Скептики это в философии: Скептики. История философии. Античная и средневековая философия

Скептицизм в философии

Скептицизм в философии: понятие, принципы, история, представители

Скептицизм – философия, которая по своим принципам является противоположной догматизму. Очевидно, это направление философской науки и было создано ввиду того, что у некоторых античных ученых накопилось немало претензий к уже существующим на тот момент течениям. Один из первых представителей скептицизма, Эмпирик, в своем философском труде пояснял, что в данном направлении, по существу, основные инструменты мышления — это сравнение данных разума и данных чувств, а также противопоставление этих данных друг другу. Скептики ставили под сомнение само качество мышления, особенно сомнение в существовании и достоверности догм — истин, которые должны приниматься как дОднако скептицизм как направление философской науки отнюдь не рассматривает сомнение как основополагающий принцип — он и использует его лишь в качестве полемического оружия против сторонников догм.

 Философия скептицизма же исповедует такой принцип, как явление. Кроме этого, следует четко различать скептицизм обыденный (житейский), научный и философский. В житейском плане скептицизм можно объяснить, как психологическое состояние человека, его ситуационную неуверенность, сомнение в чем-то. Человек-скептик всегда воздерживается высказывать категорические суждения Скептицизм научный – это четкая и последовательно выстроенная оппозиция тем ученым, которые в своих суждениях не опирались на эмпирические доказательства. В частности, это касается аксиом — теорем, не требующих доказательств.

Скептицизм в философии: как развивалось направление

История скептицизма представляет собой убыль, истощение постепенного характера. Зародилось это направление в Древней Греции, в средние века играло совсем незначительную роль, а заново возродилось в эпоху реформации (во времена восстановления греческой философии), когда скептицизм переродился в более мягкие формы новой философии, такие как субъективизм и позитивизм.

Скептицизм в философии: представители

Основателем греческой школы скептиков считается Пиррон, который, согласно некоторым мнениям, вообще учился в Индии. Кроме того, античный скептицизм в качестве ответной реакции на метафизический догматизм представлен такими философами как Аркесилай (средняя академия) и так называемыми «поздними» скептиками Агриппой, Секстом Эмпириком, Энесидемом. В частности, Энесидем в свое время указал десять тропов (принципов) скептизизма. Шесть первых – это различие людей, состояний индивида, живых существ, органов чувств, положений, мест, расстояний, явлений и их связей. Четыре последние принципа – это смешанное существование воспринимаемого объекта с другими, относительность в целом, зависимость от некоторого числа восприятий, зависимость от законов, нравов, уровня образования, религиозных и философских взглядов. Важнейшими представителями скептицизма Средневевековья и Нового времени являются Д. Юм и М. Монтель.

Скептицизм в философии: критика

Критикой скептицизма, в частности, занимались Льюис Вон и Теодор Шик, которые писали, раз скептики так не уверены в том, что знание требует для себя уверенности, то как они могу знать, что это действительно так. Логично, что они этого знать не могут. Этот вопрос дал серьезный повод сомневаться в том утверждении скептицизма, что знание непременно требует уверенности. По законам логики, в скептицизме можно не только сомневаться, но и оспорить его в целом. Но поскольку наша реальность состоит далеко не только из логических законов (есть в нашей жизни место неразрешимым и необъяснимым парадоксам), подобную критику предпочитали выслушивать с осторожностью, ведь «не бывает абсолютных скептиков, поэтому вовсе необязательно, что скептик станет сомневаться в вещах очевидных».

Скептицизм | Философский словарь

— философская позиция радикального сомнения в истинности стереотипических, сознательно или бессознательно воспроизводящихся…

— философская позиция радикального сомнения в истинности стереотипических, сознательно или бессознательно воспроизводящихся суждений. В мировой философии известны различные формы С., связанные с конкретной культурно-исторической ситуацией и основными мотивами философского осмысления мира. Значение С., как правило, возрастает в периоды смены теоретических моделей, парадигм знания. Отсюда – относительная редкость целостных систем, основанных на принципиальных установках С. Значительно чаще скептические мотивы вписаны в иные философские системы. Фактически, С. в философии традиционно реализуется в гносеологических концепциях, но и как специфическая жизненная, личностная позиция он имеет свое значение. Существенная сторона С. определяется доктриной, согласно которой соответствие мышления (познания, суждения) реальности (предмету, познаваемому) есть проблема в силу наличия определенных искажающих, препятствующих либо несхватываемых факторов в структуре познающего сознания, либо в структуре объекта познания (реальности), либо возникающих в отношении субъекта и объекта в ходе познавательного акта. Исторически возникновение С. связывается с античными софистами и с именем Протагора, утверждавшего истинность всех суждений. Основанием этого служит относительность любой мысли, всегда зависящей от мыслящей индивидуальности и от обстоятельств.

С другой стороны, “причины всех вещей” находятся в непрерывно изменяющейся материи, а индивидуальные особенности и общие свойства людей позволяют им в данных обстоятельствах воспринимать лишь одну из бесчисленного количества черт реальности. Поэтому оценивать всякое суждение можно только с позиции “лучшее – худшее”, т. е. более или менее приемлемое в данной ситуации. Кроме того, само изменение ситуации “к лучшему” порождает условия для увеличения числа “лучших” суждений: здесь вводится идея исторического прогресса социально-государственной организации, вместе с которой прогрессирует и процесс познания.

Критическая деятельность софистов была преимущественно направлена на разрушение складывающихся стереотипов массового (прежде всего, политического) сознания, в условиях демократии предоставляющих широкие возможности для манипулирования настроениями демоса и политическими процессами. Вместе с тем для софистов характерно утверждение гносеологической ценности дискурсивно-рационалистического, эмпирически и логически обоснованного знания (даже Горгий, утверждавший ложность любых суждений, относит это утверждение прежде всего к “непроверяемым” суждениям, основанным на вере или авторитете).

Софисты достаточно последовательно проводят разделение повседневного сознания, теоретического знания и мудрости; наиболее ценным в практическом отношении является мудрость как способность практически применить знание в соответствии с ситуацией, тогда как само по себе теоретически выводимое знание ближе к истине, к разностороннему видению объективности. Но разные школы дают разные варианты теоретического знания, а “доводы за эти мнения равносильны”.

Наиболее радикальный вариант античного С. разработан Пирроном и его последователями: основываясь на логическом законе противоречия, они утверждали несостоятельность всех основных метафизических категорий, таких, как изменение, возникновение, исчезновение, причина, действие, время. Но эти же понятия в качестве данных жизненного опыта (а не в качестве философских абстракций) вполне правомерны. Развивая рассуждения пирронистов. Секст Эмпирик вводит принцип относительности и самого С. в гносеологической проблематике. Наиболее кардинальное положение Секста следующее: если критерий истины не обоснован, всякое утверждение на его основании недостоверно, а поскольку окончательное обоснование невозможно, поиски истины – вечны.

Средневековая философия, функционируя в границах теоцентристской культуры, не могла принимать основные постулаты С. относительно веры и знания, равно как и утверждение категориального релятивизма и проповедь “принципиальной беспринципности” (требование жить в соответствии с социально-этическими и религиозными нормами, не принимая их на веру). Тем не менее, средневековый С. реализует своеобразные мотивы в апофатической теологии и схоластическом разрешении вопроса о соотношении веры и знания. Так, П. Абеляр выдвигает тезис о разумности высказываний Св. Писания, несмотря на внешние противоречия; следует провести процедуру сомнения в непреложной и внеразумной истинности высказываний, подвергнуть их рационально-логическому исследованию, и тогда только вера будет полноценной и несомненной. Распространение в Европе аверроизма (Сигер Брабантский) и оккамизма поставило под сомнение окончательность рациональных обоснований веры: теперь за рассудочным исследованием догматов веры и положений Писания утверждается только характер вероятности. Николай Отрекурский (XIV в.) утверждал достоверность знания лишь о “субстанциях, данных в опыте”, а знание об остальных сущностях (как телесных, так и бестелесных) может быть выведено только из причинно-следственных связей.

Поскольку последние есть абстракции реального опыта, то они недоказуемы, и, следовательно, такое знание будет недостоверным и только вероятным (путем подобных умозаключений он выводит, что утверждения “Бог есть” и “Бога нет” с логической т. зр. равноправны). В противовес “рационалистическому” С., критиковавшему доминирующую установку на подчинение разума вере, традиционный мистицизм христианской культуры утверждает обратное – неполноту и незавершенность опытно-рационального знания в сравнении с цельностью и безусловностью божественного откровения либо мистического постижения.

Особое значение С. приобретает в эпоху Возрождения, становясь одним из основных инструментов философской критики традиционной схоластической и мистической христианской философии. Основной объект этой критики – догматизм, в противовес которому выдвигается известный со времен софистов тезис об относительности и обусловленности всякого суждения. Эразм Роттердамский ориентирует характерные мотивы С. как на преодоление схоластического рационализма (особенно экзегетики), так и на современную ему ситуацию идеализации “человека как он есть” (т. е. некритического гуманизма). Характерен С. Кастеллиона, утверждавшего рациональный характер установлений христианского вероучения и последовательный принцип свободы воли в восприятии и исполнении этих установлений. Радикализуя рационалистическую позицию Абеляра, он утверждает необходимость избавить христианство от тех положений Писания и других авторитетов, которые не соответствуют чувственному опыту и разумным умозаключениям. Агриппа Неттесгейский (1486 – 1535) утверждает невозможность сверхъестественного и сверхчувственного, отвергает оккультизм (широко распространенный в то время) в пользу “естественной магии” как науки о всеобщей взаимосвязи во вселенной.

Под его критику подпадают все науки, основанные на авторитете аристотелевской физики и метафизических абстракциях. Ж. Балле (1535 – 1574) в книге “Блаженство христиан, или Бич Веры” отвергает концепцию “двух истин” и утверждает, что все религии основаны на ложных принципах, а всякая вера есть всего лишь невежество. Жан Боден (1530 – 1596) выдвигает тезис равной недосказуемости основных положений всех религиозных учений, поэтому, по его мнению, следует предоставить каждому возможность выбора религии по своей совести (то же самое утверждали в свое время пирронисты). Этьен Доле, Франсуа Рабле и Клеман Маро в своих художественных и поэтических произведениях создают особый иронично-скептический стиль изложения философских идей. Наиболее разносторонним представителем С. XVI в. был М. Монтень (1533 – 1592). Его исходная идея традиционна для С.: всякая истина относительна и зависит от исторических и иных обстоятельств. Поэтому любое изложение своих взглядов должно включать и перечисление возможно большего числа воззрений на данный предмет. Монтень противопоставляет не только веру и разум, но и разум и обычай, полагая слепое следование авторитету и расхожим стереотипам одинаково предрассудочным. Вместе с тем для него характерно положение, что культурно-историческая среда обитания и религиозные воззрения не есть дело свободного выбора и потому с данными условиями лучше примириться, оставляя свое несогласие внутри своего разума. Человек вообще в масштабах вселенной является едва ли не случайностью, все человеческие стремления и раздоры не способны существенно повлиять на мироустройство. С., по Монтеню, есть наилучшее средство для внедрения веры в сознание, поскольку доводы скептического рассудка оставляют человека “голым и незащищенным”, а потому готовы принять идею высшей руководящей силы. Для рассудочно-скептического стиля Монтеня весьма характерно нежелание окончательных выводов, некоторая многозначность суждений и стремление приводить аргументы за и против любого обсуждаемого мнения (включая собственное). Он отрицает существование “вечных истин”, но настаивает на потенциально безграничном масштабе познания, в ходе поступательного развития которого вполне возможно окончательное “схождение” противоречивых мнений и теорий. Особое значение в “опытах” Монтеня занимает обсуждение вопроса о телесной и духовной природе человека. Он одновременно утверждает зависимость и связь человека с матерью-природой и самостоятельность внутренней жизни “я”. Последний аспект приобретает преимущественное жизненное значение, особенно для установления личностно-нравственных ориентиров. Последователь Монтеня Пьер Шаррон (1541 – 1603) вводит в систему скептического рационализма идею врожденности “семян знания”, отрицая общий для С. XVI в. упор на опытно-чувственное познание. П. Гассенди, в целом придерживаясь скептического взгляда на возможность познания “неочевидного”, вводит принцип “антиципации” в деятельности познающего сознания (т. е. строго дискурсивного предвидения, основанного на данных обширного экспериментального опыта). Иной поворот С. получил в философии Р. Декарта, утверждавшего фундаментальное сомнение в качестве основания теоретического мышления: начинать строго выводное рассуждение и метафизические построения на его основании можно лишь тогда, когда разум “очищен” от предвзятых суждений посредством обнаружения единственного несомненного принципа, который и становится базисом мышления. Таким принципом является: “Мыслю, следовательно, существую”, дальше которого сознание идти не может, поскольку “мышление” и “существование” относятся к числу наиболее фундаментальных врожденных идей. С т. зр. традиционного С., такое рассуждение Декарта представляет собой образец “догматической” философии (т. к. отвергнуты все остальные возможные варианты и утверждена некая непреложная истина, ценная для любого человека в любых условиях). Тем не менее введение и теоретическое обоснование сомнения в качестве основы позитивного мышления (а С. так или иначе стремится к негативному либо индифферентному отношению к истинности суждений и знаний) трансформируют принципы как традиционной философской метафизики, так и самого С. Паскаль разрабатывает преимущественно агностические мотивы С., утверждая невозможность приобретения полного знания на основании врожденных идей и, в равной степени, на основании ограниченного чувственного опыта. Бесконечность мира неизмеримо превосходит возможности человека – “мыслящего тростника”. И кроме внерациональных интуиции (к ним относится и идея Бога) нет никаких разумных гарантий личностного существования. Рациональное же познание строится лишь на вероятностном, гипотетическом – следовательно, всякий рациональный критерий истины недостоверен. Эмпирическое познание также неполно в силу недоступности целостного и неискаженного восприятия действительности. Проблематичность строгого познания внешнего мира заставляет человека обратиться к миру внутреннему, где опять же обнаруживаются превосходящие пределы рассудка и личного опыта принципы – смерть, свобода, необходимость, выбор. Т. о., разум должен прийти к признанию высших, внечеловеческих сил, влияющих на его судьбу.

Свое логическое завершение С. нового времени получает в агностической доктрине Д. Юма. Философия Просвещения также носит в своих мотивах характер С., хотя идея всесильности и позитивно-преобразовательной роли разумного и научного познания материальной действительности является “догматическим” центром механистического материализма XVIII в. Новое значение С. приобретает в ходе критики панлогистских систем метафизики XIX в. Характерные мотивы С. становятся инструментами иррационалистических течений, ориентированных на преодоление классической метафизики: место всепроникающего и потенциально всесильного разума занимает та или иная форма интуиции либо синтетического рационально-интуитивного знания (А. Бергсон, Вл.Соловьев). При этом С., как правило наиболее заостренный в гносеологической проблематике, постепенно утрачивает чисто гносеологические параметры, становясь одной из основ антиметафизического мышления (например, отказ феноменологии от метафизических миросистемных концепций в пользу рационально-интуитивной “чистки понятий”).

Е. В. Гутов

Происхождение мышления: скептицизм и радикальное сомнение

Владимир Мацкевич. Введение в философию. Цикл лекций

Цикл лекций под общим названием «Введение в философию» был прочитан беларусским философом и методологом Владимиром Мацкевичем в рамках Минского методологического семинара сезона 2008-2009 года.

Лекция 1. Иллюзия знания и право судить об ошибках

ЛЕКЦИЯ 2. Происхождение мышления: скептицизм и радикальное сомнение

18.09.2008

Происхождение мышления: проблемы дискретности и непрерывности

На первой лекции я пытался рассуждать о том, что такое философия и говорил, что философия – это разговор и рассуждение. Причем, акцент делался на процессуальности в разговоре и в рассуждении. И в тени оставался результат или продукт разговора и рассуждения. Я собирался сегодня говорить об этом. И для меня из прошлой лекции важны несколько моментов или аспектов. Во-первых, это странное отношение философии и философствования со знанием. Другим важнейшим моментом является времённость, темпоральность разговора и размышления, потому что третьим важным аспектом будет происхождение того, что было объявлено в прошлый раз содержанием или одной из тем моего философствования – мышления. И сегодня я начинаю разговор о происхождении мышления или об истории мышления.

