Национальная самоидентификация в эпоху глобализации | Программа: ПРАВ!ДА? | ОТР
Дмитрий Полетаевдиректор региональной общественной организации «Центр миграционных исследований»
Владимир Зоринпредседатель комиссии ОП РФ по гармонизации межнациональных и межрелигиозных отношений, член президиума Совета при Президенте РФ по межнациональным отношениям
«Идентичность – как грех: сколько бы мы ей
ни противились, избежать ее мы не в силах».
Леон Вильзитер
Юрий Алексеев: Здравствуйте! Программа «ПРАВ!ДА?» на Общественном телевидении России. Меня зовут Юрий Алексеев. И вот тема сегодняшнего выпуска:
Раз в 10 лет данные Росстата по численности и составу населения регионов страны проверяются большим и серьезным мероприятием – переписью населения. Новая перепись запланирована на октябрь 2020 года, и в ее ходе россияне смогут причислить себя к любой национальности. Снятие ограничение на национальную самоидентификацию привело к занятному результату: во время предыдущей переписи 2010 года некоторые наши граждане указывали свою принадлежность к таким народам, как казак, помор, скиф и даже эльф. Кто мы? Как мы себя определяем? Как вообще проявляется проблема поиска или сохранения национальной идентичности в современном мире? Как меняется национальная и конфессиональная структура нашего общества?
Юрий Алексеев: Как-то на придворном балу к маркизу де Кюстину, автору одной из очень популярных книг о России, подошел император Николай I и спросил: «Вы думаете, все эти люди вокруг вас – русские?» – «Ну конечно», – отвечает маркиз. «А вот и нет. Этот – поляк. Этот – немец. Этот – грузин. Там вот молдаванин с евреем стоят». – «А кто в таком случае русские, Ваше императорское величество?» – «А вот только когда они все вместе – они русские», – ответил император.
Сегодня в России проживает более 190 народов. Всех их объединяют проблемы нашего государства, его победы, радости, горести. Все больше смешанных браков. Появляются дети, которые затрудняются четко ответить на вопрос: «А кто ты?»
Владимир Юрьевич, а на ваш взгляд, насколько актуален вообще этот вопрос для современного мира, для современной России – национальная идентичность?
Читайте такжеНа проведение переписи населения из бюджета выделят 33 миллиардаВладимир Зорин: Чрезвычайно актуален, Юрий. Во-первых, хотел сказать спасибо за тему, за передачу. Как-то на фоне великих событий, связанных с Конституцией и другими случаями, мы как-то меньше стали говорить о переписи, а это очень важно. Сейчас момент активной подготовки. И каждый в этой дискуссии (и в нашей тоже) определится, как ответить на вопрос о его национальности и родном языке. Это очень важно. Сегодня наши ученые определяют, что в России 193 народа. Добавится ли какая-то еще идентичность? Может добавиться. Но больших изменений в составе этнокультурного баланса мы не ожидаем.
Ну, могут быть новации. Например, у нас семь народов имеют численность более 1 миллиона человек. Близко к этой численности подступают аварцы. Может быть, перепись выявит, что аварцы (а это один из народов Дагестана) станут еще одним миллионником.
Или второй пример. У нас есть коренные малочисленные народы – ненцы. Согласно науке, у нас к коренным малочисленным народам относятся народы, которые до 50 тысяч человек. И вот интересный сейчас феномен, что данные учета говорят о том, что, возможно, ненцы подойдут вплотную к этой численности. И перед наукой, перед обществом встанет вопрос: а что будет, если ненцев будет больше?
Кстати, коренные малочисленные народы в общей массе сокращаются, а отдельные из них, вот видите, где есть другая тенденция. Для государства это очень важно. Для многонационального, поликонфессионального российского государства очень важно знать баланс межнациональный и языковый, для того чтобы правильно строить свою политику по удовлетворению прав народов, населяющих нашу страну, на язык, на культуру, на образование.
Юрий Алексеев: Спасибо.
Маргарита Арвитовна, а на ваш взгляд, самому человеку определять, кто он, сегодня важно? И если да, то насколько? И Россия в контексте мирового взгляда, что ли, на эту тему? Или она как-то сама по себе?
Маргарита Лянге: Ну, я обращу ваше внимание на то, что у нас несколько переписей подряд увеличивается количество народов. К чему это? Почему у нас в XX веке был процесс обратный?
Владимир Зорин: Я прошу прощения, извини, я перебью. В последней переписи Советского Союза было 126 народов.
Юрий Алексеев: А сейчас – 193.
Владимир Зорин: Да, а сейчас – 193.
Маргарита Лянге: О чем это говорит? Почему вдруг людям так важно вспомнить, кто они, почему они такие, и как-то себя по-другому определять? Это действительно важно. И это такой волнообразный процесс, мы его наблюдаем. Часто в этот процесс включаются люди, которые живут в городах-миллионниках. Вы правильно сказали, что дети от смешанных браков. У них вдруг что-то просыпается – и они говорят: «А вот я принадлежу к такому народу». И активно начинают заниматься культурой этого народа.
А бывают и другие. Среди моих героев, среди моих материалов журналистских были и такие люди, которые вообще не принадлежат к народу, но вдруг в них что-то просыпается – и они начинают активно развивать ту или иную культуру.
Владимир Зорин: Маргарита, а может быть, это своеобразный ответ на глобализацию?
Маргарита Лянге: Возможно, да. Но мне кажется, что и наша Конституция, о которой сейчас так много говорят, она гарантирует каждому человеку называться так, как он себя считает нужным.
Владимир Зорин: 26-я статья.
Юрий Алексеев: Да-да-да.
Маргарита Лянге: Это очень важный момент! Не по крови, не «приди и докажи», миллион бумажек, а именно – как ты себя ощущаешь, тот ты и есть.
Юрий Алексеев: То есть назвался эльфом – будешь эльфом. Так и быть.
Маргарита Лянге: Да. Знаете, над эльфами сильно и много смеются. Это такой у нас как бы предмет для анекдотов.
Юрий Алексеев: Ну конечно. Это то, что бросается в глаза.
Маргарита Лянге: Но я хочу обратить внимание, что ведь процесс этногенеза не закончился в XIX веке. У нас, начиная с XIX века… Вот последний народ, которому 100 лет (и официальная наука, которую Владимир Юрьевич у нас представляет, признала), – это долганы. Что такое долганы? 100 лет назад появились, были признаны народом. А это смесь русских затундренных крестьян, якуто́в (именно якуто́в, так называют их там), коренных народов, которые там жили. И получился такой как бы интересный продукт, отдельный народ. И его признали отдельным народом.
Но сейчас у нас ведь и территориальные идентичности, смешиваются народы. Много чего происходит. Мне кажется, что не надо считать, что весь наш этногенез закончился в XIX веке. Нет. Мы продолжаем перемещаться по нашей огромной и прекрасной стране. Мы продолжаем перемешиваться. И вполне возможно…
Владимир Зорин: Обмениваться культурами.
Маргарита Лянге: Обмениваться культурами, да. И у нас что-то появляется новое – так же, как это было на протяжении всех веков.
Юрий Алексеев: А что нужно, чтобы народ признали, что он правда существует? Какой след он должен оставить? Как он должен о себе заявить?
Владимир Зорин: Есть целый набор признаков.
Маргарита Лянге: Вы знаете, есть целый набор признаков. Но есть народы, которые выбиваются из этого набора признаков. Например, говорят, что должна быть территория, должен быть язык. Но у нас есть народы, которые без территории, но с языком – допустим, цыгане. Или язык должен быть письменным. Но у нас опять же есть народы, у которых язык бесписьменный, но они не являются от этого не народами. Понимаете, это такая сложная вещь!
Юрий Алексеев: Целый квест просто.
Маргарита Лянге:
Да. И наши ученые пытаются найти разные подходы…Владимир Зорин: Нет, для этого есть Институт этнологии и антропологии. Это целая наука. Извините, я хотел бы уточнить.
Маргарита Лянге: Хорошо.
Владимир Зорин: Вот казаки и поморы к эльфам не относятся.
Юрий Алексеев: Да, да.
Владимир Зорин: Это другой разговор. Если интересно, мы можем его затронуть.
Юрий Алексеев: Ну, если успеем, тогда коснемся этой темы.
Дмитрий Вячеславович, вам вопрос. Как вы относитесь к мысли о том, что у человека потребность в самоидентичности возникает, когда есть какой-то кризис – либо внутренний, либо внешний. А когда все нормально, то ему, по сути, и без разницы, ему и так нормально живется.
Дмитрий Полетаев: Можно сказать, что это выход из зоны комфорта. Если в России его спрашивают, кто он, то он может ответить одно. А когда он за границей, он может ответить другое. Это зависит еще от ситуации, конечно, от того, где он находится. И мне кажется, что хорошая тема. Действительно, она поможет многим подумать: «А кто я? Вот на переписи ко мне придут и спросят, кто я». И в условиях, когда молодой человек живет в такой глобализированной среде, Facebook… Те, кто имеют возможность путешествовать, путешествуют. И жители больших городов как отдельная такая нация.
Мне кажется, иногда отпадает просто необходимость себя как-то идентифицировать, когда ты живешь в большом городе, потому что здесь все-таки очень важно, кто ты сам по себе, не кто были твои предки. А это раньше было очень важно. Вот мы говорили здесь про отчество. «С отчеством тебя писать или без?» Как Петр писал купцов с отчеством, и они прямо перед ним: «Так ты нас и с отчеством напишешь?» Это очень важно. Среда меняется. С другой стороны…
Юрий Алексеев: А в каких случаях потребность в самоидентичности возникает, если большие города?
Дмитрий Полетаев: Вы знаете, очень интересно. В силу того, что я миграцией занимаюсь, очень интересно, как себя определяют дети от смешанных браков. Например, приехал из Киргизстана отец, а мать русская. Или наоборот. И вот как себя будет ребенок определять? Это зависит от того, насколько он интегрирован.
Если он интегрирован хорошо, он в Киргизию не ездил (или, даже если ездил, он не считает ее уже своей родиной), то он напишет, что русский. А если он находится в таком положении, что он себя чувствует сложно из-за того, что интеграция не произошла, к нему относятся плохо, дразнят его или просто на улице… А у нас это такой скрытый расизм, и он, к сожалению, не изжит. Может быть, он тогда напишет, что именно киргиз.
Это такой общий вопрос. Когда в Западную Европу приезжали, например, родители, они приезжали с целью заработать и стать французами или немцами. А у их детей уже не было такой цели, они были рождены в Германии. Но они учат свой национальный язык. Они воспринимают себя не как немцы, а они воспринимают себя как, может быть, даже один из родителей. Вот это в том числе, на мой взгляд, будет лакмусовой бумажкой их интеграции, как будут себя определять вот такие дети от смешанных браков.
Юрий Алексеев: Либо вообще деликатно уйдут от ответа.
Владимир Зорин: В результате этой переписи впервые будет возможность указать две идентичности, если вдруг человек находится в такой ситуации, о какой вы говорите. Так что мы можем получить в результате картину.
Дмитрий Полетаев: И это правильно, это правильно.
Маргарита Лянге: Я хочу напомнить о том, что у нас вот этот всплеск этничности в нашей стране когда произошел – в 90-е годы, когда нам было очень сложно.
Юрий Алексеев: Даже с конца 80-х.
Маргарита Лянге: Да. Ну, конец 80-х, когда у нас было ощущение, что что-то рушится в стране, какая-то неуверенность. И мне кажется, что желание припасть к своим таким этническим истокам – наверное, это желание интуитивное: сбиться в стаю, чтобы выжить. И вот эта первичная стая, которая была, которая нам дана, каждому из нас, – это стая нашего рода, нашего народа и так далее. И надо как-то своих родственников поближе – может быть, мы тогда прорвемся и продержимся.
Юрий Алексеев: Но несмотря на обострение этой истории в 90-х, Борис Николаевич Ельцин ведь после столетней паузы вспомнил слово «россияне» и обращал именно «дорогие россияне».
У нас есть статистика. Задали людям вопрос… Это опрос информационного портала VNNEWS, то есть не научная выборка, но тем не менее.
Владимир Зорин: Когда? Сейчас?
Юрий Алексеев: Не скажу. Нет, не сейчас, не сейчас, это несколько лет назад. «Нравится ли вам слово «россияне»?» 47% ответили «не нравится»; 26% – «красивое слово и звучит гордо»; еще 26% – «отношусь нейтрально»; и 1% затруднился ответить.
Максим Владимирович, видите ли вы какую-то разницу? Русские мы? Россияне? Почему это слово забыто? Надо ли его вспоминать?
Максим Дмитриенко: Это очень хороший вопрос. И на этот вопрос, когда возникает дискуссия, всегда отвечаем двумя предложениями. Первое: русские – это национальность. Как правильно выразиться? Люди, наследники славянских племен, самоидентифицировали себя вокруг единой территории, которые назвали себя русскими. А вторая часть слова «русские» – это самоопределение по образу быта. Образ быта – это некая система вечных ценностей, система ценностей той аудитории, в которой ты живешь и растешь.
История России неразрывно связана с какими-то военными и прикладными вещами. Соответственно, быт и уклад военный или околовоенный очень сильно доминирует в этом русском укладе жизни. И все малые народности, которые примкнули к большой территории для защиты, они тоже имеют право называть себя русскими. Даже не возникает ни у некоторых народностей сомнений, называя «русский офицер», «русский солдат», и называют фамилии любых народов регионов. И они по праву себя также называют.
Юрий Алексеев: Но при этом российская армия сегодня.
Максим Дмитриенко: Российская или русская армия. И в русской армии служат русские солдаты разных национальностей.
Юрий Алексеев: Павел Алексеевич, а вас не коробит, когда говорят «россияне»? Сейчас, одну секунду.
Владимир Зорин: Нет-нет, я здесь соглашаюсь.
Юрий Алексеев: Павел Алексеевич, вас не коробит, когда к вам обращаются как к россиянину? Хотя 20 лет не сильно часто мы слышим такое обращение.
Павел Коротков: Ну, по долгу моей деятельности… А я занимаюсь международными проектами, в принципе, достаточно давно работаю с Африкой, работаю с Финляндией. Для меня в принципе проникновение культуры в культуру является нормой.
Я просто хотел бы в поддержку предыдущего вопроса ответить. Я хочу рассказать маленькую историю. Это моя личная история из моей жизни – о том, как я пережил этот когнитивный диссонанс, этот вопрос «Кто же я на самом деле?». Это очень интересно. В 2012 году я ездил в Сенегал. Это была этнографическая экспедиция в Центральную Африку, то есть вот эта вся экзотика. Я оказался в небольшой рыбацкой деревне, где живет маленькая нация, 32 тысячи человек. Они живут на островах, занимаются рыбалкой и так далее. Я записывал фольклор африканский, снимал это все. Несколько семей пели для меня песни.
Я спросил: «Скажите, пожалуйста…» А я счастлив был безмерно такой экзотике! «Скажите, сколько лет этим песням?» Они говорят: «Ну, где-то двести. Может быть, триста. Мы не знаем. Это наша традиция. Мы не в курсе». И вот тут произошла история, которая меня, наверное, поменяла. Мне поднесли диктофон и говорят: «Вы знаете, а вы можете нам что-нибудь в ответ спеть? Ну, тоже что-нибудь такое русское, примерно такой же датировки».
И тут я понял… Честно говоря, для меня это было потрясение, поскольку я понимаю, что наша история ограничивается нашей советской историей. И вся вот эта драматургия нашей отечественной истории, которая стирала наши корни, перемешивала, возобновляла и так далее. И в конечном итоге я понял, что, кроме какой-нибудь «Катюши» или какого-нибудь «Мороза»…
Юрий Алексеев: «Русское поле». Но это тоже…
Маргарита Лянге: Совсем новые песни.
Павел Коротков: Да. Я, конечно, вспомнил в конечном итоге песню, которую исполняет Сергей Николаевич Старостин, и спел им. Но я понял, насколько вот этот культурный пласт в нас стерт. И мы в нем не уверены. После этого, возвратившись, я вернулся к национальной культуре и сейчас занимаюсь, по сути, пропагандой нашей культуры, потому что я понимаю, что, не ощущая собственных корней, ты не можешь видеть мировые.
Юрий Алексеев: Так после этой истории… Еще раз задаю этот вопрос: вы россиянин или русский?
Павел Коротков: Если учитывать, что мой прадед был евреем, моя бабушка была цыганкой, а остальная часть моих корней из Сибири…
Маргарита Лянге: …то вы настоящий русский.
Павел Коротков: А еще была мордва в моей крови. Вы понимаете, я не могу сказать…
Юрий Алексеев: Здорово, что вы все это знаете и помните.
Павел Коротков: Я этим занимаюсь, потому что это важно. Мне кажется, что момент самоидентичности возникает… Ведь что такое самоидентичность? Это некий скачок личности, когда вы вдруг понимаете, что вам это необходимо, вы хотите себя понимать, вы хотите себя знать. Именно в этот момент я начал копать в архивах и так далее. Сейчас я уже много понимаю о себе. Я понимаю, сколько во мне всего.
Юрий Алексеев: Какую интересную историю вы привели!
Владимир Зорин: Я прошу прощения…
Юрий Алексеев: Да, Владимир Юрьевич.
Владимир Зорин: Да, очень интересная, но характерная для всех россиян. Мы все-таки россияне, потому что россиянин – это общее гражданство, общая территория.
Маргарита Лянге: Взгляд на мир.
Владимир Зорин: Да, взгляд на мир. «Я русский и я россиянин». Тут нет противоречия. Кстати, Расул Гамзатов, помните, говорил: «Я в Дагестане аварец».
Юрий Алексеев: Да, это известная история.
Владимир Зорин: Вот я лично с ним был знаком. И он действительно так мыслил.
Юрий Алексеев: «В Москве – дагестанец, а за границей – русский».
Владимир Зорин: Да-да-да. «А за границей я русский». А вот то, что 100 лет назад исчезло слово «россияне» – это же была сознательная политика тогда руководства, потому что Российская Федерация была равной сестрой в семье 16 республик Советского Союза. А вообще слово «россиянин» употреблял еще и Пушкин.
Юрий Алексеев: Да еще раньше – и Феофан Грек, и Ломоносов, и Петр.
Владимир Зорин: Да. Так что слово «россияне» – исконное. Кстати, сейчас эта цифра… Этой лет пять или шесть, наверное. А сейчас люди привыкают к этому и говорят: «Да, мы россияне».
Ну и потом, была пословица в 30-е годы, в 20-е годы: «Папа – турок, мама – грек. Сам я – русский человек». То есть объединяющая роль…
Дмитрий Полетаев: Я вспомнил историю – наоборот, не «россиянин», а «русский». Мне коллега рассказывал. Он отстал в Германии от поезда. Ну, делегация с конференции уехала, а он отошел что-то купить и отстал. И он не знает, что делать, потому что у него все документы там. Вот он стоит на платформе и видит, что у соседнего поезда проводник – ну явный грузин. Он такой плотненький. Ну явно! Он к нему подходит, потому что немецкого он тоже не знает. Подходит и говорит. Он по-русски понял. Он говорит: «Слушайте, вот такое дело. Я не могу понять, что мне делать». Он говорит: «Садись. Если мы, русские, друг другу не поможем, то кто нам поможет?» И он его довез, потом на поезде доехал.
Владимир Зорин: Юрий, если можно, еще одна важная реплика.
Дмитрий Полетаев: Он сказал не «россиянин», а он сказал «русский».
Владимир Зорин: Ну и так тоже может быть. Я просто хотел бы одну реплику сказать. Идентичность не сводится только к национальности.
Павел Коротков: Совершенно верно.
Владимир Зорин: Это очень важно. Она и профессиональная, и региональная. Кто служил в армии, знает: «Наших бьют!» Танкисты на связистов, связисты на летчиков и так далее. Так что не только мы говорим о национальностях.
Маргарита Лянге: Раз уж начали говорить об истории, я тоже вспомнила 2002 год, перепись. Я активно вела передачу про перепись. И мой маленький сын тогда… Ну сколько ему? Второй класс, по-моему. Он тоже был вовлечен в процесс. Приходит переписчик, когда его нет, и он ему говорит: «Как записать?» Он говорит: «Пишите, что вся семья русских немцев». Переписчик говорит: «Нельзя так писать! Или немец, или русский». Он говорит: «Нет. Как это? Папа русский, мама с такой фамилией. Я – русский немец. И вы мне не говорите, что я не имею права, – сказал он в восемь лет. – Вы должны записать так, как я вам сказал».
Так что, в общем… Это к вопросу о том, что чем более гарантированно будут люди при встрече с переписчиком, тем более адекватную картину мы получим именно самовосприятия. Потому что он действительно себя так воспринимает.
Юрий Алексеев: То есть можно настаивать на своем?
Маргарита Лянге: Да, обязательно. Русский, но немец.
Владимир Зорин: Это 26-я статья Конституции. Обязаны записать так, как сказали.
Юрий Алексеев: Да, мы об этом помним.
Маргарита Лянге: Да, как сказали.
Юрий Алексеев: Максим Владимирович, мне кажется, Павел очень интересную тему затронул. А вот как считать – стране 25 лет, 125 лет либо это страна с тысячелетней историей? В связи с этой неопределенностью возникают ли какие-то коллизии, связанные с самоидентичностью?
Максим Дмитриенко: Эти коллизии возникают в период XX столетия, когда была попытка растворения самоидентичности и смешения всех субкультур одновременно, когда у нас Дальний Восток служил в Калининграде, Кавказ служил на Крайнем Севере, а Крайний Север отправляли в азиатские республики, в том числе на Кавказ.
Мы этим вопросом заинтересовались давно. И мы сформулировали федеральный проект по увеличению внутреннего туристического потока. Мы сейчас сформулировали рабочее название – культурно-этнографический комплекс «Кремль» – в рамках которого будут реализовываться все эти вопросы, которые вы сегодня обсуждаете. И у нас главная стратегия вокруг этого «Кремля»: мы не делаем культуру России целиком на все 85 регионов, мы берем отдельный регион и вокруг этой инфраструктуры отражаем только конкретный регион. Приведу сейчас три примера.
Например, центральная часть России или северная часть России, там доминирующая национальная принадлежность – это русские. Я хотел еще добавить к вашим всем словам, что «россиян» – это самоидентификация государственности, а «русский» – это самоидентификации национальности.
Маргарита Лянге: Гражданская самоидентификация, этническая.
Владимир Зорин: А «русский» – национальная, этническая.
Максим Дмитриенко: И этническая. То есть две самоидентификации одновременно. И они друг другу не противоречат.
Владимир Зорин: Это очень важно.
Максим Дмитриенко: Вернусь к проекту «Кремль». Допустим, на Севере это русская субкультура, русские песни, русские пляски, русские обряды. Например, возьмем Поволжье, какую-нибудь Самарскую область – там 15 национальностей. И культура Самарской области – это мультикультурные явления, которые возникли благодаря общению этих 15 национальностей.
Например, как сравнить Самару по культуре и Север, например, Архангельскую область? Это, в принципе, две разные планеты – по музыке, по одежде, по празднованию дней рождений, похоронам, по праздникам, даже по календарю, потому что на Югах зима короче, и календарь, который был привязан к обработке земли, у них другой, чем на Севере. На Севере психотип… люди психологически приспособлены к авральному режиму работу. Они зимой ремесло развивают, а летом они работают круглосуточно – чего вы никогда не добьетесь от человека, проживающего на Юге России.
И вот теперь третий пример. Например, возьмем остров Сахалин, который когда-то был населен китайцами, подчинение у них было японское, а коренные народы – это айны, которые были малочисленными. Когда японцы пришли, они устроили геноцид айнов. В итоге, для того чтобы сохранить самоидентификацию, айны полностью присягнули японского императору 300 лет назад. В этот же период пришли наши корабли с русским флагом, организовали там форт. И с тех пор это территория России.
Внимание, теперь вопрос. Как самоидентифицироваться жителям Сахалина? Какая именно субкультура находится на их территории?
Юрий Алексеев: И каков ответ?
Максим Дмитриенко: Ответ: это Архангельская область. Почему? Потому что именно из Архангельской области сформировались войска.
Маргарита Лянге: Корабли оттуда пришли.
Максим Дмитриенко: Они туда приходили как армия. Возможно, были смешения по пути, кого-то тоже рекрутировали, потому что шли на лошадях, на поездах или на кораблях в те годы. Приходили уже с доминирующей субкультурой Архангельской области и примкнувших всех остальных регионов. Вот это и есть русская или российская культура.
Юрий Алексеев: Очень любопытно!
Владимир Зорин: Первым переписчиком на Сахалине был Чехов, кстати.
Юрий Алексеев: Серьезно обобщил этот вопрос.
Владимир Зорин: Да, он разобрался.
