяснить, как тезисы, которые использовались в попытках понять моральную мотивацию были использованы для поддержки некогнитивного антиреализма:

1. Обязательно, если кто-то искренне судит о правильности действия, то он мотивированы до некоторой степени действовать в соответствии с этим приговором. ( Интернационализм мотивационного суждения )
2. Взятые сами по себе убеждения не мотивируют и не порождают любые мотивационно действенные состояния.( Мотивационный Юмизм )
3. Следовательно, моральные суждения — это не убеждения. ( Мораль Некогнитивизм ) ^[12]

Поскольку моральный реализм включает в себя утверждение когнитивистов о том, что моральный суждения — это убеждения, вывод аргумента некогнитивистов влечет за собой ложность морального реализма.

Современные философы, которые стремились защитить версии морального реализму или объективизму пришлось смириться с этой основной линией аргументации, даже если они не всегда участвовали в этом явным образом.Таким образом, аргумент некогнитивизма предоставляет нам полезный инструмент. для определения конкурирующих позиций в метаэтике. Мы можем классифицировать отрицательная позиция философов, с точки зрения каких предпосылок аргумент некогнитивизма, который они принимают, или отклонять. ^[13] Некоторые отвергли посылку 1, часто продолжая защищать формы натуралистический моральный реализм , охватывающий экстернализм (например, Railton 1986; Boyd 1988; Brink 1989). Согласно последним взглядам, моральные свойства — это своего рода естественная собственность, а моральные факты — естественные факты.Суждения об этих фактах выражают предположения, и поэтому они могут быть верными или ложными, но эти суждения не обязательно мотивировать. Мотивируют ли нас наши моральные суждения, определяется случайные факты о нашей психологии и наших основных моральных верования. Некоторые отвергли посылку 2 (McDowell 1978, 1979), а некоторые тех, кто отверг посылку 2, присоединились к версии морального конструктивизма или рационализма (например, Darwall 1983; Scanlon 1998). Последние мнения принимают самые разные формы, но они обычно рассматривают моральные принципы как требования рациональности или причина, или как результат гипотетического соглашения между разумными, подходящим образом расположенные люди.Моральные причины — это соображения, которые мотивируют, по крайней мере, когда мы должным образом размышляем о них, но их мотивирующая сила не зависит от предшествующего желания. Некоторые отвергли обе предпосылки 1 и 2, защищающие формы ненатуралистической морали реализм (Шафер-Ландау, 2003). С этой точки зрения моральные качества не идентичны естественным или описательным свойствам, хотя они могут полностью состоять из них. Моральные суждения по своей сути мотивация — они могут мотивировать в отсутствие ранее существовавшего желание, но они не обязательно мотивируют.Наконец, у некоторых есть принял обе посылки 1 и 2, по крайней мере, должным образом уточненные, утверждая, что мы можем видеть их совместимость с моральными когнитивизм и, далее, с моральным реализмом (Smith 1994). Для Например, Смит понимает суть суждений о правильных действие как нормативное основание для действия. Согласно ему, нормативные доводы приводятся фактами о том, что мы, соответственно, идеализированы, хотят сами желать; и наличие таких фактов означает, что некоторые желания необходимы рационально.Если мы верим чтобы иметь нормативное основание для φ, то рационально должно соответствовать φ, и, полагая, что у нас есть нормативное основание для φ, мы обязательно, поскольку мы рациональны, перейдем к φ. Концепция правильности — это концепция того, что мы хотели бы, если бы мы полностью рациональные, желают самих себя желать в нашем реальном мире. Когда мы считаем, что было бы правильно выбрать φ, то мы будем, поскольку мы рациональны, мотивированы к φ.

В последнее время некоторые (например, Tresan 2006, 2009a, 2009b) утверждали, что при понимании того, что Bjorklund et al.(2012) звонок «Неконституционный» интернализм мотивационного суждения совместим не только со смитианским рационализмом, но и с большим разнообразием когнитивистских метаэтических теорий. «Неконституционный интернализм »(или то, что Трезан называет« интернализмом СМ ») это точка зрения, согласно которой, согласно нашей концепции морального убеждения, ментальное состояние считается моральным убеждением, только если оно сопровождается мотивация. Обязательно, если p — моральное убеждение, то p сопровождается по мотивации. Согласно Тресану, как только мы узнаем эту форму интернализма, мы видим, что он совместим практически с любой версией когнитивизм, а также ряд метаэтических взглядов, включая формы этического натурализма (2006: 68).Это контрастирует с попытками сочетают интернализм и когнитивизм на том основании, что природа моральная вера такова, что гарантирует мотивацию (по крайней мере, ниже определенных условиях) либо из-за содержания моральных убеждений (Smith 1994) или потому, что моральные убеждения сами по себе мотивирующие состояния (Dancy 1993). (См. Bjorklund et al.2011).

Работа в области экспериментальной психологии также может формировать то, как мы понимаем и ответьте на наши вопросы о моральной мотивации. Ряд философов недавно принесли работу в области психологии, чтобы иметь дело с вопросами в метаэтики и, в частности, по вопросу моральной мотивации.Такой Утверждалось, что работа влияет на природу мотивации в общем, для дебатов между интерналистами по мотивации и экстерналистов и правдоподобия различных философских отчеты о природе моральной мотивации.

Schroeder et al. зарисовать то, что они описывают как карикатуры на четырех возможные теории моральной мотивации, которые они называют инструменталист, когнитивист, сентименталист и персоналист, а также утверждают, что «теории морально достойной мотивации, которые лучше всего подходят нынешняя научная картина — это те, которые гораздо больше обязаны Юму или Аристотеля, чем Канта » (72). ^[14] По словам инструменталиста, «люди мотивированы, когда они формируют представления о том, как удовлетворить уже существующие [внутренние] желаний »(74), которые, в свою очередь, приводят к формированию неискреннее желание предпринять определенные действия, направленные на удовлетворение их внутренние желания. Когда у человека есть внутреннее желание, D и приходит к убеждению, что φ-ing удовлетворит D, она приходит к желанию (не внутренне) к φ. С точки зрения инструменталистов, обычно называемые «юмовскими», специфические моральные качества мотивация проистекает из внутреннего желания делать то, что каждый считает нужным Правильно.В отличие от инструменталиста, когнитивист считает, что моральная мотивация начинается не с желаний, а с убеждений о какие действия правильные. Такие убеждения мотивируют независимо от ранее существовавшие внутренние желания. Нравственно достойное действие возникает не из желания, по крайней мере, не в первую очередь, а из моральных суждений (76). Сентименталист считает, что центральную роль играют эмоции. в моральной мотивации, и чтобы действие было результатом морального мотивация, определенные эмоции должны вызывать это действие.Правильный вид эмоции — это такие вещи, как сострадание или сочувствие (77). Наконец, персоналист видит источник моральной мотивации в морально хорошем характер, а точнее, в добродетелях. «Хороший характер предполагает познание добра, желание добра само по себе, давние эмоциональные предрасположенности, которые способствуют хорошему действию, и давние привычки реагировать на свои знания, желания и эмоции при добрых действиях »(77). Моральное действие начинается, когда чувствительность человека к моральным образцам и моральной эвристике (например, ложь, как правило, плохая) заставляет ее думать, что действие было бы хорошо, что задействует ее давние эмоциональные предрасположенности и привычки, что приводит к моральной мотивации.

Согласно Шредеру и др., Каждая из этих точек зрения «предполагает обязательства относительно природы психологических состояний, такие как убеждения, желания, выборы, эмоции и т. д. вместе с обязательства в отношении функциональных и причинно-следственных ролей, которые они играют » (79). Потому что эти обязательства не только философские, но и эмпирические, они продолжают резюмировать эмпирические работа — «учебник нейробиологии» — на нейрофизиологии мотивации и оценить последствия наука за эти четыре философских взгляда на моральную мотивацию.

Они утверждают, что инструменталистская точка зрения хорошо себя зарекомендовала. нейробиология, как и персоналистский подход. Напротив, когнитивистское понимание моральной мотивации сталкивается с проблемами, «поскольку наше моральное поведение не находится под контролем одни только когнитивные состояния независимо от желания »(106). В точка зрения сентименталиста также сталкивается с трудностями «Потому что эмоциональная система, хотя и тесно связана с система, лежащая в основе добровольных действий, тем не менее окажется отличается от него, если только эмоции сами не построены частично из желания »(106).Schroeder et al. признаем, что наш текущий понимание нейробиологии неполное, и что ответы могут подвергаться критике, которую они делают (106). Тем не менее они предполагают, что внимание к нейробиологии «может послужить сдерживать будущие теоретические рассуждения о структуре моральных агентство… »(107).

Roskies (2003) пытается сделать выводы о конкретном виде интернализм о моральной мотивации, сосредоточив внимание на эмпирических доказательствах взяты у пациентов с повреждением вентромедиальной (ВМ) коры.Более именно она возражает против точки зрения, согласно которой моральная вера влечет за собой мотивация, взгляд, который она называет «мотив-интернализм», который — это точка зрения, названная «сильным интернализмом» в разделе 3.2. она описывает это, мотив-интернализм — это точка зрения, что «Мотивация является неотъемлемой частью морального вера или суждение »(52). Человек, искренне верящий, что она должна быть F, таким образом, в некоторой степени мотивирована к F. экстерналист, напротив, считает, что моральная вера не влечет за собой моральная мотивация; человек может считать, что он должен F, в то время как без какой-либо мотивации Ф.Роскис объясняет, что интерналист Заявление включает в себя необходимость, внутреннюю сущность и конкретность. В соответствии с мотив-интерналист, это необходимая истина, что мотивация сопровождает моральные убеждения или суждения, и поэтому это правда «Любого агента, способного к моральным убеждениям» (52). В внутренняя сущность мотива-интернализма состоит в идее, что связь между моральными убеждениями или суждениями и мотивацией сохраняется из-за содержания моральных убеждений, а не из-за что-то не связанное с содержанием этого убеждения.Что касается специфичность , мотив-интернализм рассматривает моральные убеждения как отличается от других видов верований, которые по сути мотивирующий (52).

По словам Роскиса, «мотив-интерналист» сталкивается с дилемма: либо ее интерналистский тезис слишком слаб, философски неинтересно, или достаточно сильно, чтобы быть философски интересно, но также «явно ложно» (51). На первом роге дилеммы интерналистский тезис слишком слаб и поэтому философски неинтересен.Роскис иллюстрирует это рог дилеммы с точки зрения Смита, что существует необходимая связь между моральным суждением и мотивацией, за исключением случаев, когда агент не может быть практически рациональным. Этот тезис требует уточнения. того, что значит быть практически рациональным, но если быть практически рационально означает желание действовать как лучший судья, утверждает она, тогда тезис тривиален. Это не сильное утверждение о необходимом связь между моральным суждением и мотивацией, но всего лишь дефиниционное утверждение о практической рациональности.Более того, это не хватает конкретики, потому что это относится также и к тому, что оценивает агент быть неморально лучшим. Другая версия мотива-интернализма также сделайте диссертацию тривиальной (53–55).

С другой стороны дилеммы интерналистское утверждение звучит так: философски интересно, но неверно. Здесь Роскис утверждает, что лица с повреждением коры ВМ являются «ходячими» контрпример »к интернализму. Как описывает их Роскис, такие пациенты «выглядят когнитивно нормальными по широкому спектру стандартные психологические тесты, в том числе измеряющие интеллект и способности к рассуждению », однако все они« кажутся испытывают особые трудности в действии в соответствии с общественными нравами несмотря на то, что они сохранили способность адекватно судить в таких ситуации »(56).Состояние этих пациентов было называется «приобретенная социопатия». В соответствии с Роски, пациенты с ВМ способны «морально рассуждать по нормальному уровень »и их моральные требования« согласуются с таковыми из нормальные », но они не действуют надежно, как нормальные люди. и, более того, «похоже, не хватает соответствующей мотивационной эмоциональные реакции »(57). Пациенты с ВМ не проявляют кожно-проводящий ответ (SCR) на эмоционально заряженные стимулы, которые нормальные люди демонстрируют, что Роски считает доказательством отсутствие мотивации.Пациенты с ВМ якобы представляют контрпример к мотиву-интернализму, потому что они владеют моральными терминами и кажется, что они выносят искренние моральные суждения, но без какой-либо мотивации действовать в соответствии с ними (59).

Были выдвинуты различные аргументы против предполагаемых результатов эмпирические результаты мотивационного интернализма. Некоторые утверждали, что Пациентам с ВМ не хватает моральных представлений (Kennett, Fine 2007), что ВМ пациенты выносят моральные суждения только в том, что Р. М. Хэйр (1963) назвал Смысл «кавычек» (Kennett and Fine 2007), что VM пациенты действительно мотивированы, когда они выносят моральные суждения (Kennett and Fine 2007), что доказательства, представленные для утверждения о том, что Пациенты с ВМ выносят моральные суждения, не испытывая эмоций «Не имеет решающего значения» (Prinz 2015), что у нас есть причины сомневаются в том, что пациенты с ВМ имеют моральные убеждения (Cholbi 2006), и что ВМ пациенты лишены свободы воли и поэтому не проявляют подлинных моральных качеств. судебные решения, требующие свободы воли (Gerrans and Kennett 2010).В разных способы, эти ответы ставят под вопрос, является ли это концептуально связным с относиться к случаям пациентов с ВМ как к случаям аморализма. Поскольку разногласия касаются концептуальной согласованности аморализма, это не уверены, как обращение к эмпирической литературе помогает продвинуться дебаты. Конечно, Роски может (вслед за Prinz (2015) см. ниже) утверждают, что интернализм на самом деле является скорее психологическим чем концептуальный тезис, и в этом случае эта критика концептуальная согласованность лечения случаев ВМ как случаев аморализм больше не применим.

Отвечает ли Роски (2006 и 2007) на многие из этих возражения успешны, есть основания сомневаться в том, что данные Цитирования Роскиса достаточно, чтобы подорвать интернаализм. Сама Роскис признает, что некоторые версии интернализма (хотя те, которые она считает проблематичным или еще недостаточно разработанным) может быть согласуется с данными о пациентах с VM. (2003: 62–63) Schroeder и другие. (2010: 95) отмечают, что исследования показывают, что у психопатов есть «Снижение способности отличать моральное от общепринятого. нарушения », что привело некоторых к выводу, что они «Нарушение моральных представлений» (2010: 96, со ссылкой на Николса 2004).Если у них действительно нарушены моральные представления, то они не представляют проблемы для интерналист. Однако в случае пациентов с ВМ они отмечают, что «утверждалось, что люди, проявляющие приобретенную социопатию, вовсе не проявляют моральных недостатков, но их недостатки в неморальные аспекты жизни лишь время от времени проявляются в моральных ситуации. » Они указывают, что потребуются дальнейшие исследования, чтобы решить вопрос о том, представляют ли пациенты ВМ угрозу для чего Schroeder et al. называют когнитивизмом, а Роски — мотивом-интернализмом. (2010: 97).В любом случае, как лучше всего объяснить существующие данные о больных ВМ. Пациенты с ВМ, получившие травмы в раннем возрасте проявляют социопатическое поведение, в том числе агрессивное, тогда как VM пациенты, получившие травмы в более позднем возрасте, этого не делают. В споре в том, не проявляют ли последние пациенты насилия, например, потому что их моральные суждения в какой-то степени мотивируют или их ненасильственное поведение — это функция привычки (98). Наконец, как Роски (2007: 205) тщательно объясняет: «доказательства неубедительны. потому что лучше всего разработанные тесты познания и поведения ВМ пациентов еще не сделали ».

Принц (2015) утверждал, в отличие от Роскиса, что эмпирические доказательства поддерживают интернализм. Сначала он утверждает, что «интернализм можно понимать как психологический тезис »(61), а не как концептуальной или априорной истины, а затем предлагает несколько эмпирических аргументы в его поддержку. Первые апелляции к точке зрения под названием «Сентиментализм».