Когда мы говорим об истории чего-то, то сам исторический заход предполагает, что мы мыслим время, и время имеет определенную структуру, и это не астрономическое время без начала, без конца, а историческое время. Оно обязательно имеет начало, какое-то течение, изменение и, может быть, конец. Про конец я вообще мало знаю, а вот про начало непременно приходится говорить. И одна из главных проблем начала, или обсуждения начала, носит некоторый онтологический оттенок. А что есть то, что начало быть? Что было до того, как это начало быть?

То есть если мы говорим про историю чего-то, имея в виду происхождение и начало, то, мы должны говорить и о том, что было время, когда то, что мы обсуждаем, исторически не существовало. В данном случае: было время, когда мышления не было. Что означает для нас этот тезис? Это означает не просто обсуждение того, а что бывает без мышления. Он означает, что оно (мышление) как-то должно было возникнуть, из чего-то возникнуть, возникнуть само или могло быть создано из чего-то. Но беда по отношению к мышлению в данном случае заключается в том, что все это, включая и само мышление, и то, что было до мышления, мы мыслим, т.е. это все существует в самом мышлении. Это, похоже на то, как маленький ребенок начинает размышлять о том, где он был, когда его не было. И до чего додумывается ребенок, когда он начинает спрашивать у родителей, где он был, когда его не было? Какие ответы он получает? Понятно, что сам разобраться с этим ребенок не успевает. Может, и удалось кому-нибудь до чего-нибудь в этом плане додуматься, но обычно ребенку рассказывают, где он был, до того как его не было. И тем самым ему задают какую-то картину мира, большую, чем он сам, чем его маленькая жизнь. А кто может извне мышления вложить в мышление ответы такого взрослого, которые будут аналогичны ответам ребенку о том, что было, когда его не было?

Размышление о происхождении мышления, об истории мышления – все это осуществляется в самом мышлении и извне в мышление взять знания об этом неоткуда. У мышления нет «взрослого», нет свидетеля, который давал бы ответы, как взрослые рассказывают ребенку о том, что было до него. Мир без мышления помыслить можно, и даже очень просто. Наука мыслит мир именно таким, не потому, что мир таков, а потому, что наука его себе таким постулирует – природа это мир без мышления, и именно природу наука сделала своим объектом познания, одновременно объявив, что природа не зависит от познания. Но ведь независимость природы (законов, по которым она живет, функционирует и эволюционирует) от познания и мышления – это допущение и постулат самого мышления. Причем, странный и весьма искусственный постулат, поскольку наука, и ее порождение – инженерия, претендует не только на познание, но и на преобразование природы. Значит, познание и мышление влияют на природу, значит, природа как-то же зависит от познания и мышления! Мы мыслим мир и природу без мышления инструментально, так нам удобно. Помыслить же природу и мир с мышлением гораздо сложнее. В этом причина проблем и парадоксов наук об обществе, о культуре, о духе, о технике, всех неестественных наук. Приходится мыслить не о чем-то, а что-то, мышлению приходится мыслить самоё себя.

Предыдущие попытки мыслить мышление, его происхождение, его историю в основном сводятся к двум типам. Первый тип – эволюционный, когда говорится, что мышление отличается от не-мышления не качественно, не субстанционально, а количественно. То есть мы мышление можем обнаружить не только у человека, например, но и у животных. У животных просто мало мышления, а у человека много мышления. И деконструируя это до оснований, приходиться говорить, что в этом случае мышление отождествляется с некой способностью индивида. У одних обнаруживаются только зачатки этой способности, а у других мы можем говорить об этом в развитой форме. Например, у обезьян мало мышления (или ума, если его отождествляют с мышлением), а вот у человека его гораздо больше. И весь эволюционный подход базируется на таких полаганиях и ходах: необходимо найти какие-то зачатки, которые обсуждаются как мышление у немыслящей субстанции, затем найти характеристики развития этого, а дальше уже обсуждать все это в развитых формах. При этом предполагается некоторая непрерывность этого самого мышления или ума.

Эта прерывность-непрерывность – одна из проблем эволюции как метода, как взгляда на жизнь в природе, в мире и т.д. Дело в том, что эволюционный взгляд на мир предполагает сохранение всех естественнонаучных постулатов, которые касаются природы. Ну, в частности, постулата о том, что ничего из ничего не возникает. Все, что существует, имеет в прошлом определенную причину и определенный материал, из которого возникают новые вещи. Это представление о непрерывности эволюционного процесса упирается в очевидное несоответствие. Мы имеем дело всякий раз с какими-то новыми сущностями, которых раньше не было даже в зачаточном виде. Все попытки в рамках такого эволюционного подхода  найти промежуточные звенья, переходные этапы между обезьяной и человеком,  или между неорганической материей и жизнью  упираются в проблемы. Либо в этих местах существуют разрывы непрерывности и поэтому необходимо какое-то внешнее вмешательство. Либо мы должны простроить модель, проследить непрерывный процесс, при котором неорганическая материя, неорганическое вещество становится вдруг органическим, или неживое уже живет. Как определить момент, когда обезьяна, наконец, выбросила палку, а вместо палки взяла орудие – палку-копалку. Перестала относиться к чему-то как к просто подручному материалу, взятому из природы, а создала собственное орудие, технику. Противники эволюционного подхода, с той или иной степенью рефлексивности, апеллируют к каким-то внешним толчкам, говоря о том, например, что  жизнь была занесена на Землю из космоса или, что она была сотворена. В любом случае, такие подходы требуют рассматривать разрывы в том, что эволюционистский подход рассматривает как непрерывное, обосновывают дискретность процессов против их континуальности.

По отношению к мышлению тоже самое: мы можем пытаться рассматривать происхождение мышления в континуальном подходе, т.е. вычленять, конструировать, придумывать какой-то непрерывный процесс, когда из несовершенного развивается совершенное; из недомышления – мышление. Или мы должны допустить дискретность, что нечто возникает заново, а не из чего-то уже существующего. И это второй тип мышления о мышлении или второй подход – дискретный или прерывный. В рамках такого взгляда необходимо говорить о каком-то периоде, когда мышления не было как такового и о том, когда мышление возникло, а затем дальше развивалось, совершенствовалось, эволюционировало или что-то еще. Всякое полагание дискретности этого процесса приводит к полному разрыву или дуализму природ, т.е. есть природа немышления, или без мышления, и есть природа с мышлением. Ну, в частности, такой дуализм приписывают в истории философии Декарту, говоря, что Декарт полагал мышление совершенно иной субстанцией, нежели материю (природную субстанцию). Он полагал, что они сосуществуют, не вытекая друг из друга. Материализм, которому учили в советской школе, в советской философии – он учит иначе. Существует только материя, а вот сознание, мышление – это есть только особая форма организации этой самой материи или форма ее существования. Примерно такой же позиции придерживался современник Декарта Спиноза, который полагал субстанцию единой, а материю (природу) и мышление он полагал разными модусами этой единой субстанции.

И раз уж я взялся излагать тут свою философию, я декларирую, что моя позиция в этом вопросе лежит во втором подходе или типе мышления – в признании дискретности или прерывности происхождения мышления. Поэтому рассуждая об этом, мне не нужно апеллировать к зачаточным, несовершенным, предшествующим формам, мне приходиться говорить о мышлении, как о том, что уже есть как таковое. Следовательно, можно и необходимо говорить о каком-то моменте, когда мышление стало, когда мышление появилось. Не развилось из предшествующих форм, но появилось. Эта установка, эта декларация – может быть охарактеризована как метафизическая декларация. Метафизическая, догматическая, т.е. не основанная на логических выводах, или эмпирических обоснованиях. Но в данном случае дело не в догматизме как таковом, а в том, что после такой декларации  возникают специфические вопросы, уже не метафизического порядка, а предметно-методического или методологического. Например, как найти, как обнаружить в истории (большей, чем история мышления), то место, ту историческую эпоху, когда мы собственно можем говорить о том, что мышление уже возникло? И это вопрос не метафизики, это вопрос исторического метода.

Исторический метод

По отношению к историческому методу я также обозначу два подхода или два пути. Первый путь – это метод псевдогенетической реконструкции, когда мы с помощью логики, с помощью каких-то идеальных построений пытаемся создать модель интересующего нас явления или процесса, и, исследуя эту модель установить, обнаружить то, что нас интересует. Другой путь – путь эмпирической истории, когда мы пытаемся исследовать исторический процесс как бы непосредственно, то есть таким, какой он был на самом деле. И тогда нам нужно уже не модельные конструкции и схемы, нам нужны факты. История требует фактического материала для своего наполнения. Другое дело, что там уже возникают свои, другие вопросы. А что считать фактом? И тогда требуется обращение к другим методам, в том числе, к логическим и философским методам, феноменологической редукции и т. д. Псевдогенетическая реконструкция не требует исходных фактов, она требует проверки и фальсификации модели, которая построена.

Приближаясь к теме сегодняшней лекции – «происхождение мышления», которое я связываю и с происхождением философии и философствования как такового – приходится говорить и о разного рода псевдогенетических реконструкциях мышления, и об истории философии, которая опирается на фактологию. Комплексирование этих двух подходов, или этих двух отношений и задает собственно коллизию темы происхождения мышления. Можем ли мы представить себе (как схему или модель) этот разрыв или это место и время, такой хронотоп, когда еще вчера мышления не было, а сегодня оно возникает? Или мы должны непременно указать на факт происхождения, появления этого? Вот смотрите, мышления не было, а сейчас это возникает. Псевдогенетическая реконструкция апеллирует к некоторой идеальной модели объекта (мышления), тогда как история философии, альтернативная этому подходу псевдогенетической реконструкции, оперирует фактами, или апеллирует к фактам. Проблема комплексирования состоит в том, чтобы найти меру между историей философии, с одной стороны, и методом псевдогенетической реконструкции, с другой. И тот и другой методы являются чисто философскими, а не научными. И не следует принимать историю философии за науку, в том же смысле, в котором является наукой сама история как таковая, и история физики, например, или математики. История философии и философия истории не могут быть различены так же, как история математики и философия математики. История философии и философия истории, может быть, и не одно и тоже, но не существуют по отдельности, они вложены друг в друга, как стороны ленты Мёбиуса.

Представление или модель, которая лежит в основании моего рассуждения о происхождении мышления исходит из того, что мышление возникает и существует только в определенной сфере – в сфере идей. Сама сфера существования идей и является основанием зарождения и развития мышления. Там, где идей нет или нет сферы идеального, там ни о каком мышлении говорить не приходится. Чтобы такое заявление не носило метафизического характера, мы должны разобрать некоторые следствия, которые из этой модели проистекают. И главным следствием является то, что  любое оперирование знаками или образами к мышлению отнесено быть не может.

В традиционной психологии мышление всякий раз рассматривается как некая надстройка или высшая форма психических процессов. Базовым психическим процессом является сенсорика, получение ощущений, над ним надстраивается перцепция, построение из ощущений образов. Дальше идет разветвление, в одном случае мы имеем непосредственное оперирование с образами – перцепция или восприятие,  а в другом с оперированием знаками этих образов, остающимися в памяти или воображении. И только уже на памяти и воображении строится более высокий процесс – мышление. Этот процесс не исключает и непосредственное восприятие, но, все равно, над ним. Но не вся психология представляет дело именно таким образом. В свое время Вюрцбуржская школа постулировала своеобразный дуализм в психологии, утверждая, что мышление точно так же первично, как и ощущение. Но когда я говорю, что мышление строится на сфере идеального, то это означает, что мы оставляем ощущения за пределами мышления. Мы не распространяем категорию мышления на оперирование всем, чем угодно, за исключением идей. И это очень принципиальное отношение к мышлению. Оно означает, что исследование мышление возможно только за пределами психологии, вне ее компетенции. В этом отношении важна критика концепции психических процессов Льва Веккера. Веккер дальше всех, видимо, продвинулся в теории психических процессов, но с м мышлением у него возникли непреодолимые трудности. С одной стороны, в его теории с большой натяжкой возможно отделить процессы мышления от культурно детерминированных форм перцептивных процессов, от восприятия. С другой стороны он вынужден определять мышление как перевод с языка на язык, с языка образов язык семантики, и в семантике привлекать различные языки. Непризнание мышления внепсихической реальностью у Веккера можно объяснить только дисциплинарным «патриотизмом», или психологическим холизмом.  

Радикальность такого представления о мышлении базируется на разотождествлении ума и мышления. Даже в лингвистике различают речь и язык, а вместе они составляют рече-языковую действительность. Если уж рассуждать по аналогии, то следовало бы изобрести некий термин, например умо-мышление. Но отношение между мышлением и умом значительно сложнее, чем отношение между языком и речью. Хотя и есть нечто общее в этих отношениях. Ум и речь в большей степени принадлежат индивиду, чем мышление и язык. Индивид может в какой-то степени владеть своей речью, управляться своим умом, но не языком, и не мышлением. Об этом Георгий Петрович достаточно часто говорил, перефразируя Гумбольдта: «Не человек овладевает мышлением, а мышление человеком». Он говорил даже резче: «Мыслит мышление посредством человека, а не сам человек». Поэтому, задумавшись о происхождении мышления, мы не станем выяснять, кто из людей и когда впервые помыслил. Нас будет интересовать, как и когда возникает «идеальный план» – пространство, где живут идеи, возникает сопричастность человека идеям, умение оперировать не образами или знаками, а идеями.

Соответственно, исследуя или задаваясь вопросом о происхождении мышления, мы должны найти в истории время, когда не существовало идей или не существовало идейного пространства, идеального плана.

И здесь мне придется вспомнить одну идею, которую, по-своему интерпретируя, я заимствую у Ясперса — категорию «осевого времени». В данном случае для меня важна, в первую очередь, метафорика, которая стоит за этой категорией. Осевое – имеется в виду время, поворачивающееся вокруг некой оси. Поворот – это мягкая форма задания прерывности или дискретности, это когда возникает этот самый разрыв. Разрыв, при котором мы можем говорить, что до этого осевого времени чего-то не было, затем произошел поворот и там все изменилось. Может быть, изменилось не совсем все, в смысле логической категории, много чего осталось, но все, что осталось, в связи с этим приобрело другой статус, другой вид, другой смысл. И вот эти вот поворотные моменты истории нам предстоит обнаружить, предстоит схватить.

В псевдоисторической реконструкции эти поворотные моменты схватываются за счет введения некоего фактора или, сначала конструирования этого фактора, а потом попытки найти какие-то исторические, фактические, эмпирические корреляции этого фактора в истории. Или мы можем поступать другим способом – исследовать историю, интерпретировать некоторые, найденные нами факты как таковые. Историку философии тоже иногда нужны модели, но для чего? Для того чтобы разобраться: найденное что-то является фактом или не является?

Например, мы сейчас знаем, что колесо в природе не существует. Это типичный артефакт, его нельзя заимствовать в непосредственно готовом виде ни из какого природного прототипа, его можно только сделать. Дальше мы говорим: «Раз его можно только сделать, то кто-то должен быть автором этого колеса». Но при этом мы точно знаем, что никогда не узнаем, кто был первым изобретателем колеса. И мы тогда строим модель – модель логическую, объясняющую, из чего могло появиться колесо. Иногда такого рода модели – как происходили первые открытия человечества – показывают в мультиках. Но там точно понятно, что никаких фактов за этим мы восстановить не можем и не нужны нам факты. Как они не нужны были Туру Хейердалу в его путешествии на «Ра». Он смог переплыть Атлантику на модели египетской лодки, проверил возможности своей модели. Но это никак не доказывает, что египтяне бывали в Америке, как, впрочем, и не опровергает этого. И другое дело, когда мы находим, например, Стоунхендж, или пирамиды и т.д. Мы говорим: «Вот есть такая штука. А как можно было взгромоздить такой тяжести камень и поставить его на два других вертикальных камня?» И мы ищем фрагменты обработки этого камня, археологические остатки орудий, с помощь которых это делалось, либо мы берем и пытаемся смоделировать и объяснить технологический процесс, с помощью которого эти вещи строились. Но первичны здесь факты, которые затем требуют объяснений.

Эти два разных подхода по отношению к истории постоянно употребляются. Надо иметь определенные модели, схемы или представления и там, и там, потому что ни один факт не может быть проинтерпретирован без соответствующих моделей. Но историко-философская установка и установка на псевдогенетическую реконструкцию – они очевидно различаются. В одной обнаруживаются  факты, а потом их интерпретируют и объясняют, а в другой сначала строится абстрактная модель, а потом под это дело может искать какие-то подтверждения. Но эти подтверждения не фактические, а логические.