Максим Дмитриенко: И проект этот… Я уже как бы от себя скажу. Мы считаем этот проект уникальным. У нас поддержка от Администрации президента, им заинтересовались, потому что проблематика очевидна. И в этой проблематике хотят разобраться все, потому что самоидентификация, помимо переписи населения, она и нужна людям, потому что это некая созидательная ячейка, некий созидательный элемент, чтобы люди общались. Это национальные проекты по укреплению мира и дружбы, межнациональных и межконфессиональных отношений.
Юрий Алексеев: Ну понятно. Есть о чем тут говорить. Потом поподробнее расскажете.
Максим Дмитриенко: Это бесконечная тема.
Юрий Алексеев: Прошу прощения, еще один график. Это ВЦИОМ уже, 2013 год. Респондентам задавали вопрос: «Кого вы бы могли назвать русским?» И 35% ответили: «Того, кто вырос в России и воспитывался в традициях русской культуры». На втором месте – в два раза меньше, 16%: «Того, кто русский по происхождению, по крови». На третьем месте: «Того, для кого русский язык является родным». Ну и так далее, и так далее, и так далее.
Дмитрий Вячеславович, все-таки культура на первом месте. Это не может не радовать?
Дмитрий Полетаев: Ну, это очевидно, потому что человек, который вырос…
Юрий Алексеев: Вопрос не территории, не религии, а именно культуры.
Дмитрий Полетаев: Допустим, белая эмиграция – они считали все себя русскими, хотя они в других странах жили. Хотя там написано: «Того, кто вырос в России». Но даже те, кто был из них рожден потом уже во Франции или в других странах, они все равно себя чувствовали людьми русской культуры.
Юрий Алексеев: И сохраняли русский язык, лелеяли его.
Дмитрий Полетаев: Старались, старались. Не все, безусловно. Некоторые дети… Это разные стратегии. Некоторые вообще не брали паспорта других государств. Вот с нашим паспортом довольно много белых эмигрантов бывших умерло.
Тем не менее мне кажется, что не только тот, кто вырос в России. Главное здесь слово – «в традициях русской культуры». Этот признак – определяющий.
Юрий Алексеев: Да-да-да, Маргарита.
Маргарита Лянге: Вы знаете, на Дальнем Востоке старообрядцы, часть из них в свое время переехали в Китай, смешались с местным населением. И сейчас люди, которые живут в Китае, ощущают себя русскими и сохранили даже костюмы. Вы знаете, о чем я говорю. И это удивительное зрелище, когда появляются антропологические китайцы, одетые в русские костюмы. И они говорят на чистейшем русском языке. Они считают себя русскими. И они, собственно, таковыми и являются. Они приезжают в Россию на разные фестивали с этими бусами, в косоворотках, во всем, поют древние песни, которых мы не знаем, мы не помним. И это абсолютно взрыв мозга, когда ты видишь людей, которые так любят культуру и так стремятся ее сохранить. При этом антропологически они выглядят иначе, чем мы все здесь.
Юрий Алексеев: Да, Павел Алексеевич.
Павел Коротков: Я хочу добавить просто. Опять же возвращаюсь к своему африканскому опыту. Дело в том, что у меня друзья – это профессура, которая закончила институт Пушкина. Сейчас они живут в Сенегале, в Дакаре. И каждый раз, когда я приезжаю, они собираются и говорят: «Говорим только на русском! У нас сегодня день русской культуры». Мы, естественно, выпиваем водочку. Черный хлеб обязательно, селедка, вот это все.
Владимир Зорин: Гречка.
Павел Коротков: Гречка, гречка. Это обязательно должно случиться, потому что…
Маргарита Лянге: Русская крупа, да?
Павел Коротков: Да. И вы знаете, удивительный феномен я на себе там пережил, особенно когда бываешь в таких племенах: возникает момент какого-то такого природного патриотизма. Вокруг тебя 30 пар глаз, которые смотрят на тебя и пытаются понять, что такое Россия, через тебя. Ты их научное пособие.
Юрий Алексеев: Отсеять все штампы и взглянуть в глаза.
Павел Коротков: Да. Они наблюдают за всем: как ты питаешься, как ты говоришь и так далее. Они тебя изучают. И мне кажется, что это интересный и великолепный процесс, который был бы полезен многим – тем людям, которые не могут себя идентифицировать. Просто надо съездить в Центральную Африку – и сразу поймете, кто вы и зачем.
Маргарита Лянге: Или на фестиваль семейских.
Павел Коротков: В том числе.
Юрий Алексеев: Владимир Юрьевич, все-таки территориальный признак насколько важен? Либо можно прекрасно почувствовать себя русским, учась за границей, но читая русскую классику?
Владимир Зорин: Ну, вы знаете, тут есть разные точки зрения. Моя позиция: от территории, от земли все-таки ментальность идет.
Юрий Алексеев: Березки все-таки делают свое дело?
Владимир Зорин: Да-да, березки. Ну и потом – образ жизни, традиции. Сейчас говорили, был хороший пример: сколько зима, сколько лето, что делать. Это имеет определенное значение, безусловно. Ну и потом, нельзя отрицать… Мы сейчас не говорим об этом, но есть родовое сознание, родовые традиции и так далее. Это тоже очень сильный фактор, но мы о нем сегодня как-то не говорим.
Юрий Алексеев: И у русских тоже есть эти традиции?
Владимир Зорин: Безусловно.
Юрий Алексеев: И они крепки?
Владимир Зорин: Безусловно. Не все они сейчас соблюдаются, как, например, у наших южных народов, где если ты не знаешь свое седьмое колено, то ты вне социума. У нас несколько иначе. Но в последние годы, в последнее время мы все очень активно занимаемся (хочу сказать – все) родословным генеалогическим древом.
Когда я работал в Нижнем Новгороде, мы проводили там конкурсы с нижегородцами. Правда, я работал в администрации округа Приволжского. Мы проводили конкурсы. Представляете, были люди, которые с XVI века живут в Нижнем Новгороде. Это очень интересно! И вот эта принадлежность к родной земле, к истории, к традициям – это очень мощный фактор укрепления национальной идентичности и понятия того, что мы называем…
Юрий Алексеев: А они всегда знали, что с XVI века там предки живут?
Владимир Зорин: Нет конкретно. Благодаря последним исследованиям…
Маргарита Лянге: Вы знаете, человек себя по-другому начинает вести.
Владимир Зорин: Да, да.
Маргарита Лянге: Он совершенно по-другому начинает себя вести. Не так, как будто он случайно попал, и здесь он может делать все что угодно, и так же исчезнуть из этого пространства. А он понимает, что за ним стоят предки, и их много. И человека, за которым стоят предки, его видно. Ну совершенно другая система координат. Мне кажется, что это хорошо, если мы будем знать, что за нами стоят предки.
Юрий Алексеев: А что это дает на фоне других государств, других наций?
Маргарита Лянге: Это дает прежде всего человеку, наверное, уверенность, вот какую-то укорененность, которую невозможно ничем как бы сбить, перешибить. Ты стоишь, и у тебя на века те предки, которые что-то хорошее делали для этой страны. Это очень многое дает человеку для сегодняшнего дня, когда он выбирает между тем, что можно легко заработать, кого-то обмануть или что-то еще сделать. Он не делает такой выбор именно потому, что ему есть на что опереться. А когда не на что опереться, то тогда, как говорят, «хватай быстрее, беги дальше», еще что-то. Что у нас в 90-е годы говорили? Вот это от этого, из-за людей, которые не имеют корней, которые не помнят, и им не стыдно перед предками.
Юрий Алексеев: Максим Владимирович, сейчас вам слово дам, но прежде еще один график любопытный. Журналисты сайта «ЙОД» изучили поисковые запросы россиян и выяснили, какие стереотипы имеются у них о своих соотечественниках с разных концов…
Маргарита Лянге: Известная карта, да-да-да.
Юрий Алексеев: И вот стереотипы. Тут очень часто негативные встречаются. Вот белгородцы, как выяснилось, москвичи, смоляне и ярославцы, по результатам запросов поисковиков, оказались злыми, удмурты – некрасивыми, ростовчане – наглыми. Зато ингуши, осетины и якуты красивыми оказались.
Владимир Зорин: Например, Маргарита у себя проводила исследование, у нее другие данные.
Юрий Алексеев: А сейчас мы это тоже прокомментируем. Максим Владимирович, сначала вам слово.
Максим Дмитриенко: Хотел более детализировать то, что вы сказали. Очень приятно осознавать, что я с таким великими учеными рядом стою. Ну, небольшие, незначительные детали.
Юрий Алексеев: Но вы сюда поглядывайте все-таки. Вопрос…
Максим Дмитриенко: Да, я сюда поглядываю. И с позиции культуры немножечко, парочка фольклорных дразнилок тоже добавлю вам.
Юрий Алексеев: Например?
Максим Дмитриенко: «Соленые уши» есть.
Юрий Алексеев: Это Пермь, да?
Максим Дмитриенко: Туляков часто называют «пряниками». Тверских часто называют «козлами» из-за того, что там борода растет особым образом.
Маргарита Лянге: Это поисковые запросы на самом деле.
Юрий Алексеев: Да-да-да, поисковые запросы.
Маргарита Лянге: Это не совсем корректное отражение, но это именно по поиску.
Юрий Алексеев: А в Рязани грибы с глазами. А тут, по-моему, рязанцы – «косопузые».
Максим Дмитриенко: «В России только три столицы: Москва, Рязань и Луховицы».
Маргарита Лянге: Да, «косопузые». А знаете, что такое «косопузые»?
Юрий Алексеев: Топор же, по-моему…
Маргарита Лянге: Да, абсолютно верно! Мало кто помнит об этом.
Максим Дмитриенко: «А мы, вологодские, все можем починить, окромя часов». – «Почему?» – «Топор не помещается».
Маргарита Лянге: Ха-ха-ха!
Павел Коротков: Я знаю очень интересный африканский стереотип…
Юрий Алексеев: Сколько вы набрали там!
Маргарита Лянге: Единственный человек, который стоит в косоворотке у нас в студии, а его в Африку все тянет.
Павел Коротков: Просто дело в том, что я там общался с людьми, которые здесь долгое время учились. Они вообще себя считают… При том, что они африканцы, они считают себя русскими. Просто побыв 10–15 лет в России, ты приезжаешь в другую страну – и тебя не узнают, ты другой. Ты как бы впитываешь энергетику, атмосферу, я не знаю, менталитет. И он говорит, что в Африке бытует такой стандарт, он звучит по-английски: «What are you rush like a russian?» Это такая игра. «Что ты торопишься, как русский?» Rush and russian. Это такой стандарт. Они нас узнают, потому что мы суетимся, как ни странно.
Владимир Зорин: Но вы их понимаете.
Маргарита Лянге: Другие темп и ритм.
Владимир Зорин: Сибиряков там не было. Они не суетятся.
Дмитрий Полетаев: Александр Сергеевич из Африки, «наше все», Пушкин. И нас тянет туда.
Юрий Алексеев: Маргарита, Владимир Юрьевич сказал, что у вас есть какой-то контраргумент по поводу этих запросов в поисковике относительно соседей.
Владимир Зорин: Вы же проводили опрос, я помню.
Маргарита Лянге: Ну да. Но у нас не было таких. Мы говорили, что для того, чтобы вот этого не было, нам нужно больше информации размещать в интернете. Конечно, это абсолютные стереотипы. У нас было все немножко по-другому. Мы просили молодых журналистов рассказать о том, как они представляют свой регион, представителей своего народа. Там не было негативных историй, но там, да, встречались «косопузые» с историческими отсылками. Там встречались скорее такие термины, которые вселяют гордость за свой народ. А вот это…
Юрий Алексеев: Мне кажется, троллинг соседей – это вообще распространенная практика во всех странах.
Маргарита Лянге: Да, конечно.
Юрий Алексеев: Те же Штаты взять.
Владимир Зорин: Вообще здесь нет злости. Вы обратите внимание – здесь нет злости.
Маргарита Лянге: Нет-нет-нет, есть, есть нехорошие моменты.
Юрий Алексеев: Если внимательно посмотреть, то кто-то не выдержал.
Маргарита Лянге: «Агрессивные», «боятся».
Владимир Зорин: Ну, в массе.
Юрий Алексеев: Максим Владимирович, вы хотели сказать.
Максим Дмитриенко: Я хотел сказать про корни, про родовую преемственность. Например, здесь однозначную формулировку очень сложно применить, потому что у нас есть люди, народы, которые оседло живут, а есть кочевые племена. Например, я родился в Якутии, и там почти 15 лет прожил. Меня долгое время называли якуто́м, даже когда я приехал сюда, в Москву.
Например, если в средней части России жить на одном месте, в одном селе, как вы рассказывали про Нижний Новгород, – это ментальность средней часть России, то у якутов и бурятов… Ну, я сфантазирую от себя. Они говорят: «Я на этой земле пас своих оленей», – грубо говоря. То есть они не ограничиваются конкретной точкой, а они ограничиваются регионом, ландшафтом или от реки до реки. И они говорят: «Это моя земля».
Маргарита Лянге: Около 10 тысяч километров нужно одной семье, которая пасет оленей, для того чтобы нормально содержать хозяйство. Они перемещаются по этим 10 тысячам квадратных километров.
Максим Дмитриенко: То есть привязка к земле не в какой-то инфраструктуре, квартире или доме, а привязка к географии, к природе, к климату. Вот так можно выразиться. Но это тоже их земля.
Юрий Алексеев: Владимир Юрьевич, про Конституцию мы вначале чуть-чуть поговорили. Нашел мысль Ивана Ильина, это 20-е годы прошлого века…
Владимир Зорин: «Цветущая сложность»?
Юрий Алексеев: Нет, не «цветущая сложность». У нас в Конституции написано: «Мы – многонациональный народ». А он предлагал формулировку: «Мы – многонародная нация». В чем была бы разница, если бы вот такую формулировку использовали? И какая, на ваш взгляд, формулировка точнее все-таки?
Владимир Зорин: Вы знаете, у нас уже разгорелась дискуссия вокруг преамбулы.
Маргарита Лянге: О да! О да!
Владимир Зорин: О да!
Маргарита Лянге: О сильно!
Владимир Зорин: Да, сильно разгорелась. Кстати, здесь я вспоминаю то, что вы сказали, и формулировку действующей Конституции. Например, моя позиция в этом состоит в том, что мы сейчас на этом этапе как-то не сможем договориться в этих нюансах: «народ», «нация», «этничность», «российская нация».
Юрий Алексеев: Ну, «нация» именно в значении «все этносы, которые проживают».
Владимир Зорин: Да, конечно. И я думаю, что запись, которую мы сейчас имеем: «Мы – многонациональный народ Российской Федерации», – я думаю, многие ее знают уже, как «Отче наш». Она впиталась в нашу кровь и сознание. Может быть, был бы смысл добавить в скобках: «Мы – многонациональный народ Российской Федерации (российская нация)». Но я думаю, что не надо торопиться, жизнь сама все расставить на свои места.
Юрий Алексеев: Маргарита Арвитовна, ваша точка зрения по поводу этой разницы в формулировках «многонациональный народ» и «многонародная нация»?
Маргарита Лянге: Вы знаете, мы уже запутались здесь в дефинициях. И очень долго в них путались. Что такое «народ»? А «нация» – это больше, это лучше, чем «народ»? А «этнос» – это хуже, чем «народ» и «нация»? И так далее.
Юрий Алексеев: Не все за границей понимают, что такое «народ». Это еще надо попробовать перевести.
Маргарита Лянге: И у нас внутри вот эту путаница. Причем national – это «гражданская нация». Зарубежная практика пришла к этому. И здесь мы еще больше запутались.
Поэтому мне кажется, что «многонародная нация» – наверное, по сути это было бы правильнее. Но сейчас, соглашусь с Владимиром Юрьевичем, невозможно… Опять нам: «Давайте переучиваться, давайте по-другому называться»? Но, действительно, это нация, которая состоит из множества этносов, народов и так далее. У нас еще говорят «народности», да? И теперь давайте отличать. А что такое «народность»? Что такое «народ»? Что такое «этнос»? И что такое «нация»?
Юрий Алексеев: Люди, как правило, все это как синонимы воспринимают.
Маргарита Лянге: Запутываются, да. Поэтому у нас единая гражданская нация – российский народ, который состоит из разных этносов, разных народов.
Владимир Зорин: Есть такое выражение: «Россия – нация наций».
Я что хотел сказать еще по этому поводу? Вы знаете, есть наука, есть право, а есть общественно-политический дискурс. То есть наше общение, как мы привыкли. И вот здесь очень большое значение имеет то, как мы привыкли. Например, русские – это самый большой народ Российской Федерации. И о себе русские часто говорят: «Мы – нация». Татары говорят: «Мы – нация». А мы сейчас говорили о коренных малочисленных народах. Можем ли мы сказать, что у нас юкагиры – нация? Нет, это как-то не произносится. Одно время…
Юрий Алексеев: Маленькая, но гордая нация.
Владимир Зорин: Да. Во всем термин «национальные меньшинства» воспринимается… В Европе есть комиссар по делам национальных меньшинств. У нас слово «нацмен» несет отрицательную коннотацию, хотя это «национальное меньшинство». Поэтому мы отказываемся от этого. И нам не нужно сейчас, как говорил один классик, «чесать там, где не чешется» и спорить о дефинициях. Хотя мы все понимаем, что мы имеем в виду и под «нацией», и… Это же сейчас существует параллельно.
У нас есть Стратегия национальной политики Российской Федерации, где есть это выражение: «Многонациональный народ Российской Федерации (российская нация)». И всем понятно, что это синонимы. И у нас есть Стратегия национальной безопасности. То есть у нас есть национальные интересы, национальные программы, у нас есть национальные сборные. Я имею в виду…
Юрий Алексеев: И там не важно, какой национальности.
Владимир Зорин: Да, не важно. То есть этот термин «нация» употребляется у нас в жизни и как «народ», как «этнос», и одновременно как «общее гражданское объединение». Я думаю, что пока это будет существовать параллельно. А жизнь рассудит.
Юрий Алексеев: Дмитрий Вячеславович, есть же мнение, что в Конституции должно быть прописано, что русские – это государствообразующая нация. Есть ли опасность, если такое произойдет?
Дмитрий Полетаев: Мне кажется, так не стоит писать, потому что… Это как в моем детстве, в школе, учебники были по всему СССР примерно похожие. И очень мало было каких-то частных примеров, региональных. Мне кажется, что так делать не стоит, потому что это всегда противопоставление. И ни к чему хорошему это не приводит. Противопоставление. Потом – конфликт. Потом – вооруженный конфликт. И мы будем иметь просто какие-то новые гробы в результате выяснения каких-то этих вещей.
Юрий Алексеев: То есть это чистой воды популизм заинтересованных групп, которые высказывают это мнение?
Дмитрий Полетаев: Может быть, не чистой воды популизм, но мне кажется, что не стоит так делать, потому что если таких, как он, тысяча всего, человек не должен чувствовать себя каким-то неполноценным.
Российская нация – это важно. Мне кажется, что это важно. Мне кажется, что важно, чтобы человек этот национальный ресурс не привлекал, ощущая, что государство его не защитит, его защитит его род. Коллега говорила, что в 90-х люди начали искать свои корни, потому что не чувствовали себя уверенными. Распалось государство. И нужно было этот ресурс к себе как-то подтянуть, даже не из-за того, что родственники тебе будут помогать. Но просто психологическая настроенность была важна.
И если мы будем сейчас конструировать то время, когда люди не уверены в будущем и они ищут эти родственные корни, которые помогут, мне кажется, что это свидетельствует о том, что государство слабое. В сильном государстве именно национальность, нация – это область культуры. То, что было, 35% ответили… Мне кажется, что это тоже показательно. Что сейчас 35% так ответили. Потому что они все-таки чувствуют, что усилилась защита со стороны государства, они не должны искать защиты у своих родственников, у людей такой же национальности. Это путь к очень опасным вещам.
Юрий Алексеев: А ксенофобские настроения сейчас как-то поднимаются?
Дмитрий Полетаев: Как раз с 2013 года у нас было исследование по Москве – как москвичи относятся к мигрантам и мигранты к москвичам. Вот это был ксенофобский пик. Очень неприятно, мне кажется, жить в таком обществе, в котором сильна ксенофобия. Даже если ты на стороне большинства. Мне всегда было обидно за тех, кого бьют, даже если они в меньшинстве. И мне кажется, что что-то унизительное в этом есть даже, когда ты можешь кого-то оскорбить. Для тебя лично это должно быть унизительно. И мне не кажется, что к этому нужно возвращаться. Вот так, как было… «Вот эти основополагающие, а эти – нет».
Юрий Алексеев: Вы заговорили об этом. Статистика: неприязнь россиян к чужакам снова растет. Это, по-моему, «Левада», 2019 год. Красным выделено «ограничить приток мигрантов», синеньким – «способствовать их притоку», желтым – «мне все равно». Ну, и «затрудняюсь ответить». Вот это статистика 2019-го.
Дмитрий Полетаев: Но это произошло ведь почему? У нас в 2014 году на Украине случились события, пошел поток. И по СМИ… У нас были работы моих коллег, которые писали, что перестали пускать ксенофобские сюжеты – и как-то ушел этот накал. Но проблема никуда не делась. Вопросы интеграции, какие-то программы, которые с ксенофобией борются, не были приняты. И поэтому мы опять к этим показателям возвращаемся. Ушел этот фактор, что это люди, которые к нам приехали, мы им должны помогать. Они же тоже мигранты. И, видимо, было на уровне редакторов СМИ, какие-то были разговоры…
Юрий Алексеев: То есть тема из повестки дня ушла, но, тем не менее, решение пока не проговорено.
Дмитрий Полетаев: Да, это просто не достигается тем, что сюжеты эти перестали идти, и значит все успокоилось. Это очень тяжелая тема. И не только в нашей стране. Во всех странах действительно важно работать…
Юрий Алексеев: Да, Маргарита.
Маргарита Лянге: Конечно, СМИ сейчас не являются абсолютными монополистами в информационном поле. Мы это прекрасно понимаем. Мы одни из игроков на этом поле.
Юрий Алексеев: YouTube, соцсети.
Маргарита Лянге: Если даже, как вы говорите, ушло из СМИ, оно в интернете-то осталось. Потому что вы абсолютно правы – проблема не решена. Так же как не решена проблема… Ведь неслучайно русская тема возникает. Она неслучайно сейчас и на уровне Конституции. Потому что есть все-таки некоторый дисбаланс и есть ощущение, что где-то в национальных республиках, может быть, больше внимания уделяется сохранению культуры так называемых титульных.
Почему говорю «так называемых»? Потому что на территории нашей страны все титульные. Но как-то так получается, что где-то больше. И поэтому возникает желание. А где? Где русская республика, где будет больше внимания русской культуре уделяться? И ответа пока не дается. Потому что должна быть система, на мой взгляд, у нас в стране. И это критически важно.
Для сохранения именно целостности страны очень важно, чтобы любой человек любой национальности в любой точке страны мог удовлетворять свою потребность. Не обязательно ему быть в Татарстане, чтобы удовлетворять эту свою потребность учить язык и так далее.
И здесь возникает вопрос у русских. И он звучит. Он звучит в соцсетях. Там очень жесткие вещи происходят, очень жесткие дискуссии. И на это нужно что-то отвечать. Да, конечно, я думаю, что в Конституции этого не будет. И вы абсолютно правы. Но работать с этой темой. И эту проблему невозможно не замечать.
Владимир Зорин: Я хотел бы еще отметить, что это определенная реакция на всплеск русофобии в Европе и за рубежом. Это тоже нельзя сбрасывать со счетов. И я считаю, что это действительно вещь, на которую надо реагировать. Но не столько лозунгами, а сколько конкретными практическими программами, работами, действия.
Маргарита Лянге: Системой действий, чтобы ощущения были другие. Тогда и не надо будет говорить: «О, ну давайте хотя бы в Конституции что-то запишем. Нам так плохо. В Конституции, может быть, тогда изменится». Вот тогда этого не будет.
Юрий Алексеев: Павел Алексеевич, а насколько фольклорные фестивали, связанные с культурами разных народов, разных этносов, сегодня тяжело организовывать, проводить, собирать выступающих, договариваться с властями, чтобы выделили какую-то площадку и деньги?
Павел Коротков: Я думаю, проблема на самом деле такая же, как и со всеми другими ивентами и мероприятиями. Например, мой фестиваль с Финляндией «Кукушка». Уж вроде кто ближе к нам, чем финны? Мы знаем, откуда пришел Ильич, мы знаем, что такое Финляндия для России. Но, к сожалению, все равно возникают вопросы и проблемы. Невнимание со стороны государства к финансированию. Несмотря на то, что с финской стороны абсолютное внимание. И мы, к примеру, начали наш фестиваль с того, что…
Юрий Алексеев: То есть они более лояльными оказываются?