1. Моральные суждения состоят из эмоциональных установок.
2. Эмоциональные установки мотивируют.
3. Следовательно, моральные суждения мотивируют.(70)

Спорный шаг в аргументе — это первая посылка. Prinz говорит, что посылка 1 — это утверждение сентиментализма, точка зрения, что «Моральные суждения состоят из чувств, направленных на то, что что мы морализируем »(70). Он утверждает, что этот тезис поддерживает различные эмпирические прогнозы, подтверждаемые исследованиями. Первый, нейровизуализационные исследования морального познания доказывают, что «Люди входят в эмоциональное состояние, когда судебные решения »(71). Во-вторых, исследования показывают, что индуцированные эмоции влияние на моральное суждение, и «разные эмоции различные эффекты »(72).Например, вызывая отвращение, люди должны более строго судить о сценарии, связанном с моральной несправедливостью. Индуцированное счастье увеличивает положительные моральные суждения, но не отрицательные, тогда как гнев усиливает негативные моральные суждения, но не позитивные моральные суждения (72). Наконец, люди с разной эмоциональной диспозиции различаются моральными суждениями. Например, «Психопаты, у которых есть дефицит нескольких отрицательных эмоций, но без отвращения, проявлять нечувствительность к преступлениям против личности, но не известны сексуальными отклонениями »(73), тогда как те, у кого Болезнь Хантингтона не вызывает отвращения и проявляет паттерны сексуальной девиации (72).Эти выводы, утверждает Принц, «Подкрепить утверждение о том, что эмоции являются компонентами морального суждения. Эмоции возникают, когда люди выносят моральные суждения. используется в качестве информации при сообщении о силе моральных устоев, и эмоциональный дефицит приводит к соответствующему дефициту морального чувствительность »(73). По словам Принца, учитывая это свидетельство, и учитывая десятилетия исследований, которые связывают эмоции с поведением, тем самым подтверждая посылку 2, этот аргумент дает сильную поддержку интернализм.

К чему приходят утверждения сентименталистов, гораздо менее ясно, чем Принц позволяет.Иногда он говорит, что моральные суждения «состоят из эмоционального отношения, иногда что они «Компоненты» моральных суждений. Непонятно, однако, что доказательства обеспечивают адекватную поддержку сентиментализм, в отличие от мнения, что эмоции (условно) сопровождать моральное суждение. Эти эмоции будут сопровождать моральное суждение Это неудивительно, учитывая важность морали для благополучия человека.

Принц предлагает четыре дополнительных аргумента, только два из которых кратко рассмотрены здесь.Первые аргументы на основе экспериментальных данных это, кажется, показывает, что люди обычно «рассматривают эмоции как необходимо для моральных устоев »(75). Например, субъектов в одном исследовании попросили оценить моральное отношение двух частные лица. Человек А курит марихуану, не чувствует себя виноватым, не имеет отрицательного отношения к другим, но тем не менее говорит, что считает курение марихуаны морально неправильным. Человек Б курит марихуану, чувствует за это чувство вины, имеет отрицательные чувства к тем, кто делает, но, тем не менее, говорит, что думает, что курение марихуаны не является моральным нарушением.Большинство респондентов пришел к выводу, что первый курильщик на самом деле не думает о курении марихуана морально неправильна, в то время как второй действительно думает, что это морально неправильно, несмотря на его утверждения об обратном. Принц говорит, что «Большинство рассматривают эмоции как необходимые и достаточные для моральной атрибуции », что предполагает, что« обычные люди привержены своего рода сентиментализму ». Это самое большее покажите нам, что думают обычные люди; это не поддержит сентиментализм как метафизический тезис, «что он является частью суть моральных суждений, которые они могут мотивировать »(64).Принц предполагает, что дополнительные исследования могут «установить более последовательная концептуальная связь между эмоциями и моральными суждениями » (76). Однако в настоящее время исследований, которые цитирует Принц, недостаточно, чтобы оказывают большую поддержку интернализму.

Второй из других аргументов Принца апеллирует к исследованиям, показывающим что люди иногда мотивированы действовать морально, даже если это не быть инструментально рациональным. Он предполагает, что «Простейшее объяснение состоит в том, что моральные суждения имеют мотивационные сила, не зависящая от неморальной мотивации »(77).Но экстерналисты, по крайней мере, так же хорошо подготовлены, чтобы объяснить доказательства апеллируя к аккультурации и общему желанию помочь другим или делать правильные вещи.

Эмпирические исследования моральной мотивации, конечно, очень важны. интерес сам по себе. Но многие сомневаются в актуальности таких исследование того, что интерналисты считают концептуальным утверждением, утверждением о необходимой связи между моральным суждением и моральным мотивация. Даже если предположить, что эмпирические исследования могут помочь разрешить тупик между интерналистами и экстерналистами, существующими исследования далеки от этого.

Что такое моральные ценности? | Академия критического мышления

Моральные утверждения в списке, который мы только что рассмотрели, выражают различные виды моральных ценностей.

Нам необходимо познакомиться с различными типами моральных ценностей, которые мотивируют нас и других людей.

Это особенно важно, если мы хотим конструктивно вести моральный диалог с другими людьми.

1. Что такое ценности?

Давайте сначала вернемся назад. Моральные ценности — это разновидность ценности.Но что такое «ценность»?

Этот вопрос может очень быстро стать излишне философским. У философского исследования ценностей есть собственное название — «аксиология». Он изучает метафизический и эпистемологический статус ценностей в широком понимании.

Но для наших целей достаточно сказать, что ценностей — это вещи, которые волнуют людей.

Значения — это то, что имеет для нас значение . Это то, что мотивирует наше поведение . Они обосновывают наши суждения о том, что хорошо или плохо, желательно или нежелательно.

Любая форма деятельности, которая включает суждение о том, что лучше или хуже, хорошо или плохо, высокое или низкое качество, правильно или неправильно, успешно или неудачно, желательно или нежелательно… все эти суждения включают ценности в той или иной форме.

Существуют ценности в спорте, ценности в искусстве, ценности в социальных и культурных практиках, ценности в науке, ценности во взаимоотношениях, ценности в экономических сделках, религиозные ценности … наш повседневный опыт насыщен ценностями и оценочными суждениями.

2. Что такое моральные ценности?

То, как мы заботимся о моральных ценностях, отличается от того, как мы заботимся о неморальных ценностях.

Моральные ценности связаны с фундаментальными человеческими эмоциями и переживаниями, которые различными способами мотивируют нас.

Учитывайте:

• Наивысшая любовь и забота, которые родители испытывают к своим детям.
• Сочувствие и сочувствие, которые мы испытываем, когда воспринимаем страдания других.
• Чувство долга и преданности, которые мы испытываем к нашей семье и близким социальным группам или более широким сообществам, к которым мы принадлежим.
• Гнев и негодование, которые мы испытываем по отношению к тем, кто угрожает нам или тем, кого мы любим.
• Чувство несправедливости и несправедливости, которое мы испытываем, когда с нами плохо обращаются, а с другими обращаются лучше без уважительной причины.
• Положительные чувства, связанные со свободой делать собственный выбор и определять собственное будущее.
• Восхищение, которое мы испытываем к тем, кто проявляет мужество и сострадание.
• Вина или стыд, которые мы испытываем, когда нарушили доверие или иным образом не смогли соответствовать ценностям, которые мы поддерживаем.

Когда вы исследуете характер этих чувств и эмоций и то, как они мотивируют наши суждения и решения, вы исследуете моральное измерение нашего общего человеческого опыта.

Одним из следствий этого общего человеческого опыта является то, что мне не нужно тратить время на то, чтобы убеждать кого-либо в том, что моральные ценности имеют для нас важное и особенное значение и что они могут действовать как причины верить или делать что-то.

Этот общий человеческий опыт делает возможным моральную аргументацию.

Что значит быть нравственным?

Когда генерал морской пехоты Питер Пейс заявил на прошлой неделе, что он против того, чтобы геи открыто служили в вооруженных силах, потому что гомосексуализм «аморален», он поднял важные вопросы о роли индивидуальных моральных кодексов в формировании широкой социальной политики. Но еще более элементарен вопрос о том, что такое «мораль» на самом деле. Для концепции, которая обсуждается в дискуссиях, включая аборты, глобальное потепление и войну в Ираке, часто очень мало размышлений о том, что на самом деле означает называть человека или поступок аморальным.

Слово «мораль» имеет латинский корень с словом «нравы», которое относится к общепринятым нормам и обычаям. Но это дает нам лишь ограниченное представление о том, как сегодня большинство людей используют слово «мораль». В конце концов, в некоторых культурах и исторических эпохах было обнаружено приемлемое поведение, которое большинство людей теперь находит гротескным, например геноцид в нацистской Германии или рабство на Старом Юге.

Современное значение слова «мораль» шире, чем это, и относится к стандартам добродетели и правильности в характере и поведении.Проще говоря, что-то моральное приносит пользу обществу, а что-то аморальное причиняет обществу вред.

Пейс сказал, что его противодействие гомосексуализму основано на убеждениях, которым его учили в юности. «Мое воспитание таково, что я считаю, что есть определенные … типы поведения, которые аморальны», — сказал он, сославшись на гомосексуализм и прелюбодеяние.

Хотя люди часто смешивают религию и мораль, это не одно и то же.Религия — это вера; мораль о добре. Тем не менее, оба они часто используются, чтобы выразить твердые убеждения. Не предлагая объяснения того, что на самом деле не так с гомосексуализмом, Пейс, как и те, кто ссылается на Библию для противодействия правам геев, просто повторяет унаследованную им догму, а не приводит аргументированный аргумент.

Это, конечно, все, что хотел сделать Пейс. Догма — это не всегда плохо, поскольку проверка каждой вашей веры тщательным обдумыванием может быть утомительной.Но догма не должна быть единственной основой для формирования моральной позиции. А когда дело доходит до государственной политики, никакие дебаты не могут ограничиваться моральным кодексом или религиозной верой одной конкретной группы.

Пейс позже указал, что ему следовало отделить свои личные убеждения от поддержки политики «не спрашивай, не говори», но факт в том, что эта политика тесно связана с личными, моральными убеждениями людей. политические и военные лидеры, которые его создали. Это потому, что оно основано на предположении, что военнослужащие, такие как сам Пейс, считают гомосексуализм настолько морально неприемлемым, что они не захотят служить с геями, и в результате пострадает сплоченность.

Итак, какова роль моральных убеждений в обсуждении военной службы? Можем ли мы использовать логику, доказательства и данные, чтобы определить, является ли что-то аморальным?

В отношении некоторых крупных философских вопросов (Когда начинается жизнь? Когда оправдана война?), Дискуссия может быть не более чем битвой противоположных моральных взглядов. Но что касается более практических вопросов — например, наносит ли гомосексуализм вред вооруженным силам или вредит ли гомосексуализм детям, — мы действительно можем спросить, является ли гомосексуализм аморальным, исследуя, вредит ли он обществу.

В случае с вооруженными силами противники службы геев обычно не полагались на аргумент Пейса о том, что гомосексуализм аморален сам по себе. Вместо этого они заявляют, что достаточно людей считают аморальным, что разрешение геям служить открыто может подорвать сплоченность боевых подразделений и нанести ущерб военным.

Социальные науки, однако, ясно показывают, что этот аргумент неверен. Двадцать четыре страны теперь позволяют геям служить открыто, включая главных союзников США, воюющих на Ближнем Востоке, и подробные отчеты показывают, что это не влияет на оперативную эффективность.В некоторых случаях эти страны разделяли гомофобный климат Соединенных Штатов. Исследования показывают, что в армии США тысячи солдат-натуралов, моряков и морских пехотинцев знают о геях в своих подразделениях, и никакого вреда для сплоченности подразделений не наблюдается.

Опросы общественного мнения также показывают, что сейчас подавляющее большинство американцев — до 79 процентов в недавнем опросе Гэллапа — поддерживают открытую службу геев в армии, что еще больше ослабляет аргументы против службы геев.Согласно опросам военнослужащих, большинство (72 процента в опросе Zogby, проведенном в конце 2006 года) «лично чувствуют себя комфортно» с геями. Этот повышенный комфорт с гомосексуализмом выбил почву из-под аргумента единства единиц.

То же самое справедливо и в отношении дебатов об однополых браках, против которых многие выступают, поскольку считают, что они наносят вред семьям и детям. Но ни одно авторитетное исследование не показывает какого-либо вреда для детей, живущих в однополых семьях.

Итак, если гомосексуализм на самом деле не вреден для важных институтов в американской жизни — армии и семьи — то как же он аморален?

Социальные науки не убедят миллионы людей изменить свой моральный кодекс, особенно тех, кто безоговорочно согласен принять мораль, с которой они были воспитаны.Но если вы собираетесь сказать, что что-то аморально, я считаю, что вам следует подумать, почему — изучить, что в этом плохого или обидного. Я бы сказал, что в этом мире больше людей страдают от отказа смотреть и видеть, чем от желания спросить и рассказать.

Фрэнк — старший научный сотрудник Центра Майкла Д. Палма Калифорнийского университета в Санта-Барбаре. Эта статья изначально была опубликована в «Лос-Анджелес Таймс».

Моральных дилемм | SpringerLink

Энн — руководитель крупного промышленного проекта (которым управляет скандинавская компания) в развивающейся стране.В решающий день проекта внезапно отключилось электричество на всем заводе. В их смесителях начиналось застывать большое количество цемента, и было крайне важно быстро активировать их. Более тысячи сотрудников не могли выполнять свою работу. Анна связалась с местными властями, чтобы решить проблему. На заводе появился чиновник и объяснил, что он может очень быстро снова включить электричество — при условии, что ему будет разрешено принести десять компьютеров компании обратно в мэрию, где остро ощущалась острая нехватка компьютеров, что мешало бюрократу и его коллегам от оказания адекватных услуг местному сообществу.Таким образом, он предложил компромисс: компьютеры в обмен на электричество. Таким образом, у Анны и ее компании была возможность внести значительный вклад в развитие местного сообщества.

Время имело значение, и у Анны не было времени думать об альтернативах. У нее не было времени связываться с ее руководителями в стране происхождения фирмы за советом или инструкциями. Ей пришлось разобраться в ситуации самостоятельно. Если цемент застынет, это будет означать значительную задержку в реализации проекта, и придется переделывать несколько операций с высокими затратами.Эта цена будет намного выше, чем потеря десяти компьютеров, которые можно легко заменить. Энн также симпатизировала местным бюрократам и (населению, которое они обслуживают), которые, по ее мнению, вероятно, очень хорошо воспользуются компьютерами. С другой стороны, требование было шантажом, и если она уступит в это время, то это может повториться снова на других решающих этапах проекта. Энн стояла перед трудным выбором. Что ей делать?

Энн хотела уважать не только моральную ценность завершения проекта в срок и в рамках бюджета, но также и не поддаваться шантажу и коррупции.Одна из этих ценностей должна была уступить место. Энн не могла действовать абсолютно морально.

Моральные дилеммы, подобные тому, что у Анны, широко распространены в трудовой жизни. Они возникают в государственном и частном секторах и в организациях любого размера. С ними может столкнуться любой человек, принимающий решения, будь то на уровне исполнительной власти или ниже. В суматошной рабочей среде люди могут перестать замечать свои моральные дилеммы, таким образом, не видя моральных аспектов своего выбора. Понимание природы моральных дилемм является важной предпосылкой для их выявления и поиска способов ответственного решения.Киддер (2005) предположил, что, хотя существует множество потенциальных моральных дилемм, они, как правило, распадаются на четыре модели: правда против лояльности, индивидуум против сообщества, краткосрочный против долгосрочного и справедливость против добродетели. Подобная категоризация моральных дилемм может быть полезным способом начать их решать.

Нравственность можно понимать как набор личных и общих убеждений о том, что правильно и что неправильно в межличностных взаимодействиях (Goodpaster, 1992, стр. 111). Со временем у отдельных людей и групп формируются моральные убеждения и убеждения о том, как им следует вести себя по отношению к другим.Вселенная существ, перед которыми люди несут моральные обязательства, может включать и других животных. Понятия морали и этики во многих контекстах считаются синонимами. В самом деле, изначально эти концепции имели одно и то же значение. Термин мораль имеет латинские корни, тогда как термин этика происходит от классического греческого языка, но оба слова первоначально относились к респектабельному поведению в данном обществе. Однако постепенно эти концепции стали ярлыками для разных явлений.Как отмечалось выше, мораль можно определить как набор убеждений и убеждений о добре и зле; это понятие применимо к межличностному взаимодействию, а также к обязательствам людей по отношению к животным. С другой стороны, этика — это академическая дисциплина систематического размышления о добре и зле (Kvalnes & Øverenget, 2012). Люди познают мораль и этику по-разному. Моральные убеждения и убеждения обычно принимаются через социальное взаимодействие, тогда как этика — академическая дисциплина, которую необходимо изучать, читая книги, посещая семинары и т. Д.Существуют курсы этики и экзамены, но нет эквивалентных занятий по морали; есть только моральные испытания, как в повседневной жизни, так и в более экстраординарных ситуациях. Действия человека на этих тестах определяют, живет ли этот человек в соответствии со своими моральными убеждениями.