Вот Михаил Петров[1] в своей статье о «школе европейской мысли» размышляет, у кого первого появился идеальный план: у пиратов, которые бросались на разграбление городов, или, наоборот, у тех, которые никуда не бросались, а устраивали заговор против капитана. Я говорю: «И то и другое – домыслы». Любая псевдогенетическая реконструкция – это домыслы и ничего другого. Но и почтенная наука, основанная на археологических данных, текстах и т.д.  – тоже домыслы. Они одного поля ягоды. И я, рассуждая о происхождении мышления, буду заниматься и тем, и другим. В точности как философ, который работает там, где нет знания. Я в своем поиске «начала мышления» принимаю сначала историко-философский заход и буду иметь дело с фактами. Но, будучи философом, я философствую в том самом ключе, который я изложил в первой лекции – я  буду обходится с фактами легко. Они мне нужны только для того, чтобы начать размышление.

Итак, возвращаемся к «осевому времени». Как только мы начинаем обсуждать, когда что-то возникло в истории, мы всякий раз попадаем в ситуацию, уязвимую для критики: почему мы решили, что в это время что-то возникло. И вот здесь в помощь привлекаются эти самые два метода: исторический метод, или предметная история, и псевдогенетическая реконструкция. Мы должны совместить их каким-то образом, для того чтобы из всего непрерывного исторического потока, исторического времени выделить определенные времена, с которыми надо разбираться.

Недавно я читал продолжение «Основания» Айзека Азимова, где он пытается описать, как Гарри Селдон дошел до своей психоистории. Когда он начал как математик лезть в историю, он обнаружил очень интересную вещь, для себя, по крайней мере. Оказывается, из огромного числа объектов в историю попадают от силы несколько десятков. Остальные вроде бы и существуют, но в истории их как бы нет. Историки пишут множество книг про какие-то периоды, а все остальное время как бы и отсутствует. Гарри Селдон говорит историкам: «Что это вы делаете такое? Одним все увлекаются, а про остальное забывают? Надо заняться этим». А ему популярно объясняют, что этим невозможно заняться, так как материалов про другие времена просто нет, они стерты за ненадобностью. Есть какие-то вещи, которые не представляют какого-то интереса, а другие почему-то представляют интерес.

И, действительно, скажем, конец 18-го века. Во всех странах что-то происходит, большой культурный подъем. Но как только начинают заниматься 18-м веком, все обязательно упираются в огромный массив информации про Французскую буржуазную революцию, ну и немножко про что-нибудь другое. Если вы пойдите в исторические музеи и библиотеки Беларуси, то вы обнаружите, что 85% всей этой литературы и исторических материалов приходится на период Второй мировой войны или Великой Отечественной войны.

«Осевое время» и зарождение мышления

Когда мы сталкиваемся с этими временами прерывности, ищем точку происхождения, мы должны хоть как-то для себя обосновать, почему мы сосредотачиваем свое внимание на определенном времени и почти игнорируем другое время. Тот же Ясперс, выделяя или называя некоторое время осевым, когда вообще история повернулась, дает очень большой диапазон от 8-го до 2-го века до нашей эры. То есть на это самое осевое время длится 600-700 лет. Представляете, с какими скрипом и с какой скоростью вертится история, если исторический поворот занял столько времени. Например, Джон Рид пишет книжку «10 дней, которые потрясли мир». Там 10 дней, а тут 6 веков. И что же произошло в эти 6 веков?

Упомянутый мной Петров, в своих псевдогенетических реконструкциях о происхождении мышления говорит именно об этом времени. Жители острова Крит сажали своих молодых людей на пентакантеры, как раз в этот самый промежуток времени, в осевое время.

С другой стороны, существует некоторая письменная история, зафиксированные факты, которые говорят, что первые люди, имеющие собственные имена, то есть исторические персонажи, по крайней мере, в тех культурах и цивилизациях, которые нам известны до сегодняшнего дня, появляются в те же времена (с точностью до шестисот лет). И главными именами в это время являются люди, создавшие философию, или хотя бы имеющие какое-то отношение к философии. В частности, Конфуций в Китае, Будда в Индии, пророки израильские, досократики или мудрецы Древней Греции. Да и сами философы древней Греции попадают в этот же промежуток времени. К этому же времени относятся первые тексты, имеющие философское значение до сих пор. В это время записаны Гомеровские и Гесиодовские поэмы, которые доходят до нас, в это время записаны изречения Конфуция, в это время сочинены истории про Будду, Заратустру и т.д.

То есть, ориентируясь на реконструированное в псевдогенетическом подходе время, когда что-то повернулось, мы попадаем в ситуацию, когда про это же время у нас есть определенный набор фактов. Причем, надо заметить, что  псевдогенетическое моделирование в свете фактов выглядит, мягко говоря, сомнительно. Ну, например, Петров говорит, что идеальный план возник тогда, когда пираты вылезали из своих кораблей и шли на разграбление города, реализуя план, который им вложил в голову командир. Все это происходит в тот момент, когда стоят пирамиды, когда Вавилонская башня уже разрушена, когда Минойский лабиринт на Крите, дворец Минотавра, не только построен, но уже пережил свои лучшие времена и начал разрушаться и т.д. А что, для построения пирамид не нужны были идеальные планы? Но с другой стороны, уязвима и фактология. Кто читал Гомера в оригинале? Считается что первые оригинальные тексты Библии, которые можно зафиксировать как артефакты, отстают от времени, которое приписывается их появлению, на несколько столетий, если не больше. Книги того же Гомера (в материальном воплощении), относится уже к нашей эре. До этого они существуют либо в цитатах, либо как переписаные с каких-то других.

Очень мало достоверных источников, по которым мы может утверждать, что что-то существовало. Тот же самый Конфуций, который жил в 6-5 веке до нашей эры, только после падения империи Цин, уже при следующей династии императоров Хань, становится главным и доминирующим философом древнего Китая. Спрашивается, а с чего мы взяли, что ханьцы не придумали некий персонаж в древности, которого там не существовало? Мы считаем существование Конфуция фактом, при том, что он, точно также как и Сократ не написал ни одной книжки, и точно также не был популярен в то время, когда жил, а стал популярным в гораздо более позднее время. Почему мы считаем его непременно историческим, а не мифическим персонажем? И то же самое, такие же сомнения могут быть по отношению к любому персонажу осевого времени.

Мне этот ход с осевым временем, и с проблемами псевдогенетической реконструкции и истории философии нужен, чтобы найти время, с которого мы можем начать отсчет для появления мышления. Но мышление я связываю с определенного типа философствованием,  и пик этого философствования непременно должен быть развернут и представлен в истории философии. Все, что не может быть представлено в истории философии, может быть развернуто в псевдогенетической реконструкции, но не становится предметом истории философии.

Что может попасть в историю философии? Следы или результаты философствования. И эта точка «осевого времени» мне нужна для того, чтобы зафиксировать результаты философствования, при этом дать им определенную оценку. Все, что я буду дальше говорить о зарождении скептицизма, оно же в данном случае зарождение философии, и оно же – первые следы существующего мышления, все это связано с важным состоянием или характеристикой этой эпохи. В какой-то момент времени в разных местах мира люди переживают состояние катастрофичности происходящего.

Молодой Конфуций, человек аристократического происхождения, который в новых условиях утрачивает привычные формы жизни и  в 19 лет должен устроиться кладовщиком, чиновником, при этом даже не в столице, а в каком-то провинциальном поселении. И что же обнаруживает этот чиновник, работая на каком-то незначительном складе? Он обнаруживает, что, взвешивая зерно, разные люди кладут на одну и ту же меру разное количество этого зерна. Он обнаруживает, что разные меры не совпадают друг с другом. Он обнаруживает, что разные люди не просто ошибаются в измерениях, но еще и врут, преследуя свои корыстные интересы. Кроме того, их невозможно разоблачить. И он начинает сомневаться во всем том, что до этого момента считал нормальным знанием. Он был, видимо, человеком довольно аутичным и доверчивым, его интересовали ритуалы и всякие  древние традиции. И занимаясь всем этим, он обнаруживает, что верить ничему нельзя.

Коллизия осевого времени состоит в том, что люди столкнулись с тем, что все источники знания не несут истинного знания. Чувства лгут, вместо божественного откровения бывают дьявольские наваждения, вместо продвижения в разуме к правильным выводам, мы приходим к ошибкам сплошь и рядом, или к таким вещам, как апории. И не имея развитой эпистемологии, гносеологии, логики и т.д., люди этого времени, которые оказались на границе незнания, вынуждены были решать вопрос о вере и доверии. А чему можно доверять в этой ситуации и есть ли вообще что-либо, чему можно доверять? Это основной вопрос философии эпохи возникновения скептицизма, то есть даже не эпохи скептицизма и сомнения, а эпохи разочарования во всем том, что люди знали до этого. Фактически осевое время приходится в каждой цивилизации на какое-то одно поколение людей. И когда мы посмотрим в истории философии на знакомые нам имена, персоналии – это, фактически,  современники. Например, Лао-Цзы – старший современник Конфуция. Одновременно с Фалесом существуют «семь» мудрецов. Сократ, который выступает полумифическим персонажем для целого ряда греческих авторов, оставляет после себя 10 или 12 сократических школ. Осевое время – это  время поворота от того, что казалось незыблемым, понятным, истинным к тому, что ничто не истинно, ничто не достоверно. И это время занимает от одного до трех поколений людей.

У этого радикального сомнения мы замечаем нестираемые следы до сегодняшнего дня. Среди тех персонажей, которых я называл (Конфуций и Лао-Цзы в Китае, Шакья-Муни или Сиддхартха Гаутама в Индии, Заратустра, древнееврейские пророки и греческие мудрецы), за исключением греческих мудрецов и философов, все остальные являются не просто персонажами из истории философии, а создателями крупных религиозных систем. И при поиске ответа на основной вопрос тогдашней философии — а чему же можно доверять? – философы или вот эти скептики того времени, в основном давали догматический ответ: доверять можно  тому-то и тому-то. Конфуций дал один вариант ответа, Лао-Цзы – другой, Будда – третий, Заратустра – четвертый, еврейские пророки – пятый. И в Греции в это же время зарождается своя религия. Не та, которую придумали Гесиод с Гомером (скептик Ксенофан говорил, что всех богов придумали эти два автора), а реальная религия древних греков. Там были соответствующие мистерии, посвященные Деметре, Дионису, орфические мистерии и т.д..

Фактически эти персонажи осевого времени или родоначальники скептицизма заложили последующие цивилизации. Почему мне это важно? Потому что ответы на вопросы о том, чему можно доверять, сформировали способы мышления и отношения к миру, которые потом породили не сходящиеся, а существующие автономно цивилизации.

Но для того, чтобы это действительно произошло, кроме самих сомнений, нужна была какая-то другая форма общественной, мыслительной, интеллектуальной, ментальной деятельности – а именно, практическая деятельность. Чем занимались все эти первые философы? И Будда, и Конфуций, и Сократ – почти никто из них не писал своих книжек. Они разговаривали. Разговаривали на те темы, которые наверняка, тогда волновали многих людей. Ничему нельзя верить. И как с этим быть? Ничего из того, что мы знаем, не является достоверным. И они предлагали – кто-то знание, а кто-то способы мышления, кто-то особое отношение к таким вопросам. И только потом это было записано и стало основой тех традиций, которые дальше уже не прерывались. А потом люди стали конфуцианцами, буддистами, зороастрийцами и т.д. Но для того, чтобы они ими стали, нужно было, чтобы действовала еще вторая интенция – воплощение этого всего в практике, приведение хаотического мира в соответствие с тем, что диктует предлагаемый способ отношения к миру. Фактически эти философии формировали общественно-политическую практику.

Здесь, наверное,  нужно упомянуть две такие попытки. Первую попытку предпринял «правнучатый ученик» Сократа  – Александр Македонский, которого учил Аристотель, учителем которого был Платон, учителем которого был Сократ. Александр Македонский попытался реализовать видение мира в практическом плане.  После того, как возникло сомнение и скепсис, любое утверждение о том, чему можно верить, требовало проверки. А проверка возможна только в одном случае: если привести мир в соответствие с предлагаемым знанием об этом мире или об истиной сути вещей. И первые попытки установления больших империй были направлены на упорядочивание мира. Александр Македонский начинает упорядочивать свой мир, начиная с Греции в четвертом веке до нашей эры. А затем империя Александра Македонского распространяется на Малую Азию, Египет, Месопотамию с Палестиной, Персию и Индию. Это огромная ойкумена с попыткой установления единой империи. Во всем этом мире начинается процесс эллинизации. Причем в этом процессе сохраняются остатки исконных культур, в зависимости от того, насколько они (культуры и народы) прошли через сомнение и формирование ответов на главные скептические вопросы вот в это самое осевое время. В этом смысле цивилизации древнего Египта и Месопотамии не выжили под напором эллинизма. Потому что эллинизм пришел с ответами, а эти цивилизации даже этих вопросов не поставили.

И только Китай не оказался в сфере этой экспансии Александра Македонского. Но зато в третьем веке, более чем через сто лет после Александра Македонского, эпоха воюющих царств в Китае была прекращена экспансией одного из этих царств, последний представитель которого – Шихуанди – смог объединить силой и хитростью весь Китай и утвердить там какое-то единое пространство. При этом были уничтожены около пяти сотен конфуцианцев, или последователей Конфуция. Кого утопили, кого отправили строить великую китайскую стену, кого – гробницу этого самого Шихуанди. Это вообще очень интересный персонаж китайской истории, не только китайской, но и мировой истории, много с ним всего связано, но по крайней мере, что делает Александр Македонский чуть раньше, а потом Шихуанди в Китае чуть позже? Они начинают рационализировать мир. Помните, я говорил про Конфуция, который, работая на складе, столкнулся с тем, что каждый меряет меру чего-то полезного – зерна там, или чего-нибудь еще – по-своему? Шихуанди стандартизовал меры в Китае.  То, что в Европе было сделано только после французской буржуазной революции, в Китае стандартизация началась при Шихуанди. Стандартизовалась каллиграфия, то есть написание иероглифов, стандартизировались меры и т.д., много всего другого. Он рационализировал Китай. Делалось это жестоко, но тем не менее как-то это делалось. Что делал Александр Македонский? Александр Македонский делал то же самое. Он приходил в каждую новую область, или на новую территорию с зачатками какой-то цивилизации, и там строил новую столицу, по эллинистическому образцу, с эллинской архитектурой, эллинскими институтами и т.д. поэтому на всем протяжении «анабасиса», или вот этого вот хождения Александра до Индии, строились города Александрии. Иногда они могли называться как-нибудь по-другому, но, тем не менее, там, где они строились, там возникали очаги эллинизации, проникновение греческой цивилизации в эти страны, и фактически вплоть до Средней Азии и Северной Индии установилось это обэллинистичивание цивилизаций. Но в отличие от жесткой рационализации, которую делал Шихуанди, Александр Македонский пытался не просто установить там греческие порядки, но еще и что-то заимствовать, обогащать греческую цивилизацию заимствованиями из других культур.

Поэтому судьба этих двух империй принципиально различна. Империя Шихуанди, не смотря на конец и пресечение его династии, затем продолжилась, и Китай уже больше никогда не распадался. Фактически вся та ойкумена (китайцы говорят Поднебесная), которую объединил Шихуанди, осталась, после чего конфуцианские ответы на все важные вопросы стали определяющими для этой цивилизации. Как известно, Александр Македонский не сумел установить единую империю, потом это делали, уже гораздо позже, римские диктаторы, римские цезари, тоже не совсем так, как это было в китайской ойкумене, но, тем не менее, эти попытки, похожие по замыслу, по происхождению своему, имели очень разную судьбу. И разная судьба во многом связана с целым рядом политических событий, но сейчас я не буду анализировать историю войн и т.д., я сейчас просто говорю про первую установку на рационализацию в философии. Дело в том, что на западе, то есть в Греции, скептицизм имел продолжение, а ответы, данные Конфуцием, Лао-Цзы в Китае, продолжения не имели. Поэтому дальнейшее развитие, изменение, совершенствование, а также деградация мира связаны с взаимодействием этих двух вещей: 1) технического отношения или рационализации беспорядочного мира, приведения его к рациональному виду, или рационализация в смысле поиска ответов, суждения; и 2) разговор о каких-то сложных вещах в виде философии. И если этот самый скептицизм продолжается, если наступает время от времени новое поворотное время (осевое), когда все старые ответы обнуляются и начинается поиск новых ответов – там одна ситуация складывается. А если этого не происходит, там складывается другая ситуация.