Павел Коротков: Они оказываются более лояльными. Первый фестиваль – нам повезло, мы попали просто на грант. Огромная целевая программа – финансирование совместных российско-финских проектов. И это существует.
Я думаю, что это связано с неким отставанием административным, скорее всего, в нашей культуре. Внимания к этой теме. Хотя, мне кажется, международные проекты в большинстве своем решают эту проблему. Создание и увеличение подобных проектов улучшает ситуацию. Потому что когда на одной площадке оказываются финны, русские, африканцы или совместные какие-то коллаборации, это только улучшает ситуацию в общественном сознании.
Маргарита Лянге: Внутри страны тоже важно, чтоб мы не только с финнами что-то делали, а внутри страны узнавали. То, о чем вы говорили. Чтобы на Сахалине узнавали архангелогородцев, чтобы мы все перемешались здесь внутри. И огромный запрос на это есть. Очень много есть самодеятельных фестивалей. Вот один из них – «Оптинская весна». Фантастический. Он перерос уже во что-то такое невероятное. Это абсолютная инициатива гражданского общества. Там за 11 лет ни копейки государственных денег. А он реально…
Юрий Алексеев: То есть можно делать на копейки, но все равно собирать аудиторию и привлекать интерес?
Маргарита Лянге: Да. А он реально международный, реально туда люди приезжают, причем молодые люди, которые исполняют именно народные славянские песни. Это очень важный и, мне кажется, такой интересный симптом – желание вернуться к своим истокам, несмотря на отсутствие финансирования и какой-то центральной поддержки.
Владимир Зорин: У нас интересная дискуссия идет. Получается, что культура разрешает все противоречия.
Павел Коротков: Я вам могу сказать, что…
Юрий Алексеев: «Помогите культуре – культура сделает все остальное».
Павел Коротков: Я бы даже так сказал – не мешайте культуре. Мы вчера же праздновали с вами Масленицу. Я был на двух масленицах. Одну масленицу я делал сам. На ВДНХ в павильоне… мы делали такую настоящую этнографическую масленицу, которая приносит людям счастье. А утром я вышел, допустим, из своего дома в Химках, оказался в местном парке и увидел это подобие масленицы. Это какие-то веселые старты, это какие-то ряженые… Они абсолютно не в традиции.
Юрий Алексеев: Для галочки.
Павел Коротков: Для галочки, для реализации бюджетов. То есть это очень недобросовестные подрядчики. Они не несут культуру. Они являются симулякром. А ведь люди всегда чувствуют правду. Вот всегда. Поймите.
Дмитрий Полетаев: К сожалению, да. Те вещи, которые растут снизу, почему-то очень пугают всегда администрацию. В моей жизни клуб «Артерия», в котором соединились культуры. С Павлом мы познакомились в нем. Не имеет помещения, скитается. А таких клубов и объединений довольно много. Почему государство не поддерживает их?
Юрий Алексеев: Главное, чтоб не мешали. Это, по-моему, уже неплохо.
Друзья, я благодарю всех. В конце – небольшую ложку дегтя. Короткое высказывание нашел в сети: «Неумение отличить гражданский национализм от нацизма, а патриотизм – от идиотизма, указывают на слабость национальной идентичности на постсоветском пространстве. Со временем пройдет».
Это была программа «ПРАВ!ДА?». Смотрите нас по будням на Общественном телевидении России. Меня зовут Юрий Алексеев. Правда у каждого своя.
Понятие «национальной идентичности»: теоретико-литературный аспект исследования
АННОТАЦИЯ
В данной статье рассмотрены понятия «идентичность» и «национальная идентичность» в контекст современных исследований. Выявлены конститутивные составляющие и дифферентные признаки данных понятий.
ABSTRACT
The paper deals with the notions «identity» and «national identity» in the context of modern researches. Constant characteristics and differential marks are distinguished.
Ключевые слова: идентичность, национальная идентичность.
Keywords: identity, national identity, mark, approach.
Национальная идентичность или национальное самосознание – одна из составляющих идентичности человека, связанная с ощущаемой им национальной или этнической принадлежностью. Хотя национальная идентичность не тождественна понятиям национальности или гражданства, они могут быть факторами, оказывающими на неё сильное влияние.
Цель: рассмотреть понятия «идентичность», «национальная идентичность», признак, подход.
Задачи:
- проанализировать научную литературу соответствующей тематики;
- рассмотреть разные подходы к определению термина «идентичность»;
- выявить сущность понятия «национальной идентичности».
Национальная идентичность – это чувство «нации как связного целого, представленного уникальными традициями, культурой и языком» [1]. Национальная идентичность может относиться к субъективному чувству, которое человек разделяет с группой людей о нации, независимо от его правового статуса гражданства. Национальная идентичность рассматривается в психологическом плане как «осознание различия», «чувство и осознание «мы» и «они» [9].
Ученые проявляют особый интерес к этой проблеме, который можно объяснить рядом обстоятельств. Проблема идентичности приобретает абсолютно иное значение в контексте глобализации с ее неоднозначным и контрадикторным характером. Изменились и способы интерпретации понятия идентичности. Благодаря изучению этой проблемы можно выявить особенности кризиса современной цивилизации, который влияет на формирование и изменение идентичности. Кризис культуры ускорил переоценку ценностей, которые ранее составляли основу идентификации человека в обществе.
Существует множество дефиниций идентичности, что показывает исследование научной литературы. Термин «идентичность» использовался в работах западных философов от древних греков до современной теоретической философии. Термин «идентичность» происходит от латинского слова identifico — «отождествляю». Психологи трактуют идентичность как понимание принадлежности объекта (субъекта) к другому объекту (субъекту) как части и целого. С. Хантингтон описывает идентичность как самосознание индивида или группы [5]. В рамках разработанного психоанализа, З.Фрейд вводит такое понятие как «идентификация». Процесс идентификации представляется механизмом, обеспечивающим формирование личности, и интерпретируется как переживание индивидом своей сходности с другим субъектом или объектом действительности [4, с. 53-57].
Э. Эриксон определил идентичность как «чувство личной самоидентификации и исторической наследственности личности» [6]. По словам Эриксона, идентичность проявляется на двух уровнях. Первый уровень, индивидуальный (я-идентичность), подразумевает восприятие себя как тождественного и постижение непрерывности своего существования во времени и пространстве. Второй уровень, социальный, охватывает восприятие того, что другие признают мою идентичность и преемственность. Каждый уровень идентичности имеет две противоположности: позитивную – то, каким должен быть человек с точки зрения своего общественного окружения, и негативную – то, каким человек не должен быть. Для прогрессивного развития необходимо, чтобы позитивная идентичность доминировала над негативной. Эриксон также утверждает, что идентификация как механизм имеет ограниченную ценность. Формирование идентичности, наконец, начинается там, где заканчивается необходимость идентификации. Она возникает в результате избирательного отрицания и взаимной ассимиляции детских идентификаций и их поглощения в новой конфигурации, которая, в свою очередь, зависит от процесса, посредством которого общество идентифицирует молодого индивида, признавая его тем, кто должен стать таким, каков он есть, и кто, будучи таким, каков он есть, воспринимается как нечто само собой разумеющееся.
Следует отметить, что до Э. Эриксона тему идентичности исследовал Дж.Г. Мид, который пытался обнаружить эмпирическую взаимосвязь между двумя стадиями «я» (индивидом и совокупностью установок других по отношению к себе) [8, с. 123]. Его основные предположения развивает Ю. Габермас. Он считает, что взаимодействие индивидов имеет универсальный смысл [7, с. 290].
Cодержательное понятие идентичности было разработано известным английским социологом А. Гидденсом, который предложил иную трактовку. Он утверждает, что идентичность – это два полюса. С одной стороны – абсолютная приспособленность, некая беспринципность, с другой – самоизолирование. По его словам, анализ самоидентификации должен основываться на стратифицированной модели психологического строения личности [10, с. 47].
Проблема национальной идентичности также посвящено много научно-исследовательских работ. В.В. Кочетков в своей работе «Национальная и этническая идентичность в современном мире» рассматривает понятие национальной идентичности, этнической идентичности с точки зрения различных научных школ (классического психоанализа, французской, немецкой и т.п.). Также оценивается значимость рассматриваемых форм идентичности в формировании и развитии современного общества. Он определяет национальную идентичность как «культурную норму, отражающую экспансивные реакции личности по отношению к своей нации и национальной политической системе» [3].
Следует также отметить работу Ю.А. Кожевниковой «Кризис национальной идентичности в глобализирующемся мире», в которой автор рассматривает национальную идентичность с точки зрения совокупности различных «измерений» и «атрибутов». Национальная идентичность определяется как сложное, многомерное и разностороннее по своей сути общественное явление. Национальную идентичность можно представить как глубоко укоренившееся символическое пространство, благодаря анализу психологического, культурологического, исторического, территориального и политического измерений национальной идентичности. В этом пространстве общность людей превращается в общность национальную, способную отличать себя от «чужих» и создать собственную культуру, систему моральных и общественных ценностей, культурных норм и идеалов. Национальная идентичность – это реально существующее явление, подверженное различным влияниям, воздействиям и изменениям. Автор отмечает, что национальной идентичностью является своеобразное единство ее элементов, «значимых атрибутов», разделяемых теми, кто принадлежит к той или иной нации [2].
Выводы:
- Национальная идентичность — наиболее часто используемая категория в анализе общественного взаимодействия, социальной коммуникации.
- Данный термин окончательно закрепился в социально-философском дискурсе в конце ХХ в.
- Национальная идентичность ассоциируется с понятиями самобытности, преемственности, устойчивости, отождествления и осознания своей этнической и национальной принадлежности и характеризуется качественной определенностью. Ее сущность выходит за границы отдельной личности и затрагивает самоидентичность социальной системы.
Список литературы:
1. Искусство и цивилизационная идентичность [отв. ред. Н.А. Хренов]; Науч. совет РАН «История мировой культуры». – М.: Наука, 2007. – 603 с.
2. Кожевникова Ю.А. Кризис национальной идентичности в глобализирующемся мире: автореф. дис. … канд. филос. наук: 09.00.11 / Юлия Александровна Кожевникова. – М., 2012. – 22 с.
3. Кочетков В. В. Национальная и этническая идентичность в современном мире / В. В. Кочетов // Вестн. Моск. Ун-та. Сер. 18 Социология и политологи,. 2012. – № 2. – С. 214-227.
4. Фрейд З. Психология масс и анализ человеческого “Я” [Электронный ресурс] / З. Фрейд. – Режим доступа: http://www.magister.msk.ru/library/philos/freud001.htm. Проверено 19.02.2020.
5. Хантингтон С. Кто мы? Вызовы американской национальной идентичности / С. Хантингтон.– М.: ТРАНЗИТКНИГА, 2004. – 635 с.
6. Эриксон Э. Идентичность: юность и кризис: Пер. с англ./ Общ. ред. и предисл. Толстых А. В. — М.: Издательская группа «Прогресс», 1996. – 344 с.
7. Габермас Ю. Філософський дискурс Модерну. – К.: Четверта хвиля, 2001. – 424 с.
8. Мід Дж. Дух, самість і суспільство з точки зору соціального біхевіориста. – К.: Український центр духовної культури, 2000. – С. 123-127.
9. Definition of National Identity in English Oxford Dictionary [Электронный ресурс]. – Режим доступа: https://www.lexico.com/en/definition/national_identity. Проверено 25.03.2020.
10. Giddens A. Modernity and Self – Identity / A/ Giddens. – Stanford, 1991. – Р. 47.
ФОРМИРОВАНИЕ НАЦИОНАЛЬНОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ РОССИЙСКИХ СТУДЕНТОВ В ПОЛИКУЛЬТУРНОМ ОБЩЕСТВЕ (АНАЛИЗ ОПЫТА ПОЛИКУЛЬТУРНЫХ СТРАН) | Плужник
1. Тишков В. А. О концепции государственной национальной политики // Бюллетень «Сети этнологического мониторинга и раннего предупреждения конфликтов». 1996. № 9. [Электрон. ресурс] Режим доступа: http://valerytishkov.ru/cntnt/publikacii3/publikacii/o_konzepzi.html. (Дата обращения: 02.11.2015 г.).
2. Самсонова Т. Н. О гражданском воспитании в условиях институциональных изменений в современной России // Вестник Московского университета. 2012. № 2. С. 37–51. (Сер. 18. Социология и политология).
3. Супрунова Л. Л. Приоритетные направления поликультурного образования в современной российской школе // Педагогика. 2011. № 4. С. 16–28.
4. Россия: многообразие культур и глобализация / отв. ред. И. К. Лисеев. Москва: Канон: Реабилитация, 2010. 448 с.
5. Бромлей Ю. В. Очерки теории этноса. Москва: ЛКИ, 2008. 412 с.
6. Дугин А. Г. Этносоциология. Москва: Академический проект, 2011. 848 с.
7. Широкогоров С. М. Этнос: Исследование основных принципов изменения этнических и этнографических явлений. 2-е изд. Москва: ЛИБРОКОМ, 2010. 134 с.
8. Дробижева Л. М. Этничность в социально-политическом пространстве. Москва: Новый хронограф, 2013. 336 с.
9. Российская нация: Становление и этнокультурное многообразие / под ред. В. А. Тишкова. Институт этнологии и антропологии им. Н. Н. Миклухо-Маклая РАН. Москва: Наука, 2011. 462 с.
10. Фрейд З. Малое собрание сочинений. Москва: Азбука, 2017. 608 с.
11. Bloom W. Personal Identity, National Identity and International Relations: Cambridge University Press, 2011. 290 p.
12. Гаджиев К. С. Сравнительный анализ национальной идентичности США и России. Москва: Логос, 2014. 408 с.
13. Jürgen Habermas: Key Concepts / Barbara Fultner (ed.). Acumen Press, 2011. 264 p.
14. Бенин В. Л., Василина Д. С., Жукова Е. Д. Культурологическая компетентность субъекта профессионально-педагогической деятельности. Уфа: БГПУ им. М. Акмуллы, 2014. 313 с.
15. Чапаев Н. К. От культурно-педагогической идентичности к образовательному импортозамещению: вопросы легитимации проблемы // Как наше слово отзовется: гуманитарное образование в развитии российского социума и человека.: сборник материалов Международной научно-практической конференции, 14–15 марта 2017 г. Ч. I–IV. Москва: МИИТ, 2017. С. 555–570.
16. Плужник И. Л. Основные компоненты моделирования процесса формирования иноязычной межкультурной коммуникативной компетенции в вузовском гуманитарном образовании // Педагогическое образование в России. 2016. № 12. C. 225–230.
17. Емельянова И. Н. Стратегические приоритеты классического университета: контент-анализ миссий // Университетское управление: практика и анализ. 2016. № 5 (105). С. 4–14.
18. Banks James A. Educating citizens in a Multicultural Society. Second edition. Teachers college Columbia University. New York; London, 2012. 199 p.
19. Noddings N. Educating citizens for global awareness. Teachers College Columbia University. New York, 2012. 181 p.
20. Killick D. Seeing ourselves in the world: Developing global citizenship through international mobility and campus community // Journal of studies in international education. 2012. № 16. P. 372–389.
21. Oskolova T. L., M. S. Cherepanov, A. L. Shishelyakina Nationalism in a Russian multicultural region // Social Science Quarterly. 2015. Published by the Southwestern Social Science Association. Vol. 96. № 3. P. 860–872. DOI: 10.1111/ssqu
22. Herrington TyAnna K. Crossing global boundaries: beyond intercultural communication // Journal of Business and Technical Communication. Published in Association with Iowa State University. Vol. 24. № 4. Р. 516–539. First published August 23, 2010. Available at: https://doi.org/10.1177/1050651910371303 (Accessed 26.04.2017).
Национальная самоидентификация в этнополитических процессах России Текст научной статьи по специальности «Политологические науки»
Хасан КИРЕЕВ
Национальная самоидентификация в этнополитических процессах России
Проблемы межнациональных отношений в современном мире становятся одним из основных дестабилизирующих факторов в развитии общества. Настоящим «взрывом этничности» стал распад крупнейших социалистических государств -Советского Союза и Югославии. К концу ХХв. этничность из области культуры всё более перемещалась в сферу политики, что и внесло соответствующие коррективы в тематику исследований этого феномена.
Массовая миграция, стирание незыблемых до того границ культурнонациональных пространств в силу революционного развития информационных технологий и систем международной коммуникации продемонстрировали утопичность веры в возможность существования политических наций, гомогенных в этническом отношении (или шире — характеризующихся единой национальной идентичностью). Это объясняется, по-видимому, особой устойчивостью этнических систем.
Последние десятилетия учёные отмечают актуализацию этничности в России, причём оказывается, что многие этнические общности, считавшиеся в советское время ассимилированными с родственными народами, сохранили свою самобытность и самосознание, что проявилось в ситуации свободного волеизъявления. Среди народов начался процесс, получивший название «поисков корней» или возвращения этнической идентификации.
Вместе с парадом суверенитетов в начале 90-х гг. в национальных республиках возникло движение за национальное возрождение. Идеологи «возрождения» говорили об особой исключительности своих народов, о древности их цивилизации, и всё это предусматривало требования особого статуса и претензии на определенную территорию. Крайние националистические проявления, как правило, сопряжены с низкой культурой и сознательностью. В некоторых случаях проявление национализма связано с чувством ущербности,
незащищённости и беспомощности представителей определённой национальности. Именно поэтому обострившиеся национальные чувства успешно эксплуатируются беспринципными политиками в погоне за дешёвым авторитетом и голосами электората на выборах. Их национал-патриотизм на самом деле не имеет ничего общего с истинным патриотизмом, который никогда не будет презирать и унижать другие народы (И.А. Ильин). Безусловно, национальное самосознание, любовь к своей нации -важнейшие условия формирования и функционирования этноса. Это один из центральных компонентов идентичности человека и одно из главных свойств, обусловливающих самоопределение этнической общности. В России эта сфера особенно значима в связи с многонациональностью страны. В свое время сталинский режим проводил политику репрессий по признакам национальной принадлежности, и до последнего времени определение национальной принадлежности строго регламентировалось государством. Только в Конституции 1993 г. восстановлено право, соответствующее мировым нормам, согласно которому указание собственной национальности — не обязанность, а право человека (статья 26). Национальная принадлежность не должна ничем ограничивать гражданские права человека и тем более унижать.
Современные этнополитические процессы диктуют необходимость выработки механизмов адекватного воздействия на сферу межнациональных отношений. Сделать это можно только путём теоретического переосмысления процессов прошлого с учётом новейших данных этнологии, истории, политологии, этнической конфликтологии, этнопсихологии. В теории национальных отношений необходимо уточнение понятийного аппарата, анализ законотворческой деятельности в сфере национальных отношений, опыта реализации национальной политики как на федеральном, так и на региональном уровне.
Единственный документ, специально посвящённый национальным проблемам в России, — «Концепция государственной национальной политики», принятая в 1996 г. Несмотря на то что Концепция закрепляла основные принципы
реализации политики государства в области развития межэтнического взаимодействия, многие проблемы в этой сфере остались нерешёнными. Данный документ был принят в ельцинскую эпоху, когда только начинался процесс становления российского государства, территориальная целостность и государственный строй РФ находились под угрозой. Сегодня Концепция национальной политики несомненно нуждается в переоценке и совершенствовании в связи с внутриполитическими изменениями и усилением позиции России на международной политической арене. За последнее время обозначился блок новых вопросов, связанных с естественными проблемами социально-экономического и внутриполитического развития страны (миграционные процессы, трансформация этнических конфликтов и др.), решение которых ставит на повестку дня выработку принципиально нового документа, который бы отвечал требованиям нынешней общественнополитической обстановки.
На современном этапе общественно-политического развития России нужна научно проработанная, системная национальная политика, которая учитывала бы опыт прошлого и нынешние демократические преобразования в стране. Альфой и омегой современной национальной политики должно стать реальное обеспечение гарантированных Конституцией РФ прав и свобод в отношении каждого человека, каждого этноса, каким бы малочисленным он ни был. Необходимо очистить этнополитику от националистических предрассудков и стереотипов в восприятии других наций, особенно когда образ «врагов нации» создается и поддерживается СМИ и политиками, преследующими свои корыстные цели. Такой механизм очень легко запускается и, воздействуя на массовое сознание, порождает очень опасные явления.
Обычно общество воспринимает межэтнические конфликты, с их особой жестокостью, массовыми жертвами и тысячами беженцев, как очередную вспышку многовековой вражды. На самом деле исследования показывают, что обычно этнический конфликт происходит между современными политическими
силами, использующими в собственных интересах политически мобилизованную этничность.
Примером являются печальные события 2006 г. в г. Кондопоге, когда конфликт на бытовой почве между местными жителями и кавказцами при попустительстве местных властей перерос в организованный массовый погром лиц кавказской национальности. Затем были события в г. Ставрополе, когда в результате драки между русскими и кавказцами были убиты два студента из числа местных жителей, что вызвало гневное выступление жителей города, организовавших несанкционированный митинг. Только благодаря оперативности местных властей ситуация не вышла из-под контроля и не стала новым очагом межнациональной напряжённости в и без того взрывоопасном регионе.
К сожалению, как показывает анализ подобного рода событий, местные органы власти, как правило, запаздывают с принятием мер по предотвращению конфликтов или вовсе бездействуют, пока не прольется кровь. Задача власти -выявлять и постоянно держать в зоне своего контроля действия национал-экстремистских групп и движений, пресекать их противоправные и провокационные действия в самом начале, с тем чтобы не допустить открытого противостояния.
Современные межнациональные отношения требуют более устойчивой системы взаимодействия государственных структур и общественных организаций в вопросах формирования установок толерантного сознания и профилактики экстремизма в российском обществе. В одном из своих выступлений В.В. Путин, в частности, сказал: «Да, мы подчас сталкиваемся с проявлениями ксенофобии и с преступными проявлениями на межнациональной основе. Органы власти должны на это остро реагировать. Государство должно здесь действовать последовательно, ни в коем случае не проходить мимо какого-то одного, даже самого маленького факта подобного рода. Это касается и проявления антисемитизма, и антирусских настроений, и негативного отношения к выходцам с Кавказа и т.д. Мы единая семья»1.
1http://www.iamik.m/?op=fuП&what=content&ident=35610.
Проблема в том, что этнополитические процессы, как правило, трудно предсказуемы, а последствия их бывают очень тяжелыми. Системная национальная политика, наличие достаточных сил и средств дают власти возможность удержать кризисные ситуации в конституционных рамках, не допуская перехода в деструктивную фазу. Никакие экономические, политические или социальные причины не должны стать поводом для обострения межнациональных отношений, ни один народ не имеет права ущемлять права другого народа или решать свои проблемы за счёт другого народа. Это должно быть стержнем российской национальной политики. Г осударственная политика по регулированию этнополитических процессов, должна включать в себя не только элементы силового противодействия, но и методы профилактики этнонациональных проблем.
По нашему мнению, государство в решении этнонациональных проблем должно:
— учитывать позиции этнических меньшинств в процессе принятия любых решений, затрагивающих их интересы;
— комплектовать штаты государственных аппаратов с учётом наличия в них представителей этнических групп;
— предоставлять широкие возможности этноменьшинствам для удовлетворения своей этнокультурной самоидентификации;
— дать возможность нацменьшинствам самим определять формы и методы своего самоуправления и стратегию развития;
— координировать действия федеральной власти и этнических лидеров в кризисных регионах;
— реформировать систему федеративных отношений для оптимизации российской региональной политики;
— стремиться к возрождению духовно-нравственных устоев народов России на основе свободы совести и вероисповедания;
— воспитывать чувство любви к своей большой и малой родине, национальной гордости, гражданской ответственности;
— культивировать общенациональные цели, осознание исторического предназначения российской нации, органично объединяющего все народы России;
— возрождать опыт толерантных отношений между народами и конфессиями как достояние российской цивилизации;
— стремиться к общенациональному единству — преодолению разобщения между властью и обществом;
— бороться с сепаратизмом и национализмом путём вовлечения народонаселения (особенно молодёжи) в осуществление общенациональных программ;
— создавать адекватные социально-экономические условия для развития всех народов независимо от региона.
Этнополитика не представляет собой нечто застывшее. Она призвана оперативно и чутко реагировать на быстро меняющиеся общественные процессы. Не менее важно теоретическое осмысление и последовательное укоренение в политической и повседневной жизни представления о том, что субъектом права в нашей стране выступает гражданин, имеющий свободу национальной самоидентификации и деятельности, а также принадлежности к какой-либо организации в целях решения этнокультурных задач.
При этом нельзя форсировать или навязывать административными способами переход к пониманию нации как гражданства, а не этничности. Такой процесс не может быть лёгким и быстрым уже в силу историко-культурных и ментальных особенностей развития и взаимодействия российских этносов между собой и государством.