Мораль и этика играют разные роли в принятии решений. Основное различие можно обозначить следующим образом:

Человек, столкнувшийся со сложной ситуацией, может иметь моральную интуицию относительно того, что было бы правильным выбором, основанное на личных моральных убеждениях, более или менее разделяемых в обществе или культуре.Он или она может также участвовать в этическом анализе , чтобы прояснить рассматриваемые вопросы. (Kvalnes & Øverenget, 2012, стр. 5)

Это различие аналогично тому, которое Канеман (2013) проводит между быстрыми и медленными процессами принятия решений. Канеман разделил эти процессы на мышление Системы 1, которое является быстрым и импульсивным, и мышление Системы 2, которое является медленным и аналитическим. Когда человек сталкивается с морально сложной ситуацией, он может использовать ресурсы обеих систем.Однако может не хватить времени для полномасштабного анализа имеющихся вариантов, и человеку, возможно, придется полагаться на внутреннее чутье или моральный импульс. Канеман задокументировал, как люди склонны к ошибкам, если полагаются исключительно на сообразительность и то, что их сердце говорит им в данный момент (Канеман, 2013). Люди могут извлечь большую пользу из активации более медленных процессов Системы 2 при взвешивании альтернатив. Однако те, кто слишком полагается на анализ, могут стать пассивными и неподвижными в ситуациях, требующих быстрого реагирования.В некоторых случаях к тому времени, когда действие было тщательно продумано, уже слишком поздно выбирать правильный курс.

У людей есть ресурсы как Системы 1, так и Системы 2, чтобы думать и решать моральные дилеммы. С одной стороны, это моральная интуиция и интуиция по поводу того, что следует делать; они основаны на моральных убеждениях и убеждениях. С другой стороны, это возможности для проведения этического анализа, чтобы определить альтернативные варианты действий и проверить, оправданы ли эти варианты.

Дилемма в самом общем смысле — это ситуация, которая требует выбора между двумя вариантами, которые являются (или кажутся) одинаково нежелательными или неудовлетворительными. Существуют неморальные дилеммы, при которых выбор стоит между вариантами, которые нежелательны или неудовлетворительны по причинам, отличным от морали. Например, если человек хочет купить и книгу, и рубашку, но может позволить себе купить только одну из них, выбор одной из них неизбежно приведет к разочарованию, поскольку это удовлетворит только одно из двух желаний.Для того чтобы это решение стало дилеммой, не обязательно иметь какое-либо моральное измерение.

Моральная дилемма — это ситуация, в которой лицо, принимающее решение, должно отдавать приоритет одной моральной ценности над другой (Brinkmann, 2005; Maclagan, 2003; Toffler, 1986). Такие дилеммы «возникают, когда сталкиваются с трудной ситуацией (например, справедливое обращение с одними и гарантия работы для других), две или более таких ценностей вступают в конфликт в восприятии лица, принимающего решения, или когда один оценивает моральный выбор другого» (Маклаган , 2003, с.22). Человек, стоящий перед дилеммой, должен решить, какой моральный долг сделать в первую очередь; «Какое бы действие ни было предпринято… оскорбит важную моральную ценность» (Maclagan, 2003, p. 23).

В условиях моральной дилеммы невозможно соответствовать всем моральным убеждениям и убеждениям относительно того, как следует вести себя в этой ситуации. В первом примере Энн была морально привержена идее продолжать промышленный проект и отвергать попытку шантажа. В этой ситуации одно из этих моральных обязательств должно было отступить за счет другого.У нее не было четкой интуиции Системы 1, и даже после первоначального размышления о Системе 2 дилемма и напряжение остались. Ее руководители в стране проживания компании были недоступны, поэтому ей пришлось ответить на предложение бюрократа самостоятельно.

Моральная дилемма может возникнуть из-за предыдущей личной ошибки. Это называется дилеммой, навязываемой самому себе. Классический пример — библейский рассказ о царе Ироде. В день рождения Ирода его падчерица Саломея так хорошо танцевала, что он пообещал дать ей все, что она захочет.Саломея посоветовалась с матерью о том, чего ей следует пожелать, и она решила попросить голову Иоанна Крестителя на блюде. Теперь у царя был выбор между исполнением обещания, данным падчерицей, и почитанием жизни Иоанна Крестителя. Король нечаянно устроил себе моральную ловушку — дилемму, в которой, что бы он ни решил, он будет действовать аморально.

Один из современных и повседневных примеров моральной дилеммы, навязанной самому себе, связан с двойным резервированием. Допустим, человек дает отдельные и несовместимые обещания двум людям, которых она будет где-то в 2 часа.Она не может сдержать оба обещания и поэтому должна выбрать, какое из них нарушить. У нее могут быть веские моральные причины сдержать оба обещания, но она должна выбирать между ними.

В узком смысле моральная дилемма — это ситуация, в которой моральные ценности, поставленные на карту, имеют одинаковое значение. В этом примере две встречи имеют одинаково сильное притяжение и значимость. Таким образом, моральные причины для выполнения этих двух обещаний одинаково сильны. Ни один из вариантов не менее ошибочен, чем другой. Это ситуация, в которой моральный проступок неизбежен (Gowans, 1994).

В более широком смысле могут возникать моральные дилеммы, при которых у человека есть сильные моральные причины действовать одним способом, а также заметные, но не столь же сильные моральные причины действовать другим образом. Рассматривая природу двух обещаний, можно сделать вывод, что лучше выполнить одно, чем другое. Решение сдержать первое обещание и нарушить второе означает утрату некоторой моральной ценности, но на самом деле это не трудный моральный выбор, поскольку ни у кого не будет причин оспаривать или ставить под сомнение правильность решения.Другими словами, выбор стоит между меньшим злом и большим злом. Если человек выполняет двойную регистрацию, но одна встреча имеет более высокий приоритет, чем другая, человек, встреча которого отменяется, будет разочарован и раздражен, но, вероятно, поймет решение, основанное на приоритете выполнения другого обещания.

В случае с Иродом наблюдается дисбаланс морального веса двух вариантов. Ирод в своем восторге дал Саломеи сомнительное обещание, а она, в свою очередь, воспользовалась ситуацией и обратилась с ужасающей просьбой.У Ирода были более веские моральные причины пощадить Иоанна Крестителя, чем сдержать слово, данное падчерице. В любом случае он отказался бы от некоторых моральных ценностей, но один вариант был выше с моральной точки зрения. Эту ситуацию все еще можно назвать моральной дилеммой — хотя и не в чистом смысле представления решения между моральными ценностями, которые находятся на равных.

Ложные моральные дилеммы — это случаи, когда ясно, что следует делать, но есть искушение или давление, чтобы действовать по-другому.В деловой этике различие между истинными и ложными дилеммами также описывается как различие между дилеммами и соблазнами (Brinkmann, 2005, p. 183; Kidder, 1995, p. 7). Позже в книге я расскажу о профессиональной этике и о том, как урегулирование конфликта интересов лежит в основе моральной ответственности профессионалов перед клиентами, клиентами, пациентами, студентами и другими пользователями профессиональных услуг. Например, у юристов и бухгалтеров может возникнуть соблазн поставить личный интерес выше интересов своих клиентов.Разрыв в знаниях между профессионалами и клиентами таков, что риск того, что клиенты обнаружат такой выбор, минимален. Профессионалы могут утверждать, что они сталкиваются с моральными дилеммами, когда, например, появляется возможность завышать цены для клиентов. В словаре этой книги наиболее подходящим термином для обозначения такой ситуации является ложная дилемма . Эта ситуация может напоминать настоящую дилемму, поскольку лицо, принимающее решение, должно выбрать между двумя вариантами, которые в некотором роде нежелательны, поскольку обман клиента считает неправильным, но также и отказ от возможности заработать дополнительные деньги.Однако в первом чувстве есть моральный компонент, которого нет во втором. Таким образом, ситуации конфликта интересов, как правило, являются ложными моральными дилеммами, лишь внешне похожими на настоящие дилеммы.

В связи с дихотомией между реальной и ложной дилеммами, необходимо признать континуум между ними, как предложил Маклаган (2003). На одной стороне спектра есть ситуации, в которых существует идеальный баланс между противоположными моральными ценностями. Например, сострадание к другому человеку и честность с ним могут иметь равный моральный вес.На другой стороне спектра находятся ситуации, в которых один вариант явно морально верен, а другой явно морально неверен, например, когда профессионал должен выбирать между личными интересами и интересами клиентов. Однако в некоторых других случаях, связанных с личным интересом, различия не столь четкие; например, преследование личных интересов на организационном уровне может иметь некоторую моральную ценность. Конкретные случаи находятся где-то в спектре между чисто реальными и чисто ложными дилеммами.

Энн должна была решить, вернуть ли завод электричество, поддавшись шантажу местного бюрократа, или остаться твердо и допустить дорогостоящую задержку.Как именно следует классифицировать эту ситуацию: реальную или ложную дилемму? Это зависит от деталей дела. Анализ, который Анне пришлось провести при подготовке к своему решению, не требовал от нее точного определения дилеммы на этой шкале, но требовал от нее осознания природы ситуации в целом. В случае с Анной она решила использовать двухэтапный ответ. Во-первых, она передала компьютеры, чтобы чиновник снова включил электричество, тем самым снова запустив проект.Во-вторых, она пригласила высокопоставленных чиновников из соседнего города на встречу, на которой объяснила, что компания хочет внести свой вклад в местное сообщество, но не таким случайным образом. Вместо этого она предложила систематический план, в котором компания поможет городу модернизировать его электронное оборудование. Благодаря этой инициативе Анна стала лучше ладить с местными администраторами, что позволило избежать дальнейшего шантажа.

Следующий случай из Квалнеса и Эверенгета (2012, стр.4) может служить демонстрацией того, насколько сложной может быть ситуация, даже если она близка к концу спектра ложной дилеммы:

Бен — менеджер небольшого частного банковского подразделения в большой группе финансовых услуг. В последнее время результаты резко упали, в основном из-за ожесточенного конфликта между одним сотрудником и некоторыми его коллегами. Они жалуются, что он груб и с ним сложно сотрудничать. Бен безуспешно пытался смягчить ситуацию. Национальное законодательство запрещает увольнение сварливого сотрудника, по крайней мере, в краткосрочной перспективе.Ключевые члены подразделения Бена были очень расстроены ситуацией и начали искать работу в другом месте. Недавний поворот событий заключается в том, что сотрудник сам подал заявление о приеме на работу в другую часть группы финансовых услуг. Бен согласился служить справочным лицом. Ему звонит менеджер подразделения, которое в настоящее время намеревается нанять сотрудника. Ее особенно интересуют социальные навыки сотрудника. «Хорошо ли он работает со своими коллегами?» она спрашивает.Если Бен даст честный ответ, он, вероятно, надолго застрянет с этим сотрудником. Если он нечетко говорит о социальных навыках сотрудника, он может избавиться от проблемы. Тогда он рискует, что позже его честность будет подвергнута сомнению. Также кажется неправильным лгать другому человеку, чтобы избавиться от проблемы на работе. Ложь в этом случае была бы попыткой переложить собственную проблему на кого-то другого, вместо того, чтобы брать на себя ответственность и решать ее в своей собственной организации.Как Бен должен ответить на вопрос о социальных способностях сотрудника?

В этом примере Бену пришлось выбирать между честным рассказом об антиобщественном поведении сотрудника и правдой, которая помешала бы ему перейти в другую организацию. Как и Энн, Бен признал, что независимо от того, что он решил сделать, это было бы неправильно.

На первый взгляд это кажется очевидным примером ложной дилеммы. Бен выбирал между моральной ценностью быть правдивым по отношению к другим и эгоистичным желанием избавиться от проблемы с человеческими ресурсами.У него было искушение скрыть информацию и тем самым помочь трудному сотруднику перейти на новую работу, но это нарушило бы моральный долг Бена быть честным в деловых отношениях. Бен мог предположить, что этот сотрудник заслужил еще один шанс в новой рабочей среде. Согласно этой логике, если бы сотруднику было позволено начать карьеру заново, он мог бы лучше реализовать свой личный и профессиональный потенциал. Это все очень хорошо, но это соображение относительно слабое и явно предназначено для маскировки нарушения морального требования быть прямым и честным, действуя в качестве справочного лица.

Степень, в которой ситуация Бена является реальной или ложной дилеммой, зависит от деталей дела. Я использовал этот случай в качестве отправной точки при обучении этике как бизнес-менеджеров, так и студентов бизнес-школ, а также в исследованиях по моральной психологии, целью которых было выявить степень того, насколько эта ситуация создает моральный диссонанс, вызывая тем самым у менеджеров заниматься моральной нейтрализацией (Квалнес, 2014). Я вернусь к этой теме в гл. 13.

Реакция людей на дилемму Бена раскрывает их моральные убеждения.Когда я прошу обоснований в отношении выбора того, следует ли говорить правду, участники моих курсов по этике приводили широкий спектр причин, выражая тем самым свою индивидуальную лояльность и предпочтения. Первые реакции людей часто основаны на их интуиции, из-за чего один из вариантов мгновенно становится правильным или неправильным. Это из Системы 1, в которой преобладает интуиция; Моя задача как фасилитатора — познакомить участников с более медленным типом рефлексии и анализа Системы 2 (Канеман, 2013).Этическое рассуждение включает замедление, чтобы осознать стоящие на кону моральные проблемы, и прогрессирование от состояния несовпадающих чувств к состоянию, в котором участники способны признать этические и моральные основы своего собственного выбора.

Моральные дилеммы вездесущи в организациях. Ситуации на всех уровнях шкалы, от остро реальных дилемм до ложных псевдодилемм, представляют собой вызовы, к которым следует подготовиться лицам, принимающим решения. Следующие четыре главы описывают аналитические ресурсы моральной философии и этики.Эти принципы и концепции могут служить инструментами для определения того, что нужно делать, и для оправдания своего выбора в отношении моральных дилемм.

Что такое моральные теории?

Как и научные теории, моральные теории — это не «простые теории». Но есть существенные различия между моральными теориями и научными теориями.

Мы сказали, что научные теории — это не «простые» теории — непроверенные, предварительные, расплывчатые обобщения. Напротив, они были исчерпывающими, подкрепленными большим количеством сходящихся доказательств, основанных на неоднократных наблюдениях, обычно объединяющих и обобщающих гипотезы и делающих неизменно точные прогнозы в широкой области научных исследований.Моральные теории — это не просто теории в пренебрежительном смысле. Они также основаны на повторяющихся наблюдениях, вероятно, объединяют гипотезы и пытаются объяснить и оправдать ряд моральных или этических суждений о конкретных случаях. Данные, которые пытаются объяснить научные теории, обеспечиваются наблюдениями за миром природы. Данные, которые пытаются объяснить моральные теории, являются нашими взвешенными моральными суждениями; суждения, которые, можно сказать, выдержали проверку на хорошее логическое и критическое мышление.Здесь есть очевидная разница. В случае моральных теорий мы используем наши взвешенные суждения, чтобы предоставить данные, на основании которых мы судим об адекватности моральных теорий, однако, даже с признанием этого различия, мы используем моральные теории, и часто очень похожими способами на их научные аналоги. Например, согласно «утилитаризму действий», правильное действие — это то, которое приносит наибольшую пользу, которое ранние сторонники понимали как величайшее счастье для наибольшего числа людей.Теория утверждает, что правильные действия имеют общее свойство — их тенденцию генерировать полезность. Утилитаризм действий сохраняет ряд ключевых взвешенных суждений: кажется очевидным, что последствия действий имеют значение для их морального статуса; эта полезность или счастье важны; эта мораль должна относиться не только к избранным, но и ко всем, кого затрагивает какое-либо действие, и она может служить полезным руководством: если мы решаем, строить ли оперные театры или футбольные стадионы, утилитаризм может сказать нам не только, какое действие является правильный, но — если предположить, что мы можем оценить счастье, которое может быть создано с помощью опций — как узнать.Вероятно, однако, у нас также есть взвешенное моральное суждение о том, что неприемлемо относиться к кому-то просто как к ресурсу для улучшения судьбы других, и, хотя практический утилитаризм сохраняет различные другие рассматриваемые моральные суждения, он изо всех сил пытается сохранить это. Я нахожусь в больнице из-за незначительной процедуры, в то же время в результате серьезной автобусной аварии пострадали пять человек. Теперь, возможно, действительно правда, что раздать свои органы для спасения пяти человек принесет больше счастья, чем починить меня и отправить домой.Конечно, несчастье, вызванное моей кончиной и расчленением, должно быть учтено утилитарным расчетом, но кажется правдоподобным, что несчастье моей семьи было бы перевешено счастьем пяти получателей и их семей. Обдуманное суждение о том, что мы не должны использовать людей в качестве простых ресурсов, теоретики морали предлагают поправки, вычисляя полезность не отдельных действий, а общих правил (чтобы получить правила утилитаризма), или полностью отвергают утилитарные теории.В любом случае они реагируют во многом так же, как ученые, когда теории не могут объяснить данные. Важная альтернативная теория отвечает на тот факт, что утилитаризм делает моральную справедливость зависимой от того, что на самом деле делает людей счастливыми. Согласно Иммануилу Канту, высший принцип морали должен быть в состоянии вести нас к правильным действиям при любых обстоятельствах. Он просит нас спросить, может ли мотив, по которому мы рассматриваем свои действия, стать универсальным законом, законом, которому должен следовать кто-либо в любой ситуации.Его заботят последовательность и рациональность, а не последствия. Он думал, что давать обещание с намерением его нарушить не может быть моральным, потому что нарушение обещания, как правило, несовместимо с самой идеей обещания: рациональные люди не могут допустить, чтобы такая практика стала универсальным законом. Легко представить себе случаи, в которых абсолютные правила Канта противоречили бы нашим взвешенным моральным суждениям. Разве мы не должны нарушить обещание, если его выполнение приведет к очень плохим последствиям? Другая альтернативная теория преуменьшает значение правил и принципов, подчеркивая важность «практической мудрости» в конкретных случаях.Согласно аристотелевской теории добродетели правильное действие — это действие, которое выбрал бы агент, обладающий практической мудростью. Но как определить человека, обладающего практической мудростью? Мы не можем сделать это, наблюдая, выбирают ли они правильное действие, поскольку правильное действие — это действие, которое они выбирают! (если мы сможем выяснить, выбрали ли они правильное действие на каком-либо другом основании — возможно, максимизация полезности или уважение к людям? — , что будет тестом на правильность действий, а не выбором человека с практической мудростью) .Так и происходит, когда теоретики морали вносят поправки в теории и предлагают альтернативы. Все это теории в нашем понимании. Они предлагают общие объяснения того, что делает действие правильным, учитывая как можно больше наших обдуманных суждений (точно так же, как ученые пытаются объяснить как можно больше наблюдений), иногда призывая нас отказаться от некоторых из этих суждений (точно так же, как ученые могут отвергнуть некоторые наблюдения или гипотезы как ошибочные), пытаясь объяснить, почему решение по какому-либо прошлому делу вызывает беспокойство и как мы должны судить в будущем.Однако есть еще один важный момент, в котором моральные теории не похожи на научные: в науке мы предполагаем, что существует одна правильная теория, которая объяснит все данные и, вероятно, приведет нас к отказу от конкурирующих теорий (хотя это могли включать в себя значительную их часть). Похоже, что моральные теории так не работают. Они порождаются нашими взвешенными моральными суждениями, и они отражают, например, суждение о том, что последствия имеют значение; что признание и уважение к автономным рассуждающим агентам имеют значение; что мудрость и суждение имеют значение.Моральные теории позволяют нам увидеть последствия суждений о том, что каждая из этих (и других фундаментальных проблем) важна для морального рассуждения. Возможно, в результате в последние годы моральные теории стали в большей степени учитывать идеи того, что когда-то считалось как конкурирующие теории. Возможно, эта тенденция приведет к появлению более широкой объединяющей теории. Если это произойдет, то это произойдет потому, что эта новая объединяющая теория может лучше приспособить вносящие вклад интуиции, чем более узкие альтернативы.