Этапы развития скептицизма

Я сейчас цивилизационный подход развивать не стану (оставим это Тойнби и Гегелю), но обозначу в общем виде несколько этапов развития этого самого скептицизма. Итак, после распада империи Александра Македонского скептицизм стал основной формой философского рассуждения в древней Греции, пока не был остановлен новым догматизмом. Новый догматизм был привнесен христианством с Ближнего Востока, распространился, и фактически наступила религиозная эпоха, в которой базовые и главные ответы на сложные вопросы были даны. Поэтому люди могли долгое время пребывать в рамках незыблемого знания, фундаментального знания, фактически вплоть до Нового времени. В Новое время, примерно также, как в то осевое время, которое я описывал, люди вдруг усомнились во всем, что имеет место в их жизни и деятельности. И началась так называемая в Европе эпоха Реформации, с одной стороны, и Возрождения с другой стороны. По-своему в эту эпоху в Европе повторялось почти конфуцианское отношение. Сам Конфуций, в одном лице собирая в себе размышление, рассуждение и говорение осевого времени, с одной стороны, сомневался во всем, а с другой стороны, выставлял в качестве ответа на все вопросы старину, которой нет. Поэтому конфуцианская апелляция к старине, производству ритуала и т.д. фактически была воспроизведена в Новое время в Европе, когда возрожденцы, ну или гуманисты Возрождения, в ответ на полное разоформление существующего порядка и сомнение в том, что их окружает, предлагали в качестве ориентира и образца классическую Грецию и Рим. То же самое христианские реформаты – в ответ на все, что их окружало: деградацию католической церкви, церковных институтов, деградацию монастырей и т.д., предлагали возвращение к апостольскому христианству – они знали ответы, находили их в древности. Сомнения у них были, но они ответы предлагали.

И к этому же времени примерно относится этапный человек или этапный знак скептицизма, радикального сомнения Нового времени – это Рене Декарт, который, будучи человеком, воспитанным в иезуитском коллегиуме, то есть плоть от плоти христианства, в тоже время, будучи достаточно подготовленным и образованным в светском плане, усвоив гуманистическую культуру, не мог принимать на веру ни того, что делают одни, ни того, что делают другие, и тем более, басен про какую-то там старину. Поэтому Декарт доходил (опять же, не анализируя сейчас его философию) доходил в своем рассуждении до этого радикального сомнения. Сомнению подлежит все, кроме одного – как он останавливал свое радикальное сомнение – «cogito ergo sum», «мыслю, следовательно существую». Сомнению подлежит все, кроме того, что сомнению подлежит все. Сомнению подлежит все, кроме самого факта сомнения.

И вот смотрите, какая штука происходит. Датировать появление мышления и/или сомнения можно в первую осевую эпоху (когда усомневается знание как таковое, и ищется ответ на вопрос, а во что можно верить), а замыкает  собой этот период существования скептицизма Декарт. Но сам период очень богат всевозможными сомнениями. Если заниматься историей философии, поднимать Секста Эмпирика, Зенона Китийского, который был главой скептической школы, скептиков внутри христианства, и внутри схоластической философии – там масса всего интересного. Фактически,  мышление возникает в осевое время через сомнение, но осознает себя только в сомнении Декарта. Отсюда, Декарт принимает несомненным только существование самого сомнения, и фактически его же объявляет мышлением. И поэтому, заимствуя уже у Мамардашвили декартовский вопрос, если я приписываю осевому времени – началу – вопрос «чему можно верить, чему можно доверять?», то у Декарта это звучит иначе: «Что я могу знать?». Собственно, все знание недостоверно, достоверно только то, что я могу в этом всем сомневаться, вот это сомнение конституирует некоторую новую реальность, которая есть мышление, и, собственно, теперь надо куда-то это мышление пристроить, дать ему какое-то применение. Декарт сам на этот вопрос ответа дать не мог. Он занимался помимо собственно рассуждения и разговора еще много чем, математикой, немножко физикой и т.д., но в самой философии он такого ответа не дает.

И проходит еще достаточно большое время – но уже не такое большое, как два тысячелетия до Декарта – проходят десятки лет, пока Кант не оформляет, или не обозначает собой следующую стадию радикального скептицизма. Кант начинает усомневать сами по себе способы отношения к познанию. Он по очереди  усомневает чувственный опыт, разум, мышление, откровение тем более, и прочие вещи, и понимает, что, например, невозможно построить синтетического суждения. То есть невозможно, ни опираясь на разум, ни опираясь на опыт, ни опираясь на какие-то факты откровения, совместить разные факты разума, опыта и откровения между собой и вывести что-то новое. И поэтому у него возникает та самая критическая стадия, когда Декарт постулирует само сомнение как существующее,  и на этом базирует появление новой реальности и мышления, а Кант начинает критиковать само мышление, поэтому и критика чистого разума, и критика практического разума замыкают собой эту историю.

Ну и, последним элементом этого всего, в рассмотрении радикального сомнения, необходимо достаточно быстро поставить следующего за Кантом Гегеля, который возводит невозможность построения какого-либо достоверного знания, достоверного подхода в мышлении в принцип. Этот принцип он называет диалектикой, и в этом смысле совсем процессуализирует само мышление и саму философию. Процессуализирует в том смысле, что если раньше люди философствовали в поиске хоть какого-то ответа, хоть какого-то результата – древние философы осевого времени в поиске того, во что верить, Декарт и современники Декарта – в поиске того, что можно знать, Кант – в поиске того, что можно делать – Гегель со своей диалектикой, будучи таким немецким долдоном, фактически отвечает: а ничего. Надо просто все это обмусоливать, рассуждать и т.д. Не зря Гегеля считают этаким «закрывателем» философии, в плане этой самой радикальности.

Теперь, после философов Нового осевого времени, Декарта, Канта и Гегеля вся философия существует исключительно локально. Больше никого не интересуют вот эти все радикальные вопросы: во что верить, что знать, что делать. Сама по себе постановка таких вопросов утрачивает смысл. После Гегеля начинается философствование в локальных ситуациях.

И так начинается методология. Собственно, Декарт в своем рассуждении о методе это и начал делать: «что я могу знать? И как познавать?» И к концу 18 века начинается слияние знания и техники. И возникает собственно практика, общественно-историческая практика, о которой Маркс и марксисты потом начали кричать на всех углах. Именно в это время, конец 18-го века, в период французской революции абстрактное рассуждение и философский разговор, порождающий целый ряд разворотов и иллюзий, сошлись с практической деятельностью. Попытки такого рода предпринимались и раньше, но они никогда не приводили к такому сочленению, к этому прегнантному комплексу. Ну, например, все, кто размышляет на эту тему, любят ссылаться на примеры греческих инженеров, того же Герона, Архимеда, ну а совсем уже любимым персонажем в этом смысле является Леонардо да Винчи, который, отрываясь от написания Джоконды, изобретал всякие летательные аппараты и прочие штуки. Но до школы, которую создал Гаспар Монж в революционном Париже было еще очень далеко.  Там в Политехнической школе и в Эколь Нормаль инженеров, которые должны были строить паровые машины, фортификационные сооружения и корабли, начали учить философии и теории. Это происходит тоже примерно в одно время, при жизни одного поколения – Кант еще жив, Гегель еще молод, Гаспар Монж в расцвете сил, Маркс еще не родился, и все это оформляется в начале 19 века. После чего радикальный скептицизм превращается в локальный скептицизм, более того, он превращается из экзистенциального отношения к жизни в метод. И этот метод с одной стороны, направлен на практику, а с другой стороны, фундирован философским способом отношения к миру.

Без философии в этом смысле практика невозможна. Ну а одна из таких наиболее ярких практик, в которой философия выступает главным элементом – это практика образования, или практика формирования индивидуального человека. Если наука, возникшая после Декарта, оккупировала очень многие локальные ситуации со знанием, накопила массу знаний про всякие общие вещи, про то, о чем раньше философы только рассуждали, наука прекратила эти рассуждения и заполнила это знанием. То единственное место, где философское рассуждение, сомнение и разговор остаются в абсолютно чистом, неприкосновенном виде, и никаким знанием заполнены быть не могут – это воспитание индивидуальности. Поэтому педагогика есть практическая философия в одном смысле, и второе место, где в этом смысле философия находит себе место – это политика и управление. В большом смысле управление. Не управление ларьком, продающим фрукты, а управление общественными процессами. То есть там, где управление напрямую связано с политикой. И то и другое отличаются от всего остального мира только одним: вот этой самой индивидуальностью, которая не подлежит идеализации.

И вот, заканчивая сегодняшнюю лекцию, я бы хотел обратить внимание на следующее. Мышление базируется на идеальном, то есть на том, что оторвано от всяких частных, случайных вещей, где факты, случайности не имеют никакого значения, но применима философия  со своей фундированностью мышлением, построенном на идеальном плане, только к экезмлификатам, которые не поддаются идеализации. А это либо какие-то общественные явления, которые сугубо ситуативны («здесь и сейчас»), либо к индивидуальности человеческой, то есть воспитанию и формированию человеческой индивидуальности.

После Гегеля особой необходимости в радикальном сомнении нет. Сомнение перемещается в локальные вещи и ситуации, в экземплификаты. Нет необходимости сомневаться в глобальных каких-то вещах. За нас отсомневался Конфуций, Декарт, Кант и Гегель. Но сомневаться в каждом фрагменте знания, особенно когда это касается некоторых вещей, которыми ты занимаешься. Поэтому я сегодня обозначил два приложения философии: это воспитание и образование индивидуального человека и это общественно-политическая и управленческая деятельность, которая тоже имеет дело с экземплификатами идей, с индивидуальностями. Проблематизация Беларуси и практическая философия в воспитании и образовании – вот здесь сегодня живет философия.

__________________________________________________________

[1] Петров М.К. ПЕНТЕКОНТЕРА. В ПЕРВОМ КЛАССЕ ЕВРОПЕЙСКОЙ ШКОЛЫ МЫСЛИ // Альманах «Восток», Выпуск: N 1\2 (25\26), январь-февраль, 2005. http://www.situation.ru/app/j_art_739.htm

__________________________________________________________

ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ:

Лекция 3. Идеальный план и основа европейского мышления

Рабочие материалы всего цикла лекций

 

О скептицизме — Михаил Гефтер

Памяти Одо Маркварда

Проблема опыта

Если люди вообще и сходны в чем-либо, то, вероятно, в том, что все они ошибаются. Ошибаться в отношении себя, других людей, жизненных обстоятельств люди не перестают. В значительной степени потому, что каждый отдельный человек неустанно выносит суждения относительно «людей вообще». И, вынося такое суждение, она опирается на свой опыт. То есть опыт — это сознание своей принадлежности к человеческому роду. Выносить суждения о людях могут только люди — это кажется очевидным. Однако в наше время распространения автоматической оценки, формализованных тестов и технологических процедур опыт все более утрачивает характер непосредственной очевидности. Опыт — в смысле «знания жизни», «знания людей в предлагаемых обстоятельствах» — оказывается сопряжен с признанием, что даже наши ошибки не являются вполне естественными. Точнее говоря, их естественность/искусственность воспроизводима, может быть предсказана и даже управляема. В связи с этим нуждается в поправке исходный тезис: люди ошибаются в том числе и относительно своих ошибок. «Знание жизни» оказывается в таком случае лишь коллекцией ошибок, которые из-за желания сохранить психологический комфорт были сочтены естественными. Сама по себе «естественность» того или иного хода событий выглядит таковой по причине нашей склонности ошибаться определенным образом. «Естественность», хотя бы и умноженная многочисленными повторениями в действиях разных людей, продолжает оставаться постоянной только в негативном отношении: люди «естественным образом» группируют явления наиболее удобным для них способом. Частоту апелляции к опыту можно тогда отождествить с демонстративной приверженностью удобству такого рода.

 

Двойная ошибка

Когда говорят «опыт показывает», «из опыта давно известно», то свидетельствуют только лишь о самих себе. Это важно уяснить: обращение к опыту в обсуждаемом здесь смысле ничего не добавляет к высказываемому содержанию. Ссылка на опыт в таком случае — это просто специфическая модальность высказывания, которая указывает, что высказываемое содержание принято без дальнейшей рефлексии. Соответственно, ошибочность человеческих представлений о мире подвергается здесь удвоению: люди ошибаются в своих действиях и суждениях и ошибаются в отношении знания своих (и чужих) ошибок в действиях и суждениях. Мы думаем, что знаем о своих ошибках тогда, когда они приводят нас к результату, которого мы хотели бы избежать. Но и желательный результат мог быть достигнут по ошибке. Критерием ошибки не может служить ни наша (индивидуальная или коллективная) удовлетворенность, ни наша неудовлетворенность достигнутым результатом. Отсюда, в частности, следует, что адаптивные автоматические системы, приспосабливающие ту или иную среду так, чтобы мы в ней действовали максимально удовлетворительным (для себя) образом, способны устранять или сокращать ошибочность действий, только усиливая ошибочность наших знаний о своих ошибках. Точнее, освобождая нас от необходимости проводить различия между ошибками и не-ошибками при накоплении субъективной удовлетворенности результатами действий в адаптивной среде. Скептическая философия никоим образом не стремится победить ошибку, изгнать ее из уклада человеческой жизни раз и навсегда. Задача, напротив, заключается в удержании и кристаллизации в достаточно ясном виде описанной выше структуры двойной ошибки, а также порождаемого ею напряжения. Там и тогда, где такого напряжения не ощущается, там и не происходит ошибки.

 

В защиту многообразия

Но задача как раз и заключается в том, чтобы дать ошибке случиться. И если в мире нечто происходит «безошибочно», то задача скептической философии — в том, чтобы дополнить эту «безошибочность» мира рефлексивной гипотезой ошибки. Если же мы встречаем указание на «безошибочное» суждение, нашей задачей как скептиков будет в действии исследовать его ошибочность. Не оказывается ли тогда, что скептицизм разорван между спекулятивной и практической установками? Я полагаю, что нет. Важным следствием принципа двойной ошибки является понимание того, что ни суждение, ни действие не совершаются сами по себе. Более того, любая попытка объявить суждение и/или действие произошедшими, так сказать, из самих себя является для скептицизма главной опасностью. Защищая многообразие, скептицизм отбрасывает любые высказывания и действия, совершаемые в духе «а как же иначе?!». Последовательность скептицизма определяется строгим отказом от квалификации каких-либо действий или суждений как неизбежных. Особенно в том случае, если этой неизбежности придается высокий моральный смысл. В политическом плане это означает, что именно скептическая позиция может служить основой для достижения компромиссов между разными сторонами и действующими лицами. Это достоинство скептицизма определяется тем, что сам он является наиболее неполитическим образом мысли и действия. Надо, конечно, признать, что скептицизм отнюдь не упрощает, а только усложняет политический процесс: не пропагандируя какой-либо позиции, скептик настаивает на допустимости всех при единственном условии достаточной взаимной чувствительности суждений и действий к возможным ошибкам.

 

Аналитическое воображение

Среди прочих способностей люди обладают воображением. Широта их воображения в значительной степени определяет и их готовность к компромиссу. Отвергнуть неизбежное, признать возможное — все это требует определенного усилия воображения. Для начала важно сдвинуть с места неподвижную структуру раз и навсегда зафиксированных отличий, распределения «да» и «нет». Скептическое воображение производит своего рода дефрагментацию мира, не ведя с необходимостью к последующей сборке разобранного целого определенным образом. Цель заключается не в разрушении канонов для того только, чтобы установить новые (иногда прямо выставляющие напоказ свою противоположность старым), — важнее нарушить сложившиеся связи там, где они есть, а также создать связи там, где их прежде не было. Это требует разложения сложившихся допущений и образцов действия на элементы, пересборки сложившихся приемов существования и обращения с существующим. Скептическое воображение, иначе говоря, — это аналитическая практика. Здесь, как и в случае с понятием «опыта», мы рискуем натолкнуться на некоторые предубеждения. Действительно, анализ часто выступает как изощренная обработка фактов/данных для выявления тенденций, лежащих в их основе. Но для аналитического воображения нет оснований. Единственным условием фактичности является наша медлительность в распознавании ее безошибочности, то есть того специфического приема, посредством которого она исключает двойное соотнесение действий и суждений.