На рубеже нового тысячелетия российская национальная политика строилась без учёта необходимости выработки общих для всех россиян надэтнических принципов. Акцент делался на поддержку различных этнических групп. Это привело к тому, что вместо формирования институтов гражданского общества произошло укоренение «принципа крови» в общественно-политической практике и кадровой политике российских субъектов. Помимо своих, порой эгоистических,
интересов у каждого этноса должны присутствовать и надэтнические, объединяющие ценности, в соответствии с которыми представители разных этносов являются россиянами.
Многокультурная национальная политика, способствуя формированию полноценного гражданского общества, кроме того должна предотвращать монополию какого-либо одного органа государственной власти или общественной силы на решение национальных вопросов.
Наконец, мы должны научиться управлять этнополитическими процессами, а не людьми. При решении межнациональных проблем важно учитывать мнение авторитетных представителей народов, а не только высоких чиновников, чьи скоропалительные решения порой дорого обходятся государству.
Сейчас Россия, с её богатым историческим прошлым и современным потенциалом, имеет уникальную возможность заново осмыслить и сформулировать те ценности национального государства, которые оказались утраченными странами Запада. Возможно, именно России как молодому демократически развивающемуся государству удастся найти ту новую, эффективную модель национальных отношений, которая будет приемлемой не только для неё, но и для мирового сообщества.
КИРЕЕВ Хасан Саидович — к.полит.н., докторант РАГС
Одна нация, два языка? Национальная идентичность и языковая политика в Украине после Евромайдана
Одним из самых заметных последствий недавних событий в Украине является радикальное изменение украинской национальной идентичности. Гражданские активисты и члены различных элит регулярно декларируют свою возросшую украинскую самоидентификацию, гордость от принадлежности к гражданам Украины, привязанность к государственным символам, готовность защищать Украину и работать на ее благо. Большинство людей говорят о своем собственном опыте или опыте людей, которые их окружают, а некоторые обобщают эти индивидуальные изменения, делая вывод о возросшей консолидации украинской нации. Многие люди также упоминают о предполагаемой обратной стороне этой консолидации: отчуждении от России и даже враждебности по отношению к ней. Эти чувства направлены прежде всего на российское государство, но иногда также и на русский народ, который, кажется, в подавляющем большинстве поддерживают агрессивную и недемократическую политику Кремля.
Насколько мнения масс совпадают со взглядами активистов и элит? Сравнивая результаты двух общенациональных исследований, проведенных Киевским международным институтом социологии (КМИС) в феврале 2012 года и сентябре 2014 года, я анализирую изменения в общественном мнении за период, охватывающий Евромайдан и начало войны с Россией [1]. Кроме того, дискуссии в фокус-группах, проведенные КМИС в феврале-марте 2015 года в разных регионах страны, позволяют выявить нюансы преференций и обуславливающие их мотивации.
Я анализирую изменения в двух основных измерениях украинской национальной идентичности: ее приоритетности относительно других социальных идентификаций и ее содержании, то есть определенном понимании того, что же означает принадлежать к украинской нации. Мой анализ показывает, что национальная идентичность не только стала более приоритетной, но и значительно изменилась по содержанию, что проявилось прежде всего в возрастающем отторжении России и большем принятии украинского национализма. Вместе с тем, настроения масс отнюдь не являются однородными по всей стране, и главная разделительная линия в этих настроениях пролегает между Донбассом и остальной территорией Украины.
Один из аспектов идентичности, заслуживающий особого внимания, связан с ролью украинского и русского языков. Хотя многие русскоязычные граждане гордо отстаивают свою украинскую идентичность, связывая ее не с этническим происхождением или языковой практикой, а с гражданской принадлежностью, публичный дискурс демонстрирует весьма различные мнения о влиянии такого выбора идентичности на языковую практику общества. Поддерживая свободное использование русского языка, большинство украинцев в то же время хотят, чтобы государство содействовало развитию украинского, который они воспринимают не только как язык государственного аппарата, но также как национальный атрибут. Нежелание пост-евромайдановского руководства проводить политику активной поддержки украинского языка неминуемо вызовет неудовлетворенность большой части общества, которая считает титульный язык неотъемлемым элементом национальной идентичности.
Возросшая приоритетность национальной идентичности
Как в 2012, так и в 2014 годах опросы включали, среди прочих, вопрос о первичной территориальной идентификации. Респондентов спрашивали, кем они считают себя в первую очередь, давая на выбор варианты, отвечающие разным уровням от местного до глобального. Результаты обоих опросов показали, что национальная идентификация значительно превосходит местную, региональную, постсоветскую, европейскую и глобальную (Рис. 1). В 2014 году 61 % респондентов в общенациональной выборке предпочли обозначить себя как граждан Украины, в то время как идентификацию со своим городом или деревней выбрали 21 %, а с регионом – 9 %. Другие опции набрали менее 5 %, но следует заметить, что глобальная идентификация оказалась не менее популярной, чем постсоветская. Более того, по сравнению с опросом 2012 года, в 2014 году национальная идентификация возросла на 10%, в то время как локальная снизилась на 7 %, а региональная практически не поменялась. Другими словами, разрыв между национальной идентификацией и другими вариантами значительно вырос.
Однако преимущество национальной идентичности не распределено равномерно по стране. Эта идентичность явно преобладает на западе и в центре, да и в большинстве восточных и южных регионов она более приоритетна, чем другие территориальные идентификации. В то же время на Донбассе она занимает лишь третье место после региональной и местной идентичностей [2]. На западе и в центре приоритетность национальной идентичности возросла за время между двумя опросами, но на Донбассе она значительно снизилась, зато там усилилась региональная идентификация. Это означает, что жители Донбасса все больше отделяют себя от остальной Украины, воспринимая себя скорее как «донбассцев», а не как украинцев. Впрочем, это и не удивительно в свете широкой поддержки в этом регионе сепаратистской активности, которую Россия провоцировала с весны 2014 года.
Дискуссии в фокус-группах помогают прояснить сложную динамику национальной идентичности. Поскольку она может относиться как к нации, так и к государству, то для людей, недовольных государственной политикой, вероятность формирования или по крайней мере декларирования такой идентификации меньше, чем для тех, кто поддерживает власть. Кроме того, чувство причастности к переменам после победы Евромайдана способствовало более сильной идентификации с украинской нацией, а противоположное чувство бессилия из-за последующего экономического кризиса обуславливало более низкую приоритетность национальной идентичности. Для некоторых сильная связь с Россией фактически предопределила негативное отношение к антироссийскому, как они считали, Евромайдану и политике сформированного после его победы правительства. Однако такое отношение было среди участников фокус-групп исключением.
Большее принятие украинского национализма
Наиболее очевидное, хоть и отнюдь не однозначное, изменение в украинской национальной идентичности касается отношения к России. Как показал опрос 2014 года, отношение к российскому государству радикально ухудшилось «за последний год», то есть по сравнению с тем, каким оно было перед Евромайданом и войной: 28 % заявили, что их отношение ухудшилось «намного», и еще 25 % – что «немного» (Рис. 2). Изменение в худшую сторону было обнаружено во всех регионах, кроме Донбасса, который и в этом аспекте сильно отличался от других восточных и южных регионов.
Однако, негативное отношение к российскому государству не означало отчуждения от российского народа. Респондентов попросили выразить своё мнение по поводу следующего утверждения: «Как бы ни вели себя представители власти, русский народ всегда будет близок украинскому». 24 % респондентов полностью согласились с этим утверждением, еще 40 % «скорее» согласились, и лишь 11 % респондентов более или менее решительно отвергли его. Даже на довольно националистически настроенном западе страны согласие с этим утверждением оказалось намного сильнее, чем несогласие.
Большинство участников фокус-групп подчеркивали, что их негативное отношение к государству не распространяется на народ. Хотя некоторые участники обвиняли россиян не только в том, что они боятся протестовать, но и в том, что они предпочитают верить официальной пропаганде. Ещё чаще звучало сомнение, что русские все ещё могут считаться «братским народом», как когда-то учила советская пропаганда. Некоторые участники высказывали мнение, что другие народы, например поляки, грузины или литовцы, сейчас стали более «братскими» украинцам, чем русские. Такая амбивалентность, кажется, отражает противоречие между укоренившимися представлениями и новыми тенденциями.
Другой важный аспект касается восприятия украинского национализма в прошлом и настоящем. Хотя сохраняющиеся советские стереотипы все еще сдерживают постсоветские изменения в этих восприятиях, нынешняя российская агрессия способствует большему принятию националистических идей. Например, отношение к Стэпану Бандэре, символу украинского националистического сопротивления советской и нацистской власти во время Второй мировой войны и после ее окончания, заметно улучшилось между опросами 2012 и 2014 годов, хотя до сих пор негативное отношение немного преобладает над позитивным (Рис. 3). В то же время, отношение к Иосифу Сталину, который окончательно уничтожил националистическое сопротивление в Украине (и других частях Советского Союза) и воспринимается как антагонист Бандэры, еще более ухудшилось. Если в 2012 отношение к Бандэре было почти таким же негативным, как и к Сталину («отрицательно» или «скорее отрицательно» оценили первого 53 %, а второго – 56 %), то в 2014 оно было намного менее негативным (42 % против 62 %). Только на Донбассе восприятие Бандэры стало более негативным, чем двумя годами раньше, а восприятие Сталина стало, наоборот, менее негативным.
Хотя многие участники фокус-групп все еще считают, что национализм подразумевает национальную исключительность или даже нацизм, большинство убеждено, что национализм означает не более чем любовь к своему народу и желание, чтобы твоя страна была свободной. Многие указывали, что национализм играет важную положительную роль в других обществах, включая те, которые они считают примером для Украины. Кроме того, принятие украинского национализма было продемонстрировано в ответе на вопрос, кого можно считать украинскими национальными героями. Большинство участников фокус-групп называли личности, представленные в националистическом нарративе украинской истории, а не на те, которые превозносила советская пропаганда.
Признание русского языка вместе с первенством украинского
Отношение к языку, хотя также немного противоречивое, заметно отличалось от других изменений в содержании идентичности: в этом аспекте респонденты допускали сохранение ситуации, являющейся следствием политики советского режима. Возвращаясь к оценкам респондентами в опросе 2014 года перемен в их отношениях «за прошлый год», прежде всего обратим внимание на то, что к украинскому языку стали относиться значительно лучше. 35 % заявили о более или менее радикальном изменении к лучшему, и только 6 % почувствовали изменение к худшему (Рис. 2). Опять же, изменения на Донбассе оказались противоположными к переменам во всех других регионах. Следует заметить, что отношение к украинскому языку улучшилось приблизительно настолько же, как и к национальному гимну и флагу. Это показывает, что граждане Украины воспринимают государственный язык не только в юридическом смысле, как язык государственного аппарата, но и в символическом, как национальный атрибут.
Напротив, хотя русский язык стал восприниматься более негативно, особенно на преимущественно украиноязычном западе и центре страны, большинство респондентов не изменили своего мнения о нем. Подобным образом, в фокус-группах многие участники заявляли о большей приверженности к украинскому языку и более частом его использовании из-за Евромайдана и последующей войны, однако никто не рассматривал это как причину изменить отношение к русскому языку, тем более, отказаться от его привычного использования в повседневной жизни (преимущественно или дополнительно к украинскому). Это означает, что для большинства людей усиление украинской идентичности не ведет к ухудшению отношения к русскому языку. Иначе говоря, использование русского языка и приверженность к нему не стали несовместимыми с осознанием себя украинцем, даже среди тех, кто сам в основном разговаривает на украинском.
Такое отношение показывает этнокультурную инклюзивность новой украинской идентичности. Важно, однако, что принятие людей, которые говорят на других языках, не означает признания равной легитимности самих языков; другими словами, большинство украинцев не считают свою нацию двуязычной. Русский уважают как язык большой части населения и признают привычным средством общения внутри страны и за ее пределами. В то же время, украинский язык ценят не только за его коммуникационную функцию, но также и за символическую роль национального языка. Соответственно, люди хотят, чтобы государство в первую очередь поддерживало именно украинский язык: в опросе 2014 года этот вариант поддержали 56 % респондентов. Лишь 5 % респондентов отдали предпочтение преимущественной поддержке русского языка, 17 % – содействию всем языкам в равной мере, и еще 14 % – варианту, когда в каждой части страны государство поддерживает тот язык, на котором там говорит большинство. Хотя всего 10 % опрошенных хотели исключить русский язык из всех сфер жизни общества, только 24 % высказались за предоставление ему государственного статуса наравне с украинским, в то время как 19 % предпочли, чтобы русский язык был официальным «в тех местностях, где большинство населения этого желает».
Следствия для государственной политики
Самым очевидным политическим эффектом продолжающейся консолидации национальной идентичности в Украине является существенно возросшее давление гражданского общества на власть с целью обеспечить проведение демократических реформ и отражение российской агрессии. Кроме устранения из властных структур соратников бывшего президента Виктора Януковича и уничтожения коррупции, это давление направлено также на укрепление армии, переориентацию внешней политики на Запад и культивирование национальных (и националистических) традиций в образовании, масс-медиа и т. д.
Впрочем, в отношении языковой политики это давление ослабляется пониманием того, что этнокультурные требования имеют конфронтационный потенциал. Единственное однозначное требование приверженной идеям Евромайдана общественности заключается в том, чтобы украинский язык оставался единственным государственным. Это требование руководство страны собирается выполнить, вместе с гарантированием прав русскоязычных граждан. Новая конституция, которая сейчас находится в процессе принятия, скорее всего сохранит эксклюзивный статус для украинского языка по всей стране и в то же время позволит официальное использование русского в тех регионах, где этого желает значительная часть населения. Это навсегда сохранило бы законодательную конфигурацию, созданную спорным законом о языках 2012 года. В феврале 2014 года, сразу после побега Януковича, новая парламентская коалиция пыталась отменить этот закон, но с тех пор он был молчаливо принят как уравновешивающий интересы двух главных языковых групп Украины.
Вместе в тем представленные здесь данные свидетельствуют, что хотя люди в основном поддерживают свободное использование русского языка, большинство граждан также хочет, чтобы государство способствовало развитию украинского. Преимущественно положительное отношение к украинскому языку дает властям возможность обеспечить его использование в государственном секторе и прибегнуть к мерам позитивной дискриминации для усиления его роли в рыночных практиках, где сегодня преобладает русский. Например, государственных служащих можно строго обязать использовать украинский язык в общении с обращающимися на нем гражданами, чего многие не делают до сих пор. Кроме того, государство может использовать налоговые льготы, квоты и другие средства, чтобы стимулировать производство и распространение украиноязычных книг, фильмов, песен и веб-ресурсов.
Хотя пришедшее к власти после Евромайдана руководство страны риторически поддерживает национальный язык, оно избегает принятия каких-либо мер, которые способствовали бы более активному использованию украинского языка, вероятнее всего, из-за страха оттолкнуть русскоязычных граждан. Эта близорукая политика усугубляет неблагоприятное положение украинского языка по сравнению с русским и тем самым провоцирует недовольство большой части общества, считающей такую ситуацию неприемлемой для Украины, в которой победил Евромайдан и которая борется против неоимпериалистической России.
Рис. 1. Приоритетность национальной идентичности относительно других территориальных идентификаций в ответах на вопрос «Кем Вы считаете себя в первую очередь?» (февраль 2012 и сентябрь 2014, в процентах)
Рис. 2. Ответы на вопрос «Как изменилось за последний год Ваше отношение к…?» (сентябрь 2014, в процентах)
Рис. 3. Отношение к Бандэре и Сталину (февраль 2012 и сентябрь 2014, в процентах)
[1] Проведение опроса 2014 года и фокус-групп 2015 года стало возможным благодаря финансовой поддержке Канадского института украинских исследований Альбертского университета (Канада). Опрос 2012 года проведен при финансовой поддержке Научного общества имени Шевченко в США. Поскольку опрос 2014 года не включал аннексированный Россией Крым, крымские респонденты были исключены также из данных 2012 года, чтобы сделать результаты двух опросов сравнимыми.
[2] На Донбассе опрос проводился как на территориях, подконтрольных украинским властям, так и в районах, контролируемых сепаратистами.
Кто я? Свобода и социальная самоидентификация |
Одна из базовых потребностей человека — отождествлять себя с определенной социальной группой, общностью людей, объединенных по тому или иному признаку. В разные исторические эпохи люди по-разному думали о себе — когда-то главной для них была принадлежность к семье и племени, потом к территории (я живу тут) и религии (я — католик), потом к нации (я — русский) и стране (я — гражданин США), сословию (я — дворянин) и идеологии (я — анархист), культуре потребления (я езжу на скутере) и профессии (я — экономист).
В разных культурах социальная самоидентификация устроена по-разному (и люди, как правило, относят себя сразу к нескольким общностям), но можно проследить общую динамику: идентификация становится все сложнее, социальные группы — все мельче; роль «больших» общностей — религиозной, национальной и т.п. становится все менее значимой, а более индивидуализированных — профессиональной, культурной и т.п. — растет.
Между тем, власти многих стран апеллируют к консервативным ценностям национального и религиозного единства, а для многих из нас национальная или религиозная принадлежность значит все меньше, а свобода передвижения и профессиональных ассоциаций — все больше. Как разрешить этот конфликт? Что лежит в основе различных типов самоидентификации? Как будет думать о себе человек будущего?
Эти и другие вопросы мы предлагаем исследовать и описать в коротком эссе на примере собственной самоидентификации. Как вы думаете о себе? Через принадлежность к каким социальным общностям? Как выглядят основные способы самоидентификации в стране и культуре, к которым вы принадлежите? К каким из них и почему апеллирует ваше государство? И что со всем этим делать?
Правила участия
К участию в конкурсе были приглашены студенты, аспиранты и выпускники вузов. Объем эссе — не менее пяти страниц машинописного текста (9000 знаков). Жюри обращало внимание на стиль, логику и аргументированность присланных работ. Мы призвали участников не тратить время на плагиат.
Призы
Первый тур конкурса завершился 15 июля 2014 года. Жюри выбрало финалистов, которые получили приглашение принять участие в летней школе InLiberty и Free University of Tbilisi 24–31 августа 2014 года в учебном центре Free University на озере Базалети в 40 км от Тбилиси, а также грант, покрывающий расходы на проживание, питание и участие во всех включенных в программу школы мероприятиях. Грант не покрывает транспортные расходы участников.
Победителям конкурса, занявшим первое, второе и третье место, вручены денежные премии в размере 1000, 700 и 500 долларов США соответственно. Церемония награждения победителей конкурса прошла во время летней школы InLiberty.
| Первое место | Мария Юрчак см. эссе |
| Второе место | Даниил Кормилин см. эссе |
| Третье место | Марина Зубкова см. эссе |
| Специальный приз | Евгения Арцыбашева см. эссе, Юлия Герасимова см. эссе |
По всем вопросам обращайтесь по адресу [email protected].
Какой будет новая российская идентичность
Встречаясь на прошлой неделе с правозащитниками Северного Кавказа, Дмитрий Медведев, в частности, заговорил о необходимости создания «полноценной российской идентичности, которая бы включала в себя все наши народы»: «Задача именно в том, чтобы создать новую российскую идентичность. Если мы ее не сможем создать, то тогда судьба нашей страны очень печальна».
С одной стороны, понятно локальное измерение этой задачи: необходимо избежать этнической вражды, противопоставления народов – а такие риски сильнее всего сейчас именно на Северном Кавказе, они являются частью проблем, мешающих нормальному развитию региона. С другой стороны, речь идет о судьбе всей страны и термин «новая российская идентичность» вполне может претендовать на глобальное значение сродни пресловутой «национальной идее».
Социальная идентичность – это осознание своей принадлежности к тем или иным социальным группам и общностям. Президент говорит о коллективной самоидентификации россиян как нации, о национальной идентичности. Кризис национальной идентичности испытывают многие страны, например Франция, в которой усилился конфликт между коренным населением и потомками иммигрантов из мусульманских стран. Что касается России, то у нас целый комплекс проблем самоидентификации, вызванный как наследием СССР, так и последствиями его распада, сменой экономической модели, кризисами и т. п.
Дмитрию Медведеву не нравятся, например, «широко распространенные в обществе патерналистские настроения безынициативность, взяточничество, воровство, умственная и душевная лень, пьянство…» (из статьи «Россия, вперед!»). Ему хочется построить «настоящую Россию – современную, устремленную в будущее молодую нацию, которая займет достойные позиции в мировом разделении труда» (из послания Федеральному собранию 2009 г.).
Разговоры о национальной идентичности, историческая рефлексия – это все приятно, но нужно, чтобы они подкреплялись политикой.
Национальная идентичность может быть этнической и гражданской. Вряд ли в таком многонациональном государстве можно говорить об общей этнической идентификации. Социологи говорят, что этническое самосознание русских (составляющих около 80% населения) довольно слабо, националистические идеи сегодня близки 11–15% русских.
Построение гражданской нации подразумевает, что жители страны любой национальности, вероисповедания и т. п. осознают себя полноценными гражданами со своими правами и обязанностями. Такие граждане имеют реальные возможности участия в политической и экономической жизни страны и осознают свою личную и коллективную ответственность за то, что в стране происходит. Исследования показывают, что по сравнению с жителями других государств россияне гораздо меньше идентифицируют себя со страной, регионом и городом (селом). Гордость же за Россию у большинства связана с достижениями элиты, к которым россияне причастны как зрители или болельщики, а не как активные участники. Для построения полноценной гражданской нации необходим не только рост гражданского самосознания снизу, но и эффективные государственные институты. Ряд последовательных мер в налоговой, миграционной, антикоррупционной политике уже способны дать толчок позитивной энергии граждан.
Но есть серьезные риски. Слабая этническая самоидентификация русских всегда была связана с сильными мессианскими настроениями и убежденностью в особом пути развития страны. «Назначение русского человека есть бесспорно всеевропейское и всемирное», – писал Достоевский. Мы довольно часто хотим научить весь мир, как правильно жить, или наоборот – изолироваться от всего мира, чтобы не мешал нам правильно жить. Для первого сейчас явно недостаточно ресурсов. Второе рождает негативную идентификацию по принципу «кругом враги».
В определенной степени мессианство было частью официальной идеологии и в Российской империи, и в СССР. Оба проекта провалились. Возможно, мессианство не надо связывать с государственным строительством.
индивидуальных и коллективных — национализм, самоопределение и отделение
Идея права на «коллективное самоопределение» сложна — как может группа, в отличие от отдельного лица, иметь «право»? Некоторые могут возразить, что утверждать, что нация имеет право на самоопределение, — значит упускать из виду, какие права равны и кто может на них претендовать.
В «Самоопределении» есть позитивный оттенок — как можно этому воспротивиться? Идея самоопределения имеет сильный резонанс в политической теории, восходящей еще к Гоббсу, по крайней мере, в Англии.По мере того как европейские общества на протяжении веков постепенно становились все более индивидуалистическими, идея индивидуального суждения и свободы постепенно становилась все более заметной. В работах великих европейских политических теоретиков семнадцатого и восемнадцатого веков решающее значение имела идея индивидов, которые соглашались — добровольно выбирали правительственные ограничения своей свободы. Часто политические теоретики говорят об «автономии» как о принципе, подчеркивая важность отдельного, рационального, мышления и выбора индивидов как стержня политической жизни.Я полагаю, что идея самоопределения приобретает большой резонанс и привлекательность, потому что она затрагивает эту глубокую жилу размышлений о правах, автономии и свободе личности, которая пронизывает западные политические круги до сих пор.
Однако , что традиция касается индивидуального самоопределения. Даже если это принцип, под которым все мы могли бы подписаться, некритическое перенесение его в групповой или коллективный контекст создает проблемы. Можно ли сказать, что группа имеет «волю» или что она «рациональна» аналогично индивиду? Может ли группа принимать решения, например, о том, как жить или с кем жить, с той же убежденностью и ясностью, что и отдельный человек (иногда)? Проблема в том, что в большой группе часто нет единого мнения по какому-либо вопросу.Сколько членов потенциальной группы должны будут жить вместе в политическом сообществе, чтобы сделать это сообщество настолько легитимным, чтобы его можно было навязать несогласным? Например, если бы за независимый Квебек проголосовал 51 процент, было бы этого достаточно, чтобы оправдать его навязывание значительному меньшинству в провинции, которое выступало против отделения от Канады? Если бы это было 70 процентов, это имело бы значение? Насколько большим, активным или громким должно быть диссидентское меньшинство, желающее создать другое сообщество, чтобы эффективно бросить вызов этой легитимности? Ниже я рассмотрю некоторые проблемы большинства и меньшинства; Сразу хочу сказать, что сама идея коллективного самоопределения проблематична.Сторонники этой идеи не могут получить легкую поддержку из лингвистической связи идеи с понятием индивидуального самоопределения. Возможно, связи между ними скорее риторические, чем существенные.