© Тим Дэр, Оклендский университет

Моральное сообщество

Цели
По окончании этого занятия вам следует:

1. уметь объяснить, что подразумевается под термином «моральное сообщество»
2. уметь определять степень морального сообщества для этические эгоисты, члены семьи, этноцентристы, антропоцентристы, и т.п.
3. немного поразмыслили над тем, что вы считаете правильной моралью сообщества для медицинского работника и почему это правильно.

Объяснение термина «моральное сообщество»

Термин «моральное сообщество» в этике не значит сообщество людей, которые действуют морально или этично. Это могло быть значение термина, но здесь используется не то значение.

В этике моральное сообщество состоит из всех тех существ, которые в моральном отношении. т.е. те существа, о которых вам нужно думать «но правильно ли это», прежде чем вы сделаете что-то, что могло бы повлиять на них.

Пример : Если я разорву лист бумаги пополам, сделаю Я должен быть обеспокоен что может быть неправильно оторвать лист бумаги?

Большинство людей не держать бумагу в моральном отношении. Если у них есть моральное беспокойство по поводу того, чтобы порвать лист бумаги, это не ради самой бумаги, но потому что бумага могла быть важная рукопись или купчая необходима в судебном деле и т. д. Однако, если вы попросите меня удалить конечность у ребенка, я имел бы чтобы спросить себя: «Правильно ли это делать?» потому что ребенок часть моего морального сообщества.Ребенок заслуживает морального уважения. Мне нужно спросить себя: «Это правильно?» прежде чем предпринять действия, которые повлияет на ребенка. Иногда было бы правильно удалить детский конечность. Но такому действию всегда должно предшествовать этическое размышление.

Степень нравственной общности

В истории философии разные этики выступали за различные расширения морального сообщества. Я перечислил некоторые, и они заказаны сколько существ «в» моральном сообществе.Список идет от самого маленького до самого большого. моральное сообщество.

Примечание. Читая этот список, постарайтесь вспомнить времена, когда у вас слышал или читал о кто-то, использующий это моральное сообщество.

• Этический эгоист — этический эгоист думает, что правильное моральное сообщество — это он сам. Если для него это хорошо, то это правильно с моральной точки зрения. Ни к кому и ни к чему другому нельзя относиться с моральной точки зрения. Этический эгоист будет утверждать, что если бы все был этичным эгоистом, все будет хорошо.Макиавелли типичный этический эгоист.
• Родственники утверждают, что морального уважения заслуживает только собственная семья. Иногда это распространяется на всех родственников или Племя . Таких людей называют трайбалистами Вы можете вспомнить пример в каких лицах были показаны родственники или приверженцы племен?
• Этноцентристы утверждают, что моральное сообщество должно состоят из «таких, как я». Некоторые этноцентристы нация, другие по классу или этнической принадлежности.Ты знаешь какие этноцентристы?
• Антропоцентристы утверждают, что моральная сообщество должно состоять из все люди. Они сказали бы, что все человек быть заслуживающим морального уважения и не только себя, своей семьи или племени. Вы можете назвать каких-нибудь антропоцентристов?
• Следующая группа считает, что все живые существа заслуживают морального уважения. Это позиция буддистов. философы. Не только люди, но любое разумное существо заслуживает морального уважения, потому что оно способно страданий.Такие специалисты по этике считают, что мы должны держать все разумные существа с моральной точки зрения и что наше поведение по отношению к любому существу способны страдать, должны руководствоваться этическими нормами.
• Есть те, кто считает, что все живые существа заслуживают морального уважения, а не просто живые существа. Живые существа включают растения и планктон, а также рыбы, животные и люди.

  Мы можем узнать о человеке моральное сообщество, прислушиваясь к тому, что они говорят, когда оправдывают свою позицию.Например. Многие утверждают, что мы должны сохранить тропический лес. Антропоцентристы утверждают, что мы должны спасти тропический лес, потому что из всех он делает и может делать для людей. Те, чье моральное сообщество включает в себя всех живые существа сказали бы, что мы должны сохранить тропический лес, потому что существа в тропическом лесу [деревья, растения, жуки и т. д.] заслуживают морального рассмотрения сами по себе.

• Есть те, кто считает, что все естественно существа [созданные существа] заслуживают морального уважения.Положение о том, что нельзя портить камни или горы. Камни и горы заслуживают морального рассмотрения просто как люди, животные и растения.
• Есть те, кто сказал бы, что все существа, как естественные, так и искусственные, заслуживают морального уважения. Такие люди сказали бы, что мой первоначальный пример о рвать листок бумаги было «неправильно»; тот должен не повредить ничего, даже лист бумаги без Хорошая моральная причина

Вдобавок некоторые мыслители добавляют либо предыдущие поколения [своих предков] или будущих поколений моральному сообществу.[Пример: мы должны сохранить леса ради будущих поколений] Наконец, некоторые добавляют Бог морального сообщества. Они считают, что у нас есть моральные обязательства перед Богом, а также существа.

Если вы типичны для многих людей, выросших в современное общество, вы наверное, научили нескольким из этих моральные сообщества в разное время или разные люди. «Ищите номер 1; вот и все что имеет значение »или« Вам нужно заботиться о семье; другие должны позаботиться о себе.» «Наша забота нужна законопослушным гражданам; преступники не заслуживают что-нибудь из-за их преступлений ».« Американцам нужно держаться вместе; враг не заслуживает морального беспокойства «. «Будьте добры к каждому человеку». «Животные тоже имеют неимущественные права». «Неправильно разрушать произведение искусство »и др.

Один из основных шагов в выяснении ваша медицинская этика состоит в том, чтобы четко понимать, что вы думаете должно быть моральное сообщество.

---

ПРАКТИКА
Перейти к урокам

.

Моральный реализм | Интернет-энциклопедия философии

Моральный реалист утверждает, что моральные факты существуют, поэтому моральный реализм — это тезис в онтологии, исследование того, что есть. Онтологическая категория «моральные факты» включает в себя как описательное моральное суждение, которое якобы истинно в отношении отдельного человека, например, «Сэм морально хороший», так и описательное моральное суждение, которое якобы верно для всех людей, например «Ложь ради личных интересов». усиление неверно ». Признаком последнего типа морального факта является то, что он не только описывает устойчивое состояние мира, но и запрещает то, что должно быть случаем (или что не должно быть) с точки зрения поведения человека.

Традиционные области разногласий между реалистами и антиреалистами — это когнитивизм, дескриптивизм, моральная истина, моральное знание и моральная объективность. Долгая и непокорная история дебатов о реализме / антиреализме свидетельствует о том, что центральная часть дискуссии формировалась и менялась на протяжении веков с третьим путем, а именно квази-реализмом, привлекавшим внимание в последнее время. Квазиреализм развенчивает позиции как реализма, так и антиреализма.

С одной стороны, рассмотрение когнитивизма, дескриптивизма, моральной истины, морального знания и моральной объективности как определяющих достаточные условия для морального реализма игнорирует квазиреалистический путь.С другой стороны, определение морального реализма с учетом квазиреализма слишком много допускает: в отличие от морального реалиста квазиреалист отрицает объяснение моральных фактов. Следовательно, квазиреализм можно рассматривать как современного наследника антиреализма.

Содержание

1. Дебаты о реализме / антиреализме
   1. Когнитивизм
      1. Дескриптивизм
      2. Теория ошибок Маки
      3. Мегаэтический уровень Уоллера
   2. Истина в моральных суждениях
      1. Аналогия
      2. Ирреалистический когнитивизм Скорупского
      3. Теория соответствия требует реализма, а не наоборот
   3. Буквальная моральная истина?
   4. Моральные знания
   5. Моральная объективность
2. Квази-реализм, антиреализм и тезис EI
   1. Аналогия: квазиреализм в отношении пренебрежительных суждений
   2. Квазиреализм, антиреализм и объяснительный моральный реализм
3. Моральный реализм после квазиреализма
4. Ссылки и дополнительная литература

1.Дебаты о реализме и антиреализме

Если есть моральные факты, как мы можем их узнать? Для реалиста моральные факты так же достоверны, как и математические факты. Моральные факты и математические факты — абстрактные сущности, и как таковые они по своему характеру отличаются от естественных фактов. Невозможно отобразить моральные факты буквально, как, скажем, растение. Можно отобразить тип жетона, например, можно написать «ложь ради личной выгоды — неправильно» или можно написать уравнение; однако нельзя наблюдать моральные и математические факты совершенно так же, как можно наблюдать с помощью микроскопа хлорофилл в листе.Такие ограничения опыта не мешают реалистам и антиреалистам расходиться во мнениях практически по всем аспектам моральных практик, которые, кажется, предполагают существование моральных фактов. Список оспариваемых областей включает моральный язык, моральную истину, моральное знание, моральную объективность, моральную психологию и так далее. Эти области не разрознены, а перемешаны.

Моральный реалист может утверждать, что существуют следующие моральные факты:

(1) Моральные приговоры иногда верны.

(2) Предложение истинно только в том случае, если между ним и тем, что делает его истинным, существует отношение установления истины.

(3) Таким образом, истинные моральные предложения истинны только потому, что между ними и вещами, делающими их истинными, существует установление истины.

Следовательно,

(4) Должны существовать вещи, которые делают некоторые моральные предложения истинными.

Это краткий вывод из существования вещей, который делает некоторые моральные предложения верными существованию моральных фактов.

Моральный антиреалист может ответить на аргумент, отрицая любую из трех предпосылок. Антиреалист мог бы быть недескриптивистом, отвергая предпосылку (1): никакие моральные предложения не являются истинными, поскольку они не описывают, каков мир; или он может отвергнуть версию теории истины соответствия, отрицая посылку (2): он может утверждать, что предложение может быть истинным, даже если между ним и тем, что делает его истинным, нет отношения, устанавливающего истину. Например, она может быть сторонником теории истины когерентности, согласно которой предложение может быть истинным только тогда, когда между ним и другими предложениями, относящимися к нему, существует связь, устанавливающая истину.Или она может даже отвергнуть как незаконный вывод из «вещей, которые делают некоторые моральные предложения истинными» на «существование моральных фактов».

В прошлом многие антиреалисты были некогнитивистами, считая, что моральные суждения не являются когнитивными состояниями, как обычные убеждения: то есть антиреалисты считают, что в отличие от убеждений основная функция или цель моральных суждений не состоит в том, чтобы точно представлять мир. (Недескриптивистское утверждение состоит в том, что когнитивизм, а точнее дескриптивизм, необходим, но недостаточен для морального реализма, как будет показано ниже.) Моральные суждения — это, по мнению некогнитивистов, психические состояния какого-то другого рода: это эмоции, желания или намерения, которые выражаются командами или предписаниями.

Если моральные суждения выражаются заповедями или предписаниями, тогда не может быть буквальных моральных истин. (Ср. Wright 1993. Он утверждает, что основная дискуссия в реалистических / антиреалистических дебатах должна быть посвящена приемлемым теориям истины.) Если не существует буквальных моральных истин, то никакие моральные суждения не могут служить доказательством знания того, как устроен мир. является.Моральное знание больше нельзя рассматривать как описательное или пропозициональное; или, при вынесении моральных суждений, никто не вправе верить в определенные вещи о мире. Это показывает, как некогнитивистский анализ моральных суждений может перерасти в антиреалистическое неприятие (тех добрых имен, которые мы принимаем как должное, когда участвуем в таких нравственных практиках), как «моральные истины» и «моральное знание». Некогнитивизм антиреалиста угрожает и моральной объективности. Объективность следует искать в мире.Если моральные суждения не касаются точного описания мира — например, если моральные суждения касаются нас, — тогда моральная объективность не будет обнаружена в мире. Если внутри нас можно найти моральную объективность, то это не та объективность, с которой мы начали, или, как это было в прошлом антиреалистическом пути.

а. Когнитивизм

Если именно некогнитивизм предоставляет антиреалисту способ отвергать моральную истину, моральное знание и моральную объективность, отрицание некогнитивизма (то есть когнитивизма) должно быть необходимым для реалиста, чтобы должным образом утверждать их.Когнитивизм — это точка зрения, согласно которой моральные суждения являются когнитивными состояниями, такими же, как и обычные убеждения. Точное описание мира — часть их функции. Аргумент реалистов, который проистекает из когнитивизма — как мы видели из приведенного выше аргумента — часто руководствуется очевидными трудностями, с которыми сталкивается некогнитивистский анализ моральных суждений. Например, существует знаменитая проблема Фреге-Гича, а именно некогнитивистская трудность передачи эмоционального, предписывающего или проективного значения для встроенных моральных суждений.

Гич (1965) использует «точку Фреге», согласно которой «предложение может встречаться в дискурсе, которое сейчас утверждается, теперь не утверждается, и все же является узнаваемым тем же предложением», чтобы установить, что ни один некогнитивист («анти-описательный теоретик ») Анализ моральных предложений и высказываний может быть адекватным.

Рассмотрим простой моральный приговор: «Поджигать котенка — неправильно». Предположим, что это простое предложение означает: «Угу, чтобы поджечь котенка!» Точка Фреге гласит, что антецедент «если поджечь котенка неправильно, то и попросить друзей помочь поджечь котенка — тоже неправильно» должно означать то же самое, что и простое предложение.Но этого не может быть, потому что антецедент условного не делает таких утверждений, в то время как простое моральное предложение делает. Другими словами, некогнитивный анализ моральных предложений не может быть применен к условным предложениям со встроенным простым моральным предложением. Проблема может быть применена к случаям других составных предложений, таких как «Неверно поджигать котенка, или это не так». Даже если некогнитивистский анализ простого предложения был правильным, сложные предложения, в которые встроено простое моральное предложение, должны подвергаться анализу независимо от его некогнитивистского анализа.Многим это кажется неприемлемым. Ибо справедлив следующий аргумент: «Поджигать котенка неправильно или нет; это не «не так»; следовательно, нельзя поджигать котенка ». Если аргумент верен, то вывод должен означать то же самое, что и один из дизъюнктов его первой посылки. В противном случае аргумент был бы недействительным из-за двусмысленности, и некогнитивист, кажется, вынужден сказать, что аргумент недействителен.