 

Смех как действие

Скептики много воображают. Достаточно познакомиться только с примером Юма о бильярдных шарах, чтобы представить себе живость скептического воображения. Но все же аналитическое воображение — это скорее необходимое условие деятельности скептика, производящего разбор сложившихся предубеждений. Кроме того, оно подчас требует особых усилий, и было бы поспешно полагать в основании скептицизма принцип, заведомо разделяющий людей в отношении своей доступности. Обнаружение ошибочности действий и суждений вместе с настойчивой приверженностью людей к совершению новых и новых ошибок относится, скорее, к области комического. Особенно забавна избирательность в квалификации тех или иных действий как ошибочных или, наоборот, вполне удовлетворительных и даже совершенно правильных. При этом собственно действие (спекуляция, цензура, ограничение свободы выбора) или суждение («государство должно выполнять функции (социальной) защиты») остается одним и тем же — меняется лишь контекст употребления. В общем смысле смешна любая ограниченность суждений и действий какими бы то ни было обстоятельствами места и времени. В этом отношении нет ничего более смешного, как практики суда — сохраняющие надменную чопорность и практики современного искусства — придающие товарный вид отбросам нашей цивилизации. Движимый страстью аналитического воображения скептик особенно любовно будет созерцать и/или комбинировать такого рода серьезные практики. Со скептической точки зрения кажется весьма желательным, чтобы почаще судили искусство или разыгрывали суд.

 

Против субстанциализма

Примеры скептического смеха привести нетрудно. Существенно, однако, что для скептика смех важен как неудобная (шутки ради скажем — неэкономизируемая) часть ситуации, которая в противном случае была бы без остатка переварена различными интерпретационными машинами. Смех не может быть причиной самого себя. Иначе говоря, смех сам себя не производит — если это, конечно, не технический смех артиста. Смеются по поводу другого — включая само себя как другого. Смех как действие выставляет вперед собственную безосновательность, то есть отсутствие собственного основания. По этой причине невозможно разбираться со смехом по существу, поскольку издавна доступным (и достаточным) критерием существенности была именно бытийная самостоятельность, субстанциальность. Не до конца действие, не до конца суждение — смех существует в промежутке, который не он сам создает: сам смех не то чтобы очень смешон. Он даже бывает и совсем не смешон. Вероятно, скептический смех и вовсе не должен быть смешным, потому что его задача — нарушить имеющиеся правила, в том числе и в отношении того, что считается смешным. Этот-то неприрученный, дикий смех и призван беречь современный скептицизм.

Философский скептицизм — Philosophical skepticism

Философские взгляды, ставящие под сомнение возможность знания или уверенности

Для более общего обсуждения скептицизма см. Скептицизм .

Философский скептицизм ( английское написание : скептицизм ; от греческого σκέψις skepsis , «исследование») — это семейство философских взглядов, которые ставят под сомнение возможность знания . Философские скептики часто делятся на две общие категории: те, кто отрицают всякую возможность знания , и те, кто выступает за приостановление суждения из-за неадекватности доказательств. Это различие смоделировано на основе различий между академическими скептиками и пирронианскими скептиками в древнегреческой философии .

Обзор

Философский скептицизм начинается с утверждения, что в настоящее время человеку не хватает знаний.

Скептицизм можно классифицировать по его размаху. Местный скептицизм предполагает скептицизм по отношению к определенным областям знания (например, моральный скептицизм , скептицизм по отношению к внешнему миру или скептицизм по отношению к сознанию других людей), тогда как радикальный скептицизм утверждает, что человек ничего не может знать, включая то, что он не может знать о знании чего-либо.

Скептицизм также можно классифицировать по его методу. В западной философии есть два основных подхода к скептицизму. Декартовский скептицизм, названный несколько ошибочно в честь Рене Декарта , который не был скептиком, но использовал некоторые традиционные скептические аргументы в своих « Размышлениях», чтобы помочь обосновать свой рационалистический подход к знанию, — пытается показать, что любое предложенное утверждение о знании может быть подвергнуто сомнению. Скептицизм Агриппы сосредоточен на оправдании, а не на возможности сомнения. Согласно этой точке зрения, ни один из способов оправдания иска не является адекватным. Можно обосновать заявление, основанное на других утверждениях, но это приводит к бесконечному регрессу оправданий. Можно использовать догматическое утверждение, но это не оправдание. Можно использовать круговые рассуждения , но это не оправдывает вывод.

Философский скептицизм отличается от методологического скептицизма тем, что философский скептицизм — это подход, который ставит под сомнение возможность уверенности в знании, тогда как методологический скептицизм — это подход, который подвергает все утверждения о знаниях тщательной проверке с целью отделения истинных утверждений от ложных. Точно так же научный скептицизм отличается от философского скептицизма тем, что научный скептицизм — это эпистемологическая позиция, в которой ставится под сомнение правдивость утверждений, не имеющих эмпирических доказательств . На практике этот термин чаще всего относится к рассмотрению утверждений и теорий, которые кажутся псевдонаукой , а не к рутинным дискуссиям и проблемам между учеными.

Скептические аргументы

Древнегреческие пирронисты разработали ряд аргументов, чтобы продемонстрировать, что утверждения о реальности не могут быть адекватно обоснованы. Хорошо известны два набора этих аргументов. Самый старый набор известен как десять тропов Энесидема, хотя неизвестно, изобрел ли он эти тропы или просто систематизировал их из предыдущих работ пирронистов. Тропы представляют причины эпохи ( приостановки суждения ). Это следующие:

1. У разных животных проявляются разные способы восприятия;
2. Подобные различия наблюдаются и среди отдельных мужчин;
3. Для одного и того же человека информация, воспринимаемая органами чувств, противоречит самому себе.
4. Кроме того, время от времени он меняется с физическими изменениями.
5. Кроме того, эти данные различаются в зависимости от местных условий.
6. Объекты познаются лишь косвенно через воздух, влагу и т. Д.
7. Эти объекты находятся в состоянии постоянного изменения цвета, температуры, размера и движения.
8. Все восприятия относительны и взаимодействуют друг с другом.
9. Наши впечатления становятся менее критичными из-за повторения и индивидуального
10. Все мужчины воспитаны с разными верованиями, в соответствии с разными законами и социальными условиями.

Другой набор известен как пять троп Агриппы :

1. Несогласие — неопределенность, демонстрируемая различиями во мнениях философов и людей в целом.
2. Progress ad infinitum — Все доказательства основываются на самих вещах, нуждающихся в доказательстве, и так далее до бесконечности, то есть на аргументе регрессии .
3. Отношения. Все вещи меняются по мере того, как меняются их отношения, или, как мы смотрим на них с разных точек зрения.
4. Предположение. Утвержденная истина основана на неподтвержденном предположении.
5. Круговидность — утверждаемая истина предполагает круговорот доказательств.

По словам Виктора Брошара, «пять тропов можно рассматривать как наиболее радикальную и наиболее точную формулировку философского скептицизма из когда-либо существовавших. В некотором смысле, они все еще неотразимы сегодня».

Скептические сценарии

Скептический сценарий — это гипотетическая ситуация, которую можно использовать в качестве аргумента в пользу скептицизма по поводу конкретного утверждения или класса требований. Обычно сценарий постулирует существование обманчивой силы, которая обманывает наши чувства и подрывает обоснованность знания, которое в противном случае принимается как оправданное, и предлагается, чтобы поставить под сомнение наши обычные притязания на знание на том основании, что мы не можем исключить возможность скептического отношения. сценарии верны. Скептическим сценариям уделяется большое внимание в современной западной философии.

Первый серьезный скептический сценарий в современной западной философии появляется в книге Рене Декарта « Размышления о первой философии» . В конце первой «Медитации» Декарт пишет: «Я полагаю … что какой-то злой демон, обладающий исключительной силой и хитростью, использовал всю свою энергию, чтобы обмануть меня».

• « Проблема злого демона », также известная как «злой демон Декарта», была впервые предложена Рене Декартом. Он предполагает возможность существования существа, которое может намеренно ввести человека в заблуждение, ложно поверив всему, что вы считаете правдой.
• Гипотеза « мозга в чане » сформулирована в современных научных терминах. Предполагается, что кто-то может быть развоплощенным мозгом, живущим в чане и питаемым ложными сенсорными сигналами безумным ученым . Кроме того, он утверждает, что, поскольку мозг в чане не имел возможности узнать, что это был мозг в чане, вы не можете доказать, что вы не мозг в чане.
• « Аргумент сновидения », предложенный и Рене Декартом, и Чжуанцзы , предполагает, что реальность неотличима от сна.
• « Пятиминутная гипотеза », наиболее заметно предложенная Бертраном Расселом , предполагает, что мы не можем доказать, что мир не был создан пять минут назад (вместе с ложными воспоминаниями и ложными свидетельствами, предполагающими, что ему не всего пять минут).
• « Гипотеза смоделированной реальности » или «гипотеза матрицы» предполагает, что каждый или даже вся вселенная может находиться внутри компьютерной симуляции или виртуальной реальности .

Эпистемологический скептицизм

Скептицизм, как эпистемологический взгляд, ставит под сомнение возможность знания вообще. Это отличается от других известных скептических практик, в том числе картезианского скептицизма , поскольку он нацелен на знание в целом, а не на отдельные типы знаний.

Скептики утверждают, что вера во что-то не оправдывает утверждения о знании этого. В этом скептики выступают против фундаментализма , который утверждает, что существуют базовые позиции, которые самооправдываются или не оправдываются, без ссылки на другие. (Один пример такого фундаментализма можно найти в « Этике» Спинозы .) Скептический ответ на это может иметь несколько подходов. Во-первых, утверждение, что «базовые позиции» должны существовать, равносильно логической ошибке аргументации от невежества в сочетании с скользкой дорожкой .

Среди других аргументов скептики используют трилемму Мюнхгаузена и проблему критерия, чтобы заявить, что никакое определенное убеждение не может быть достигнуто. Эта позиция известна как «глобальный скептицизм» или « радикальный скептицизм ». Фундационалисты использовали ту же трилемму как оправдание для требования обоснованности основных убеждений. Эпистемологический нигилизм отвергает возможность человеческого знания, но не обязательно знания в целом.

Есть две разные категории эпистемологического скептицизма, которые можно назвать смягченным и абсолютным скептицизмом. Эти две формы контрастируют, но по-прежнему являются истинными формами скептицизма . Сниженный скептицизм не принимает «сильных» или «строгих» заявлений о знании, но, тем не менее, одобряет некоторые более слабые. Эти более слабые утверждения могут быть названы «виртуальными знаниями», но должны относиться к обоснованным убеждениям. Некоторые умеренные скептики также являются фаллибилистами , утверждая, что знание не требует определенности. Сдержанные скептики считают, что знание не требует определенности и что многие убеждения на практике достоверны до такой степени, что с ними можно безопасно действовать, чтобы жить значимой и значимой жизнью. Безусловный скептицизм отвергает как претензии на виртуальное знание, так и на сильное знание. Определение знания как сильного, слабого, виртуального или подлинного может быть определено по-разному в зависимости от точки зрения человека, а также от его характеристики знания. Явные скептики считают, что объективные истины непостижимы и что человек должен жить в изолированной среде, чтобы обрести душевный покой. Это потому, что все, по их мнению, меняется и относительно. Отказ от суждений имеет первостепенное значение, поскольку нет знания; только вероятные мнения.

Критика гносеологического скептицизма

Одна из версий философского скептицизма утверждает, что истина не познаваема и что истина в лучшем случае лишь вероятна. Критика этой версии заключается в том, что есть противоречие, связанное с утверждением, что утверждение, что «истина не познаваема», является познаваемой истинностью. Аргумент « здесь одна рука» — это еще одна относительно простая критика, которая переворачивает предложения скептика и поддерживает здравый смысл. Таким образом, если скептики правы, они должны признать, что не могут быть уверены в этом.

Аргумент, который обычно приводится, но ограничивается наукой, состоит в том, что научный метод утверждает только вероятные результаты, потому что количество проверенных случаев всегда ограничено и потому что тесты представляют собой перцептивные наблюдения.

Пьер Ле Морван (2011) выделил три общих философских ответа на скептицизм. Первый он называет «фольгированный подход». Скептицизм рассматривается как проблема, которую необходимо решить, или вызов, который необходимо решить, или угроза, которую необходимо парировать; его ценность, если таковая имеется, проистекает из его роли фольги. Он проясняет по контрасту и таким образом освещает то, что требуется для знания и обоснованной веры. Вторую он называет «подходом обхода», согласно которому скептицизм игнорируется как центральная проблема эпистемологии. Ле Морван выступает за третий подход — он называет его «подходом к здоровью» — который исследует, когда скептицизм полезен, а когда нет, или когда он добродетелен, а когда порочен.

История западного скептицизма

Древнегреческий скептицизм

Пиррон из Элиды , мраморная голова, римская копия, Археологический музей Корфу

Древнегреческие скептики не были «скептиками» в современном смысле выборочного, локализованного сомнения. Их опасения были эпистемологическими, отмечая, что утверждения об истине не могут быть адекватно поддержаны, и психотерапевтическими, отмечая, что убеждения вызывают психическое расстройство.

Западная традиция систематического скептицизма восходит по крайней мере, насколько Пиррону из Элиды (б. Около 360 г. до н.э.) и , возможно , к Ксенофану (б. Около 570 г. до н.э.). Часть скептицизма также проявляется среди « софистов V века, [которые] разрабатывают формы дебатов, которые являются предшественниками скептической аргументации. Они гордятся тем, что убедительно аргументируют обе стороны вопроса».

В эллинистической философии , пирронизм и Academic Скептицизм были две школы скептической философии. Впоследствии слова « академик» и « пирронист» часто использовались для обозначения скептиков.

Пирронизм

Как и другие эллинистические философии , целью пирронизма была эвдемония , которую пирронисты стремились достичь через достижение атараксии (безмятежного состояния ума), которое, как они обнаружили, может быть вызвано созданием состояния epoché (приостановления суждения) в отношении неочевидных вопросов. Epoché можно было создать, противопоставляя одну догму другой, чтобы подорвать веру, и задавая вопрос, может ли вера быть оправданной. В поддержку этого вопрошания пирронисты выдвинули приведенные выше скептические аргументы ( Десять режимов Эенезидема и Пять режимов Агриппы ), демонстрирующие, что убеждения не могут быть оправданы:

Пиррон из Элиды

Согласно рассказу о жизни Пиррона его ученика Тимона Флийского , Пиррон превозносил способ стать счастливым и умиротворенным:

«Тот, кто хочет жить хорошо ( эвдемония ), должен рассмотреть следующие три вопроса: во-первых, каковы прагматы (этические вопросы, дела, темы) по своей природе? Во-вторых, какое отношение мы должны к ним занять? В-третьих, каков будет результат для этих у кого такое отношение? » Ответ Пиррона таков: «Что касается прагмат, то все они адиафора (недифференцированная логическим различием), астатмета (нестабильная, несбалансированная, неизмеримая) и анэпикрита (неоцененная, нефиксированная, неразрешимая). Следовательно, ни наши чувственные восприятия, ни наши доксаи (взгляды, теории, убеждения) говорят нам правду или ложь; поэтому мы, конечно, не должны полагаться на них. Скорее, мы должны быть адоксастичными (без взглядов), aklineis (не склонными к той или иной стороне) и akradantous (непоколебимыми в своих взглядах). отказ от выбора), говоря о каждом, что он не больше, чем он не есть, или это и есть, и нет, или это ни есть, ни нет.

Aenesidemus

Пирронизм исчез как движение после смерти Тимона, ученика Пиррона. Академия постепенно становилась все более догматичной, так что в первом веке до нашей эры Эенезидем осудил академиков как «стоиков, борющихся против стоиков», порвав с Академией, чтобы возродить пирронизм. Самым известным вкладом Энесидема в скептицизм была его ныне утерянная книга « Пирроновские беседы» , известная нам только через Фотия , Секста Эмпирика и, в меньшей степени, Диогена Лаэртия . Скептические аргументы, наиболее тесно связанные с Aenesidemus, — это десять описанных выше способов, призванных вызвать epoche .

Секст Эмпирик

Секст Эмпирик

Труды Секста Эмпирика (ок. 200 г. н. Э.) Являются основным сохранившимся описанием древнего пирронизма. Задолго до времен Секста Академия отказалась от скептицизма и была уничтожена как формальное учреждение. Секст собрал и развил скептические аргументы пирронистов, большинство из которых были направлены против стоиков, но включали аргументы против всех школ эллинистической философии , включая академических скептиков.