Коллективное самоопределение может означать разные вещи, но, что наиболее важно, сегодня оно означает национальное самоопределение: идею о том, что каждая «нация» должна быть самоуправляемой, то есть иметь собственное государство. Так, например, палестинцы видят себя как нацию и ищут свое собственное независимое государство, чтобы они могли быть самоуправляемыми и не подчиняться управлению со стороны Израиля (или любого другого государства).Многие жители Квебека — в основном франкоязычные неиммигранты — считают, что их основная политическая лояльность связана с нацией Квебека, и они хотели бы жить в Квебеке, который является независимой страной наряду с Канадой, а не провинцией в рамках федеральной системы Канады.
Стоит отметить, что эта довольно простая картина сглаживает некоторые важные исключения и сложности. Коллективное самоопределение не обязательно означает полную государственность . Вместо этого это могло означать некоторую форму автономии или самоуправления в пределах другого государства.Многие квебекцы являются скорее федералистами, чем националистами; по разным причинам они предпочитают, чтобы Квебек оставался в составе Канады, даже если они выступают за значительные автономные полномочия правительства провинции и особое признание ее франкоязычной культуры. В последнее время курдские партии и лидеры в целом согласились с тем, что преимущественно курдские регионы в Ираке, которые потенциально могут быть частью независимого государства Курдистан, вместо этого должны быть полуавтономными регионами в федеральном постсаддамовском Ираке (см. Guibernau, 2005, стр. по определениям федерализма).Однако это исключения из правила, согласно которому национальное самоопределение обычно является стремлением к государственности.
Идея национального самоопределения впервые стала известна в рамках планов президента США Вудро Вильсона по восстановлению Европы после Первой мировой войны. Его знаменитые «Четырнадцать пунктов» на конференции по перемирию в 1918 году положили начало процессу национального самоопределения на раздираемом войной континенте. Великая война разрушила Австро-Венгерскую империю, Германию, Российскую и Турецкую империи.Необходимо было найти новый способ организации управления в регионе. Вильсон считал себя вовлеченным в процесс построения наций, и действительно, многие новые государства были созданы из бывших империй. Некоторые из них, например Польша, были государствами, основанными более или менее на группе с узнаваемой и общей культурой. Другие, такие как Югославия и Чехословакия, были многонациональными государствами, которые недавно распались на составляющие национальные государства (между 1992 и 2003 годами Югославия распалась на Словению, Хорватию, Боснию и Герцеговину и Сербию и Черногорию; в 1992 г. Чехословакия разделилась на Чехию и Словакию в результате так называемой «бархатной революции»).
После Второй мировой войны процесс деколонизации сопровождался новой волной национального самоопределения. По всей Азии и Африке в 1950-х и 1960-х годах из бывших империй Британии, Франции, Бельгии, Голландии и Португалии образовалось несколько новых независимых государств. Эта волна обычно сохраняла нетронутыми политические единицы, которые вместе составляли империи; хотя были и серьезные исключения, такие как разделение Индии на два штата — Индию и Пакистан (а затем на три штата, при этом восточный Пакистан стал Бангладеш в 1971 году).
Значение и применение идеи национального самоопределения эволюционировали в течение двадцатого века. Как мы уже отмечали, совсем недавно, после окончания холодной войны, среди политических теоретиков и теоретиков международного права произошло сильное возрождение интереса к национальному самоопределению. Сегодня, когда многие «нации без государств» заявляют о своем праве на самоопределение, что может сказать нам политическая теория об идентификации наций и определении принципов (и практики) национального самоопределения?
- Национальное самоопределение — это один из видов коллективного самоопределения.
- Идея коллективного самоопределения получает большую часть своей силы из аналогии с глубоко укоренившимися идеями индивидуального самоопределения или свободы; но слишком легкий переход от индивидуума к коллективу может быть проблематичным.
- Требование национального самоопределения не может быть требованием полной государственности.
- Идея национального самоопределения приобрела особую известность после Первой мировой войны.
- Интерес политических теоретиков был возрожден настойчивыми требованиями националистов в Восточной Европе и в других местах после окончания холодной войны.
Национализм (Стэнфордская энциклопедия философии)
1. Что такое нация?
1.1 Основная концепция национализма
Хотя термин «национализм» имеет множество значений, в нем центрально заключены два явления: (1) отношение к тому, что члены нации имеют, когда они заботятся о своей идентичности как членов этой нации и (2) действия, которые члены нация стремится к достижению (или поддержанию) той или иной формы политического суверенитет (см., например, Nielsen 1998–9: 9).Каждый из них аспекты требует проработки.
- вызывает вопросы о концепции нации или нации идентичности, о том, что значит принадлежать к нации, и о том, насколько нужно заботиться о своей нации. Наций и национальных идентичность может быть определена с точки зрения общего происхождения, этнической принадлежности или культурные связи, а членство человека в нацию часто считают недобровольной, иногда ее считают добровольно. Степень заботы о своей нации, которую националисты require часто, но не всегда, считается очень высоким: согласно такие взгляды, претензии нации имеют приоритет над соперники претенденты на власть и верность. [1]
- вызывает вопросы о том, требует ли суверенитет обретение полной государственности с полной властью над внутренними и международные дела, или что-то меньшее, чем государственность достаточно. Хотя суверенитет часто понимается как полная государственность (Геллнер 1983: гл. 1), [2] возможные исключения были признаны (Miller 1992: 87; Miller 2000). Некоторые авторы даже защищают анархистскую версию патриотизм — умеренный национализм, предвосхищенный Бакуниным (см. Воробей 2007).
Существует терминологический и концептуальный вопрос о различении национализм от патриотизма. Популярным предложением является контраст между привязанностью к своей стране как определяющим патриотизмом и привязанность к своему народу и его традициям как определяющая национализм (Kleinig 2014: 228 и Primoratz 2017: Section 1.2). Один Проблема с этим предложением в том, что любовь к стране на самом деле не просто любовь к участку земли, но обычно подразумевает привязанность к сообщество его жителей, и это вводит слово «нация» в понятие патриотизма.Другой контраст — это контраст между сильная и несколько агрессивная привязанность (национализм) и умеренная один (патриотизм), восходящий по крайней мере к Джорджу Оруэллу (см. его 1945 г. сочинение). [3]
Несмотря на эти опасения по поводу определений, существует изрядное количество согласие о классической, исторически парадигматической форме национализм. Обычно он демонстрирует превосходство нации претензии по другим претензиям на индивидуальную лояльность и полный суверенитет как неизменная цель его политической программы.Территориальный суверенитет традиционно рассматривался как определяющий элемент государственного власть и необходимая для государственности. Его превозносили в классическом модерне. произведения Гоббса, Локка и Руссо и возвращаются в центр внимания в дебатах, хотя сейчас философы настроены более скептически (см. ниже). Вопросы, связанные с контролем за движением денег и людей (в конкретной иммиграции) и права на ресурсы, подразумеваемые территориальными суверенитет делает эту тему политически центральной в эпоху глобализации и философски интересны националистам и как антинационалисты.
В последнее время философский фокус больше сместился в направление «либерального национализма», точка зрения, что смягчает классические претензии и пытается объединить пронациональное отношение и уважение к традиционным либеральным ценностям. Например, территориальное государство как политическая единица рассматривается классические националисты как центрально «принадлежащие» одному этнокультурная группа и так же активно обвиняется в защите и пропаганда своих традиций. Либеральное разнообразие позволяет «Деление» территориального государства с недоминантными этнические группы.Последствия разнообразны и весьма интересны (подробнее см. ниже, особенно раздел 2.1).
1.2 Концепция нации
В общем виде проблема национализма касается картографирования. между этнокультурной сферой (с участием этнокультурных групп или «Нации») и сфера политической организации. В разбирая проблему, мы отметили важность отношение, которое имеют члены нации, когда они заботятся о своих национальная идентичность. В связи с этим возникают вопросы двух типов.Первый, описательные:
- (1а)
- Что такое нация и что такое национальная идентичность?
- (1б)
- Что значит принадлежать нации?
- (1c)
- Какова природа пронационального отношения?
- (1д)
- Является ли членство в стране добровольным или недобровольным?
Во-вторых, нормативные:
- (1e)
- Всегда ли забота о национальной идентичности? соответствующий?
- (1 этаж)
- Насколько нужно заботиться?
В этом разделе обсуждаются описательные вопросы, начиная с (1а) и (1b); нормативные вопросы рассматриваются в Раздел 3 о моральных дебатах.Если кто-то хочет побудить людей бороться за свои национальные интересы, нужно иметь представление о том, что такое нация есть и что значит принадлежать к нации. Итак, чтобы сформулировать и обосновывать свои оценки, претензии и указания к действию, Пронационалистические мыслители излагали теории этнической принадлежности, культура, нация и государство. Их противники, в свою очередь, бросили вызов эти разработки. Теперь несколько предположений об этнических группах и нации важны для националистов, в то время как другие теоретические разработки, призванные поддержать основные.В определение и статус социальной группы, которая извлекает выгоду из националистическая программа, по-разному именуемая «нацией», «Этно-нация» или «этническая группа» — это существенный. Поскольку национализм особенно заметен в группах у которых еще нет государства, определения нации и национализма чисто с точки зрения принадлежности к государству не стартер.
Действительно, чисто «гражданская» лояльность часто классифицируется отдельно под названием «патриотизм», который мы уже упомянутый, или «конституционный патриотизм». [4] Это оставляет два крайних варианта и ряд промежуточных. В первый крайний вариант был выдвинут небольшой, но выдающейся группа теоретики. [5] Согласно их чисто волюнтаристскому определению, нация — это любое группа людей, стремящихся к общему политическому государственному организация. Если такой группе людей удастся сформировать государство, лояльность членов группы становится «гражданской» (как в отличие от «этнического») по своему характеру. С другой стороны, и чаще всего националистические претензии сосредоточены на недобровольном сообщество общего происхождения, языка, традиций и культуры: классический этно-нация — это общность происхождения и культуры, в том числе заметно язык и обычаи.Это различие связано (хотя и не идентичный) тому, что привлекали более старые школы социальных и политология между «гражданским» и «этническим» национализм, первый якобы западноевропейский, а последние более центрально-восточноевропейские, происходящие из Германия. [6] Философские дискуссии о национализме, как правило, касаются Только этнокультурные варианты, и здесь будут следовать этой привычке. А группа, стремящаяся к государственности на этой основе, будет называться «Этно-нация», чтобы подчеркнуть ее этнокультурный скорее чем чисто гражданская подоплека.Для этно- (культурного) националиста этническая и культурная принадлежность человека определяет членство в сообществе. Невозможно выбрать быть член; вместо этого членство зависит от несчастного случая происхождения и ранняя социализация. Однако общность происхождения стала мифический для большинства современных групп кандидатов: этнические группы смешивались тысячелетиями.
Поэтому искушенные либеральные пронационалисты склонны подчеркивать только культурная принадлежность и говорить о «национальности», опуская «этно-» часть (Miller 1992, 2000; Tamir 1993,2013; Ганс 2003).Предложение Мишеля Сеймура о «Социокультурное определение» добавляет политическое измерение к чисто культурный: нация — это культурная группа, возможно, но не обязательно объединены общим происхождением, наделены гражданскими связями (Сеймур, 2000). Это то определение, которое будет принято большинством участников сегодняшних дебатов. Таким образом, нация — это несколько смешанная категория, как этнокультурная, так и гражданская, но все же ближе к чисто этнокультурному, чем к чисто гражданскому крайний.
Обратимся теперь к вопросу о происхождении и «Аутентичность» этнокультурных групп или этно-наций.В социальных и политических науках обычно различают два вида просмотров, но есть третья группа, объединяющая элементы из обоих. В во-первых, это модернистские взгляды, согласно которым национализм зародился в раз вместе с национальные государства. [7] В наше время пионером этой точки зрения был Эрнст Геллнер (см. Его 1983 г.). [8] Другие модернисты выбирают аналогичные отправные точки с столетием или двумя из них. вариация. [9] Противоположную точку зрения можно назвать, следуя Эдварду Шилсу (1957), «примордиалистом».Согласно ему, актуальные этнокультурные нации либо существовали. «С незапамятных времен».
Третий, вполне правдоподобный вид, отличный от обоих примордиализм-этносимволизм и модернизм, был инициирован У. Коннор (1994). [10] Нация — это политизированная и мобилизованная этническая группа, а не штат. Итак, истоки национализма предшествуют современному государству, и его эмоциональное наполнение сохранилось до наших дней (Conversi 2002: 270), но на самом деле государственническая организация действительно современна.Однако, национальное государство — это националистическая мечта и вымысел, никогда не реализованы из-за неизбежного множественности социальных групп. Так много для трех доминирующих точек зрения на происхождение национализм.
Действительно, более старые авторы — великие мыслители, такие как Гердер и Отто Бауэр пропагандистам, которые следили за их шаги — приложили большие усилия, чтобы обосновать нормативные требования к фирме онтологический реализм о нациях: нации реальны, bona fide юридических лиц. Однако современные моральные дебаты пытались чтобы уменьшить важность воображаемого / реального разделения.Видный современные философы утверждали, что нормативно-оценочные националистические претензии совместимы с «воображаемыми» природа нация. [11] Они указывают на то, что общие представления могут связывать людей вместе, и что реальное взаимодействие в результате единения может породить важные моральные обязательства.
Давайте теперь перейдем к вопросу (1c) о природе пронациональных настроений. Пояснительная проблема что заинтересовало политологов и социологов этнонационалистические настроения, парадигмальный случай пронационального отношение.Это так же иррационально, романтично и безразлично к своекорыстие, каким может показаться на первый взгляд? Проблема разделилась авторы, которые видят национализм как принципиально иррациональный, и те, кто пытается чтобы объяснить это как в некотором смысле рациональное. Авторы, которые видят в этом иррационально предлагать различные объяснения того, почему люди соглашаются иррациональные взгляды. Некоторые критически утверждают, что национализм основан на «Ложное сознание». Но причем тут такое фальшивое сознание пришло? Самый упрощенный взгляд состоит в том, что это результат прямого манипулирования «массами» со стороны «Элиты».Напротив, известный критик национализм Эли Кедури (1960) считает эту иррациональность спонтанный. Полтора десятилетия назад Лиа Гринфельд зашел так далеко, что связывает национализм с психическим заболеванием в своей провокационной статье 2005 года. (см. также ее книгу 2006 года). На противоположной стороне у Майкла Уолцера есть в 2002 году сочувственно отозвался о националистических страстях. Авторы, опирающиеся на марксистскую традицию, предлагают различные более глубокие объяснения. Упомяну об одном, французском структуралисте Этьене. Балибар рассматривает это как результат «производства» идеология осуществляется с помощью механизмов, которые не имеют ничего общего с спонтанная доверчивость индивидов, но безличная, структурная социальные факторы (Balibar & Wallerstein 1988 [1991]). [12]
Некоторые авторы утверждают, что для людей часто бывает рационально стать националисты (Hardin 1985). Можно ли рационально объяснить крайности этнонациональный конфликт? Такие авторы, как Рассел Хардин, предлагают сделать это. с точки зрения общего взгляда на то, когда враждебное поведение рационально: большинство как правило, если у человека нет причин доверять кому-либо, это разумно для этого человека принимать меры предосторожности по отношению к другому. Однако, если обе стороны примут меры предосторожности, каждая будет склонна видеть другие как более враждебные.Тогда становится рациональным начать относиться к другому как к врагу. Таким образом, простое подозрение может привести к небольшому, индивидуально рациональные шаги к конфликтной ситуации. (Такой негативный развитие часто представляется как вариант заключенного Дилемма; см. запись на Дилемма заключенного). Относительно легко определить обстоятельства, в которых этот генерал образец применяется к национальным солидарностям и конфликтам (см. также Виммер 2013).
Наконец, что касается вопроса (1г), нацию обычно считают недобровольным сообщество, к которому человек принадлежит по рождению и раннему вскармливанию, и т. что принадлежность усиливается и становится более полной благодаря дополнительная сознательная поддержка.Не все согласны: либерал националисты принимают идею выбора своей национальной принадлежность и возможность иммигрантов стать гражданами выбор и преднамеренная аккультурация.
2. Разновидности национализма
2.1 Концепции национализма: классические и либеральные
Мы указали в самом начале статьи, что национализм фокусируется на (1) отношении, которое имеют члены нации, когда они заботятся о своей национальной идентичности и (2) действиях, которые члены нации принимают, когда стремятся достичь (или поддержать) некоторые форма политического суверенитета.Политически центральный момент (2): действия, предписанные националистом. К ним мы теперь обратимся, начиная с суверенитета и территории, обычные фокусы национального борьба за независимость. Они поднимают важный вопрос:
- (2а)
- Требует ли политический суверенитет внутри или над территорией государственность или что-то послабее?
Классический ответ — необходимо состояние. Более либеральный Ответ заключается в том, что достаточно некоторой формы политической автономии.Как только это обсуждались, можем обратиться к соответствующим нормативным вопросам:
- (2б)
- Какие действия морально разрешены для достижения суверенитета и поддерживать это?
- (2c)
- При каких условиях морально разрешено совершать действия такого рода?
Рассмотрим сначала классический националистический ответ на (2а). Политический суверенитет требует, чтобы государство «на праве собственности» этнонацией (Oldenquist 1997). Разработки этой линейки мысли часто содержат или подразумевают конкретные ответы на (2b), и (2c), я.е., что в борьбе за национальную независимость применение силы против угрожающей центральной власти почти всегда законный средства для достижения суверенитета. Однако классический национализм занимается не только созданием государства, но и его поддержание и укрепление.
Классический национализм — политическая программа, которая видит создание и поддержание полностью суверенного государства, принадлежащего данному этнонациональная группа («народ» или «нация») как основная обязанность каждого члена группы.Начиная с предположение, что соответствующая (или «естественная») единица культура — этно-нация, она утверждает, что первейшая обязанность каждого член должен придерживаться своей узнаваемой этнонациональной культуры во всех культурных делах.
Классические националисты обычно бдительны в отношении культуры они защищают и продвигают, а также о том, какое отношение люди должны их национальное государство. Это бдительное отношение несет в себе некоторый потенциал опасности: многие элементы данной культуры универсальны или просто не признается национальным, может стать жертвой такого националистического энтузиазм.Классический национализм в повседневной жизни ставит различные дополнительные требования к физическим лицам, от покупки более дорогих товары отечественного производства предпочтительнее более дешевых импортных создание как можно большего количества будущих членов нации (см. Yuval-Davies 1997 и Yack 2012).
Помимо классического национализма (и его более радикального экстремистского двоюродные братья), различные умеренные взгляды теперь также классифицируются как националист. Действительно, философская дискуссия переместилась на эти умеренные или даже ультра-умеренные формы, и большинство философов, которые называют себя националистами, предлагают очень умеренных националистов. программы.
Национализм в этом широком смысле — это любой комплекс отношений, претензии и директивы к действию, приписывающие фундаментальные политические, моральная и культурная ценность для нации и национальности и обязательства (для отдельных членов нации и для любых вовлеченные третьи стороны, индивидуальные или коллективные) из этого приписанного стоимость. Главный представитель этой группы взглядов — либерал. национализм , предложенный такими авторами, как Миллер, Тамир и Ганс (увидеть ниже).
Национализм в этом более широком смысле может несколько различаться по своему концепции нации (которые часто остаются неявными в их дискурса), основанием и степенью его ценности, а также объем установленных ими обязательств. Умеренный национализм меньше требовательнее, чем классический национализм, и иногда его называют «патриотизма». (Другое использование, опять же, резервирует «Патриотизм» за то, чтобы ценить гражданское сообщество и лояльность к государство, в отличие от национализма, ориентировано на этнокультурный сообщества).
Обратимся теперь к либеральному национализму, наиболее обсуждаемому виду умеренный национализм.
Либеральные националисты видят либерально-демократические принципы и пронациональные отношения как принадлежащие друг другу. Один из главных сторонники этой точки зрения, Яэль Тамир, начали дебаты в ее 1993 г. в книге, а в своей недавней книге о национальном государстве говорится как о « идеальное место встречи между двумя »(2019: 6). Конечно, некоторые вещи должны быть принесены в жертву: мы должны признать, что либо значимость сообщества или его открытость должны быть принесены в жертву в некоторой степени, поскольку у нас не может быть их обоих.(2019: 57). Сколько каждого уступить место остается открытым, и, конечно же, различные либеральные националисты по-разному относятся к тому, какой именно правильный ответ является.
Версия либерального национализма Тамира — это своего рода социальный либерализм, сходный в этом отношении со взглядами Дэвида Миллера, который говорит о «солидаристских сообществах» в своей книге 1999 г. Принципы социальной справедливости , а также занимает позицию в его Книги 1995 и 2008 годов. Они оба видят в чувстве национальной идентичности чувство, которое способствует солидарности, и солидарность как средство для повышение социальной справедливости (Тамир 2019, в частности гл.20; сравнивать Walzer 1983, Kymlicka 1995a, 2001 и Gans 2003, 2008).
Либеральные националисты расходятся во мнениях о ценности мультикультурализма. Кимлика считает это основой своей картины либерализма, в то время как Тамир без лишних слов отвергает это: мультикультурные, полиэтнические демократии имеет очень плохую репутацию, утверждает она (2019: 62). Тамир диагноз нынешнего политического кризиса, с политиками, как Трамп и Ле Пен, выходящие на первый план, являются той «либеральной демократов парализовала их предполагаемая победа », тогда как «Националисты чувствовали себя побежденными и устаревшими» (2019: 7).
Тамир перечисляет два типа причин, гарантирующих особые политические статус наций. Первый вид, что никакое другое политическое образование «Может больше, чем государство, продвигать идеи в обществе. сфера »(2019: 52), и второй вид, который нужен нации постоянные творческие усилия, направленные на то, чтобы сделать его функциональным и привлекательным.
Историческое развитие либерализма превратило его в универсалистский, антикоммунитарный принцип; это было фатальным ошибка, которую может и должен исправить либерал-националист. синтез.Можем ли мы возродить объединяющие нарративы нашей национальности? не жертвуя либеральным наследованием свободы и прав? Либеральный национализм отвечает утвердительно. С его точки зрения, национальный партикуляризм имеет приоритет: «Любовь к человечеству — это благородный идеал, но настоящая любовь всегда особенная… »(2019: 68).
Интересно, что Тамир сочетает это высокое уважение к нации с крайний конструктивистский взгляд на его природу: нации ментальны структуры, существующие в сознании их членов (2019: 58).
Реализуется ли либеральный национализм где-нибудь в современном мире, или это скорее идеальная теория, вероятно, конечного состояния, которая предлагает картина желаемого общества? Судя по трудам либеральных националистов, это последнее, хотя и представлено как относительно легко достижимый идеал, сочетающий в себе две традиции, которые уже хорошо реализовано в политической реальности.
Наиболее актуальными для философии разновидностями национализма являются следующие: которые влияют на моральное состояние претензий и рекомендуемых националистические практики.Выдвинутые тщательно продуманные философские взгляды в пользу национализма будем называть «теоретическими национализм », прилагательное, служащее для различения таких взглядов из менее изощренного и более практичного националистического дискурса. В центральные теоретические националистические оценочные утверждения могут быть построены на карта возможных позиций в рамках политической теории в следующих полезный, но несколько упрощенный и схематичный способ.
Националистические претензии, в которых нация играет центральную роль в политических действиях должен ответить на два важных общих вопроса.Во-первых, есть ли один вид большая социальная группа, имеющая особое моральное значение? В националистический ответ состоит в том, что один, безусловно, есть, а именно нация. Более того, когда необходимо сделать окончательный выбор, скажем, между связями семья, или дружба, и нация, последнее имеет приоритет. Либеральные националисты предпочитают более умеренную позицию, которая приписывает ценность национальной принадлежности, но не делайте ее центральной способ. Во-вторых, каковы основания для обязательства перед морально центральной группой? Они основаны на добровольных или недобровольное членство в группе? Типичный современный мыслитель-националист выбирает последнее, признавая, что добровольное признание своей национальной идентичности морально важное достижение.На философской карте пронационалистический нормативные вкусы хорошо сочетаются с общепринятой позицией в целом: большинство пронационалистических философов — коммунисты, которые выбирают нации как предпочтительное сообщество (в отличие от их товарищи-коммунитаристы, которые предпочитают более обширные сообщества, такие как те, которые определены глобальными религиозными традиции). [13]
Прежде чем перейти к моральным претензиям, кратко обрисуем проблемы. и точки зрения, связанные с территорией и территориальными правами, которые необходим для националистической политической программы. [14] Почему территория важны для этнонациональных групп, и каковы масштабы и основания территориальных прав? Его первостепенное значение находится в суверенитет и все связанные с ним возможности внутреннего контроля и внешнее исключение. Добавьте к этому взгляд Руссо, что политические привязанности, по сути, ограничены, и эта любовь — или мягко говоря, республиканская гражданская дружба — за одна группа требует исключения какого-то «другого», и важность становится совершенно очевидной.А как насчет оснований для спрос на территориальные права? Националистические и пронационалистические взгляды в основном полагаются на привязанность, которую испытывают члены нации. национальной территории и формирующей ценности территории для нации для оправдания территориальных притязаний (см. Miller 2000 и Meisels 2009 г.). В некоторых отношениях это похоже на обоснование, данное сторонники прав коренных народов (Талли 2004, но см. также Hendrix 2008) и в других отношениях с Kolers ’2009 этногеографическая ненационалистическая теория, но отличается этнонациональные группы как единственные носители права.Эти взгляды на привязанность резко контрастируют с более прагматичными взглядами на территориальные права как средство разрешения конфликтов (например, Levy 2000). Еще одна довольно популярная альтернатива — семья индивидуалистов. взгляды на обоснование территориальных прав в правах и интересах частные лица. [15] На крайнем конце антинационалистических взглядов стоит идея Погге), что нет конкретных территориальных проблемы политической философии — «растворение подход », как называет это Колерс.