Проблема Фреге-Гича демонстрирует требование некогнитивистов адекватно передавать эмоциональное, предписывающее, выразительное или проективное значение тех моральных предложений, которые встроены в составные моральные предложения.(Подробнее о проблеме Фреге-Гича см. Некогнитивизм в этике. См. Также Darwall, Gibbard, and Railton 1992: 151-52.)

Когнитивистское понимание моральных суждений находится в центре морального реализма. Для когнитивиста моральные суждения — это ментальные состояния; моральные суждения того же рода, что и обычные убеждения, то есть когнитивные состояния. Но откуда нам это знать? Один из возможных способов — сосредоточиться на том, что мы собираемся делать, когда выносим моральные суждения, а также на том, как мы их выражаем.Моральные суждения предназначены для точного описания мира, а утверждения выражают моральные суждения (в отличие от приказов или предписаний) точно так же, как утверждения выражают обычные убеждения. То есть утверждения выражают моральный язык. Утверждения, выражающие моральные суждения, истинны или ложны, как и утверждения, выражающие обычные убеждения. Моральные истины возникают, когда наши знаки соответствуют миру.

Язык позволяет нам общаться друг с другом, обычно используя предложения и высказывания.Большая часть языка включает, помимо прочего, влияние на других и нас. Нормативный язык, в отличие от описательного, включает моральный язык (то есть моральный язык является частью оценочного или нормативного языка). Еще важнее не поддаваться влиянию морального языка, потому что моральная реальность захватывает нас. Плохо, что другие пытаются нас обмануть, но еще хуже, что мы обманываем себя и принимаем моральные факты просто из-за того языка, который мы используем. То есть моральный язык — если он не предназначен для описания мира — не должен ошибочно восприниматься как описательный.Моральный язык связывает нас определенным образом, и то, как он нас связывает, очень важен.

я. Дескриптивизм

Моральный язык и язык описания имеют одинаковую синтаксическую структуру. «Сэм хороший» указывает на некую доброту для Сэма, так же как «Сэм — четвероногий» означает, что у нее четыре ноги. «Быть ​​хорошим», как «быть хорошим, значит быть способным выдержать собственное наблюдение», и «иметь четыре ноги», поскольку «иметь ноги не требуется для того, чтобы быть собакой» — оба эти словосочетания похожи на существительные.Опять же, если сказать: «Если Сэм хорош, то она сможет выдержать свою собственную проверку», это показывает, что моральная предикация может быть встроена в составное предложение так же, как и описательная предикация. Мы одинаково легко используем обе части языка. Почти все из нас умеют использовать язык морали. Большинство из нас понимают, что с ним выражают другие; и ожидается, что мы поняли, что означает моральный язык. Мало кто применяет термин «морально допустимый» к очевидному случаю беспричинной жестокости.Более того, моральный язык подчиняется тем же фундаментальным правилам логики, что и описательный язык. Например, одно и то же действие не может быть одновременно хорошим и плохим. (Философское отрицание моральных фактов остается популярным, хотя такая упорная опора на логико-лингвистический аспект моральных практик больше не в моде. См. Darwall, Gibbard, and Railton 1992, особенно стр. 123.)

Из этого, должны ли мы тогда сделать вывод, что существуют такие сущности, как «нравственная добродетель» и «обязанность», к которым моральный язык относится в мире? Являются ли три характеристики структурного сходства между моральным и описательным языками, равной легкостью, с которой мы их применяем, и логическим взаимодействием между ними достаточными основаниями для того, чтобы думать, что моральные факты существуют? Разве невозможно, чтобы наши способы влияния на других и на самих себя находились именно там, где синтаксис и семантика нашего языка выдают нас, и, следовательно, этот моральный язык страдает от отсутствия референтов, аналогичных таким терминам, как «ничто», «настоящий король всего сущего». Франция?

Либо моральный язык описывает (или предназначен для точного описания) мира, либо нет.Согласно дескриптивистам, моральный язык описывает мир. Дескриптивистская позиция считалась признаком морального реализма, а недескриптивистская позиция — антиреализмом. Это записано следующим образом:

(C1) S является моральным реалистом тогда и только тогда, когда S является моральным дескриптивистом.

Итак, хотя можно утверждать, что моральных фактов нет, согласно C1, нельзя в то же время утверждать, что моральный язык описывает или предназначен для описания мира.Опять же, нельзя утверждать, что существуют моральные факты, но наши языки о них не описывают мир. Ведь если бы С1 был правдой, быть моральным реалистом и быть дескриптивистом в отношении морального языка логически эквивалентно. Таким образом, любой недескриптивистский реализм и любой дескриптивистский антиреализм показали бы, что С1 — ложь. Возможности будут вскоре обсуждаться в § 2 и § 3. Дескриптивизм и, следовательно, истинность морального языка. более подробно обсуждается ниже. (На данный момент игнорируется то, что Блэкберн называет «квиетизмом», согласно которому «в какой-то конкретный момент дискуссия не является реальной, и что нам предлагаются только, например, метафоры и образы, из которых мы можем извлекать выгоду из своего желания». 1984, 146.Можно утверждать, что квиетизм присутствует практически в любом важном и интересном философском споре, например, «первичное против вторичного, факт против ценности, описание против выражения или любой другой значимый вид» 1998, 157. Квиетизм относительно того, описывает ли мир моральный язык. если это правда, то традиционные дебаты реализма / антиреализма по поводу дескриптивизма превратились бы в спор об отсутствии различий, где нет ничего, кроме «прославления бесшовной языковой паутины» 1998, 157.)

Дескриптивизм в метаэтике — это когнитивистская точка зрения, согласно которой моральный язык описывает (или предназначен для описания) мира. (См. Horgan and Timmons 2000, 124. Это приблизительное определение, по их мнению, подпадает под догму «[ошибочного] семантического предположения: все подлинно когнитивное содержание является описательным содержанием». Отождествление дескриптивизма с когнитивизмом, по их мнению, «В значительной степени неоспоримая догма.») Неизбежным следствием дескриптивизма является то, что моральный язык склонен к оценке истины; то есть утверждения выражают моральные суждения, которые являются либо истинными, либо ложными.В качестве альтернативы мы можем сказать, что моральные предложения выражают предложения, не влияя на результат обсуждения. Как выразился Николас Стерджен, «моральные [предложения] обычно выражают [утверждения], способные быть истинными и ложными» (1986, 116). Таким образом, строго говоря, дескриптивизм мало говорит о двух взглядах в моральной эпистемологии и остается нейтральным по отношению к ним: существуют моральные утверждения, которые, как известно, истинны. Дескриптивизм не говорит нам, существует ли какое-либо моральное утверждение, которое, как известно, является истинным.Он также ничего не говорит нам о вещах, в силу которых моральные утверждения истинны, когда они истинны. (Ср. Скорупски, 1999. Он считает, что дескриптивизм в сочетании без субстанциальной теории истины — это вовсе не дескриптивизм. Есть просто терминологическое различие, и дескриптивизм в соединении с субстанциальной теорией истины будет обсуждаться в разделе 2.)

Моральный дескриптивист считает, что моральные утверждения выражают моральные суждения и что они либо истинны, либо ложны.Если каждое предложение, которое может иметь истинностную ценность, описывает мир, то то же самое делает и каждое моральное утверждение. Моральный язык описывает мир, потому что каждое подходящее для истины предложение описывает или предназначено для описания мира. Не-дескриптивист это отрицает. Не-дескриптивист считает, что моральные утверждения не выражают моральных суждений. Скорее, недескриптивист полагает, что моральные суждения выражаются командами или предписаниями. Ни приказы, ни предписания не соответствуют истине, и в результате они обычно не предназначены для описания мира.По мнению недескриптивистов, моральный язык не описывает мир. То есть он представляет наши желания, предпочтения, эмоции и т. Д., Но не представляет ничего сверх них. Рисунок 1 иллюстрирует разногласия между дескриптивистами и недескриптивистами. (Определенные антиреалистические позиции отмечены пунктирными прямоугольниками на следующих рисунках. Овальным прямоугольником отмечены определенные реалистические позиции. См. Рисунок 5.)

Рисунок 1

Не-дескриптивисты расходятся во мнениях относительно того, что именно выполняет моральный язык, в то время как они единодушны в том, чего он не делает.Аргумент открытого вопроса Дж. Э. Мура поддерживает эмотивизм, недескриптивизм, противоречащий его намерениям в начале 20-го века. А. Дж. Айер и К. Л. Стивенсон утверждают, что моральные суждения выражают чувства одобрения или неодобрения, или что вынесение моральных суждений эквивалентно эмоциям в отношении поведения других и нашего. (См. Ayer 1952 г. и Stevenson 1937, 1944 и 1963 гг.) Стивенсон говорит, что «г. Известное возражение Дж. Э. Мура по поводу открытого вопроса в основном уместно в этом отношении.Независимо от того, каким набором научно познаваемых свойств может обладать вещь (по сути, говорит Мур), при тщательном самоанализе вы обнаружите, что вопрос о том, хорошо ли что-либо, обладающее этими свойствами, является открытым »(1937, 18) . Универсальный прескриптивизм Р. М. Хэра, согласно которому «суждения о необходимости являются предписывающими, как простые императивы, но отличаются от них универсализацией» (1991, 457), подчеркивает, что моральный язык облегчает способы предписания действий для всех нас.Нормальный экспрессивизм Аллена Гиббарда недавно обновил аргументы в пользу недескриптивизма. Отвергая эмотивизм, Гиббард, 1990, считает, что моральные суждения касаются рациональных или оправданных моральных чувств, а не только чувств или предпочтений. По-видимому, он считает, что некоторые моральные чувства можно назвать рациональными или оправданными. Когда выражается «принятие норм, допускающих чувство» (Darwall, Gibbard, and Railton: 1992, 150–51), чувство можно назвать рациональным.Таким образом, хотя моральные суждения (и моральный язык) выражают то, что мы принимаем как нормы, а именно состояние ума, они не касаются описания мира, а именно недескриптивизма в отношении моральных суждений и языка. Кажется, что проективизм Блэкберна трудно классифицировать так или иначе, особенно если рассматривать его в сочетании с его квазиреализмом (Blackburn: 1984, 1993 и 1998). Моральный язык, по мнению проективиста, позволяет нам распространять нашу собственную историю на мир. Тем не менее недескриптивисты согласны с тем, что моральный язык является предпочтительным инструментом, когда мы тяжело дышим, когда мы жаждем помощи, рекомендуем курс действий, выносим суждения о том, что делают другие, и т. Д., Но он никогда не является инструментом для описания мира.

Обсуждаемые выше виды можно проиллюстрировать на примере. Рассмотрим моральное высказывание: «Лепестку не следует есть слишком много». Произнесение предложения выражает суждение говорящего о Лепестке и, возможно, о ее склонности к чрезмерному потреблению пищи. Когнитивист считает, что суждение говорящего того же рода, что и обычные убеждения, то есть когнитивист считает, что моральное суждение говорящего является когнитивным состоянием. Убеждения — это представления о том, как обстоят дела, а именно о возможных положениях дел; и язык обычно выражает убеждения.Таким образом, согласно когнитивисту, моральное предложение, выражающее моральное суждение, представляет собой возможное положение вещей. Мы можем сказать, что дескриптивист утверждает, что моральное предложение описывает то, что должно быть в отношении Лепестки и ее склонности к еде. Лепесток может быть экземпляром свойства «должности» избегать чрезмерного потребления пищи, хотя это не единственный когнитивистский способ поддерживать ее дескриптивизм в отношении морального языка. Подобно тому, как утренняя звезда относится к Венере, лингвистический пункт «не следует слишком много есть» может относиться к моральному свойству.Можно даже утверждать, что возникает референциальная связь между моральными выражениями и вещами в мире, которые они должны выделять.

Некогнитивисты считают, что суждение говорящего, сказав: «Лепесток, не следует есть слишком много», — не того же рода, что и когнитивные состояния. Некоторые некогнитивисты идут еще дальше и отрицают, что моральный приговор представляет собой возможное положение дел. То есть некоторые некогнитивисты тоже не дескриптивисты. Не-дескриптивисты утверждают, что поверхностная структура морального языка — и логическое взаимодействие, которое она проявляет при нашем использовании — не является хорошим руководством для понимания того, что моральный язык делает для нас (и что мы собираемся с ним делать).Слово «ничего» не выделяет никакого объекта, хотя и служит грамматическим субъектом; определенное описание «нынешний король Франции» не относится ни к кому, хотя его артикль «the» указывает на уникальное удовлетворение описания и так далее. Это знакомые случаи (когда наш язык онтологически предает нас). Итак, часть недескриптивистского утверждения состоит в том, что моральный язык онтологически манипулирует нами так же, как «ничто» и «нынешний король Франции». О достоинстве точки зрения, согласно которой в нашем моральном языке скрывается более глубокая структура (или значение), следует судить по тому, насколько успешным является недескриптивистское толкование предложения о Лепестке.

Недескриптивистское толкование фразы «Лепесток не следует есть слишком много» варьируется. Эмотивизм истолковывает его как способ выразить недовольство говорящим чрезмерным потреблением пищи Лепестком или как сообщить Лепестку о своих чувствах. Экспрессивист истолковывает это как способ говорящего выразить свои предпочтения в отношении пищевых привычек Лепестка. Сторонники прескриптивов истолковывают это как способ приказать Лепестку не есть чрезмерно. Норм-экспрессивист истолковывает это как способ выразить неприятие говорящим норм, разрешающих такое потребление пищи.Возможно, проективист истолковал бы утверждение о Лепестке как способ «объективировать» неодобрение говорящего. Однако все отвергают существование диадических отношений референции или соответствия между моральным предложением и тем, как устроен мир. Диадические отношения почти свелись к монотетическим отношениям демонстрации / манифестации психологического состояния говорящего. (Истина из этого не означает, что люди не верят в моральные принципы. AJ Ayer говорит, что «[не] сказать… что эти моральные суждения просто выражают определенные чувства, чувства одобрения или неодобрения, является чрезмерным упрощением». 1954, 238.) На рисунке 2 показаны недескриптивистские позиции.

Рисунок 2

Контраст между дескриптивизмом и недескриптивизмом кажется неподходящим для релятивизма Гилберта Хармана, потому что его релятивизм представляет собой определенную моральную антиреалистическую позицию. Он отвергает объективный статус моральных фактов. (См. Его 1977, 1986 и 2000 годы; см. Также Harman and Thomson 1996, в котором представлено интересное обсуждение причин как за, так и против моральной объективности.) Релятивист утверждает, что есть некоторые этические вопросы, на которые можно правильно ответить «да». »Для одного и« нет »для другого.Ее утверждение ничего не говорит о том, что подразумевается под моральным языком. Сторонники теории ошибок утверждают, что моральные суждения систематически ошибаются, постулируя моральные факты. (Например, Маки говорит, что «[т] утверждение о существовании объективных ценностей или внутренне предписывающих сущностей или свойств какого-либо рода, которые предполагают обычные моральные суждения, я считаю не бессмысленным, а ложным» 1977, 40.) , моральный язык направлен на то, чтобы сделать мир правильным, но он всегда не попадает в цель. В этом отношении теория ошибок Маки занимает важную нишу между сторонами разделения дескриптивизма и сторонами разделения морального реализма.Рисунок 3 объединяет теории проективизма, релятивизма и ошибок с рисунками 1 и 2.

Рисунок 3

Онтологическое ответвление принятия дескриптивизма (или когнитивизма) не обязательно является моральным реализмом. Рисунок 3 показывает, что дескриптивизма недостаточно для морального реализма. Теория ошибок Маки обсуждается в § 2 при установлении недостаточности. Также очень кратко будут обсуждаться проективизм Блэкберна и «ирреалистический когнитивизм» Джона Скорупски.Тем не менее дескриптивизм необходим для морального реализма. Необходимость аргументируется в § 3, когда рассматривается и отвергается «мегаэтический уровень» Брюса Уоллера. То есть, конъюнкция C1 будет показана как ложная, в то время как другая конъюнкция C1 будет показана как истинная, тем самым сделав конъюнкцию C1 ложной; более конкретно, будет показано, что «если S является моральным дескриптивистом, то S является моральным реалистом» неверно, и будет показано, что « S является моральным реалистом, только если S является моральным реалистом». моральный дескриптивист ».

ii. Теория ошибок Маки

Верно ли, что S является моральным реалистом тогда и только тогда, когда S является дескриптивистом? То есть, правда ли С1? Любой последовательный дескриптивистский антиреализм установил бы, что C1 ложно. Другой способ показать ложность C1 — это установить возможность недескриптивистского реализма. В этом разделе будет установлена ​​недостаточность дескриптивизма. Территория реалистов как бы не будет должным образом обозначена дескриптивизмом.