Секст, как наиболее систематический автор сохранившихся работ эллинистических скептиков, отмечал, что существует по крайней мере десять видов скептицизма. Эти способы можно разбить на три категории: можно скептически относиться к субъективному воспринимающему, к объективному миру и отношениям между воспринимающим и миром . Его аргументы следующие.

Субъективно у разных людей сила чувств и рассудка может быть разной. А поскольку знание является продуктом одного или другого, и поскольку ни один из них не является надежным, у знания, похоже, возникнут проблемы. Например, дальтоник видит мир совсем не так, как все остальные. Более того, нельзя даже отдавать предпочтение на основе силы разума, то есть, рассматривая рациональное животное как носитель большего знания, чем иррациональное животное, поскольку иррациональное животное все еще искусно ориентировано в своей среде, что предполагает способность «знать» о некоторых аспектах окружающей среды.

Во-вторых, личность человека может также влиять на то, что он наблюдает, поскольку (как утверждается) предпочтения основаны на чувственных впечатлениях, различия в предпочтениях можно объяснить различиями в том, как объект влияет на людей. (Эмпирик: 56)

В-третьих, восприятие каждого отдельного чувства, по-видимому, не имеет ничего общего с другими чувствами: т. Е. «Красный» цвет имеет мало общего с ощущением прикосновения к красному объекту. Это проявляется, когда наши чувства «не согласуются» друг с другом: например, мираж имеет определенные видимые черты, но не реагирует ни на какие другие чувства. В этом случае наши другие чувства побеждают впечатления от зрения. Но кому-то может также не хватать силы чувства, чтобы понять мир во всей его полноте: если бы у кого-то было дополнительное чутье, то он мог бы знать о вещах таким образом, о котором нынешние пять чувств не могут нам посоветовать. Учитывая, что наши чувства могут быть ненадежны, обращаясь к другим чувствам, и поэтому наши чувства могут быть неполными (по сравнению с каким-то более совершенным чувством, которого нет у одного), то отсюда следует, что все наши чувства могут быть ненадежными. (Эмпирик: 58)

В-четвертых, наши обстоятельства, когда человек воспринимает что-либо, могут быть естественными или неестественными, т. Е. Человек может находиться либо в состоянии бодрствования, либо во сне. Но вполне возможно, что вещи в мире действительно такие, какими они кажутся тем, кто находится в неестественном состоянии (то есть, если бы все было тщательно продуманным сном). (Эмпирик: 59)

У кого-то могут быть причины для сомнений, основанные на соотношении объективных «фактов» и субъективного опыта . Расположение, расстояния и места объектов, казалось бы, влияют на то, как они воспринимаются человеком: например, портик может казаться суженным, если смотреть с одного конца, но симметричным, если смотреть с другого; и эти особенности разные. Поскольку это разные функции, полагать, что объект обладает обоими свойствами одновременно, значит полагать, что у него есть два противоположных свойства. Поскольку это абсурдно, следует приостановить суждение о том, какими свойствами он обладает из-за противоречивого опыта. (Эмпирик: 63)

Можно также заметить, что воспринимаемые вещи в некотором смысле загрязнены опытом. Любое данное восприятие — скажем, стула — всегда будет восприниматься в том или ином контексте (например, рядом со столом, на циновке и т. Д.). Поскольку это так, часто говорят только об идеях в том виде, в котором они возникают в контекст других вещей, которые связаны с ним, и, следовательно, никто не может знать истинную природу вещи, а только то, как она представляется нам в контексте. (Эмпирик: 64)

В том же духе скептик может настаивать на том, что все относительно, утверждая, что:

1. Абсолютные явления либо отличаются от относительных, либо нет.
2. Если абсолюты не отличаются от родственников, значит, они сами относительны.
3. Но если абсолюты действительно отличаются от родственников, то они относительны, потому что все, что отличается, должно отличаться от чего-то; а «отличаться» от чего-то — значит относиться к чему-то. (Эмпирик: 67)

Наконец, у человека есть причина не верить в то, что он что-то знает, глядя на проблемы понимания самих объектов. Вещи, взятые по отдельности, могут сильно отличаться от того, когда они находятся в массовых количествах: например, стружка козьего рога становится белой, если брать ее по отдельности, а неповрежденный рог остается черным.

Академический скептицизм

Мышление Пиррона в дальнейшем повлияло на платоновскую Академии , возникающее в первом в академическом скептицизме в Средней Академии под Аркесилай (с 315 -. 241 г. до н.э.) и затем Новая Академия под Карнеадом (с 213-129 гг. До н.э.). Клитомах , ученик Карнеада, истолковал философию своего учителя как предлагающий описание знания, основанное на подобии истине. Римский политик и философ Цицерон также был сторонником скептицизма Новой Академии, хотя уже начинал происходить возврат к более догматической ориентации школы.

Августин о скептицизме

Августин Гиппопотам

В 386 г. н.э. Августин опубликовал Contra Academicos (Против академических скептиков), в котором аргументировал претензии академических скептиков (266 г. до н.э. — 90 г. до н.э.) на следующих основаниях:

• Возражение от ошибки: с помощью логики Августин утверждает, что философский скептицизм не ведет к счастью, как утверждают академические скептики. Его аргументы сводятся к следующему:
  1. Мудрый человек живет по разуму и поэтому может быть счастлив.
  2. Тот, кто ищет знания, но никогда не находит их, заблуждается.
  3. Возражение против несовершенства: люди, совершившие ошибку, не счастливы, потому что ошибаться — это несовершенство, и люди не могут быть счастливы с несовершенством.
  4. Вывод: тот, кто все еще ищет знания, не может быть счастлив.
• Ошибка несогласия: аргумент Августина о том, что отказ от веры не предотвращает полностью ошибки. Его аргументы резюмируются ниже.
  1. Введение ошибки: Пусть P истинно. Если человек не верит P из-за приостановки веры во избежание ошибки, он также совершает ошибку.
  2. Анекдот о двух путешественниках: путешественники А и Б пытаются добраться до одного и того же пункта назначения. На развилке дороги бедный пастух велит им идти налево. Путешественник А сразу ему верит и достигает нужного пункта назначения. Путешественник Б отказывается от веры и вместо этого верит совету хорошо одетого горожанина идти направо, потому что его совет кажется более убедительным. Однако горожанин на самом деле самардокус ( аферист ), поэтому Путешественник Б никогда не достигает нужного пункта назначения.
  3. Анекдот о прелюбодейке: Мужчина отказывается от веры в то, что прелюбодеяние — это плохо, и совершает прелюбодеяние с женой другого мужчины, потому что это его убеждает. Согласно академическому скептицизму, этому человеку нельзя предъявить обвинение, потому что он действовал в соответствии с тем, что ему казалось убедительным, не соглашаясь с верой.
  4. Вывод: отказ от веры подвергает людей ошибке, как это определено академическими скептиками.

Возрождение скептицизма в шестнадцатом веке

« Это ничто не известно» Франсиско Санчеса (опубликовано в 1581 году как Quod nihil scitur ) — один из важнейших текстов скептицизма эпохи Возрождения .

Мишель де Монтень (1533–1592)

Мишель де Монтень

Наиболее заметная фигура возрождения скептицизма в 1500-х годах, Мишель де Монтень написал о своих исследованиях академического скептицизма и пирронизма в своих « Эссе» .

Его наиболее заметные работы о скептицизме относятся к эссе «Апология Раймонда Себонда», написанному в основном в 1575–1576 годах, когда он читал Секста Эмпирика и пытался перевести сочинения Раймонда Себонда , включая его доказательства естественного существования христианства . Прием переводов Монтеня включал некоторую критику доказательства Себона. Монтень ответил на некоторые из них в « Апологии», в том числе в защиту логики Себонда, которая носит скептический характер и похожа на пирронизм. Его опровержение таково:

1. Критики, утверждающие, что аргументы Себонда слабы, показывают, как эгоистичные люди верят, что их логика превосходит другие.
2. Можно заметить, что в некоторых отношениях многие животные превосходят людей. Чтобы аргументировать эту точку зрения, Монтень даже пишет о собаках, которые логичны и создают свои собственные силлогизмы, чтобы понимать окружающий мир. Это был пример, использованный в Sextus Empiricus .
3. Поскольку животные тоже обладают разумом, чрезмерное прославление умственных способностей человека — это ловушка, человеческое безумие. В результате разум одного человека не может быть лучше, чем разум другого.
4. Невежество даже рекомендуется религией, чтобы человек мог достичь веры, послушно следуя божественным инструкциям учиться, а не своей логикой.

Марин Мерсенн (1588–1648)

Марин Мерсенн

Марин Мерсенн был писателем, математиком, ученым и философом. Он писал в защиту науки и христианства от атеистов и пирронистов, прежде чем уйти на пенсию, чтобы способствовать развитию науки и «новой философии», в которую входят такие философы, как Гассенди , Декарт , Галилей и Гоббс . Его главная работа в отношении скептицизма — это La Verité des Sciences , в которой он утверждает, что, хотя мы не можем знать истинную природу вещей, мы все же можем сформулировать определенные законы и правила для чувственного восприятия с помощью науки.

Кроме того, он отмечает, что мы не сомневаемся во всем, потому что:

• Люди согласны в некоторых вещах, например, муравей меньше слона.
• Есть естественные законы, управляющие нашим чувственным восприятием, такие как оптика, которые позволяют нам устранять неточности.
• Человек создал такие инструменты, как линейки и весы, чтобы измерять предметы и устранять сомнения, такие как изогнутые весла, голубиные шеи и круглые башни.

Пирронист может опровергнуть эти утверждения, заявив, что чувства обманывают, и таким образом знание превращается в бесконечный регресс или круговую логику. Таким образом, Мерсенн утверждает, что это не может быть так, поскольку можно выдвинуть гипотезу и проверить общепринятые практические правила, чтобы убедиться, что они продолжают действовать.

Более того, если все можно подвергнуть сомнению, можно усомниться и в сомнении, и так далее и так далее. Таким образом, согласно Мерсенну, что-то должно быть правдой. Наконец, Мерсенн пишет обо всех математических, физических и других научных знаниях, которые верны при повторных проверках и имеют практическую ценность. Примечательно, что Мерсенн был одним из немногих философов, которые приняли радикальную идеологию Гоббса — он видел в ней новую науку о человеке.

Скептицизм в семнадцатом веке

Томас Гоббс (1588–1679)

Во время своего длительного пребывания в Париже Томас Гоббс был активно вовлечен в круг крупных скептиков, таких как Гассенди и Мерсенн, которые занимались изучением скептицизма и эпистемологии . В отличие от своих друзей-скептиков, Гоббс никогда не рассматривал скептицизм как главную тему для обсуждения в своих работах. Тем не менее, Гоббс был помечен как религиозный скептик его современниками для повышения сомнения Мозаика авторство из Пятикнижия и его политического и психологического объяснения религии. Хотя сам Гоббс не пошел дальше, чтобы бросить вызов другим религиозным принципам, его подозрения в авторстве мозаики нанесли значительный ущерб религиозным традициям и проложили путь для более поздних религиозных скептиков, таких как Спиноза и Исаак Ла Пейрер, чтобы подвергнуть сомнению некоторые из фундаментальных верований христианства. Иудео-христианская религиозная система. Ответ Гоббса на скептицизм и эпистемологию был новаторски политическим: он считал, что моральное знание и религиозное знание по своей природе относительны, и не было абсолютного стандарта истины, которым они руководствовались. В результате были разработаны и установлены определенные стандарты истины в отношении религий и этики, чтобы сформировать функционирующее правительство и стабильное общество по политическим причинам.

Барух Спиноза

Барух Спиноза и религиозный скептицизм

Барух Спиноза был одним из первых европейских философов, которые были религиозными скептиками. Он был хорошо знаком с философией Декарта и беспрецедентно расширил применение картезианского метода к религиозному контексту, анализируя с его помощью религиозные тексты. Спиноза стремился оспорить притязания на знание иудео-христианско-исламской религиозной системы, исследуя две ее основы: Писание и Чудеса . Он утверждал, что все картезианские знания или рациональные знания должны быть доступны всему населению. Следовательно, Священные Писания, за исключением писаний Иисуса, не следует рассматривать как тайное знание, полученное от Бога, а только воображение пророков. Священное Писание, в результате этого утверждения, не могло служить базой для знания и было сведено к простым древним историческим текстам. Более того, Спиноза также отверг возможность чудес, просто заявив, что люди считали их чудесными только из-за непонимания природы. Отвергая достоверность Священного Писания и чудес, Спиноза разрушил основу для утверждения религиозного знания и утвердил свое понимание картезианского знания как единственного авторитета претензий на знание. Несмотря на то, что Спиноза был глубоко скептически настроен по отношению к религиям, на самом деле он был чрезвычайно антискептичен по отношению к разуму и рациональности. Он стойко подтвердил легитимность разума, связав его с признанием Бога, и, таким образом, скептицизм с рациональным подходом к знанию был вызван не проблемами с рациональным знанием, а фундаментальным отсутствием понимания Бога. Таким образом, религиозный скептицизм и антискептицизм Спинозы с разумом помогли ему трансформировать эпистемологию, разделив теологические требования знания и утверждения рационального знания.

Пьер Байль (1647–1706)

Пьер Бейль — Луи Фердинанд Эль

Пьер Бейль был французским философом в конце 17 века, которого Ричард Попкин описал как «сверхсептика», доведшего до крайности скептическую традицию. Бейль родился в кальвинистской семье в Карла-Бейле , и на раннем этапе своей жизни он обратился в католицизм, прежде чем вернуться к кальвинизму. Это обращение между религиями заставило его уехать из Франции в более терпимую к религии Голландию, где он оставался и работал до конца своей жизни.

Бейль считал, что истина не может быть получена с помощью разума и что все человеческие попытки обрести абсолютное знание неизбежно приведут к неудаче. Основной подход Бейля был крайне скептическим и деструктивным: он стремился исследовать и анализировать все существующие теории во всех областях человеческого знания, чтобы показать ошибки в их рассуждениях и, следовательно, абсурдность самих теорий. В своем выдающемся произведении Dictionnaire Historique et Critique (Историко-критический словарь) Бейль тщательно определил логические недостатки в нескольких работах на протяжении всей истории, чтобы подчеркнуть абсолютную бесполезность рациональности. Полное отрицание разума Бейлем привело его к выводу, что вера — это последний и единственный путь к истине.

Истинное намерение Бейля, стоящее за его чрезвычайно разрушительными работами, оставалось спорным. Некоторые описывали его как фидеиста , в то время как другие предполагали, что он тайный атеист . Однако, каковы бы ни были его первоначальные намерения, Бейль оказал значительное влияние на наступающую эпоху Просвещения, разрушив некоторые из наиболее важных теологических идей и оправдав религиозную терпимость атеизм в своих работах.

Скептицизм в эпоху Просвещения

Дэвид Хьюм

Дэвид Юм был одним из самых влиятельных сторонников философского скептицизма в эпоху Просвещения и наиболее заметным представителем шотландского Просвещения . Он особенно скептически относился к индуктивным рассуждениям и ставил под сомнение то, что лежит в основе морали , создавая проблему «должно быть» .

Кант о скептицизме

Иммануил Кант (1724–1804) попытался обосновать эмпирическую науку против скептического отношения Дэвида Юма к понятию причины и следствия. Юм (1711–1776) утверждал, что для понятия причины и следствия невозможен анализ, который также приемлем для программы эмпириков, первоначально изложенной Джоном Локком (1632–1704). Но попытка Канта обосновать познание в эмпирических науках в то же время отсекла возможность познания любого другого знания, особенно того, что Кант называл «метафизическим знанием». Таким образом, для Канта эмпирическая наука была легитимной, но метафизика и философия в большинстве своем незаконны. Самым важным исключением из этого разграничения легитимного и незаконного была этика, принципы которой, как утверждал Кант, можно узнать по чистому разуму без обращения к принципам, необходимым для эмпирического знания. Таким образом, в отношении метафизики и философии в целом (за исключением этики) Кант был скептиком. Этот скептицизм, а также явный скептицизм Г. Е. Шульце породили серьезную дискуссию о скептицизме в немецкой идеалистической философии, особенно со стороны Гегеля . Идея Канта заключалась в том, что реальный мир ( ноумен или вещь в себе) был недоступен человеческому разуму (хотя эмпирический мир природы может быть известен человеческому пониманию), и поэтому мы никогда не сможем ничего узнать о конечной реальности мира. . Гегель возражал Канту в том, что, хотя Кант был прав в том, что использование того, что Гегель называл «конечными» концепциями «рассудка», исключает знание реальности, мы не были вынуждены использовать только «конечные» концепции и действительно могли приобретать знания о реальности, используя «бесконечные концепции». «которые возникают из самосознания.