2.2 Моральные претензии, Classical Vs. Либерал: центральность нации
Теперь перейдем к нормативному измерению национализма. Мы сначала описать самую суть националистической программы, т. е. зарисовать и классифицировать типичные нормативные и оценочные националистические претензии. Эти утверждения можно рассматривать как ответы на нормативное подмножество наших начальные вопросы о (1) пронациональном отношении и (2) действия.
Мы увидим, что эти утверждения рекомендуют различные варианты действий: централизованно, те, которые предназначены для защиты и поддержки политической организации для данной этнокультурной национальной общности (тем самым увеличивая конкретные ответы на наши нормативные вопросы (1e), (1f), (2b), и (2в)).Кроме того, они предписывают членам общины обнародовать узнаваемое этнокультурное содержание как центральные черты культурная жизнь в таком государстве. Наконец, мы обсудим различные линии пронационалистической мысли, которые были выдвинуты в защиту этих требований. Для начала вернемся к претензиям, касающимся развитие национального государства и культуры. Они предлагаются националист как норма поведения. Наиболее философски важные изменения касаются трех аспектов такого нормативного претензий:
- Нормативный характер и сила претензии: способствует ли она просто право (скажем, иметь и поддерживать форму политического самоуправление, желательно и обычно государственное, или иметь культурные жизни, основанной на узнаваемой этнонациональной культуре) или моральном обязательство (получить и поддерживать его) или моральное, юридическое и политическое обязательство? Наиболее сильные претензии типичны для классического национализма; его типичные нормы являются как моральными, так и, если национальное государство находится в размещать юридически обеспеченные обязательства для всех заинтересованных сторон, в том числе и для отдельных представителей этнонации.Слабее, но все еще довольно требовательная версия говорит только о моральном долге («Священный долг»).
- Сила националистических претензий в отношении различных внешние интересы и права: чтобы привести реальный пример, это использование отечественный язык настолько важен, что даже на международных конференциях должны удерживаться в нем, ценой потери самого интересного участники из-за границы? Сила националистических претензий здесь сравниваются с силой других требований, в том числе индивидуальные или групповые интересы или права.Варианты сравнительного сила националистических претензий имеет место в континууме между двумя крайности. С одной довольно неприятной крайностью, национально-ориентированными заявлениями имеют приоритет над любыми другими претензиями, в том числе над правами человека. Дальше к центру — классический национализм, который дает национально-ориентированные претензии на приоритет над личными интересами и многие потребности, но не обязательно над общими правами человека (см. например, MacIntyre 1994, Oldenquist 1997). На противоположном конце, который мягкий, гуманный и либеральный, центральные классические националистические утверждения имеют статус только на первый взгляд (см. Tamir 1993, Gans 2003 г. и Миллер 2013 г .; и для приложений в Центральной Европе Стефан Ауэр 2004).
- К каким группам относятся националистические претензии, классические или
либеральный, значит быть действительным? Каков их объем? Один подход утверждает
что они действительны для каждой этно-нации и, следовательно, универсальны. An
примером может служить утверждение «у каждой этно-нации должна быть своя
собственное государство ». Выражаясь более официально
Универсальный национализм — политическая программа, которая утверждает, что каждая этно-нация должна иметь должен по праву владеть и интересы которого он должен продвигать.
В качестве альтернативы, претензия может быть частичной, например, претензия «Группа X должна иметь состояние», где это ничего не говорит о любой другой группе:
Партикуляристский национализм — политическая программа, требующая что какая-то этнонация должна иметь свое государство, без распространяя претензии на все этно-нации. Таким образом, он утверждает, что либо
- по пропуску (нерефлективный партикуляристский национализм), или
- , явно указав, кто исключен: «Группа X должно иметь состояние, но группа Y не должна » (гнусный национализм).
Самый сложный и поистине шовинистический подслучай партикуляризма, т.е. (B), был назван «оскорбительным», поскольку он явно отрицает привилегию иметь государство для некоторых народов. Серьезный теоретические националисты обычно защищают только универсалистскую разновидность, тогда как националист с улицы чаще всего защищает эгоистическую неопределенный.
Националистическая картина морали традиционно была довольно близкой к господствующей точке зрения в теории международных отношений, называемой «реализм».Короче говоря, считается, что мораль заканчивается на границы национального государства; за пределами нет ничего, кроме анархия. [16] Это прекрасно дополняет основное классическое националистическое утверждение о национальное государство, т.е. что каждая этно-нация или народ должны иметь государство само по себе, и подсказывает, что произойдет дальше: национальные государства входят в в соревнование от имени составляющих их народов.
3. Моральные дебаты
3.1 Классический и либеральный национализм
Вспомните исходный нормативный вопрос, связанный с (1) установками и (2) действия.Оправдана ли национальная пристрастность и насколько? Какие действия необходимы для установления суверенитета? В в частности, являются этнонациональными государствами и институционально защищенными товары (этно) национальных культур, независимые от индивидуальной воли их членов, и как далеко можно зайти в их защите? В философские дебаты за и против национализма — это дебаты о моральная обоснованность его центральных требований. В частности, окончательный моральный вопрос заключается в следующем: является ли любая форма национализма морально допустимы или оправданы, и, если нет, насколько плохи конкретные формы Это? [17] Почему националистические претензии требуют защиты? В некоторых ситуациях они кажутся правдоподобными: например, бедственное положение некоторых лиц без гражданства группы — история евреев и армян, историческая и современные несчастья курдов — подтверждает идею что наличие собственного государства решило бы самые худшие проблемы.Тем не менее, есть веские причины для более тщательного изучения националистических заявлений. осторожно. Самая общая причина заключается в том, что сначала нужно показать что политическая форма национального государства имеет некоторую ценность как таковая, что национальное сообщество имеет определенные или даже центральные моральные и политическая ценность, и что утверждения в ее пользу имеют нормативную силу. Как только это будет установлено, потребуется дополнительная защита. Некоторые классические националистические претензии, похоже, противоречат друг другу — по крайней мере, при нормальном обстоятельства современной жизни — с различными ценностями, которые люди склонны принимать.Некоторые из этих ценностей считаются важными либерально-демократическим обществам, в то время как другие важны специально для процветания творчества и культуры. Главный ценности в первом наборе — индивидуальная автономия и доброжелательность беспристрастность (особенно по отношению к членам групп в культурном отличается от собственного). Предполагаемые особые обязанности по отношению к этнонациональная культура может и часто мешает право человека на автономию.
Либеральные националисты осознают трудности классического подход, и смягчить классические претензии, дав им лишь на первый взгляд статус.Обычно они говорят о «различных наслоения, которые создали дурную славу национализму », и они стремясь «отделить саму идею национальности от этих эксцессы »(Миллер, 1992, 2000). Такой вдумчивый пронационалист писатели участвовали в продолжающемся философском диалоге между сторонники и противники требовать. [18] Чтобы помочь читателю найти их в этой сложной дискуссии, мы кратко резюмируем соображения, которые открыты для этнонационалисты, защищающие свою позицию (сравните полезный обзор в Лихтенберг 1997).Дальнейшие направления мысли, основанные на этих соображения могут быть использованы для защиты самых разных разновидностей национализм, от радикального до очень умеренного.
Для краткости каждая линия мысли будет сведена к короткому аргументу; настоящие дебаты более сложны, чем можно представить в наброске. Некоторые видные линии критики, выдвинутые в дебаты будут указаны в скобках (см. Miscevic 2001). Главный Аргументы в пользу национализма разделим на два набора.В первый набор аргументов защищает утверждение о том, что национальные сообщества имеют высокую ценность, иногда рассматриваются как вытекающие из интересов их отдельный член (например, Кимлика, Миллер и Раз), а иногда как неинструментальные и не зависящие от желаний и выбора их отдельных членов, и утверждает, что поэтому они должны быть защищены посредством государственной и официальной государственной политики. Второй набор менее глубоко «всеобъемлющий» и включает аргументы от требований справедливости, независимо от существенных предположения о культуре и культурных ценностях.
Первый набор будет представлен более подробно, так как он сформировал суть дискуссии. Он изображает сообщество как источник ценности или как передающее устройство, соединяющее его элементы с некоторыми важными значения. Для классического националиста аргументы из этого набора коммунитарные в особенно «глубоком» смысле, поскольку они основаны на основных характеристиках состояния человека.
Общая форма аргументов глубокой коммунитарии заключается в следующем. Первый, Коммунитарная посылка: есть некое бесспорное благо (напр.г., а личность человека), и какое-то сообщество необходимо для приобретение и сохранение его. Затем следует утверждение, что этнокультурная нация — это сообщество, идеально подходящее для этого задача. Далее следует государственный вывод: для того, чтобы такое сообщества, чтобы сохранить свою идентичность и поддержать идентичность своего членов, он должен (всегда или, по крайней мере, обычно) принимать на себя политические форма государства. Вывод такого рода аргументов состоит в том, что этнонациональное сообщество имеет право на этнонациональное государство и граждане государства имеют право и обязаны поддерживать свои собственная этническая культура по отношению к любой другой.
Хотя более глубокие философские посылки в аргументах из общинной традиции ослабленные формы также были предложено более либеральными философами. Первоначальный коммунитарный взгляды в пользу национализма предполагают, что есть некоторые ценность в сохранении этнонациональных культурных традиций, в чувствах принадлежность к общей нации и солидарность между члены нации. Либеральный националист может утверждать, что эти не являются центральными ценностями политической жизни, но являются ценностями тем не менее.Более того, диаметрально противоположные взгляды, чистые индивидуализм и космополитизм кажутся сухими, абстрактными и немотивировано сравнением. Под космополитизмом мы понимаем мораль и политические доктрины, утверждающие, что
- основные моральные обязанности человека направлены на всех человеческих существа (независимо от географического или культурного расстояния), и
- политических договоренностей должны точно отражать эту универсальную моральное обязательство (в форме надгосударственных договоренностей, которые принимают приоритет над национальными государствами).
Столкнувшись с противоборствующими силами национализма и космополитизма, многие философы выбирают смесь либерализма-космополитизма и патриотизм-национализм. В своих трудах Б. Барбер прославляет « замечательная смесь космополитизма и местничества », что в его точка зрения характеризует американскую национальную идентичность (Barber 1996: 31). Чарльз Тейлор утверждает, что «у нас нет выбора, кроме как быть космополиты и патриоты »(Taylor 1996: 121). Хилари Патнэм предлагает верность лучшему в многочисленных традициях, в которых каждый из нас участвует, по-видимому, средний путь между узколобый патриотизм и излишне абстрактный космополитизм (Putnam 1996: 114).Компромисс предвидел Берлин (1979) и Тейлор (1989, 1993), [19] и в последние два десятилетия он занимал центральное место в споры и даже спровоцировали перечитывание исторического национализма в его свет. [20] Большинство авторов-либералов-националистов принимают различные ослабленные версии аргументы, которые мы перечисляем ниже, принимая их в поддержку умеренных или ультра-умеренные националистические претензии.
Вот основные недостатки классического этнонационализма, которые предлагают либеральные, ограниченно-либеральные и космополитические националисты.Во-первых, этнонациональные притязания имеют только силу на первый взгляд человека. и не может превзойти личные права. Во-вторых, законный этнонациональный претензии сами по себе не являются автоматически правом на государство, а скорее право на определенный уровень культурного автономия. Основными моделями автономии являются территориальные или территориальные. нетерриториальный: первый включает территориальную децентрализацию; в во-вторых, культурная автономия, предоставляемая людям независимо от их домициль в штат. [21] В-третьих, этнонационализм подчинен гражданскому патриотизму, который имеет мало или не имеет ничего общего с этническими критериями.В-четвертых, этнонациональные мифологии и подобные «важные ложь »допускаются только в безобидных и безобидных случаях, в этом случае они морально допустимы, несмотря на их ложность. Наконец, любая легитимность, которую могут иметь этнонациональные притязания, должна быть вытекает из выбора, который могут сделать заинтересованные лица.
3.2 Аргументы в пользу национализма, классического против либерального: глубокая потребность в сообществе
Теперь рассмотрим конкретные пронационалистические аргументы из первых задавать.Первый аргумент зависит от предположений, которые также появляются в последующие, но в дальнейшем приписывает сообществу внутреннюю стоимость. Более поздние аргументы больше указывают на инструментальную ценность нации, вытекающей из ценности индивидуального процветания, морального понимание, твердая идентичность и тому подобное.
- Аргумент внутренней стоимости . Каждый этнонациональный сообщество ценно само по себе, поскольку находится только в пределах естественный, охватывающий рамки различных культурных традиций, которые важные значения и ценности производятся и передаются.В члены таких сообществ разделяют особую культурную близость к каждому Другой. Говоря на одном языке и разделяя обычаи и традиции, члены этих сообществ обычно ближе к друг друга по-разному, чем для посторонних.
- Аргумент от процветания . Этнонациональный Сообщество необходимо для процветания каждого из его членов. В в частности, только внутри такого сообщества человек может приобретать концепции и ценности, важные для понимания культурная жизнь сообщества в целом и собственная жизнь в частности.Было много споров по поводу пронационалистическая сторона о том, важно ли расхождение ценностей за обособленность национальных групп.
Канадские либеральные националисты Сеймур (1999), Тейлор и Кимлика указали, что «расхождения ценностей между разными регионами Канады », которые стремятся к разделению нации, являются «Минимальный». Тейлор (1993: 155) пришел к выводу, что это не так. обособленность ценностей имеет значение.
- Аргумент от личности .Коммунитарные философы подчеркивать заботу о природе как главную силу, определяющую нашу идентичность как люди — мы становимся такими, какие мы есть, благодаря социальные условия и контексты, в которых мы созреваем. Это утверждение, безусловно имеет некоторую правдоподобность. Сама личность каждого человека зависит от его / ее участие в общественной жизни (см. MacIntyre 1994, Nielsen, 1998 и Lagerspetz 2000). Учитывая, что мораль человека зависит от их зрелой и стабильной личности, общинные условия, способствующие развитию личности необходимо сохранять и поощрять.Следовательно, коммунальная жизнь должна быть организованы вокруг определенных национальных культур.
- Аргумент морального понимания . Особенно Важной разновидностью ценностей является моральная ценность. Некоторые ценности универсальны, например, свобода и равенство, но они слишком абстрактны и «тонкий». Богатые, «толстые» моральные ценности различимы только в рамках определенных традиций; как выразился Чарльз Тейлор это, «язык, который мы привыкли принимать, формулирует проблемы добра для нас »(1989: 35).Нация предлагает естественный рамки моральных традиций и, следовательно, морального понимания; это начальная школа нравственности.
- Аргумент от разнообразия . Каждая национальная культура
вносит уникальный вклад в разнообразие человеческих культур. Большинство
известный сторонник идеи двадцатого века Исайя Берлин
(интерпретируя Гердера), пишет:
«Физиономия» культур уникальна: каждая представляет чудесное отшелушивание человеческих возможностей в свое время и место и окружающая среда.Нам запрещено судить о сравнительная ценность, ибо это измерение несоизмеримого. (1976: 206)
Если предположить, что (этно) нация является естественной единицей культуры, то сохранение культурного разнообразия институционально защита чистоты (этно) национальной культуры. Множественность культурные стили можно сохранить и улучшить, связав их с этнонациональные «формы жизни».
Дэвид Миллер разработал интересный и сложный либеральная пронациональная позиция на протяжении десятилетий его работы в 1990 году до последней работы в 2013 году.Он принимает мультикультурный разнообразие в обществе, но подчеркивает всеобъемлющий национальный идентичность, взяв в качестве главного примера британскую национальную идентичность, которая охватывает английскую, шотландскую и другие этнические идентичности. Он требует «инклюзивной идентичности, доступной для всех культурные группы »(2013: 91). Миллер утверждает, что такая личность необходим для базовой социальной солидарности, и это выходит далеко за рамки простого конституционный патриотизм. Скептик мог отметить следующее. В Проблема мультикультурного общества в том, что национальная идентичность исторически был вопросом этнонациональных связей и требовал сходство по весовому большинству культурных черт (общий язык, общая «история в памяти», обычаи, религия и т. д. на).Однако многокультурные государства обычно объединяют группы. с очень разными историями, языками, религиями и даже совсем другими контрастная внешность. Теперь, как всеобъемлющий «национальный идентичность », которая должна быть достигнута, начиная с очень тонкой идентичности общая принадлежность к государству? Кажется, возникает дилемма. Заземление социальная солидарность в национальной идентичности требует, чтобы последняя была довольно тонкий и, вероятно, в конечном итоге станет полноценным, унитарным культурным личность. Плотный конституционный патриотизм может быть интересным возможное отношение, которое может обосновать такую солидарность при сохранении самобытное культурное разнообразие.
3.3 Аргументы в пользу национализма: вопросы правосудия
Аргументы во втором наборе касаются политической справедливости и не полагаться на метафизические утверждения об идентичности, процветании и культурном значения. Они апеллируют к (фактическим или предполагаемым) обстоятельствам, которые могут сделать националистическую политику разумной (или допустимой, или даже обязательный), такие как (а) тот факт, что большая часть мира организованы в национальные государства (так что каждая новая группа, стремящаяся к создать национальное государство по установленной схеме), или (б) обстоятельства групповой самообороны или исправления прошлой несправедливости что могло бы оправдать националистическую политику (в частном случае).Некоторые аргументов также представляет государственность как способствующую важным политические блага, такие как равенство.
- Аргумент от права на коллектив Самоопределение . Группа людей достаточного размера имеет prima facie право управлять собой и решать свое будущее членство, если члены группы того пожелают. Это принципиально демократическая воля самих членов, которая обосновывает право этнонациональному государству и этноцентрическим культурным учреждениям и практики.Этот аргумент представляет собой оправдание (этно) национальные притязания как проистекающие из воли членов нация. Поэтому он очень подходит для либерального национализма. но не апеллируя к глубокому коммунитарию, который видит требования нация как независимая от выбора конкретных частные лица. [22]
- Аргумент от права на самооборону и возмещение ущерба Несправедливость в прошлом . Угнетение и несправедливость дают жертвам группа правое дело и право на отделение.Если группа меньшинства подавляется большинством до такой степени, что почти каждое меньшинство член хуже, чем большинство членов большинства просто в силу принадлежности к меньшинству, то националистические претензии от имени меньшинства морально правдоподобны и потенциально убедительны. В аргумент устанавливает типичное право на возмещение ущерба, приемлемое из либеральная точка зрения (см. обсуждение в Kukathas and Poole 2000, также Buchanan 1991; о прошлых несправедливостях см. Waldron 1992).
- Аргумент от равенства .Члены группы меньшинства часто оказываются в невыгодном положении по сравнению с доминирующей культурой, потому что они должны полагаться на людей с тем же языком и культурой, чтобы вести дела повседневной жизни. Следовательно, либеральный нейтралитет требует, чтобы большинство предоставляло определенные основные культурные товары, то есть предоставление дифференцированных прав (см. Kymlicka 1995b, 2001, и 2003b). Институциональная защита и право меньшинства собственная институциональная структура группы — это средства, которые восстанавливают равенство и превратить образовавшееся национальное государство в более умеренное мультикультурный.
- Аргумент успеха . Национальное государство в прошлое преуспело в продвижении равенства и демократии. Этнонациональный солидарность — мощный мотив для более эгалитарного распределения товары (Миллер 1995; Канован 1996, 2000). Национальное государство тоже кажется иметь важное значение для защиты нравственной жизни сообществ в будущее, поскольку это единственная форма политического института, способная защита сообществ от угроз глобализации и ассимиляционизм (подробное критическое обсуждение этого аргумента см. Mason 1999).
Андреас Виммер (2018) представляет интересное обсуждение исторический успех национального государства (обсуждается в Knott, Tolz, Green, И Wimmer 2019).
Эти политические аргументы можно сочетать с глубоким коммунитарным подходом. единицы. Однако, взятые по отдельности, их взгляды предлагают «Либеральный культурализм», который больше подходит для этнокультурно плюралистические общества. Более далекий от классики национализма, чем либеральный из Тамира и Нильсена, он избегает любого коммунитарно-философский подкрепление. [23] Идея умеренного национального строительства указывает на открытое мультикультурализм, при котором каждая группа получает свою долю лечебных прав, но вместо того, чтобы отгородиться от других, участвует в общая, пересекающаяся гражданская культура в открытом общении с другими подсообщества. Учитывая разнообразие плюралистических обществ и интенсивность транснационального взаимодействия, такая открытость многим кажется быть единственной гарантией стабильной общественной и политической жизни (см. дебаты в Шапиро и Кимлика 1997).
В целом либерально-националистическая позиция мягкая и гражданская, и в его пользу можно много сказать. Он пытается примирить наши интуиции в пользу какой-то политической защиты культурного сообщества с либеральной политической моралью. Конечно, это вызывает вопросы совместимости либеральных универсальных принципов и особая привязанность к своей этнокультурной нации. Очень либеральные националисты, такие как тамир, разводят этнокультурную нацию от государственности.Кроме того, они предлагают такую любовь к стране. сдерживается всевозможными универсалистскими соображениями, которые в последняя инстанция козыряет национальные интересы (Tamir 1993: 115; 2019: passim, см. также Moore 2001 и Gans 2003). Между философские националисты о том, насколько ослабление и компромисс все еще совместим с националистической позицией в все. [24] В работе также присутствует космополитический интерес. некоторых либеральных националистов (Nielsen 1998–99). [25]
В последние два десятилетия проблемы национализма стали все больше интегрируется в дебаты о международном порядке (см. записи на глобализация и космополитизм). Основным концептуальным звеном является утверждение, что национальные государства естественны, стабильные и подходящие единицы международного порядка. Связанный дебаты касаются роли меньшинств в процессах глобализация (см. Kaldor 2004). Более того, два подхода могут в конечном итоге сходятся: мультикультуралистский либеральный национализм и умеренный, уважающий различия космополитизм общий. [26]
3.4 Популизм и новое лицо национализма
«Популизм» — это общий термин, охватывающий как правых и левые разновидности. В этом разделе уделим внимание правым популистские движения, очень близкие к их традиционным националистическим предшественники. Это соответствует ситуации в большей части Европа и США, где выдвигаются националистические темы. правыми народник. [27]
Однако стало совершенно ясно, что национализм — это лишь одна из политические «измы», привлекающие правых популистов.В миграционный кризис выдвинул на первый план популистские самоидентификация с лингвокультурными сообществами («мы, Франкоговорящие люди «для бывшего», «мы Христиане »для позднего), что выходит за рамки национализма.