Рассмотрим замечание Маки о том, что:

Утверждение, что существуют объективные ценности или внутренне предписывающие сущности или свойства какого-либо рода, которые предполагают обычные моральные суждения, я считаю не бессмысленным, а ложным (1977, 40).

Моральные суждения ложны, по крайней мере, так гласит процитированный выше отрывок. Но почему все они ложны? Это потому, что не существует сущностей, на которые ссылается моральный язык. Моральный язык предназначен для описания вещей, которых нет.Согласно Маки, (вечная) ошибка предполагать, что существуют моральные сущности, отсюда и название «теория ошибок». Теория ошибок Маки — это на первый взгляд дескриптивистская антиреалистическая позиция: она утверждает, что моральных фактов не существует. Кроме того, он признает, что моральные суждения предназначены для описания мира. Правдоподобно ли такое сочетание морального антиреализма и дескриптивизма? Блэкберн определенно думает, что это не так.

Блэкберн, чья собственная точка зрения, кажется, не определяет различия между дескриптивизмом и недескриптивизмом, считает, что теория ошибок Маки непоследовательна.Частично это происходит из-за очевидной трудности приписать распространяющуюся систематическую ошибку нашим моральным суждениям. Как выразился Блэкберн: «Загадка состоит в том, почему в свете теории ошибок Маки, по крайней мере, не указал, как будет выглядеть шморальный словарь [то есть моральный словарь, очищенный от своей онтологической ошибки], и почему он сам продолжал не только морализировать, а не морализировать ». По словам Блэкберна, это настолько серьезно озадачивает, что неспособность Маки сморализовать «сама по себе предполагает, что никакая ошибка не может быть включена в простое использование этих концепций» (1985, 2).

Попытка избежать распространенной систематической ошибки должна казаться разумной тем, кто о ней знал. Но Маки казался «вполне счастливым, что и дальше выразил большое количество прямых моральных взглядов [а именно, морализировать, а не унижать]» (Blackburn 1985, 1).

Устанавливает ли обвинение Блэкберна, что сочетание антиреализма и дескриптивизма Маки несовместимо? Нет. Блэкберн требует от Маки последовательного использования его метаэтических взглядов в своей моральной практике.Но чтобы вести нравственную жизнь в строгом соответствии с метаэтическими взглядами, требуются героические усилия. Попробуйте представить себе теоретика ошибок, использующего свои метаэтические взгляды на существование внешнего мира! Она не может не вести свой бизнес так, как будто это не ошибка, если она думает, что существует внешний для нее мир. Она не может показать, что верить в существование такого мира — ошибка. В более общем плане, убеждения второго порядка относительно моральных практик первого порядка редко выражаются явно.Повседневные нравственные практики (в рамках которых Маки продолжает морализировать) не являются полупрозрачной демонстрацией метаэтических взглядов. Итак, Блэкберну не удается установить, что дескриптивистский антиреализм непоследователен. То есть Блэкберну не следует ожидать явного проявления приверженности Маки теоретическим ошибкам.

Проективизм Блэкберна может претендовать на звание дескриптивистского антиреализма. (Дескриптивизм Блэкберна будет обсуждаться более подробно в §2 раздела 1.2.) Согласно Блэкберну, моральный язык имеет содержание, но содержание не определяется миром.Содержание морального языка определяется скорее тем, что «разум [выражает как] реакцию посредством« распространения себя по миру »» (Blackburn 1984, 75). Содержание этого морального языка предполагает, что его функция отчасти состоит в точном описании мира. В то же время проективизм Блэкберна является антиреалистической позицией, поскольку он утверждает, что содержание каким-то образом «написано» нами.

Есть и другие недавние теории, которые являются результатом явных попыток сочетания дескриптивизма и антиреализма.Хацимоизис говорит, что «минималистская концепция истины отвечает требованиям антиреалистического когнитивизма в этике». (См., Например, Hatzimoysis 1997, 448.) «Ирреалистический когнитивизм» Скорупского — одна из таких теорий. Он аргументирует это тем, что отрицает, что «все содержание является фактическим содержанием» (1999, 438).

Тот факт, что моральный язык выражает когнитивные состояния, то есть, что моральный язык имеет описательное содержание, согласно Скорупски, не гарантирует существования моральных фактов; и не оправдывает веру в существование моральных фактов.(См. Horgan and Timmons 2000. Они различают три различных типа контента: декларативный, когнитивный и описательный.) Скорупски говорит, что «нормативные утверждения являются достоверным содержанием познания … но их истинность не является вопросом соответствия или репрезентации». (1999, 436). Правдоподобный фрагмент языка является истинно подходящим из-за своего описательного содержания. Итак, первая конъюнктура замечания Скорупского описательна. Но когда моральный язык истинен (или ложен), это не потому, что он соответствует миру: нет ничего, что соответствовало бы моральному языку.То есть Скорупский отрицает существование моральных фактов, и поэтому его позиция является антиреалистической.

Последоват ли ирреалистический когнитивизм Скорупского? Дескриптивизм никоим образом не влечет за собой заочную теорию истины, а антиреализм Скорупского основан исключительно на его отрицании заочной теории истины. Отсюда ирреалистический когнитивизм.

Теория ошибок Маки, проективизм Блэкберна и ирреалистический когнитивизм Скорупского — примеры дескриптивистского антиреализма.Тогда мы можем сделать вывод, что морального дескриптивизма недостаточно для морального реализма. Но является ли это необходимым условием морального реализма? Если это так, то мы можем надеяться обозначить подходящую реалистическую территорию, добавив дополнительные необходимые условия. (Мой акцент на последовательности поддержания как дескриптивизма, так и антиреализма не означает, что спор дескриптивизма / недескриптивизма представлен, скажем, проблемой Фреге-Гича, которая утверждает, что встроенный моральный язык, по-видимому, имеет описательное содержание, а не эмоциональное, предписывающее или проективное содержание не так важно и не имеет отношения к дебатам о реализме / антиреализме.См. Darwall, Gibbard, and Railton 1992, особенно стр. 151–152.) Необходимость дескриптивизма для реализма будет обсуждаться в следующем разделе. Другой конъюнкт C1: « S — моральный реалист, только если S — дескриптивист».

iii. Мегаэтический уровень Уоллера

Немногие философы серьезно относятся к позиции некогнитивистского реализма. Например, Джеффри Сейр-МакКорд (1988, 9–14) быстро отвергает его как непоследовательный. Но некогнитивистский реализм, безусловно, вполне логичен.В этом разделе мы рассмотрим аргументы Уоллера в пользу его жизнеспособности.

Некогнитивизм Уоллера ослаблен: моральные суждения не являются когнитивными состояниями, когда отсутствуют фундаментальные общие ценности. Он говорит, что «некогнитивизм настаивает на том, что когда возникают фундаментальные ценностные конфликты и ставятся основные ценностные вопросы, тогда споры и ценности некогнитивны» (1994, 63). Утверждения выражают моральные суждения только при наличии предполагаемого набора общих фундаментальных ценностей. Замечание Уоллера о том, что «такое независимое моральное преобразование свидетельствует в пользу морального реализма и против некогнитивизма», звучит несовместимо с ярлыком его теории «некогнитивистский моральный реализм».(См. Его 1992, стр. 129). Замечание Уоллера создает впечатление, будто моральный реализм и некогнитивизм противоречат друг другу. Стратегия Уоллера состоит в том, чтобы отличать «мегаэтический» уровень от уровня, на котором существуют неоспоримые фундаментальные ценности. Это позволяет Уоллеру утверждать, что на одном уровне «моральные факты внутренне реальны», но на другом уровне, а именно, на мегаэтическом уровне, «[моральные факты] идеальны» (1994, 67). Стратегия Уоллера «разделяй и властвуй» дает ему право либо на когнитивистский моральный реализм на уровне предполагаемых ценностей, либо на некогнитивный антиреализм на мегаэтическом уровне.Таким образом, «некогнитивистский реализм» Уоллера терпит поражение как некогнитивистская реалистическая позиция. Тогда мы можем сделать вывод, что когнитивизм (или дескриптивизм) необходим для морального реализма. Когнитивизм, точка зрения, согласно которой моральные суждения являются когнитивными состояниями, подобными обычным убеждениям (с двумя его следствиями, а именно, дескриптивизмом и их правдоподобностью), может облегчить реалистические / антиреалистические дебаты, но одного когнитивизма недостаточно для облегчения дискуссии, не только в любом случае.

Необходимость когнитивизма для реализма может заставить нас ожидать, что определение дополнительных необходимых условий для реализма может обозначить подходящую реалистическую территорию.Далее рассматривается когнитивизм в сочетании с некоторой существенной теорией истины.

г. Истина в моральных суждениях

Моральные утверждения выражают суждения, а для некоторых моральные утверждения описывают мир. Но моральный реализм присутствует не везде, где присутствует когнитивизм (или дескриптивизм). То есть когнитивизм и дескриптивизм, которые когда-то кристаллизовали дискуссию о реализме / антиреализме, больше не делают этого. Рекомендация Криспина Райта о том, что «моральные антиреалисты, например, должны признать, что моральные суждения склонны к истине и ложности» (1993, 65), проливает свет на более поздние дискуссии на эту тему.Теория ошибок Маки (1977), ирреалистический когнитивизм Скорупского (1999) и, возможно, проективизм Блэкберна (например, 1984) иллюстрируют, как мы видели ранее, возможность последовательного сочетания когнитивизма с антиреализмом.

Теоретик ошибок поддерживает свой антиреализм, настаивая на том, что моральные суждения включают в себя всепроникающую ошибку. По мнению теоретика ошибок, никакие моральные суждения не являются истинными, хотя они подходят к истине, поскольку призваны описывать мир. Моральные реалисты расходятся с теоретиками заблуждения относительно истины в моральных суждениях: некоторые моральные суждения верны.Однако для морального реализма этого недостаточно. Проективист, действующий как квази-реалист, и Скорупский должны иметь возможность утверждать, что некоторые моральные суждения верны. Моральные истины могут быть буквальными или фигуральными; и они могут быть вопросом соответствия или согласованности (согласованность с другими уже существующими убеждениями означает здесь диапазон «модифицированных характеристик» истины). Рисунок 4 иллюстрирует этот момент:

Рисунок 4

Теоретики истины-дефляционисты отвергают тот факт, что предикат истины «истинно» увеличивает значение лингвистических единиц.Например, «снег белый» и «снег белый» истинный »означают, по их мнению, одно и то же. К дефляционистским теориям относятся теория избыточности истины Ф. П. Рэмси (или про-потенциальная теория истины) и более поздний минимализм Пола Хорвича. Инфляционистские (содержательные или надежные) теоретики истины, в отличие от дефляционистов, утверждают, что истина — реальный и важный лингвистический элемент. Инфляционистские теории включают в себя теорию соответствия истины, теорию когерентности истины и так называемую прагматическую теорию истины.Инфляционисты расходятся во мнениях не только о природе свойства истины, но также расходятся во мнениях о носителях истины о собственности.

я. Аналогия

Рассмотрите приговор: «Плохо страдать от недостатка пищи». Суждение обычно выражается утверждением «плохо страдать от нехватки еды». Назовите это «B-заявлением». Иногда мы считаем необходимым выразить это словами «это правда, что страдать от нехватки еды — это плохо». Назовите это «Т-образным заявлением». (Чтобы завершить это, есть «утверждения на F» вроде «неверно, что страдать от недостатка еды — это плохо.Мы используем Т-утверждения, чтобы подчеркнуть пристрастие к «верности миру». Однако, независимо от того, что побуждает нас использовать Т-утверждения, явное приписывание истины в Т-утверждениях привлекает наше внимание. Добавляет ли T-оператор что-нибудь дополнительно к B-выражению? Если да, то что в Т-утверждении говорится поверх Б-утверждения?

Есть два общих способа ответить на этот вопрос: дефляционизм и различные формы субстанциальной теории (или то, что мы назвали выше «инфляционистской теорией»).Существенные теоретики отрицают, что B-утверждение и T-утверждение в точности совпадают, в то время как дефляционист утверждает, что различие носит чисто стилистический характер. Если дефляционист добивается своего, то очевидно, что антиреалисты могут иметь правду в своих моральных суждениях. (Дэвид Бринк выступает против когерентистской теории истины в отношении морального конструктивизма. См. Бринк 1989, 106-7 и 114; дефляционистский подход см. Тененбаум, 1996.) Антиреалистические моральные истины кажутся неуместными для обозначения реалистической территории.Если какая-то форма субстанциальной теории верна, то T-утверждение добавляет что-то к тому, что говорят B-утверждения. Вот две альтернативы.

Позволить теории истины заменить диапазон «модифицированных теорий» (а именно, инфляционистских теорий истины, которые отличаются от теории истины соответствия) и «B-пропозиции» для того, что описывает B-утверждение. Что касается мира, T-заявление добавляет, что:

(1) Предложение B соответствует реальному положению вещей.

(2) Б-суждение принадлежит к максимально последовательной системе убеждений.

Стоит также отметить, что даже не-дескриптивист может сказать, что T-утверждение добавляет к B-утверждению, поскольку B-утверждение выражает нечто иное, чем B-предложение. У недескриптивиста также есть две альтернативы.

T-утверждение добавляет, что (допуская, что теория истины заменяет диапазон «модифицированных теорий», а «B-чувство-суждение» заменяет диапазон недескриптивизма, например, говорящему не нравится страдающие от нехватки еды):

(3) П-суждение-чувство соответствует реальному положению вещей.

(4) П-суждение-чувство принадлежит к максимально последовательной системе убеждений. Мы можем сказать, что T-утверждение определяет условия истинности для B-предложения или B-предложения-чувства. Можно возразить, что недескриптивист должен отрицать наличие условий истинности для морального языка. Тем не менее, ей не нужно возражать против того, чтобы моральный язык описывал что-то в этом мире образно.

Если бы вариант (1) был истинным, то должно было бы существовать реальное положение дел, которое делает B-оператор истинным.То есть должен существовать создатель истины для утверждения «страдать от недостатка пищи — плохо», а создателем истины является тот факт, что страдать от недостатка пищи — плохо. Но никакие другие альтернативы не требуют наличия факта, чтобы быть правдой.

Если игнорировать дефляционизм, истина в моральных суждениях порождает ровно четыре альтернативных теории истины. Реалисты не могут принять варианты (3) и (4), потому что, как мы видели, недескриптивизма достаточно для морального антиреализма. Оставшийся вариант (2), хотя и приемлемый для реалиста, не гарантирует наличия моральных фактов.Другими словами, моральные реалисты должны найти другие способы установить существование моральных фактов, даже если вариант (2) позволяет реалистам поддерживать моральные истины. Модифицированные теории, например теория истины, просто умалчивают о том, существуют ли B-факты. То есть вариант (2) можно было бы сохранить, даже если бы не было B-фактов, например, страдание от нехватки еды — это плохо. Таким образом, для реалистов наиболее прямой вариант выделения своей территории из приведенного выше списка альтернатив — (1).Таким образом, кажется, что соответствие истине в моральных суждениях должным образом отмечает территорию реалистов. Это записано в C2:

.

(C2) S является моральным реалистом тогда и только тогда, когда S является дескриптивистом; S считает, что моральные суждения выражают истину, а S считает, что моральные суждения истинны, когда они соответствуют миру.

Верно ли C2? Нет это не так. Ведь антиреалист может отрицать, что моральные суждения буквально описывают мир.Так Скорупский получил титул антиреализма.

ii. Ирреалистический когнитивизм Скорупского

Если бы C2 был правдой, то не могло бы быть никакого когнитивистского антиреалиста, который верит, что некоторые моральные суждения верны, и который также считает, что моральная истина является вопросом соответствия миру. Однако ирреалистический когнитивизм Скорупского квалифицируется как одна из таких позиций.

Скорупский утверждает, что моральные суждения имеют достоверное содержание, но отрицает, что содержание моральных суждений является фактическим.Скорупский замечает: «Истина [нормативного языка] — это не вопрос соответствия или репрезентации» (1999, 436). Это замечание может указывать на то, что ирреалистический когнитивизм Скорупского является вариантом варианта (2) выше, касающегося того, что Т-утверждение добавляет к В-утверждению. Тем не менее, есть расширение теории Скорупского, которое последовательно позволяет ей подпадать под вариант (1). Это расширение теории Скорупского могло бы стать когнитивистской антиреалистической позицией в сочетании с соответствующей теорией истины.