Скептицизм в ХХ веке и современная философия

Дж. Э. Мур представил аргумент против скептицизма « Вот одна рука » в своей статье 1925 года « Защита здравого смысла ». Мур утверждал, что он мог доказать, что внешний мир существует, просто представив следующий аргумент, подняв руки: «Вот одна рука; вот другая рука; следовательно, есть по крайней мере два объекта; следовательно, скептицизм внешнего мира терпит поражение. «. Его аргумент был разработан с целью оправдать здравый смысл и опровергнуть скептицизм. Людвиг Витгенштейн позже утверждал в своей работе « О достоверности» (опубликованной посмертно в 1969 году), что аргумент Мура основывается на том, как используется обычный язык, а не на чем-либо, связанном со знанием.

В современной философии Ричард Попкин был особенно влиятельным исследователем в области скептицизма. Его рассказ об истории скептицизма, приведенный в « Истории скептицизма от Савонаролы до Бейля » (первое издание, опубликованное как « История скептицизма от Эразма до Декарта » ), был принят в качестве стандарта для современных исследований в этой области в течение десятилетий после его выпуска в 1960 году. Барри Страуд также опубликовал ряд работ по философскому скептицизму, в первую очередь его монографию 1984 года «Значение философского скептицизма» . С середины 1990-х годов Страуд вместе с Ричардом Фумертоном выдвигал влиятельные антиэкстерналистские аргументы в пользу позиции, получившей название «метаэпистемологический скептицизм». Другими современными философами, известными своими работами о скептицизме, являются Джеймс Прайор , Кейт ДеРоуз и Питер Кляйн .

История скептицизма в незападной философии

Древний индийский скептицизм

Индийский скептицизм по отношению к догматическим утверждениям иллюстрируется известной сказкой о слепых и слоне , распространенной в буддизме и джайнизме.

Аджняна

Аджняна (буквально «незнание») были школой скептиков древнеиндийской философии. Это было движение шрамана и главный соперник раннего буддизма и джайнизма. Они были записаны в буддийских и джайнских текстах. Они считали, что невозможно получить знания метафизической природы или установить истинность философских суждений; и даже если знание было возможно, оно было бесполезным и невыгодным для окончательного спасения.

буддизм

Исторический Будда утверждал определенные доктрины как истинные, такие как возможность нирваны ; однако он также придерживался определенной формы скептицизма в отношении некоторых вопросов, которые он оставил « невыясненными » ( авьяката ), а некоторые он считал «непонятными» ( ачинтейя ). Поскольку Будда считал эти вопросы (которые, как правило, относятся к метафизическим темам) бесполезными на пути и просто ведущими к путанице и «зарослям взглядов», он способствовал приостановлению суждений по отношению к ним. Это позволило ему найти эпистемологическую середину между тем, что он считал крайностями утверждения абсолютной объективности (связанной с претензиями на всеведение Джайна Махавиры ) и крайним скептицизмом (связанным с мыслителем аджняны Санджайей Белаттхипуттой ).

Более поздняя буддийская философия оставалась крайне скептической по отношению к индийским метафизическим аргументам. В частности, буддийский философ Нагарджуна считается основателем школы Мадхьямака, которую, в свою очередь, сравнивают с греческим скептицизмом. Утверждение Нагарджуны о том, что у него «нет тезиса» ( пратиджня ), имеет параллели с утверждением Секста Эмпирика о «отсутствии положения». Нагарджуна, как известно, открывает свое великое произведение « Муламадхьямакакарика» заявлением о том, что Будда утверждал, что истинное счастье обретается через развенчание «тщетного мышления» ( прапанья , также «умножение концепций»).

По словам Ричарда П. Хейса, буддийский философ Дигнага также является своего рода скептиком, что соответствует самой ранней буддийской философии . Хейс пишет:

… как в раннем буддизме, так и у скептиков можно найти точку зрения, согласно которой стремление человека к счастью, высшему благу, затрудняется его упорством в сохранении необоснованных и ненужных мнений обо всех вещах. Я утверждаю, что большую часть буддийской философии можно рассматривать как попытку избавиться от этой привычки придерживаться мнений.

Такие ученые, как Адриан Кузьминский, утверждали, что Пиррон из Элиды (ок. 365–270 гг.) Мог испытать влияние индийских буддистов во время его путешествия с Александром Великим .

Философия чарваки

Чарвака (санскрит: चार्वाक) школа материализма , также известная как Локаята, является идеальной отправной точкой ветви индийской философии. Школа названа в честь Чарваки, автора Bārhaspatya-сутр, и была основана примерно в 500 году до нашей эры. Чарвака классифицируется как «неортодоксальная» (настика) система, характеризующаяся как материалистическая и атеистическая школа мысли. Эта школа также была известна своим скептическим отношением к утверждениям индийских религий , таких как реинкарнация и карма .

Джайнизм

В то время как философия джайнов утверждает, что возможно достичь всеведения , абсолютного знания ( кевала джнана ) в момент просветления, их теория анекантавады или « многосторонности », также известная как принцип относительного плюрализма , допускает практическое применение. форма скептического мышления относительно философских и религиозных доктрин (для непросветленных существ, а не всезнающих арихантов ).

Согласно этой теории, истина или реальность воспринимаются по-разному с разных точек зрения, и что ни одна точка зрения не является полной истиной. Джайнская доктрина утверждает, что объект имеет бесконечное количество способов существования и качеств, и, как таковые, они не могут быть полностью восприняты во всех его аспектах и ​​проявлениях из-за присущих людям ограничений. Анекантавада — это буквально доктрина неоднозначности или многообразия; его часто переводят как «неабсолютизм». Syādvāda — это теория обусловленной предикации, которая обеспечивает выражение anekānta, рекомендуя прикреплять эпитет Syād к каждому выражению. Syādvāda — это не только расширение онтологии Anekānta , но и отдельная система логики, способная действовать самостоятельно. Поскольку реальность сложна, ни одно предложение не может полностью выразить природу реальности. Таким образом, термин «syāt» следует ставить перед каждым предложением, придавая ему условную точку зрения и тем самым устраняя любой догматизм в утверждении. Для джайнов полностью просветленные существа способны видеть реальность со всех сторон и, таким образом, имеют окончательное знание обо всех вещах. Эта идея всеведения подвергалась критике со стороны буддистов, таких как Дхармакирти .

Древняя китайская философия

Картина Чжуанцзы и его сны-бабочки

Чжуан Чжоу (ок. 369 — ок. 286 до н. Э.)

Чжуан Чжоу (莊子 ， «Мастер Чжуан») был известным философом древнего китайского даосизма в период Сотни школ мысли . Чжуан Чжоу продемонстрировал свое скептическое мышление через несколько анекдотов в выдающейся работе, которую Чжуанцзы приписал ему:

• «Спор о радостях рыб» (知 魚 之 樂): В этом анекдоте Чжуан Чжоу спорил со своим коллегой-философом Хуэй Ши , знают ли они, что рыбы в пруду счастливы или нет, и Чжуан Чжоу сделал знаменитое наблюдение, что «Ты не я. Откуда ты знаешь, что я не знаю, что рыбы счастливы?» (Осенние наводнения 秋水 篇, Чжуанцзы)
• «Бабочка мечты» (周公 夢蝶): парадокс «Сна бабочки» описывает замешательство Чжуан Чжоу после того, как он во сне стал бабочкой: «Но он не знал, был ли он Чжуан Чжоу, которому снилось, что он бабочка, или бабочка, мечтающая, что он Чжуан Чжоу ». (Обсуждение «Уравнять все» 齊 物 篇, Чжуанцзы)

Через эти анекдоты в Чжуанцзы Чжуан Чжоу показал свою веру в ограничение языка и человеческого общения, а также в недоступность универсальной истины. Это делает его скептиком. Но он ни в коем случае не был радикальным скептиком: он лишь частично применял скептические методы в аргументах, демонстрирующих его даосские убеждения. Он догматически придерживался даосских убеждений.

Ван Чун (27 — ок.  100 н.э.)

Ван Чун (王充) был ведущей фигурой скептического ответвления школы конфуцианства в Китае в первом веке нашей эры. Он представил метод рациональной критики и применил его к широко распространенному догматическому мышлению его эпохи, например, к феноменологии (основная идеология современного конфуцианства, которая связала все природные явления с человеческой этикой), государственным культам и народным суевериям. Его собственная философия включала в себя взгляды даосизма и конфуцианства , и она была основана на светской, рациональной практике разработки гипотез, основанных на естественных событиях, для объяснения Вселенной, что являлось примером формы натурализма , напоминавшей философские идеи эпикурейцев, таких как Лукреций .

Средневековая исламская философия

«Непоследовательность философов» , написанная ученым Аль-Газали (1058–1111), знаменует собой важный поворот в исламской эпистемологии . Его столкновение со скептицизмом привело Газали к принятию формы теологического окказионализма или веры в то, что все причинные события и взаимодействия не являются продуктом материальных союзов, а скорее непосредственной и настоящей волей Бога. Хотя он сам был критиком философов, Газали был мастером в искусстве философии и безмерно изучал эту область. После такого длительного философского образования, а также длительного процесса размышлений он подверг критике философский метод .

В автобиографии, которую Газали написал в конце своей жизни, «Избавление от заблуждений» ( Аль-мункидх мин аль-Халал ), Газали рассказывает, как однажды кризис эпистемологического скептицизма был разрешен «светом, который Всевышний бросил мне в грудь. … ключ к большинству знаний », — он изучил и усвоил аргументы Калама , исламской философии и исмаилизма . Понимая, что было правильным в первых двух из них, он, по крайней мере, определил, что все три подхода неадекватны, и нашел высшую ценность только в мистическом опыте и духовной проницательности, которых он достиг в результате следования суфийским практикам. Уильям Джеймс в своей книге « Разновидности религиозного опыта» считал автобиографию важным документом для «чисто литературного студента, который хотел бы познакомиться с внутренней сущностью религий, отличных от христианской», сравнивая ее с записанными личными религиозными верованиями и автобиографической литературой в Христианская традиция.

Философия ацтеков

Записи философии ацтеков предполагают, что элита верила в по существу панентеистическое мировоззрение, в котором теотль представляет собой единую, лежащую в основе универсальную силу. Люди не могут по-настоящему воспринимать teotl из-за его хаотической, постоянно меняющейся природы, только из-за «масок» / граней, которыми он проявляется.

Смотрите также

Рекомендации

дальнейшее чтение

• Popkin, Ричард . 2003. История скептицизма от Савонаролы до Бейля . Нью-Йорк, Нью-Йорк: Издательство Оксфордского университета.
• Попкин, Ричард Х. и Дж. Р. Майя Нето, ред. 2007. Скептицизм: Антология . Нью-Йорк, Нью-Йорк: Книги Прометея.
• Байзер, Фредерик С. 1987. Судьба разума: немецкая философия от Канта до Фихте . Кембридж, Массачусетс: Издательство Гарвардского университета.
• Брекер, Кристиан. 2011. Einführender Kommentar zu Sextus Empiricus «Grundriss der pyrrhonischen Skepsis» , Майнц, 2011: электр. издание, Университет Майнца. доступно в Интернете (комментарий к «Очеркам пирронизма» Секста Эмпирика на немецком языке)
• ди Джованни, Джордж и Х.С. Харрис, ред. 2000. Между Кантом и Гегелем: тексты в развитии посткантианского идеализма . Переведено с введениями Джорджа ди Джованни и Х.С. Харриса. Индианаполис, Индиана: Hackett Publishing.
• Форстер, Майкл Н. 1989. Гегель и скептицизм . Кембридж, Массачусетс: Издательство Гарвардского университета.
• Харрис, HS 1985. «Скептицизм, догматизм и предположения в Critical Journal ». У ди Джованни и Харриса 2000.
• Георг Вильгельм Фридрих Гегель . 1802. «Об отношении скептицизма к философии, изложения его различных модификаций и сравнения новейшей формы с древней». Перевод HS Harris. У ди Джованни и Харриса 2000.
• Ливитт, Фред. 2021. «Если невежество — это блаженство, мы все должны быть в восторге». Открытые книги.
• Торсруд, Харальд. 2009. Древний скептицизм . Беркли, Калифорния: Калифорнийский университет Press.
• Унгер, Питер . 1975. Невежество: случай скептицизма . Оксфорд, Англия: Издательство Оксфордского университета. 2002 г.
• Целлер, Эдуард и Освальд Дж. Райхель. 1892. Стоики, эпикурейцы и скептики . Лондон, Англия: Longmans, Green, and Co.

Внешние ссылки

• Кляйн, Питер. «Скептицизм» . В Залте, Эдвард Н. (ред.). Стэнфордская энциклопедия философии .
• Запись о древнегреческом скептицизме в Интернет-энциклопедии философии
• Запись Contemporary Skepticism в Интернет-энциклопедии философии
• Ответы Кита ДеРоуза на скептицизм
• Статья: Скептицизм и отрицание , Стивен Новелла, доктор медицины, The New England Journal of Skepticism
• Классический скептицизм Питера Субера
• Обзор и краткое содержание книги Майкла Хьюмера « Скептицизм и вуаль восприятия »
• Салливан, Маргарет (5 декабря 2019 г.). «Постепенное освещение импичмента никого не меняет. Вот как журналисты могут достучаться до неопределившихся» . Вашингтон Пост . Колумнист Мишель Голдберг из New York Times предложила название Среда для одного аспекта того, что происходит у нас на глазах. Отвечая на абсурдное заявление конгрессмена Дугласа А. Коллинза (республиканец из штата Джорджия) о том, что «здесь нет установленных фактов», она сказала, что это резюмирует долгосрочную республиканскую стратегию: «эпистемологический нигилизм».

Философский скептицизм — Philosophical skepticism

Философские взгляды, ставящие под сомнение возможность знания или уверенности

Для более общего обсуждения скептицизма см. Скептицизм .

Философский скептицизм ( английское написание : скептицизм ; от греческого σκέψις skepsis , «исследование») — это семейство философских взглядов, которые ставят под сомнение возможность знания . Философские скептики часто делятся на две общие категории: те, кто отрицают всякую возможность знания , и те, кто выступает за приостановление суждения из-за неадекватности доказательств. Это различие смоделировано на основе различий между академическими скептиками и пирронианскими скептиками в древнегреческой философии .

Обзор

Философский скептицизм начинается с утверждения, что в настоящее время человеку не хватает знаний.

Скептицизм можно классифицировать по его размаху. Местный скептицизм предполагает скептицизм по отношению к определенным областям знания (например, моральный скептицизм , скептицизм по отношению к внешнему миру или скептицизм по отношению к сознанию других людей), тогда как радикальный скептицизм утверждает, что человек ничего не может знать, включая то, что он не может знать о знании чего-либо.

Скептицизм также можно классифицировать по его методу. В западной философии есть два основных подхода к скептицизму. Декартовский скептицизм, названный несколько ошибочно в честь Рене Декарта , который не был скептиком, но использовал некоторые традиционные скептические аргументы в своих « Размышлениях», чтобы помочь обосновать свой рационалистический подход к знанию, — пытается показать, что любое предложенное утверждение о знании может быть подвергнуто сомнению. Скептицизм Агриппы сосредоточен на оправдании, а не на возможности сомнения. Согласно этой точке зрения, ни один из способов оправдания иска не является адекватным. Можно обосновать заявление, основанное на других утверждениях, но это приводит к бесконечному регрессу оправданий. Можно использовать догматическое утверждение, но это не оправдание. Можно использовать круговые рассуждения , но это не оправдывает вывод.

Философский скептицизм отличается от методологического скептицизма тем, что философский скептицизм — это подход, который ставит под сомнение возможность уверенности в знании, тогда как методологический скептицизм — это подход, который подвергает все утверждения о знаниях тщательной проверке с целью отделения истинных утверждений от ложных. Точно так же научный скептицизм отличается от философского скептицизма тем, что научный скептицизм — это эпистемологическая позиция, в которой ставится под сомнение правдивость утверждений, не имеющих эмпирических доказательств . На практике этот термин чаще всего относится к рассмотрению утверждений и теорий, которые кажутся псевдонаукой , а не к рутинным дискуссиям и проблемам между учеными.