Ян-Вернер Мюллер (2016) и Кас Мудде (2007) отмечают, что форма общий для всякого популизма довольно прост и охарактеризовать его как «тонкий». Мудде поясняет: «Популизм понимается как тонкоцентричная идеология, которая считает общество в конечном итоге разделены на две однородные и антагонистические группы, » чистые люди против «коррумпированной элиты», и которая утверждает, что политика должна быть выражением волонте générale (общая воля) народа »(2007: 23).Популизм в таком определении имеет две противоположности: элитарность и плюрализм. Во-первых, элита против народа («аутсайдер»). контраст. Во-вторых, можно выделить два способа характеризуя «народ»: либо с точки зрения социальных статус (класс, уровень дохода и т. д.) или с точки зрения этнической принадлежности и / или культурная принадлежность (см. также de Cleen 2017).
| Elite | ||||
| ↓ | ||||
| Социальный (класс) | ← | Люди | → | этнические, культурные |
Второе, горизонтальное измерение отличает преимущественно левый из преимущественно правого популизма и оставляет место для центристского популистского варианта.Возьмите классический сильный этно национализм. Связь между правым популизмом и подобным национализм очень тугой. Это привело к тому, что некоторые теоретики (Тагиев 2015) представить «националистический популизм» как единственный вид популизма. Этот термин точно отражает синтез популизма и сильный этнический национализм или нативизм. От популизма требуется общая схема антиэлитизма: лидер обращается непосредственно к людей и якобы преследует интересы людей. Из национализм, он принимает характеристику народа: это этническая общность, в большинстве случаев государственная этническая общность, или этно-нация.В своей работе Мудде документирует утверждение, что чисто правые популисты утверждают, что представляют настоящих людей, которые формируют истинная нация, чистота которой омрачается новичками. в США, можно говорить о популистских и реакционных движениях, как Чайная партия, которые возникли благодаря недавнему опыту иммиграция, террористические атаки и растущая экономическая поляризация. Мы пришлось отложить здесь, из соображений экономии места, главного популистского альтернатива (или квази-альтернатива) национальному популизму.В некоторых страны, такие как Германия, некоторые популистские группы-партии (например, немецкие AfD party (Альтернатива для Германии)), обращаем внимание на недвижимость гораздо шире в их досягаемости, чем этнонациональная принадлежность, как правило, к религиозным принадлежности. Другие сочетают этот призыв с этнонациональным один. Это дает то, что Рива Касторяно (2006) называет «транснациональным национализм».
Интересно, что либеральный национализм не слишком привлекателен для народники. С теоретической точки зрения можно отметить, что Тамир (2019) видит ее либеральный национализм как хороший рецепт против угрозы демагоги, такие как Трамп и Борис Джонсон (она избегает использования ярлык «популист», эл.г., 2019: 31).
Рост популизма меняет политическое поле, в котором нужно работать с. Толерантные (либерально-националистические или антинационалистические) взгляды столкновение с новыми проблемами в эпоху популизма, отмеченную миграцией кризис и др. Опасности, традиционно связанные с военными присутствие ушли; национал-народники должны изобретать и строить предполагаемая опасность, которая приходит в страну вместе с иностранными семьи, в том числе с детьми. Короче, если эти гипотезы, политики и теоретики сталкиваются с изменять.Традиционная проблема контраста между патриотизм / национализм и космополитизм изменили свой профиль: текущий резкий контраст — между отвращением популистов к иностранцы-мигранты и более щедрое отношение к принятию и Самаритянин на помощь. Наконец, популистское понимание «нашего люди »(« мы-сообщество ») охватывает не только националистические варианты, но и выходят далеко за рамки. Важный элемент это беспорядочный характер популистского выбора. Вероятно что будущие исследования национализма будут в основном сосредоточены на этом новое и сложное игровое поле, призванное устранить новый контраст и выявить виды национализма по отношению к Это. [28]
3.5 Национальное государство в глобальном контексте
Миграционный кризис сделал национальное государство в глобальном контексте центральная политическая тема, касающаяся национальности. Прежде чем перейти к текущие события, состояние дел до кризиса должно быть резюмировано. Во-первых, рассмотрим дебаты о территории и нации и вопросы глобальной справедливости.
Либеральные националисты пытаются сохранить традиционную националистическую связь между этнической «принадлежностью» государства и суверенитетом и территориальный контроль, но в гораздо более гибкой и сложной параметр.Таким образом, Тамар Майзельс выступает за «принятие существующих национальные поселения в качестве центрального фактора при разграничении территориальные границы », поскольку эта линия« имеет как либеральные основы »(то есть в работе Джона Локка) и либерально-национальный призыв (2009: 159), основанный на его близости к либеральная доктрина национального самоопределения. Она сочетает это с Интерпретация Хаима Ганса (2003: гл. 4) «исторического право »претензии как« право на формирующее территории ». Таким образом, она объединяет «исторические аргументы, понимается как притязания на образовательные территории », с ней аргумент от урегулирования и настаивает на их взаимодействии и взаимном подкрепление, представляя их как «наиболее тесно связанных к либеральным националистическим предположениям и лежащим в их основе идеи »(Meisels 2009: 160).Тем не менее она подчеркивает, что больше чем одна этническая группа может иметь формирующие связи с данной территорией, и что могут быть конкурирующие претензии, основанные на поселок. [29] Но, учитывая этнонациональные конфликты ХХ века, один можно смело предположить, что культурно множественные государства разделены на изолированные и закрытые подсообщества, склеенные вместе просто договоренностями modus vivendi нестабильны по своей природе. Стабильность может поэтому требуют, чтобы плюралистическое общество, представленное либеральными культурологи продвигают достаточно интенсивное внутригосударственное взаимодействие между культурных групп, чтобы предотвратить недоверие, уменьшить предрассудки и создают прочную основу для совместного проживания.
Но где остановиться? Возникает вопрос, так как есть много географически открытые, взаимодействующие территории разного размера. Рассмотрим сначала географическую открытость больших континентальных плоскостей, затем добавьте современную простоту взаимодействия («Ни один остров не остров больше », можно сказать), и, наконец, драматично, существенная экологическая взаимосвязь земли и климата. Здесь, жесткая националистическая линия больше не предлагается всерьез в этические дебаты, так что самые дальние пронациональные крайности на самом деле относительно умеренная позиция, примером которой является Миллер в перечисленных работах.Вот типичное его предложение относительно глобальной справедливости, основанное на национальных государств: создание кроме определенного процента ВВП на цели развития цели — возможно, для проектов в одной конкретной стране или группе стран (2013: 182).
Это подводит нас к теме миграции и горячим спорам о настоящее место действия. [30] В Европе иммиграция, наверное, главная тема современности. популистский шум, а в США он является одним из главных темы.Итак, иммиграция плюс националистически-популистские реакции на нее. являются в текущем десятилетии главным испытательным полигоном для националистических и космополитические взгляды.
Давайте посмотрим на пронациональную сторону дебатов. Либеральный националисты, в частности Миллер, выдвинули некоторые вдумчивые пронационалистическое предложение относительно иммиграции. Миллера предложение позволяет беженцам временно искать убежище до ситуация в стране их происхождения улучшается; это также ограничивает экономические миграция. Миллер возражает против оправданности глобального стандарт равенства, возможностей, благосостояния и т. д., потому что меры просто равенство ограничено контекстом. Люди имеют право на минимум уровень жизни, но право на миграцию активируется только в качестве последнего прибегать после всех других мер в рамках кандидата-мигранта страна происхождения была опробована. Однако он также (особенно в его книга «Чужие среди нас», 2016), утверждает, что национальная ответственность за прием беженцев-иммигрантов уравновешивается соображения интересов потенциальных иммигрантов и интересы национальных сообществ в сохранении контроля над собственный состав и характер.
Если мы согласны с положительными сторонами либеральных националистов, мы можем спросите о динамике помощи, необходимой иммигрантам. Различают не менее трех стадий, во-первых, неотложную чрезвычайную ситуацию. (голодание, заморозки, неотложные медицинские проблемы) и обеспечение их питания, во-вторых, поселение и обучение (на принимающей стороне и иммигранте со стороны новичка), и в-третьих, стадия (своего рода) гражданства, относительно стабильная жизнь в стране пребывания.
На первом этапе в первую очередь приходит немедленная помощь, как нормативно и причинно: просто принять потенциальных беженцев (действительно, потенциальных следует помочь беженцам покинуть свои страны и отправиться в страна пребывания).В долгосрочной перспективе пребывание должно включать в себя возможность для работы и обучения.
Но это еще не все. Обязанность самаритянина может и должна действовать как подготовка к более широкому глобальному деятельность. [31] Итак, у нас есть два теоретических шага: во-первых, принятие самаританизма и во-вторых, соглашаясь с более глубокой транснациональной мерой блокировки отдаленные причины, такие как бедность и войны в Третьем мире. Позвольте нам позвонить эта «модель самаритянина для более глубоких мер». Модель приспособлен к кардинально изменившейся игровой площадке, в которой национализм проблемы разыгрываются в контексте популизма и кризиса беженцев, поднимая вопросы, которых не было два десятилетия назад.
4. Заключение
Представляя утверждения, которые защищают пронационалисты, мы имеем от более радикальных к более либерально-националистическим альтернативы. Рассматривая аргументы в пользу этих утверждений, мы имеем представил метафизически требовательные коммунитарные аргументы, отдыхая на глубоких общинных допущениях о культуре, таких как предпосылка что этнокультурная нация — важнейшее сообщество для всех частные лица. Это интересное и респектабельное заявление, но его правдоподобие не установлено.Моральный спор о национализм привел к различному ослаблению основанных на культуре аргументы, обычно предлагаемые либеральными националистами, которые аргументы менее амбициозны, но гораздо более правдоподобны. Отказавшись старый националистический идеал государства, принадлежащего единственной доминирующей этнокультурная группа, либеральные националисты стали восприимчивы к идея, что идентификация с множеством культур и сообщества важны для социальной идентичности человека. Они стали одинаково чувствительны к транснациональным проблемам и многому другому. готов принять отчасти космополитическую точку зрения.Либеральный национализм также выдвинул на первый план более скромные, менее философски или метафизически заряженные аргументы, основанные на заботы о справедливости. Это подчеркивает практическую важность этнокультурная принадлежность, право этнокультурных групп на устранение несправедливости, демократические права на политические ассоциации и роль, которую этнокультурные связи и ассоциации могут играть в продвижение справедливых социальных договоренностей.
События текущего десятилетия, кризис беженцев и рост правого популизма, кардинально изменили актуальную практическую и теоретическая площадка.Традиционный национализм по-прежнему актуален, но популистский национализм привлекает гораздо больше внимания: новые теории производятся и обсуждаются, занимая центральное место сцена. С другой стороны, миграционный кризис заменил типичный космополитический вопрос солидарности с дальними незнакомцами с горением вопросы помощи беженцам, находящимся у наших дверей. Конечно, причины кризиса все те же, что космополиты были беспокоит гораздо раньше: войны и драматическое неравенство в мире распространение товаров и угроз, таких как болезни и климат бедствия.Задача теории теперь состоит в том, чтобы связать эти более глубокие вопросы с новыми проблемами занимают центральное место в новых детская площадка; теперь эта задача сформулирована в несколько ином словарный запас и в рамках иных политических концептуальных рамок, чем перед.
Что такое самоопределение? Использование истории для понимания международных отношений
Историческое исследование может обогатить практические и научные перспективы понимания современной политики.В поддержку этого утверждения данная статья представляет собой эмпирический анализ истории широко обсуждаемой концепции, а именно самоопределения. Заявления о самоопределении действительно повторяются как в международной, так и в отечественной современной практике. Западная Сахара, Каталония, а в последнее время Крым и Венето — все это примеры территорий, на которых применяется этот принцип и которые играют определенную роль в спорной политике. Тем не менее, это не новое явление. Краткое знакомство с историей самоопределения сразу же показывает, насколько стар и проблематичен этот принцип.В 1921 году Роберт Лансинг, государственный секретарь Вудро Вильсона, написал, что самоопределение «заряжено динамитом» (Lansing 1921: 97). Спустя столетие его наблюдение остается актуальным, поскольку тысячи украинцев, считающих себя этническими русскими, недавно проголосовали за то, чтобы Крым стал территорией России во имя этнической принадлежности и самоопределения, что вызвало сильное недовольство в Киеве и ряде других стран. Западные штаты.
Как же тогда изменился принцип самоопределения с момента его появления в качестве международной нормы и что эти изменения говорят нам о его сегодняшнем понимании? Чтобы ответить на этот вопрос, данная статья идет в хронологическом порядке, исследуя каждый исторический момент, когда самоопределение вышло на первый план, а именно после Первой мировой войны; в конце Второй мировой войны с процессом деколонизации; и, наконец, после холодной войны с распадом Югославии.
Порядок после Первой мировой войны
Первый период, когда самоопределение приобрело международное значение, было после Первой мировой войны. Вильсон предусматривал принятие нескольких принципов, чтобы положить конец войне и создать то, что он считал новой эрой мира и справедливости. В основе этого проекта лежало самоопределение. Однако во время Парижской мирной конференции 1919 года великие (колониальные) державы вступили в ожесточенные дебаты, приведшие к выводу о невозможности предоставить самоопределение всем народам на планете (Manela 2007: 24).Представители колониальных держав утверждали, что на данный момент колонизированные народы должны быть исключены из такого процесса, поскольку они еще не являются политически зрелыми. Таким образом, самоопределение стало принципом ad hoc , который предоставлялся только государствам, образовавшимся по окончании войны. «Народами», имеющими право на самоопределение, стали те этнические группы, которые мобилизовались на национальном уровне в 19 — веках под Австро-Венгерской, Германской, Османской и Российской империями.
Самоопределение быстро приобрело этнический оттенок. Понимание суверенитета укоренилось в идее нации, и нация была определена в этнонациональных терминах. Во время Мирной конференции также стало ясно, что невозможно выровнять точные границы наций с границами новых государств на обширных постимперских территориях. Конференция, таким образом, также стала первой последовательной попыткой установить основные стандарты защиты национальных меньшинств в тех областях, для которых характерны размытые границы принадлежности.Однако на практике правовая защита меньшинств ограничивается только теми международно признанными меньшинствами. Таким образом, картина, которая возникла после конференции, была общей неразберихой (Weitz 2008). Конституция новых государств на территориях, ранее принадлежавших европейским империям, была провозглашена на основе равенства граждан и их права на самоопределение. Однако всего через несколько месяцев после их официального образования местные власти внедрили практику определения приоритетности групп населения в соответствии с их этнической идентификацией.Конечно, это происходило в значительной степени из-за местной, ранее существовавшей имперской логики. Тем не менее такая дискриминационная практика часто оправдывалась внутри страны во имя самоопределения и терпима на международном уровне из-за изначально неоднозначной формулировки принципа и прав меньшинств.
Королевство сербов, хорватов и словенцев представляет собой яркий тому пример. Образованный накануне Мирной конференции и официально основанный на равенстве народов, он был признан державами Антанты через несколько месяцев после подписания Сен-Жерменского договора.Подобно другим договорам о признании новых государств между 1919 и 1923 годами, этот документ одновременно регулировал обращение с меньшинствами в Королевстве (Djokic 2010). Подписание Договора предполагало, что международное признание Королевства зависит от гарантии национальных властей, что будет уважаться равенство людей в государстве и признание различных этнических групп. Однако, хотя национальные делегаты заявили, что Королевство состоит из одного народа с тремя именами — сербов, хорватов и словенцев — последняя австро-венгерская перепись 1910 года вместо этого показала, что в регионе, соответствующем новому государству, по крайней мере сосуществовали девять различных этнических групп.[1] После продолжительного обсуждения на Мирной конференции было решено, что четыре меньшинства будут признаны на международном уровне: болгары, австрийцы, венгры и «мусульмане». Однако как был сделан этот выбор, оставалось неясным.
Прямым результатом неравномерной политики признания было то, что непризнанные на международном уровне меньшинства чаще всего исключались из полноценного участия в национальном политическом сообществе. Клод утверждал, что «одержимые идеалом национального единства, государства меньшинств [государства, созданные после демонтажа империй] установили централизованные административные режимы и взяли на себя обязательства по денационализации меньшинств» (1955: 40).В некоторых случаях это, безусловно, было правдой. Однако чаще всего, и это имело место в Королевстве Югославия, государственные чиновники тонко применяли методы дискриминации групп меньшинств и создания политического сообщества, в котором доминирует одна основная группа. Они выражались в предоставлении или отказе в политических правах отдельным лицам в зависимости от группы, с которой они были отождествлены. Это были права, которые обеспечили бы полный доступ в форме права голоса к национальному политическому сообществу.Кроме того, как показывают многочисленные петиции, полученные в Лиге Наций в течение 1920-х годов, часто эта практика сопровождалась применением насилия со стороны государственных и местных властей в качестве средства сдерживания. Чтобы понять эту дискриминационную практику, важно подчеркнуть, что самоопределение, помимо этнического тона, поощрялось на международном уровне без фактического определения его содержания. Кроме того, признание групп меньшинств было ошибочным. Я полагаю, что эта двусмысленность привела к инструментализации государственными властями самоопределения и прав меньшинств для оправдания дискриминации.
Деколонизация
Этническое самоопределение, определенное на Парижской мирной конференции, возникло после Второй мировой войны даже слабее, чем после Первой мировой войны. Его систематическое применение привело к беспрецедентным катастрофам. Нацисты и фашисты использовали принцип исключения меньшинств и рационализации геноцида (Mazower 1999). В 1945 году союзникам пришлось признать два основных ограничения самоопределения, сформулированных после Первой мировой войны.Во-первых, этническая норма, связанная с самоопределением и определением народов, может использоваться для поддержки практики исключения. Во-вторых, отсутствие четкой формулировки самоопределения после Первой мировой войны привело к его катастрофической инструментализации, явлению, которое почти не оспаривалось на международном уровне. Весной 1945 года союзники столкнулись с ответственностью за послевоенное восстановление. Среди их задач была необходимость осудить систематические преступления против местного населения, совершаемые во имя международно признанных принципов.
В таком контексте всеобщего недоумения союзникам было ясно одно: самоопределение необходимо пересмотреть и переформулировать. Таким образом, этот принцип был официально закреплен в международном праве посредством его включения в Устав ООН. Однако, как и в случае с Парижской мирной конференцией, оно снова получило нечеткое определение (статьи 1 и 55 Устава) и, возможно, воспринималось скорее как предсказуемая норма, чем как неизбежная мера для всех. Статья 73 действительно подтвердила примат колониального правления во имя «благополучия жителей [несамоуправляющихся] территорий».Это выявило растущее противоречие, в котором оказались представители колониальных держав: как можно было кодифицировать универсальные права для всех и осудить расистскую политику Гитлера, оправдывая при этом систематический отказ колониальным подданным в политических и гражданских правах по расовому и этническому признаку. ?
Крупные преобразования произошли в 1950-х годах, когда делегаты из независимых стран третьего мира использовали ООН как политическую арену для поддержки дела самоопределения этих народов, все еще находящихся под колониальным господством.Такой шаг противоречил воле métropoles , и тем не менее он продолжался целое десятилетие, а именно в течение всего периода переговоров по пактам ООН по правам человека. В течение этого десятилетия постколониальные государства успешно привили «право на самоопределение» к нормам прав человека (Reus-Smit 2013). В свою очередь, коренные элиты в колониях сумели воспользоваться языком прав человека, чтобы оправдать свои притязания на самоопределение и равенство. Это достижение было воплощено в резолюции 1514 Генеральной Ассамблеи 1960 года, в которой содержится призыв к прекращению колониализма.В дополнение к призыву к самоопределению и правам человека Резолюция 1514 также привела к созданию ряда новых государств в Азии и Африке.
Показательно, что общая эйфория, которая побудила международное общественное мнение в то время охарактеризовать 1960 год как «год Африки», не нашла такого же отклика во многих недавно образованных государствах. Опять же, когда новые постимперские государства начали определять границы своих политических сообществ, дискриминация часто преобладала над инклюзией.За небольшими исключениями, недавно провозглашенные лидеры государства установили как формальную, так и неформальную дискриминационную практику, часто на основе местных родственных связей, чтобы отдавать предпочтение одним домашним группам по сравнению с другими. Набор ценностей, регулирующих либеральный международный порядок, просто не находил отражения на территориях, которые по понятным причинам не имели опыта работы с государственными структурами и признанием прав. В конце концов, все эти новые государства были сформированы в соответствии с произвольным принципом uti Possidetis , предполагающим, что независимая государственность была предоставлена в соответствии с формальными линиями старых колониальных границ.Однако объяснения, подчеркивающие сохранение колониальных норм внутри новообразованных государств, не пользовались большой популярностью. Вместо этого многие ученые предположили, что дискриминация произошла из-за применения самоопределения, ведущего либо к преждевременной независимости, либо к «ретрайбализации политики» (Mazrui 1977).
Как правило, эти заявления были сделаны в отношении крайне жестоких ситуаций, как это имело место в Нигерии. В этой стране хауса-фулани, йоруба и игбо были тремя основными группами, признанными британскими властями.Впоследствии именно они были юридически признаны после обретения независимости. Остальные 40% населения, отождествлявшего себя с другими меньшинствами, были и продолжали оставаться после обретения независимости практически исключенными из политического признания, даже несмотря на то, что эти другие меньшинства были признаны в переписи населения (Melson & Wolpe: 47). Таким образом, политическая и социальная структура колониальной Нигерии сохранялась после обретения независимости, с передачей власти непосредственно тем лояльным лицам, которые наиболее тесно сотрудничали с британскими властями: игбо.Такая деволюция усилила этнические разногласия (Ibhawow: 2). Недовольство было повсеместным. В первые годы независимости политические коалиции быстро менялись, и в период 1965-1967 гг. Игбо стали исключаться, часто с применением насилия, из национальной политической жизни. В свою очередь, начиная с 1967 года, они жестоко исключили другие группы в рамках самопровозглашенного штата игбо Биафра, заявив во имя самоопределения против внутреннего, а не иностранного, репрессий других групп. Следовательно, несмотря на либеральный оттенок самоопределения, его фактическое применение внутри страны не было положительно воспринято на международном уровне.Его простая инструментализация для оправдания дискриминации и насилия привела к повсеместной озабоченности по поводу существования дискриминационного аспекта, который, возможно, был неотъемлемой частью этого принципа.
Одновременно в ООН предполагалось, что, поскольку существование колониальных империй более или менее подошло к концу, вопрос о применении и призыве к самоопределению не должен повторяться за пределами внутренней сферы. Дело, как все думали, все-таки как-то решено.Самоопределение было принципом, который, если его применить, привел к краху империй сначала в Европе, а затем на колониальных территориях, а также к созданию независимых государств. Что еще можно было с этим сделать? В некоторой степени из-за существования строгой нормы невмешательства во время холодной войны (Glanville, 2014), если насилие имело место после обретения независимости, несмотря на то, насколько оно могло быть проблематичным, в основном это было внутренним делом. Тем не менее этот принцип был прописан в первой статье Пакта ООН о гражданских и политических правах 1966 года, хотя, как уже было сказано, переговоры по этому документу велись на протяжении 1950-х годов.Однако, опять же, определение самоопределения было неточным (Nowak 1993). Позже этот принцип был упомянут в Хельсинкском Заключительном акте 1975 года, положив начало Совещанию по безопасности и сотрудничеству в Европе. Однако, как утверждает Коскенниеми, «сомнительно, чтобы это принципиальное заявление было воспринято буквально… Его революционный потенциал [в любом случае] сдерживался сильным акцентом на территориальной целостности в Заключительном акте» (1994: 242).
От распада Югославии до современного мирового порядка
В то время как дебаты по поводу самоопределения считались завершенными, распад Югославии вернул претензии на национальное самоопределение во имя этнической принадлежности на международной арене.Сформулированные для легитимации новых государств, эти утверждения также использовались для оправдания физической и административной практики этнических чисток. Несмотря на то, что после событий Второй мировой войны ООН продвигала идеал этнически слепых государств, этническая принадлежность как категория идентификации никогда не исчезла с Балкан (Stiks 2009). Действительно, на протяжении почти полувека этническая принадлежность была вопросом, связанным с национальной политикой признания. После смерти Тито в 1980 году и последующего кризиса, который привел к распаду Югославии, мир не без удивления обнаружил, что претензии на самоопределение во имя этнической принадлежности продолжают существовать.Вдобавок эти претензии делались именно в том районе, где в 1919 году парижские миротворцы пытались гарантировать плавный переход от империй к национальным государствам. Разница заключалась в том, что, когда в 1990-х годах вновь провозглашенные лидеры высказывали свои претензии, в 1919 году они не были терпимы на международном уровне. Другими словами, попытка создать этнические национальные государства воспринималась как «отклонение» от либеральных представлений о правах человека и законной государственности. Фактически, эти попытки имели место как раз в тот момент, когда либерализм получил серьезную международную поддержку (Clark 2005).
Интересно, что сосуществование различных представлений о самоопределении — одного этнического и одного либерального — привело к еще большей путанице в международном сообществе по поводу того, что следует делать. В августе 1991 года, более чем через год после того, как Хорватия и Словения продемонстрировали первые признаки своего намерения провозгласить независимость, Совет министров Европейского сообщества (ЕС) создал специальную арбитражную комиссию, широко известную как Комитет Бадинтера. В сентябре 1991 года была инициирована Международная конференция по Югославии, которую возглавил бывший министр иностранных дел Великобритании лорд Каррингтон.В его состав входили посредники ЕС и представители вовлеченных сторон, а именно югославские делегаты и представители каждой составляющей республики. Спустя несколько месяцев Комитет четко установил, что, следуя принципу uti Possidetis , он признал границы между Хорватией, Боснией и Сербией. Применяя колониальный принцип признания границ к Балканам, Конференция признала ранее внутренние границы в качестве новых международных границ.При этом Конференция признала возможное совпадение границ новых государств с границами заявленных этнических наций. Соответственно, с начала 1990-х годов вновь провозглашенные лидеры находили в таком международном признании косвенное оправдание для создания государств, основанных на этнической изоляции.