Моральные утверждения выражают моральные суждения, и как таковые моральные утверждения могут быть правдивыми или ложными. Что делает моральные утверждения верными, если они верны? Вышеупомянутое замечание Скорупского отвергает то, что соответствие миру является отношением установления истины. Как уже упоминалось, этот отказ может указывать на то, что Скорупский придерживается модифицированной теории истины или дефляционистской теории. Возможно, он это делает, но это не ясно. Явным является отрицание Скорупского фактического содержания моральных суждений.Как это возможно, что некоторые моральные суждения верны, если моральные суждения не основаны на фактах? Один из способов ответить на него — и расширить ирреализм Скорупского — это утверждать, что моральные суждения не буквальны. Моральные суждения по-прежнему выражаются моральными утверждениями, но то, что описывают моральные утверждения, не является моральным положением вещей. Моральные утверждения выражают положение дел в мире, отличное от морального. Таким образом, моральные утверждения могут быть истинными, если они соответствуют миру, если моральные утверждения признаны описывающими, например, психологический аспект мира.

Рассмотрим высказывание «Санта-Клаус пришел в начале прошлого года». Назовите это S-заявлением. («S-утверждение», «T-утверждение», «S-предложение», «S-чувство-пропозиция» и родственные слова используются как «B-утверждение», «T-утверждение», «B-предложение». , «B-чувство-суждение» и его аналоги приведены выше.) Описывает ли S-утверждение мир таким, каким он был в прошлом году? Конечно, есть. В нем сообщается, что (1) был хотя бы один человек, изображение которого соответствует описанию Санта-Клауса, или (2) под Рождество дарил игрушки.Сообщается также, что человек в любом случае пришел раньше, чем в другие годы. Дети восхищаются ранним появлением Санты прежде всего в смысле (2). И они задаются вопросом: «Придет ли Санта в этом году пораньше?» Точно так же дети рассуждают: «Если Санта придет рано, я получу ранний рождественский подарок». Конечно, очень немногие из нас Санта-реалисты, хотя большинство из нас являются когнитивистами в отношении S-утверждения в любом смысле.

Как взрослые могут поддерживать как когнитивизм в отношении S-утверждения (точнее, дескриптивизм в отношении него), так и антиреализм в отношении фактов Санты в смысле S-утверждения (1)? Взрослые признают существование суррогатных дарителей игрушек, отрицая при этом, что S-утверждение выражает S-предложение в смысле (1), а именно, взрослые отрицают, что был хотя бы один человек, изображение которого соответствует описанию Санты.Вместо этого взрослые считают, что S-утверждение выражает S-чувственное суждение или что-то подобное. Таким образом поддерживается антиреалистический когнитивизм в отношении суждений Санты.

Есть много садовых суждений Санты. Суждения Санты выражаются утверждениями Санты, но никакие утверждения Санты не выражают S-суждение. S-утверждение не связано с положением дел, в котором находится человек по имени Санта-Клаус. Тем не менее, S-утверждение может быть либо истинным, либо ложным.Предположим, что это правда, что Санта пришел в начале прошлого года, но предположим, что мы тоже не реалисты в отношении Санта-Клауса. Мы знаем лучше, чем те, кто озадачен существованием людей, идеально подходящих под описания Санты. Мы знаем, что S-утверждение ничего не говорит о человеке по имени Санта-Клаус. Для большинства S-утверждение никогда не касается Санты, а скорее касается, например, дарителей игрушек, состояния национальной экономики и так далее. То есть мы отрицаем, что S-утверждение выражает S-суждение, однако это отвержение не заставляет нас принимать дефляционизм или модифицированную теорию истины.S-утверждение может выражать что-то истинное, когда оно соответствует миру, если оно выражает нечто иное, чем S-предложение. Например, S-утверждение выражает что-то истинное, если S-утверждение выражает тот факт, что состояние национальной экономики в прошлом году было хорошим, и если состояние национальной экономики в прошлом году было действительно хорошим: в данном случае S- Заявление выражает нечто правдивое, когда оно правильно сообщает об экономике прошлого года. Нет никакого противоречия.

Аналогично, моральные утверждения выражают моральные суждения.Поскольку моральные утверждения понимаются как выражающие психологические факты о мире, моральные утверждения могут быть истинными или ложными. Некоторые «моральные» утверждения в этом смысле верны. Более того, они верны, потому что соответствуют миру. Даже если это не теория Скорупского, это расширение его теории, которая воплощает когнитивистский антиреализм в сочетании с соответствующей теорией истины. Это показывает, что C2 ложно.

iii. Теория соответствия требует реализма, а не наоборот

Наше предыдущее обсуждение когнитивистского ирреализма Скорупского не дает никаких подробностей о соответствующей теории истины, которую он использует.Можно возразить, что такое отсутствие делает невозможным судить, является ли теория Скорупского или ее расширение контрпримером к C2. Но «теория соответствия» неоднозначна между общей концепцией истины, которая апеллирует к соответствию как отношениям, создающим истину, и очень подробным анализом истины, который удовлетворительно определяет понятие истины в терминах отношения соответствия. Как общая концепция, теория соответствия истины недостаточна для морального реализма.Антиреалисты имеют право на соответствующую истину моральных суждений постольку, поскольку моральные суждения понимаются «образно». Ибо, как , общая концепция, теория соответствия истины предписывает: «Для любого предложения верно то, что на всякий случай все могло быть так, что любой, кто верил, сомневался и т. Д., Верил, сомневался и т. Д. … что все было так, и все так »(Wright 1999, 218). По-видимому, концепция «предлагает немного больше, чем длинную версию банальности корреспонденции», и она «определенно не имеет прямого отношения к дебатам о реализме в ее современной концепции», потому что «до сих пор нет приверженности какой-либо конкретной общей концепции. типа отношений, которые могут быть вовлечены в истину, или природы непропозициональных элементов в их областях »(Wright 1999, 223-24).С другой стороны, как анализ , теория соответствия, возможно, слишком сильна для реализма. Последний пункт не будет обсуждаться далее, поскольку наша цель здесь — установить недостаточность и ненужность теории соответствия истины для морального реализма. Кажется разумным предположить, что ирреалистический когнитивизм Скорупского или его расширение представляет собой контрпример к C2 как общей концепции теории истины по соответствию.

Подводя итог, рассмотрим следующие пять претензий:

1. Соответствующая теория истины ложна или неправдоподобна.
2. Соответствующая теория истины требует истины реализма.
3. Соответствующая теория истины не требуется для реализма (и никакая конкретная теория истины не требуется).
4. «Соответствующей теории истины в сочетании с когнитивизмом» недостаточно для реализма.
5. «Соответствующей теории истины в сочетании с когнитивизмом и соответствием (истиной) моральных суждений» недостаточно для реализма.

Обсуждение (расширенного) антиреализма Скорупского направлено на обоснование утверждения (5), но поскольку (5) подразумевает (4), нет необходимости в независимом обосновании утверждения (4).Утверждение (1) выглядит смелым, спорным и не требуется для наших целей. Утверждение (2) кажется ложным: теоретик ошибок, такой как Маки, является моральным антиреалистом, однако он может принять соответствующую теорию истины и не противоречить своей особой разновидности морального антиреализма. Кроме того, для наших целей утверждение (2) также не требуется. Чтобы правильно обозначить территорию реализма, нам не нужно определять, требует ли теория истины соответствия — будь то общая теория или анализ — — реализма.Наконец, утверждение (3) кажется по крайней мере приемлемым и имеет отношение к нашей цели. Обсуждаемое выше Т-утверждение, а именно Т-утверждение, что «Санта пришел в начале прошлого года» принадлежит к максимально последовательной системе верований, показывает, что реалисты, моральные или иные, не обязаны принимать соответствующую теорию истины. Тем не менее, если моральные реалисты выберут моральные истины несоответствующего типа, то им придется найти другие способы установления существования моральных фактов.

г.Буквальная моральная истина?

В предыдущем разделе предлагается, чтобы человек не обязательно был моральным реалистом, если он когнитивист, который считает, что моральные суждения выражают моральные истины, и что истины, которые они выражают, являются истинами из-за соответствия между суждениями и фактами в мире. Аргумент может вызвать следующий ответ: такая антиреалистическая позиция кажется возможной просто потому, что она включает отрицание буквальных истин в моральном дискурсе; даже если когнитивизм и моральные истины, полученные с помощью ревизионной теории значения, считаются неадекватными для морального реализма, тогда когнитивизм и моральные истины, полученные на основе буквального понимания морального языка, следует считать адекватными для морального реализма.В этом разделе предлагаются ответы на такой потенциальный ответ.

Еще раз рассмотрим заявление Санта-Клауса: «Санта-Клаус пришел в начале прошлого года». Антиреалист может истолковать это как «

».

Национальная экономика в прошлом году была хорошей, а экономический бум проявился в потребительской уверенности.

Следовательно, антиреалист может сказать, что, поскольку S-утверждение выражает S-чувство-суждение о национальной экономике и доверии потребителей, ничто не мешает антиреалисту принять концепцию соответствия истины.Дети, конечно же, настаивают на том, что S-утверждение является буквальным, то есть выражает S-утверждение: «Санта-Клаус пришел в начале прошлого года». Если бы S-утверждение было воспринято буквально, ни один антиреалист не смог бы утверждать, что существуют некоторые истины Санта-Клауса и что эти истины Санта-Клауса соответствуют миру. Санта-антиреалисты не могут признать никаких фактов Санты, если такое признание предполагает существование Санты, человека. S-утверждение, очевидно, выражает нечто иное, чем S-предложение, но то же самое с моральными суждениями и утверждениями?

Предыдущее обсуждение сигнализирует о сдвиге в дебатах между реалистами и антиреалистами.Буквальное значение морального языка теперь выходит на первый план. Кажется, мы прошли полный круг. Не-дескриптивисты и некогнитивисты указывают на то, что моральный язык может манипулировать нами онтологически, потому что он вводит нас в заблуждение, заставляя думать, что моральные утверждения описывают мир: очевидно, утверждение Санты нельзя понимать буквально. Даже если необоснованно настаивать на буквальной интерпретации S-утверждения, то же самое нельзя поддерживать с такой же уверенностью в отношении моральных утверждений.Неочевидно, что язык морали нельзя понимать буквально. Мы уверены, что не существует такого живого человека, как Санта-Клаус: поэтому мы можем быть уверены, что S-утверждение нельзя понимать буквально. Тем не менее, что касается моральных утверждений, именно существование моральных фактов является проблемой. В результате мы не можем быть уверены в языке морали, как в S-утверждении, что его нельзя воспринимать буквально.

Конечно, одно из самых глубоко укоренившихся разногласий между реалистами и антиреалистами заключалось в том, выражает ли моральный язык вещи буквально.Следует ли понимать моральный язык буквально или в некоторой ревизионистской манере? Скорупский, антиреалистический когнитивист, должен утверждать, что моральный язык описывает мир, но не делает это буквально. Например, он выражает наши способы влияния на других и на себя. С другой стороны, реалисты должны утверждать, что моральный язык описывает мир буквально. Моральный язык имеет оттенки нормативности, но это не означает, что моральный язык нельзя понимать буквально.Вместо этого логико-лингвистические соображения доказывают, что моральный язык ничем не отличается от обычных декларативных заявлений, выражающих обычные убеждения. Как нам выбирать между ними? Выражает ли «видоизм так же (морально), как и расизм» то, что он выражает буквально? Возможно ли вообще применить буквализм в первую очередь к дискуссии между реалистами и антиреалистами?

Конечно, трудно выбрать между двумя вышеупомянутыми альтернативами. Язык позволяет нам многое.Например, люди иногда расходятся во мнениях относительно того, выражает ли высказывание подлинный вопрос или оно выражает утверждение (в форме риторического вопроса). Это указывает на то, что бывает трудно понять, когда утверждение следует понимать буквально, а когда нет. Если буквализм имел какое-то значение в дебатах о реализме / антиреализме, то должен быть какой-то независимый способ сказать, когда утверждение следует понимать буквально. То есть буквализм в отношении морального языка требует независимой опоры.Более того, очень трудно представить, что долгая и непокорная история дебатов между реалистами и антиреалистами сводилась только к буквальному значению морального языка. По-видимому, мы понимаем, что выражают моральные утверждения, хотя бы в элементарной форме. Разногласия по поводу буквализма могут помочь объяснить, почему моральные реалисты и антиреалисты часто, кажется, не согласны друг с другом. Тем не менее, приписывание различных значений моральным терминам не способствует дальнейшему исследованию. Во всяком случае, не представляется возможным сделать буквализм критерием морального реализма, особенно если принять во внимание трудности, связанные с буквализмом в отношении морального языка.

г. Моральные знания

Некоторые моральные суждения буквально верны, но некоторые истины неизвестны. Иногда думают, что мы, , понимаем моральные факты правильно, в то время как другие понимают их совершенно неправильно. Есть ли основания в таком утверждении? Знает ли кто-нибудь когда-нибудь, что определенные моральные суждения верны? (Джоэл Купперман спрашивает, например: «[если] существует некоторый набор моральных истин или приблизительно правильных моральных убеждений, независимо от наших чувств, отношений или мнений, то как мы можем когда-либо узнать, что мы нашли или пришли к их? »1988, 33.По мнению реалиста, мы иногда правильно понимаем некоторые моральные факты. То есть нам удается узнать, что определенные моральные суждения верны. Моральный реализм подразумевает своего рода буквальную теорию успеха, и поэтому он подразумевает моральное знание. Или моральный реализм предполагает, по крайней мере, возможность такого знания.

Моральные реалисты считают, что мы можем обосновать истинные моральные убеждения или что мы можем иметь обоснованные моральные убеждения, согласно некоторым постгеттьерским теориям знания. (См., Например, обсуждение Элвина Плантинги «ордера.»; См. Gettier, 1963, и Plantinga, 1993a и 1993b). Некоторые моральные антиреалисты отрицают это. Например, теория ошибок Маки настаивает на том, что никакие моральные суждения не считаются истинными, потому что моральные утверждения, которые их выражают, всегда ложно описывают мир. Невозможно признать ложное истиной! Моральные скептики считают, что никакие моральные суждения не оправданы и не оправданы. Утверждение об эпистемическом успехе сразу же вызывает эпистемологические вопросы: при каких условиях мы когда-либо оправдываемся или оправдываемся в своих моральных убеждениях? И как мы можем действительно сказать, что у нас есть правильные моральные факты?

В ответ некоторые моральные реалисты приняли когерентистскую теорию оправдания, в то время как другие выбрали фундаментализм и интуиционизм.Например, Дэвид Бринк принимает когерентизм в защиту натуралистической версии морального реализма. (См. Особенно Brink 1989, 122–43.) Натуралистическая эпистемология также заслуживает серьезного рассмотрения. (Сравните беспокойство Джэгвона Кима о потере нормативности. См. Kim, 1988, и Quine, 1986.) Некоторые теории оправдания легче адаптируются к моральным знаниям, чем другие. Например, причинная теория познания и обоснования плохо подходит для этой задачи. Релиабилизм Элвина Голдмана тоже может быть не самой подходящей теорией для этого.(См. Goldman, 1978 и 1986.) Но кажется очевидным, что вера в возможность морального знания может поддерживаться даже с помощью этих экстерналистских теорий оправдания. Рассмотрим, например, версию релайабилизма: S оправдано, если считать, что «что p », если и только если p является результатом надежного когнитивного процесса. Можно обоснованно считать, что «Доктор Зло» не годится, если суждение является результатом надежного когнитивного процесса, скажем, например, когнитивного процесса, который приводит к хорошему положению Остина Пауэрса.

Возможность морального знания не влечет за собой морального реализма, хотя моральный реализм влечет за собой моральное знание. Как было показано выше, ничто не мешает моральному антиреалисту заявлять о моральном знании, если она помогает себе познать когнитивизм, моральные истины и некоторую теорию оправдания. С другой стороны, моралисты не должны стесняться принятия экстерналистской эпистемологии. Натуралист-реалист надеется, что моральное знание находится на одном уровне с эмпирическим знанием.Реалист может даже согласиться с тем, что парадигмальное обоснование эмпирического знания является перцептивным и, следовательно, причинным. Моральный реалист должен отвергнуть каузальный редукционизм, согласно которому каузальная сила сопутствующих фактов полностью сводится к силе основных фактов. Моральные суждения верны только в том случае, если они правильно сообщают о сопутствующих фактах, которые зависят от неморальных базовых фактов.

e. Моральная объективность

Моральные реалисты утверждают, что некоторые буквальные моральные истины известны или что мы вправе их придерживаться.Моральные суждения верны только в том случае, если они правильно сообщают о сопутствующих фактах, которые зависят от неморальных базовых фактов. Но являются ли моральные факты — предполагаемые творцы моральных суждений — объективными? Может случиться так, что никакие этические суждения не верны независимо от желаний или эмоций, которые у нас случаются, или могут быть разные, но действительные ответы на один и тот же этический вопрос, как настаивают этические релятивисты. Ни субъективисты, ни релятивисты не обязаны отрицать буквальное моральное знание.Конечно, по их мнению, моральные истины подразумевают истины о человеческой психологии. Моральные реалисты должны утверждать, что моральные истины — и, следовательно, моральные знания — не зависят от фактов о наших желаниях и эмоциях в отношении их истины. Например, У. Д. Фальк анализирует добро как «диспозиционное свойство вещей при идеальной оценке, способность вызывать благосклонность посредством идеальной оценки» (Piker 1995, 102). Обладания объективным буквальным моральным знанием кажется достаточным для морального реализма, потому что никакие моральные антиреалисты не признают возможность такого знания.Рисунок 5 суммирует результаты обсуждения 1.1–1.5.