Первоначальная международная путаница, связанная с реакцией на эти требования этнического самоопределения, стала еще более явной. Запоздалое вмешательство в Боснии, а также установление международного протектората, стигматизация сербов и снисходительность международного сообщества к Хорватии, за которыми последовали длительные события в Косово, кристаллизовали то, что можно было бы назвать международным «кризисом самоопределения».Этот кризис характеризовался сомнением в том, каким должно быть лучшее решение для ограничения или, по крайней мере, подавления претензий на самоопределение. Сегодня международные акторы, действующие в бывшей Югославии, все еще несут издержки своего запутанного участия. Босния и Косово, возможно, являются двумя наиболее заметными случаями из-за все еще продолжающегося международного взаимодействия на местах. Понятно, что упоминание о самоопределении через несколько лет после этих событий все еще вызывает недоумение в отношении, во-первых, содержания принципа и, во-вторых, надлежащей реакции на требования о самоопределении.
Заключение
Моей целью в этой статье было показать, что никакого четкого и единого определения самоопределения никогда не существовало. Несмотря на то, что это основной принцип международного порядка, реальная политика самоопределения чрезвычайно неоднозначна. Я утверждал, что эта двусмысленность напрямую связана с расплывчатой юридической формулировкой этого принципа на международном уровне, что, в свою очередь, привело к напряжению между двумя его внутренними и противоречивыми измерениями — либеральным и этническим.История показывает, что, несмотря на лежащие в основе либеральные идеалы свободы и равенства, домашняя практика, связанная с самоопределением, слишком долго приравнивалась к дискриминации, а зачастую и к насилию. После недавних событий, в частности, в бывшей Югославии, международное недоумение относительно того, как справиться — используя словарь, аналогичный терминологии Лансинга, — потенциально «взрывоопасные» заявления о самоопределении по-прежнему укоренились в политической практике и менталитете. Как показывают недавние примеры, дискуссии о самоопределении вряд ли закончатся.Притязания на его имя остаются постоянной чертой современной политики. Таким образом, размышления о прошлой практике, ее ограничениях и последствиях могут представлять собой эвристический инструмент для поиска решений для прогнозируемых кризисов.
Ссылки
Кларк, Ян. Легитимность в международном обществе . Оксфорд ;; Нью-Йорк: Oxford University Press, 2005.
Клод, Инис. Национальные меньшинства — международная проблема, . Кембридж: Издательство Гарвардского университета, 1955.
Джокич, Деян. Pasic & Trumbic: Королевство сербов, хорватов и словенцев . Лондон: Haus, 2010.
.Гланвилл, Люк. Суверенитет и обязанность защищать: новая история , 2014.
Ибхавох, Бонни. Империализм и права человека: колониальные дискуссии о правах и свободах в истории Африки . Олбани, Нью-Йорк: Государственный университет Нью-Йорка, 2007.
Коскенниеми, Марти. «Национальное самоопределение сегодня: проблемы теории и практики права.” The International and Comparative Law Quarterly 43, no. 2 (1 апреля 1994 г.): 241–69. DOI: 10,2307 / 761238.
Лансинг, Роберт. Мирные переговоры: личное повествование . Бостон; Нью-Йорк: Houghton Mifflin Co., 1921.
Манела, Эрез. Момент Вильсона: самоопределение и международные истоки антиколониального национализма . Оксфорд; Нью-Йорк: Oxford University Press, 2007.
.Мазовер, Марк. Темный континент: двадцатый век Европы .Нью-Йорк: A.A. Кнопф: Распространяется Random House, 1999.
Мазруи, Али А. Международные отношения Африки: дипломатия зависимости и перемен. Лондон [u.a.]: Heinemann [u.a.], 1977 г.
Новак, Манфред. Пакт ООН о гражданских и политических правах: Комментарий КПЧ . Кель [u.a.]: Engel, 1993.
.Реус-Смит, Кристиан. Индивидуальные права и создание международной системы , Кембридж: Cambridge University Press, 2013.
Стикс, Игорь. «Лаборатория гражданства: нации и гражданство в бывшей Югославии и ее правопреемниках». 2009.
Вайц, Эрик Д. «От венской системы к парижской: международная политика и запутанные истории прав человека, принудительные депортации и цивилизационные миссии». AM HIST REV Американский исторический обзор 113, no. 5 (2008): 1313–43.
[1] R1700, Архив Лиги Наций, Женева,
Дополнительная литература по электронным международным отношениям
Провокация национального самоопределения
La Liberté guidant le peuple (Свобода, ведущая народ) Эжена Делакруа (1830). Фотография любезно предоставлена Musée du Louvre / Wikipedia
К 20 веку идея о том, что местные народы должны иметь право голоса в статусе своей территории, стала называться национальным самоопределением. Историки и ученые-правоведы часто описывают этот принцип как триумфальный выход из бедствий и разрушений Первой мировой войны. Согласно этим сведениям, Вудро Вильсон, тогдашний президент Соединенных Штатов, настаивал на том, чтобы различные народы основывали новые государства в Восточной Европе.С тех пор это было закреплено в Уставе Организации Объединенных Наций, где одна из определяющих целей этой организации описана как «развитие дружественных отношений между странами на основе уважения принципа равноправия и самоопределения народов». И все же подлинная история национального самоопределения, а также споры, которые оно может вызвать, уходят корнями во времена Французской революции.
На протяжении всей средневековой и ранней современной Европы правители владели своими владениями так же, как люди теперь могут владеть своим домом.Титул существовал и мог переходить из рук в руки в соответствии с династическими принципами: земли передавались потомкам, объединялись, когда королевские дома вступали в брак, и даже могли быть проданы. Тем не менее, между досовременной Европой и сегодняшними операциями с недвижимостью существовала большая разница — война. Успех в битве также определял, кто контролировал земли, помимо права первородства.
Эти наследственные и военные права отражали правовую реальность того времени. В самой важной книге 18 века по международному праву, бестселлере The Law of Nations (1758), Эммерих де Ваттель утверждал, что «справедливое право собственности» на территорию происходит либо от «древних и первоначальных владений», либо от «концессий, покупок и т.д. [и] завоевания, сделанные в обычной войне ».
Затем, в 1789 году, женщины и мужчины во Франции начали подавать подстрекательские иски. Они утверждали, что источником политической власти должен быть французский народ, а не король. Эта позиция воплощена в статье 3 «Декларации прав человека и гражданина», основополагающего документа Французской революции. В нем французский народ утверждал, что отныне «весь суверенитет по существу принадлежит нации». Предыдущий носитель этой власти Людовик XVI вскоре тоже потерял голову.
Последствия этой революции для французской политики хорошо известны, хотя до сих пор остаются спорными. Они представляют, в зависимости от точки зрения, рождение демократии или первый шаг к диктатуре Максимилиана Робеспьера и его «правления террора», в результате которого погибли тысячи людей. Но это важное изменение также имело серьезные последствия для международного права.
Если французские революционеры ставили под сомнение суверенную власть своего короля в пределах своих границ, они также неявно подрывали притязания любого монарха на территорию в пределах своей.Страна больше не должна передаваться как собственность внутри семьи, а тем более выиграна или проиграна в войне. Подобно тому, как люди становились окончательным арбитром политических решений во Франции, эта новая логика предполагала, что люди должны определять титул и статус территории, на которой они живут. Более того, революционеры постулировали, что только династические правители когда-либо стремились к наступательной войне или территориальному расширению, и что свободные народы по своей природе миролюбивы. В мае 1790 года французы объявили миру о мире и отказались от агрессивных войн и завоеваний.Таким образом, досовременные претензии на территорию были отвергнуты.
Сначала эти претензии превратились в практические проблемы только из-за дипломатической путаницы. Например, до революции французский король приобрел средиземноморский остров Корсика типично старым режимом — через договор, который, по сути, представлял собой продажу, в 1768 году с городом-государством Генуя. В 1789 году корсиканцы попросили формально стать частью Франции — и новое Национальное собрание в Париже согласилось. До этого момента большая часть того, что юристы понимали под «международным правом», представляла собой договоры, которые государства (и, чаще всего, династические правители государств) заключали между собой.Однако теперь французы утверждали, что выбор народа может превзойти такого рода заветы. Как утверждал один французский чиновник: «Международное право не основано на договорах князей».
Со временем эта новая правовая реальность распространилась рядом с Авиньоном, который был папской территорией, где в XIV веке находился Папский двор. В 1790 году горожане восстали против Папы Пия VI, провозгласили независимость и заявили о своем желании присоединиться к Франции. Поначалу французские официальные лица не решались принять это, несмотря на конфронтацию с верховным понтификом.Некоторые люди, однако, признали, что, если французы намеревались быть верными желаниям народа, они не могли выбирать, кто, когда и где. Робеспьер заявил, что: «Дело Авиньона — дело вселенной, это дело свободы». Между тем послы, посланные из Авиньона в Париж для лоббирования союза, подчеркнули правовые прецеденты, установленные недавними действиями Франции. Они утверждали, что Национальная ассамблея должна удовлетворить просьбу жителей Авиньона, потому что «именно так [оно] действовало в случае Корсики».В конце концов, летом 1791 года французы впервые в истории организовали плебисциты в Авиньоне, чтобы подтвердить истинное желание народа.
Одной из прелестей старой системы было то, что династическое наследование, или явная победа в войне, придавало определенную степень стабильности территориальному порядку. Как предупреждал один противник союза Авиньона и Франции: «Любая аннексия теперь возможна, если можно доказать или просто вызвать в воображении предполагаемую волю народа в пользу захвата власти.Или, как другой требовал знать, если предполагаемый выбор народа «достаточен, чтобы лишить суверена части его государства, зачем останавливаться, если на таком счастливом пути?» Далее автор перечислял территории на границах Франции: «Савойя». , Ницца, Нидерланды, Пфальц — все это Франция аннексировала во время Войны за независимость, разразившейся в 1792 году. Каждый раз революционеры оправдывали захват власти тем, что каким-то образом был вызван желанием его жителей.
Как и во времена Вильсона в США, сегодня люди все еще призывают к национальному самоопределению, чтобы облегчить отделение от установленного государства или империи.Только в прошлом году люди как в каталонском регионе Испании, так и в Иракском Курдистане пришли на избирательные участки, чтобы отдать свои голоса в ходе крайне напряженных плебисцитов, спрашивая, хотят ли они стать независимыми странами. Но пример из более поздней Французской революции — когда великая держава захватила землю под предлогом воли народа как фиговый листок — принял современную форму, когда Россия захватила Крым в 2014 году. Таким образом, приведет ли это к независимости или аннексия, национальное самоопределение сегодня является таким же провокационным принципом международного права, как и тогда, когда он впервые возник во Франции революционной эпохи.
УНПО: самоопределение
Все народы имеют право на самоопределение. В силу этого права они свободно определяют свой политический статус и свободно осуществляют свое экономическое, социальное и культурное развитие. Члены ОНН — это коренные народы, меньшинства, непризнанные государства и оккупированные территории, которые объединились, чтобы продвигать свое право на самоопределение, одновременно защищая свои политические, социальные и культурные права и сохраняя окружающую среду.
Что такое самоопределение?
По сути, право на самоопределение — это право народа определять свою судьбу. В частности, этот принцип позволяет народу выбирать свой собственный политический статус и определять свою собственную форму экономического, культурного и социального развития. Осуществление этого права может привести к множеству различных результатов, начиная от политической независимости и заканчивая полной интеграцией внутри государства. Важность заключается в праве выбора, так что результат выбора народа не должен влиять на существование права выбора.На практике, однако, возможный результат осуществления самоопределения часто будет определять отношение правительств к фактическим притязаниям народа или нации. Таким образом, в то время как претензии на культурную автономию могут быть с большей готовностью признаны государствами, претензии на независимость с большей вероятностью будут отклонены ими. Тем не менее, право на самоопределение признается в международном праве как процессуальное право (а не на результат), принадлежащее народам, а не государствам или правительствам.
Предпочтительный результат осуществления права на самоопределение сильно различается среди членов ОННН.Для некоторых из наших членов единственно приемлемый результат — полная политическая независимость. Это особенно верно в отношении оккупированных или колонизированных стран. Для других целью является степень политической, культурной и экономической автономии, иногда в форме федеративных отношений. Для других же право жить на традиционных землях народа и управлять ими без внешнего вмешательства и вторжений является важнейшей целью борьбы за самоопределение. Другие члены, такие как Тайвань и Сомалиленд, уже достигли высокого уровня или полного самоопределения, но еще не признаны в качестве независимых государств международным сообществом.
Самоопределение в международном праве
Принцип самоопределения четко отражен в статье I Устава Организации Объединенных Наций. Ранее он был прямо поддержан президентом США Вудро Вильсоном, Лениным и другими и стал руководящим принципом для восстановления Европы после Первой мировой войны. Этот принцип был включен в Атлантическую хартию 1941 года и предложения Думбартон-Окс, которые превратились в Соединенные Штаты. Устав наций.Его включение в Устав ООН знаменует собой всеобщее признание этого принципа как основополагающего для поддержания дружественных отношений и мира между государствами. Оно признано правом всех народов в первой статье, общей для Международного пакта о гражданских и политических правах и Международного пакта об экономических, социальных и культурных правах, которые вступили в силу в 1976 году. 1 Пункт 1 этой статьи гласит:
Все народы имеют право на самоопределение.В силу этого права они свободно определяют свой политический статус и свободно осуществляют свое экономическое, социальное и культурное развитие.
Право народов на самоопределение признано во многих других международных и региональных документах, включая Декларацию принципов международного права, касающихся дружественных отношений и сотрудничества между государствами, принятую Генеральной Ассамблеей ООН в 1970 г. 2, Хельсинкской Заключительный акт, принятый Конференцией по безопасности и сотрудничеству в Европе (СБСЕ) в 1975 году, 3, Африканская хартия прав человека и народов 1981 года, 4, Парижская хартия СБСЕ для новой Европы, принятая в 1990 году, 5 , а также Венская декларация и Программа действий 1993 года.6. Он был подтвержден Международным Судом в деле 7 Намибии, в деле Западной Сахары 8 и в деле Восточного Тимора 9, в которых был подтвержден его характер erga omnes. Кроме того, объем и содержание права на самоопределение были разработаны Комитетом ООН по правам человека 10 и Комитетом по ликвидации расовой дискриминации 11, а также многочисленными ведущими международными юристами.
То, что право на самоопределение является частью так называемого жесткого закона, было подтверждено также на Международном совещании экспертов по разъяснению концепций прав народов, организованном ЮНЕСКО с 1985 по 1991 год, 12, оно пришло к вывод о том, что (1) права людей признаны в международном праве; (2) список таких прав не очень ясен, но также (3) жесткий закон в любом случае включает право на самоопределение и право на существование в смысле Конвенции о геноциде.
Включение права на самоопределение в Международные пакты о правах человека и в Венскую декларацию и Программу действий, упомянутых выше, подчеркивает, что самоопределение является неотъемлемой частью права прав человека, которое имеет универсальное применение. . В то же время признается, что соблюдение права на самоопределение является основным условием пользования другими правами человека и основными свободами, будь то гражданские, политические, экономические, социальные или культурные.
Концепция самоопределения очень сильна. Как сказал Вольфганг Данспекгрубер: «Никакая другая концепция не является столь мощной, интуитивной, эмоциональной, неуправляемой, столь крутой в создании устремлений и надежд, как самоопределение». Он вызывает эмоции, ожидания и страхи, которые часто приводят к конфликтам и кровопролитию. Некоторые эксперты утверждали, что правообладатели должны быть или ограничены международным правом. Другие считали, что необходимо ограничить возможный результат для всех или категорий обладателей титула.В конечном итоге, лучший подход — рассматривать право на самоопределение в широком смысле, как процесс, обеспечивающий широкий спектр возможных результатов, зависящих от ситуаций, потребностей, интересов и условий заинтересованных сторон. Принцип и основное право всех народов на самоопределение прочно закреплены в международном праве.
определение | Группа по защите прав меньшинств
Право на самоопределение всех народов было впервые закреплено в Уставе Организации Объединенных Наций.Однако это было предметом обширных дебатов и споров. Как содержание права, так и то, кто может его отстаивать, продолжают развиваться в международном праве.
Согласно Международному пакту о гражданских и политических правах (МПГПП) «все народы имеют право на самоопределение. В силу этого права они свободно определяют свой политический статус и свободно осуществляют свое экономическое, социальное и культурное развитие ». [I] Право на самоопределение также имеет свое экономическое содержание, которое дает народам право свободно« распоряжаться своей естественной природой ». богатство и ресурсы без ущерба для любых обязательств, вытекающих из международного экономического сотрудничества, основанного на принципе взаимной выгоды и международного права.[ii] Фраза «все народы» — вместо «каждый», связанная с правом на самоопределение, указывает на то, что право на самоопределение является коллективным правом; то есть только «народ», а не отдельное лицо, может воспользоваться этим правом.
Первоначально право на самоопределение принадлежало населению или народу фиксированной территориальной единицы, в частности, народам, угнетенным колониальной властью. Декларация о предоставлении независимости колониальным странам и народам и судебная практика Международного Суда подчеркивают связь между правом на самоопределение и народами колонизированных территорий.В этом контексте право на самоопределение «извне» осуществляется путем отделения от колониальной державы с целью образования нового государства. Право колониальных народов на внешнее самоопределение прочно закреплено в международном праве.
Совсем недавно было высказано предположение, что право на самоопределение может осуществляться и «внутри страны». [Iii] Внутреннее самоопределение позволяет людям более широкий контроль над своим политическим, экономическим, социальным и культурным развитием, не позволяя при этом останавливаться на достигнутом. отделения.Развитие новой концепции «народов» эволюционировало с развитием идеи внутреннего самоопределения. В этом контексте определение «народы» не только ограничивается населением фиксированной территориальной единицы, но также охватывает группы коренного населения и, возможно, некоторые меньшинства. Хотя полностью общепринятого определения народов не существует, часто делаются ссылки на определение, предложенное Специальным докладчиком ООН Мартинесом Кобо в его исследовании о дискриминации в отношении коренных народов:
‘Коренные общины, народы и нации — это те, которые, имея историческую преемственность с обществами до вторжения и доколониальными обществами, которые развивались на их территориях, считают себя отличными от других секторов обществ, преобладающих в настоящее время на этих территориях или их частях. .Они образуют в настоящее время не доминирующие слои общества и полны решимости сохранять, развивать и передавать будущим поколениям свои исконные территории и свою этническую идентичность в качестве основы их дальнейшего существования как народов в соответствии с их собственными культурными моделями, социальными особенностями. институты и правовые системы. »[iv]
Инструменты защиты права на самоопределениеМеждународные инструменты:
- Статья 1 (2) Устава Организации Объединенных Наций
- Статьи 1 и 12 Международного пакта о гражданских и политических правах
- Статья 1 (1) Международного пакта об экономических, социальных и культурных правах
- Конвенция о ликвидации всех форм расовой дискриминации
- Общая рекомендация No.21 о праве на самоопределение, Комитет по ликвидации расовой дискриминации
- Статья 29 Конвенции о правах ребенка
- Конвенция о предупреждении преступления геноцида и наказании за него, Замечание общего порядка № 12 о самоопределении, Комитет по правам человека
- Статья II, Резолюция 260A (III) о Конвенции о предупреждении преступления геноцида и наказании за него, Генеральная Ассамблея
- Конвенция МОТ о коренных народах и народах, ведущих племенной образ жизни в независимых странах, No.169
- Декларация о принципах международного права, касающихся дружественных отношений и сотрудничества между государствами
- Декларация о предоставлении независимости колониальным странам и народам
- Декларация прав лиц, принадлежащих к национальным или этническим, религиозным и языковым меньшинствам
- Резолюция 1803 (XVII) от 14 декабря 1962 г. «Постоянный суверенитет над природными ресурсами», Генеральная Ассамблея ООН
Региональные инструменты:
Соответствующая юриспруденцияМеждународные дела:
- Калеви Паадар и др.против Финляндии , Комитет по правам человека, 2011 г.
- Пома Пома против Перу , Комитет по правам человека, 2006 г.
- Жилло против Франции , Комитет по правам человека, 2002 г.
- L ä nsman (Jouni) et al. (2) против Финляндии , Комитет по правам человека, 2001 г.,
- Дьергаардт и другие против Намибии , Комитет по правам человека, 2000 г.
- Ховард против Канады , Комитет по правам человека, 1999 г.
- Ää отн. ä и N äkkäläjärvi против Финляндии , Комитет по правам человека, 1997 г.
- Португалия против Австралии (дело Восточного Тимора), Международный Суд, 1995 г.
- Махукиа и другие против Новой Зеландии , Комитет по правам человека, 1993
- Лейк-Бэнд Любикон против Канады, (дело Оминаяка), Комитет по правам человека, 1990 г.,
- Б.и другие. против Италии, , Комитет по правам человека, 1990,
- P. et al. против Колумбии , Комитет по правам человека, 1988
- L. et al. против Канады, , Комитет по правам человека, 1989 г.,
- Дело Западной Сахары , Международный Суд, 1975 год
- Правовые последствия для государств продолжающегося присутствия Южной Африки в Намибии (Юго-Западная Африка), несмотря на резолюцию 276 Совета Безопасности, (дело Намибии), Международный суд, 1970 год
Региональные отделения:
Список литературы
[1] Международный пакт о гражданских и политических правах, открытый для подписания 16 декабря 1966 г., ст.1 (1), 999 UNTS 171.
[2] Там же, ст. 1 (2).
[3] См., Например, Общую рекомендацию № 21, Комитет по ликвидации расовой дискриминации, п. 4, 23.08.1996.
[4] Хосе Р. Мартинес Кобо, Исследование проблемы дискриминации в отношении коренных народов, Подкомиссия по предупреждению дискриминации и защите меньшинств, UN Doc. E / CN.4 / Sub.2 / 1986/7 / Add.4 (1986).
Фотография: Масаи в Танзании. Предоставлено: Группа по защите прав меньшинств.
Решай, действуй, верь: Опись самоопределения
Что такое самоопределение?
Самоопределение заключается в том, чтобы действовать или заставлять что-то происходить в вашей жизни, чтобы вы могли достичь своих целей. Он состоит из трех частей: решать, действовать и верить.
Самостоятельные люди хорошо решают проблемы, потому что они понимают, как достичь целей в школе, на работе и дома, даже когда они сталкиваются с проблемами.
Построение и составление планов по достижению целей самоопределения должно быть частью планирования перехода глухих учащихся в старшую школу, которое должно включать использование хорошо разработанных и доступных оценок.
Измерение самоопределения: инвентарь самоопределения
Национальный центр глухих сотрудничал с Центром пороков развития Канзасского университета для перевода Опросника самоопределения: отчет учащихся (SDI: SR) с английского на американский язык жестов (ASL).
Это онлайн-тестирование спрашивает, как молодые люди относятся к своей способности определять себя: делать выбор, ставить цели и добиваться их, а также принимать решения. Он разработан для молодежи в возрасте от 13 до 22 лет и занимает примерно 10-15 минут.Чтобы использовать SDI: SR в ASL, нажмите «Американский язык жестов» и «Одноразовый SDI для студентов», введите свои имя и фамилию и нажмите «начать SDI: SR».
После завершения SDI: SR студенты получат отчет учащегося с его оценкой, а также видеоролик ASL, объясняющий, что означает отчет. Учащиеся могут поделиться этим отчетом со своими семьями, учителями и консультантами по профессиональной реабилитации, чтобы помочь разработать планы по укреплению самоопределения. Семьи и специалисты могут использовать это руководство по отчетам для совместной работы над постановкой целей и разработкой планов.
Использование отчета учащегося при планировании перехода
Студенты могут работать со своими семьями, учителями или консультантами по профессиональной реабилитации с помощью программы «Выбери свое будущее!». Activity Kit для разработки подробного плана достижения целей, соответствующих их личным предпочтениям. Эти цели затем могут быть интегрированы в планирование перехода, например, индивидуальные планы обучения (IEP), встречи по профессиональной реабилитации и услуги по переходу на работу перед приемом на работу (Pre-ETS).
Deafverse — бесплатная онлайн-игра, которая дает глухой молодежи безопасное пространство для практики применения навыков самоопределения дома, в школе и в обществе. Дополнительные действия по расширению также доступны в загружаемых руководствах по стратегии.
Дополнительные ресурсы
Для семей:
В этом ресурсе содержатся советы по укреплению самоопределения в домашних условиях среди глухих подростков, а в этом есть советы, которые применимы ко всем подросткам.