Рисунок 5

Мы наконец достигли определенной позиции морального реализма, которая отмечена овальной рамкой выше. Сочетание когнитивизма, дескриптивизма, теории успеха, буквализма и объективизма кажется достаточным для морального реализма. Тем не менее, есть несколько причин, по которым территория морального реализма лучше выделяется объяснительными соображениями. Это соображение приводит к объяснительному моральному реализму, согласно которому моральные факты должны иметь место, поскольку они необходимы для нашего понимания мира.Буквализм сталкивается с неопределенностью, если учесть, что означают моральные предложения, соображение, которое не идеально для дебатов о реализме / антиреализме. Несмотря на эти категории, приход квазиреализма сигнализирует о новом антиреалистическом пути. Квазиреалист может утверждать, что когнитивизм, дескриптивизм, моральные истины, моральное знание и даже моральная объективность относятся к антиреалистическому лагерю.

2. Квазиреализм, антиреализм и тезис EI

Квазиреалисты, такие как Р. М. Хэйр, Гилберт Харман и Саймон Блэкберн, обещают освободить людей от чрезмерно жесткой онтологии морального реализма, а именно от существования моральных фактов.Квазиреализм позволит людям наслаждаться традиционными реалистическими удобствами, такими как моральные истины, моральные знания и моральная объективность, без багажа реалистов, связанных с обязательствами, теоретическим бременем и практическими затратами, по крайней мере, они утверждают. Все это звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой, но такая возможность кажется захватывающей: зачем настаивать на существовании моральных фактов, если все аспекты наших моральных практик, особенно реалистично звучащие, могут быть поняты без умножающей факты реалистической онтологии? Конечно, реальный вопрос заключается в следующем: есть ли что-нибудь значимое, что будет потеряно в нашем понимании наших моральных практик, если мы согласимся на квазиреализм? На вопрос необходимо дать определенное «да», и мы увидим почему в этом разделе.

Вероятность того, что квазиреализм распространяется на людей, заключается в том, что квазиреализм не представляет серьезной угрозы для позиции морального реализма. Однако это квазиреалистическое утверждение о том, что, если мы примем сторону квазиреализма, ничего значительного не будет потеряно в нашем понимании наших нравственных практик, просто ошибочно. Квазиреалист теряет некоторые из лучших объяснений событий, положений дел и явлений в мире: квазиреалист должен отвергать народные моральные объяснения. Это так, как будет утверждаться, потому что квазиреалист не может приспособиться к народным моральным объяснениям, не сводя их к натуралистическим объяснениям.

а. Аналогия: квазиреализм в отношении пренебрежительных суждений

Блэкберн обсуждает уничижительные суждения в своей попытке показать, как квазиреалист допускает реалистичный комфорт. Квазиреалистичное понимание этих суждений, согласно Блэкберну, допускает антиреалистический когнитивизм в отношении уничижительных суждений, уничижительного дескриптивизма, уничижительной правды, уничижительного знания и даже унизительной объективности. То же можно сказать и о квазиреалистичном понимании моральных суждений: например, квазиреалист может иметь право на когнитивизм, когда дело касается моральных суждений, дескриптивизм, когда дело касается морального языка, моральной истины, морального знания и квазиреалист, возможно, может даже иметь право на моральную объективность.По аналогии с квазиреализмом о уничижительных суждениях Блэкберн утверждает, что квазиреалисты имеют право на все это, не будучи приверженными существованию моральных фактов как части предполагаемой ткани мира.

Аргумент Блэкберна о уничижительном суждении звучит примерно так: «Kraut» — уничижительное выражение по своей сути. Суждение «Франц — это Краут» — это когнитивное состояние, подобное обычным неунизительным убеждениям. Частично оно состоит из суждения о том, что Франц немец.Предложение или высказывание «Франц — краут» выражает утверждение, описывающее, как устроен мир. Предложение Франца выражает нечто верное, а именно то, что Франц — немец, поскольку в нем больше ничего не говорится о нем. Но приговор Францу выражает не только его национальность. В нем также говорится, что немцы, в том числе Франц, достойны насмешек. Мы можем назвать эту дополнительную часть «уничижительным приговором» приговора Франца. Приговор Франца выражает нечто ложное, потому что, согласно Блэкберну, часть, в которой выражается уничижительное суждение, ложна.Никто не может быть предметом насмешек только из-за своей национальности. Следовательно, заявление Франца описывает мир ложно.

Что делает заявление Франца ложным? Утверждение Франца становится ложным по двум причинам: 1) никто не является достойным объектом насмешек только из-за своей национальности, поэтому утверждение ложно, потому что оно ни к чему не относится; и 2) в мире нет человека, по отношению к которому уместно иметь уничижительное отношение и / или намерение, выраженное посредством заявления Франца.Квазиреалист может утверждать, что истинность или ложность утверждения Франца должна определяться существованием или отсутствием человека, по отношению к которому уместно иметь такое отношение. Поскольку такого человека нет, заявление Франца ложно. Другими словами, спикер предложения Франца говорит ложно, потому что она сообщает о положении дел как о фактическом, но не действительном, а именно, она ложно сообщает, что уместно иметь унизительное отношение к некоторым людям исключительно из-за их национальности, хотя она, возможно, правильно определяет национальность Франца как немец.Истина или ложь в уничижительных суждениях могут быть обнаружены в том смысле, что они соответствуют или не соответствуют миру.

Аналогичным образом квазиреалисты могут заслужить право поддерживать когнитивизм, когда дело касается моральных суждений, дескриптивизма, моральных истин, морального знания, моральной объективности и так далее. Для квазиреалистов внутренняя работа морального языка такова, что они допускают такие реалистично звучащие выражения, как моральные истины, никогда не принимая реалистическую онтологию.

г.Квазиреализм, антиреализм и объяснительный моральный реализм

Квазиреалист рисует радужную философскую картину, в которой можно наслаждаться реалистично звучащей роскошью, не преумножая сущностей сверх необходимости. Тем не менее, остается нерешенный вопрос: не лучше ли иметь настоящую вещь, чем иметь квазиреальную вещь, особенно когда теоретическая цена верна? Мы должны оспорить право квазиреалистичного человека на то, чтобы его считали современной наследницей морального антиреализма, и исследовать причины, по которым она считает квазиреализм истинным.Именно этический релятивизм побеждает антиреалистические права Хармана. Блэкберн зарабатывает себе шпоры благодаря проективизму, который в конечном итоге допускает онтологическую экономию. Но почему квазиреалисты думают, что их антиреализм верен? И Харман, и Блэкберн дают удивительно единодушное объяснение. Они называют это тезисом объяснительной неадекватности морали, и он обращается к сравнительной объяснительной неполноценности моральных фактов, полному отсутствию объяснительной силы моральных фактов или объяснительному редукционизму.

Например, согласно Блэкберну, проективизм должен быть истинным, потому что «нам нужно объяснить запрет на смешанные миры, и утверждается, что антиреализм [проективизм] делает это лучше, чем реализм» (1984, 184). Харман считает, что этический релятивизм — точка зрения о том, что «не существует единой истинной морали» — должен быть правдой, потому что это «разумный вывод из наиболее правдоподобного объяснения морального разнообразия» (Harman and Thomson 1996, 8). Аргумент Хармана — это версия объяснительной неадекватности тезиса о моральных фактах.Это тезис о неадекватности, который дает квазиреалисту право на антиреалистическую скупость. Чтобы обозначить территорию морального реализма таким образом, который подразумевает точку зрения нерелевантности (точку зрения, что объяснительная неадекватность моральных фактов не является свидетельством против морального реализма), игнорирует тот факт, что в первую очередь тезис о неадекватности дает квазиреалисту право на антиреализм. Объясняющая сила моральных фактов — единственная реалистическая доктрина, которая не подвержена квазиреалистическому опровержению.

Для квазиреалистов вызывает недоумение выдвижение тезиса об объяснительной неадекватности, поскольку у нее достаточно места для размещения народных моральных объяснений. Ей нужно только апеллировать к предполагаемым моральным фактам, как будто они реальны. Отношение «как будто» делает работу йомена. Это дает ей право использовать такие понятия, как двойственность, моральная истина, моральное знание и так далее. Кажется довольно произвольным останавливаться на моральных объяснениях. Пренебрежительное отношение квазиреалиста к моральным объяснениям — это квалификация квазиреалиста как антиреалиста.

3. Моральный реализм после квазиреализма

Такие квазиделикатесы, как квазиморальные истины, квазиморальные знания или квазиморальная объективность, допускают современные антиреалистические подходы, но моральные реалисты определенно не могут довольствоваться ими. Моральные реалисты должны найти способ не только отвергнуть разоблачение квазиреалистами разногласий между традиционными реалистами и антиреалистами, но также и способ установления «настоящих» моральных удобств. Моральные реалисты делают это двумя способами, утверждая существование объективных буквальных моральных истин и объяснительного морального реализма.

На рисунке 5 показан преувеличенный способ обоснования онтологического тезиса реалиста, а именно, что существуют моральные факты. На этот надутый моральный реализм реалистическая точка зрения оказывается смесью четырех основных философских теорий: когнитивизма, дескриптивизма, буквализма и теории успеха. (Соответствующая теория истины не является ни необходимой, ни достаточной для морального реализма, как мы видели выше.) Хотя существование объективных буквальных моральных истин может показать, что вышеупомянутые теории в совокупности достаточны для морального реализма, она игнорирует способы квазиреалистического высказывания реалистично звучащие вещи (квазиреалистический способ маскироваться под моральных реалистов, если хотите).Было бы целесообразно использовать менее раздутый способ обозначения реалистичной территории, если такой способ существует. Это потому, что квазиреалисты настаивают на том, что они имеют такое же право на когнитивизм, дескриптивизм, моральную истину, моральное знание и даже моральную объективность, как и моральные реалисты. Их настойчивость эффективно препятствует попыткам реалистов обозначить свою территорию, полагаясь на традиционное разногласие между реалистами и антиреалистами, показанное на рисунке 5.

Объяснительный моральный реализм был предложен как способ заблокировать предполагаемый квазиреалистический маскарад.Он фокусируется на значении моральных объяснений. Моральный реалист, сторонник объяснения, считает, что моральные факты действительно объясняют события и положения дел в мире. В грубой форме объяснительный реалист утверждает, что моральные факты существуют потому, что они объясняют неморальные события. Однако ее утверждение обсуждается даже в лагере реалистов. Некоторые моральные реалисты считают, что объяснительная адекватность (или неадекватность в этом отношении) не имеет отношения к установлению истины морального реализма; и нелегкая задача показать, что моральные факты действительно объясняют (или что квазиреалистическое приспособление моральных объяснений не так надежно, как она утверждает).Тем не менее, поскольку объяснительный моральный реализм намного проще, чем раздутый моральный реализм на рисунке 5, объяснительный моральный реализм требует от реалиста пристального внимания.

4. Ссылки и дополнительная литература

• Олстон, Уильям П. 1996. Реалистическая концепция истины . Итака: Издательство Корнельского университета.
• Эйер, А. Дж. 1952 г. Язык, истина и логика . Нью-Йорк: Dover Publications.
• Блэкберн, Саймон. 1981. «Следование правилам и моральный реализм», у Хольцмана и Лейха (1981).
• Блэкберн, Саймон. 1984. Распространение слова: основы философии языка . Оксфорд: Издательство Оксфордского университета.
• Блэкберн, Саймон. 1993. Очерки квазиреализма . Нью-Йорк: Издательство Оксфордского университета.
• Блэкберн, Саймон. 1998. Управляющие страсти: теория практического мышления . Оксфорд: Clarendon Press.
• Блэкберн, Саймон и Кейт Симмонс, ред. 1999. Правда . Оксфорд: Издательство Оксфордского университета.
• Бринк, Дэвид О. 1989. Моральный реализм и основы этики . Кембридж: Издательство Кембриджского университета.
• Дарвалл, Стивен, Аллан Гиббард и Питер Рейлтон. 1992. К этике Fin de siècle: некоторые тенденции. Философское обозрение , 101 (1): 115-89.
• Додд, Джулиан. 2002. «Недавние исследования истины», Philosophical Books , 43: 279-91.
• Fine, Kit. 2001. «Вопрос реализма», Philosopher’s Imprint 1 , (1): 1-30.
• Гич, Питер. 1965. «Утверждение», The Philosophical Review , 74: 449-465.
• Gettier, E. L. 1963. «Является ли знание обоснованной истинной веры?» Анализ , 23 (6).
• Гиббард, Аллан. 1990. Wise Choices, Apt Feelings . Кембридж: Издательство Гарвардского университета.
• Голдман, Элвин И. 1978. «Причинная теория познания», в Очерки знания и обоснования , под редакцией Г. С. Паппаса и М. Суэйна. Итака: Издательство Корнельского университета.
• Голдман, Элвин И. 1986. «Что такое обоснованная вера?» in Empirical Knowledge: Readings in Contemporary Epistemology , под редакцией П. К. Мозера: Rowman & Littlefield Publishers, Inc.,
• Заяц, Р. М. 1952 г. Язык морали . Оксфорд: Издательство Оксфордского университета.
• Харман, Гилберт. 1977. Природа морали . Нью-Йорк: Издательство Оксфордского университета.
• Харман, Гилберт. 1986. «Моральное объяснение естественных фактов — можно ли проверить моральные претензии на соответствие моральной реальности?» Южный философский журнал , XXIV (Приложение): 57-68.
• Харман, Гилберт. 2000. Объясняя ценность и другие эссе в моральной философии . Оксфорд: Издательство Оксфордского университета.
• Харман, Гилберт и Джудит Джарвис Томсон. 1996. Моральный релятивизм и моральная объективность . Кембридж: Блэквелл.
• Hatzimoysis, Энтони. 1997. «Минимализм в отношении истины и этический когнитивизм», в Analyomen , 2, том III: Философия разума, практическая философия, Miscellanea , под редакцией Г. Меггла.де-Грюйтер: Хоторн.
• Хорган, Теренс и Марк Тиммонс. 2000. «Недескриптивистский когнитивизм: структура новой метаэтики», Philosophical Papers , 29: 121-153.
• Хорвич, Пол. 1998. Правда . 2-е изд. Оксфорд: Clarendon Press.
• Ким, Джэгвон. 1988. Что такое «Натурализованная эпистемология»? Философские перспективы 2 (эпистемология) : 381-405.
• Купперман, Джоэл Дж. 1988. «Этическая ошибочность», Ratio 1: 33-46.
• Линч, Майкл П. 1997. «Критическое исследование: минимальный реализм или реалистичный минимализм?» The Philosophical Quarterly 47 (189): 512-518.
• Пайкер, Эндрю. 1995. «W. Альтернатива моральному реализму и антиреализму Д. Фалька », Auslegung 20 (2): 100-105.
• Плантинга, Элвин. 1993a. Ордер: текущие дебаты . Нью-Йорк: Издательство Оксфордского университета.
• Плантинга, Элвин. 1993b. Гарантия и надлежащее функционирование . Нью-Йорк: Издательство Оксфордского университета.
• Куайн, В. В. О. 1986. «Натурализация эпистемологии», в «Эмпирические знания: чтения в современной эпистемологии », под редакцией П. К. Мозера: Rowman & Littlefield Publishers, Inc.
• Сейр-МакКорд, Джеффри. 1988. «Множество моральных реализмов», в Эссе о моральном реализме . Итака, Нью-Йорк: Издательство Корнельского университета.
• Скорупский, Джон. 1999. «Ирреалистический когнитивизм», Ratio XII: 436-459.
• Стивенсон, К. Л. 1937. «Эмоциональное значение этических терминов», Mind 46: 14-31.
• Стивенсон, К. Л. 1944. Этика и язык . Нью-Хейвен: издательство Йельского университета.
• Стивенсон, К. Л. 1963. Факты и ценности . Нью-Хейвен: издательство Йельского университета.
• Sturgeon, Николас Л. 1986. «Харман о моральном объяснении природных фактов», Южный философский журнал XXIV (Приложение): 69-78.
• Тененбаум, Серджио. 1996. «Реалисты без причины: дефляционные теории истины и этический реализм», Канадский философский журнал 26 (4): 561-90.
• Уоллер, Брюс Н. 1994. «Некогнитивистский моральный реализм», Philosophia 24 (1-2): 57-75.
• Веджвуд, Ральф. 2007. Природа нормативности , Oxford University Press.
• Райт, Криспин.