Скептические аргументы

Древнегреческие пирронисты разработали ряд аргументов, чтобы продемонстрировать, что утверждения о реальности не могут быть адекватно обоснованы. Хорошо известны два набора этих аргументов. Самый старый набор известен как десять тропов Энесидема, хотя неизвестно, изобрел ли он эти тропы или просто систематизировал их из предыдущих работ пирронистов. Тропы представляют причины эпохи ( приостановки суждения ). Это следующие:

1. У разных животных проявляются разные способы восприятия;
2. Подобные различия наблюдаются и среди отдельных мужчин;
3. Для одного и того же человека информация, воспринимаемая органами чувств, противоречит самому себе.
4. Кроме того, время от времени он меняется с физическими изменениями.
5. Кроме того, эти данные различаются в зависимости от местных условий.
6. Объекты познаются лишь косвенно через воздух, влагу и т. Д.
7. Эти объекты находятся в состоянии постоянного изменения цвета, температуры, размера и движения.
8. Все восприятия относительны и взаимодействуют друг с другом.
9. Наши впечатления становятся менее критичными из-за повторения и индивидуального
10. Все мужчины воспитаны с разными верованиями, в соответствии с разными законами и социальными условиями.

Другой набор известен как пять троп Агриппы :

1. Несогласие — неопределенность, демонстрируемая различиями во мнениях философов и людей в целом.
2. Progress ad infinitum — Все доказательства основываются на самих вещах, нуждающихся в доказательстве, и так далее до бесконечности, то есть на аргументе регрессии .
3. Отношения. Все вещи меняются по мере того, как меняются их отношения, или, как мы смотрим на них с разных точек зрения.
4. Предположение. Утвержденная истина основана на неподтвержденном предположении.
5. Круговидность — утверждаемая истина предполагает круговорот доказательств.

По словам Виктора Брошара, «пять тропов можно рассматривать как наиболее радикальную и наиболее точную формулировку философского скептицизма из когда-либо существовавших. В некотором смысле, они все еще неотразимы сегодня».

Скептические сценарии

Скептический сценарий — это гипотетическая ситуация, которую можно использовать в качестве аргумента в пользу скептицизма по поводу конкретного утверждения или класса требований. Обычно сценарий постулирует существование обманчивой силы, которая обманывает наши чувства и подрывает обоснованность знания, которое в противном случае принимается как оправданное, и предлагается, чтобы поставить под сомнение наши обычные притязания на знание на том основании, что мы не можем исключить возможность скептического отношения. сценарии верны. Скептическим сценариям уделяется большое внимание в современной западной философии.

Первый серьезный скептический сценарий в современной западной философии появляется в книге Рене Декарта « Размышления о первой философии» . В конце первой «Медитации» Декарт пишет: «Я полагаю … что какой-то злой демон, обладающий исключительной силой и хитростью, использовал всю свою энергию, чтобы обмануть меня».

• « Проблема злого демона », также известная как «злой демон Декарта», была впервые предложена Рене Декартом. Он предполагает возможность существования существа, которое может намеренно ввести человека в заблуждение, ложно поверив всему, что вы считаете правдой.
• Гипотеза « мозга в чане » сформулирована в современных научных терминах. Предполагается, что кто-то может быть развоплощенным мозгом, живущим в чане и питаемым ложными сенсорными сигналами безумным ученым . Кроме того, он утверждает, что, поскольку мозг в чане не имел возможности узнать, что это был мозг в чане, вы не можете доказать, что вы не мозг в чане.
• « Аргумент сновидения », предложенный и Рене Декартом, и Чжуанцзы , предполагает, что реальность неотличима от сна.
• « Пятиминутная гипотеза », наиболее заметно предложенная Бертраном Расселом , предполагает, что мы не можем доказать, что мир не был создан пять минут назад (вместе с ложными воспоминаниями и ложными свидетельствами, предполагающими, что ему не всего пять минут).
• « Гипотеза смоделированной реальности » или «гипотеза матрицы» предполагает, что каждый или даже вся вселенная может находиться внутри компьютерной симуляции или виртуальной реальности .

Эпистемологический скептицизм

Скептицизм, как эпистемологический взгляд, ставит под сомнение возможность знания вообще. Это отличается от других известных скептических практик, в том числе картезианского скептицизма , поскольку он нацелен на знание в целом, а не на отдельные типы знаний.

Скептики утверждают, что вера во что-то не оправдывает утверждения о знании этого. В этом скептики выступают против фундаментализма , который утверждает, что существуют базовые позиции, которые самооправдываются или не оправдываются, без ссылки на другие. (Один пример такого фундаментализма можно найти в « Этике» Спинозы .) Скептический ответ на это может иметь несколько подходов. Во-первых, утверждение, что «базовые позиции» должны существовать, равносильно логической ошибке аргументации от невежества в сочетании с скользкой дорожкой .

Среди других аргументов скептики используют трилемму Мюнхгаузена и проблему критерия, чтобы заявить, что никакое определенное убеждение не может быть достигнуто. Эта позиция известна как «глобальный скептицизм» или « радикальный скептицизм ». Фундационалисты использовали ту же трилемму как оправдание для требования обоснованности основных убеждений. Эпистемологический нигилизм отвергает возможность человеческого знания, но не обязательно знания в целом.

Есть две разные категории эпистемологического скептицизма, которые можно назвать смягченным и абсолютным скептицизмом. Эти две формы контрастируют, но по-прежнему являются истинными формами скептицизма . Сниженный скептицизм не принимает «сильных» или «строгих» заявлений о знании, но, тем не менее, одобряет некоторые более слабые. Эти более слабые утверждения могут быть названы «виртуальными знаниями», но должны относиться к обоснованным убеждениям. Некоторые умеренные скептики также являются фаллибилистами , утверждая, что знание не требует определенности. Сдержанные скептики считают, что знание не требует определенности и что многие убеждения на практике достоверны до такой степени, что с ними можно безопасно действовать, чтобы жить значимой и значимой жизнью. Безусловный скептицизм отвергает как претензии на виртуальное знание, так и на сильное знание. Определение знания как сильного, слабого, виртуального или подлинного может быть определено по-разному в зависимости от точки зрения человека, а также от его характеристики знания. Явные скептики считают, что объективные истины непостижимы и что человек должен жить в изолированной среде, чтобы обрести душевный покой. Это потому, что все, по их мнению, меняется и относительно. Отказ от суждений имеет первостепенное значение, поскольку нет знания; только вероятные мнения.

Критика гносеологического скептицизма

Одна из версий философского скептицизма утверждает, что истина не познаваема и что истина в лучшем случае лишь вероятна. Критика этой версии заключается в том, что есть противоречие, связанное с утверждением, что утверждение, что «истина не познаваема», является познаваемой истинностью. Аргумент « здесь одна рука» — это еще одна относительно простая критика, которая переворачивает предложения скептика и поддерживает здравый смысл. Таким образом, если скептики правы, они должны признать, что не могут быть уверены в этом.

Аргумент, который обычно приводится, но ограничивается наукой, состоит в том, что научный метод утверждает только вероятные результаты, потому что количество проверенных случаев всегда ограничено и потому что тесты представляют собой перцептивные наблюдения.

Пьер Ле Морван (2011) выделил три общих философских ответа на скептицизм. Первый он называет «фольгированный подход». Скептицизм рассматривается как проблема, которую необходимо решить, или вызов, который необходимо решить, или угроза, которую необходимо парировать; его ценность, если таковая имеется, проистекает из его роли фольги. Он проясняет по контрасту и таким образом освещает то, что требуется для знания и обоснованной веры. Вторую он называет «подходом обхода», согласно которому скептицизм игнорируется как центральная проблема эпистемологии. Ле Морван выступает за третий подход — он называет его «подходом к здоровью» — который исследует, когда скептицизм полезен, а когда нет, или когда он добродетелен, а когда порочен.

История западного скептицизма

Древнегреческий скептицизм

Пиррон из Элиды , мраморная голова, римская копия, Археологический музей Корфу

Древнегреческие скептики не были «скептиками» в современном смысле выборочного, локализованного сомнения. Их опасения были эпистемологическими, отмечая, что утверждения об истине не могут быть адекватно поддержаны, и психотерапевтическими, отмечая, что убеждения вызывают психическое расстройство.

Западная традиция систематического скептицизма восходит по крайней мере, насколько Пиррону из Элиды (б. Около 360 г. до н.э.) и , возможно , к Ксенофану (б. Около 570 г. до н.э.). Часть скептицизма также проявляется среди « софистов V века, [которые] разрабатывают формы дебатов, которые являются предшественниками скептической аргументации. Они гордятся тем, что убедительно аргументируют обе стороны вопроса».

В эллинистической философии , пирронизм и Academic Скептицизм были две школы скептической философии. Впоследствии слова « академик» и « пирронист» часто использовались для обозначения скептиков.

Пирронизм

Как и другие эллинистические философии , целью пирронизма была эвдемония , которую пирронисты стремились достичь через достижение атараксии (безмятежного состояния ума), которое, как они обнаружили, может быть вызвано созданием состояния epoché (приостановления суждения) в отношении неочевидных вопросов. Epoché можно было создать, противопоставляя одну догму другой, чтобы подорвать веру, и задавая вопрос, может ли вера быть оправданной. В поддержку этого вопрошания пирронисты выдвинули приведенные выше скептические аргументы ( Десять режимов Эенезидема и Пять режимов Агриппы ), демонстрирующие, что убеждения не могут быть оправданы:

Пиррон из Элиды

Согласно рассказу о жизни Пиррона его ученика Тимона Флийского , Пиррон превозносил способ стать счастливым и умиротворенным:

«Тот, кто хочет жить хорошо ( эвдемония ), должен рассмотреть следующие три вопроса: во-первых, каковы прагматы (этические вопросы, дела, темы) по своей природе? Во-вторых, какое отношение мы должны к ним занять? В-третьих, каков будет результат для этих у кого такое отношение? » Ответ Пиррона таков: «Что касается прагмат, то все они адиафора (недифференцированная логическим различием), астатмета (нестабильная, несбалансированная, неизмеримая) и анэпикрита (неоцененная, нефиксированная, неразрешимая). Следовательно, ни наши чувственные восприятия, ни наши доксаи (взгляды, теории, убеждения) говорят нам правду или ложь; поэтому мы, конечно, не должны полагаться на них. Скорее, мы должны быть адоксастичными (без взглядов), aklineis (не склонными к той или иной стороне) и akradantous (непоколебимыми в своих взглядах). отказ от выбора), говоря о каждом, что он не больше, чем он не есть, или это и есть, и нет, или это ни есть, ни нет.

Aenesidemus

Пирронизм исчез как движение после смерти Тимона, ученика Пиррона. Академия постепенно становилась все более догматичной, так что в первом веке до нашей эры Эенезидем осудил академиков как «стоиков, борющихся против стоиков», порвав с Академией, чтобы возродить пирронизм. Самым известным вкладом Энесидема в скептицизм была его ныне утерянная книга « Пирроновские беседы» , известная нам только через Фотия , Секста Эмпирика и, в меньшей степени, Диогена Лаэртия . Скептические аргументы, наиболее тесно связанные с Aenesidemus, — это десять описанных выше способов, призванных вызвать epoche .

Секст Эмпирик

Секст Эмпирик

Труды Секста Эмпирика (ок. 200 г. н. Э.) Являются основным сохранившимся описанием древнего пирронизма. Задолго до времен Секста Академия отказалась от скептицизма и была уничтожена как формальное учреждение. Секст собрал и развил скептические аргументы пирронистов, большинство из которых были направлены против стоиков, но включали аргументы против всех школ эллинистической философии , включая академических скептиков.

Секст, как наиболее систематический автор сохранившихся работ эллинистических скептиков, отмечал, что существует по крайней мере десять видов скептицизма. Эти способы можно разбить на три категории: можно скептически относиться к субъективному воспринимающему, к объективному миру и отношениям между воспринимающим и миром . Его аргументы следующие.

Субъективно у разных людей сила чувств и рассудка может быть разной. А поскольку знание является продуктом одного или другого, и поскольку ни один из них не является надежным, у знания, похоже, возникнут проблемы. Например, дальтоник видит мир совсем не так, как все остальные. Более того, нельзя даже отдавать предпочтение на основе силы разума, то есть, рассматривая рациональное животное как носитель большего знания, чем иррациональное животное, поскольку иррациональное животное все еще искусно ориентировано в своей среде, что предполагает способность «знать» о некоторых аспектах окружающей среды.

Во-вторых, личность человека может также влиять на то, что он наблюдает, поскольку (как утверждается) предпочтения основаны на чувственных впечатлениях, различия в предпочтениях можно объяснить различиями в том, как объект влияет на людей. (Эмпирик: 56)

В-третьих, восприятие каждого отдельного чувства, по-видимому, не имеет ничего общего с другими чувствами: т. Е. «Красный» цвет имеет мало общего с ощущением прикосновения к красному объекту. Это проявляется, когда наши чувства «не согласуются» друг с другом: например, мираж имеет определенные видимые черты, но не реагирует ни на какие другие чувства. В этом случае наши другие чувства побеждают впечатления от зрения. Но кому-то может также не хватать силы чувства, чтобы понять мир во всей его полноте: если бы у кого-то было дополнительное чутье, то он мог бы знать о вещах таким образом, о котором нынешние пять чувств не могут нам посоветовать. Учитывая, что наши чувства могут быть ненадежны, обращаясь к другим чувствам, и поэтому наши чувства могут быть неполными (по сравнению с каким-то более совершенным чувством, которого нет у одного), то отсюда следует, что все наши чувства могут быть ненадежными. (Эмпирик: 58)

В-четвертых, наши обстоятельства, когда человек воспринимает что-либо, могут быть естественными или неестественными, т. Е. Человек может находиться либо в состоянии бодрствования, либо во сне. Но вполне возможно, что вещи в мире действительно такие, какими они кажутся тем, кто находится в неестественном состоянии (то есть, если бы все было тщательно продуманным сном). (Эмпирик: 59)

У кого-то могут быть причины для сомнений, основанные на соотношении объективных «фактов» и субъективного опыта . Расположение, расстояния и места объектов, казалось бы, влияют на то, как они воспринимаются человеком: например, портик может казаться суженным, если смотреть с одного конца, но симметричным, если смотреть с другого; и эти особенности разные. Поскольку это разные функции, полагать, что объект обладает обоими свойствами одновременно, значит полагать, что у него есть два противоположных свойства. Поскольку это абсурдно, следует приостановить суждение о том, какими свойствами он обладает из-за противоречивого опыта. (Эмпирик: 63)

Можно также заметить, что воспринимаемые вещи в некотором смысле загрязнены опытом. Любое данное восприятие — скажем, стула — всегда будет восприниматься в том или ином контексте (например, рядом со столом, на циновке и т. Д.). Поскольку это так, часто говорят только об идеях в том виде, в котором они возникают в контекст других вещей, которые связаны с ним, и, следовательно, никто не может знать истинную природу вещи, а только то, как она представляется нам в контексте. (Эмпирик: 64)

В том же духе скептик может настаивать на том, что все относительно, утверждая, что:

1. Абсолютные явления либо отличаются от относительных, либо нет.
2. Если абсолюты не отличаются от родственников, значит, они сами относительны.
3. Но если абсолюты действительно отличаются от родственников, то они относительны, потому что все, что отличается, должно отличаться от чего-то; а «отличаться» от чего-то — значит относиться к чему-то. (Эмпирик: 67)

Наконец, у человека есть причина не верить в то, что он что-то знает, глядя на проблемы понимания самих объектов. Вещи, взятые по отдельности, могут сильно отличаться от того, когда они находятся в массовых количествах: например, стружка козьего рога становится белой, если брать ее по отдельности, а неповрежденный рог остается черным.

Академический скептицизм

Мышление Пиррона в дальнейшем повлияло на платоновскую Академии , возникающее в первом в академическом скептицизме в Средней Академии под Аркесилай (с 315 -. 241 г. до н.э.) и затем Новая Академия под Карнеадом (с 213-129 гг. До н.э.). Клитомах , ученик Карнеада, истолковал философию своего учителя как предлагающий описание знания, основанное на подобии истине. Римский политик и философ Цицерон также был сторонником скептицизма Новой Академии, хотя уже начинал происходить возврат к более догматической ориентации школы.

Августин о скептицизме

Августин Гиппопотам

В 386 г. н.э. Августин опубликовал Contra Academicos (Против академических скептиков), в котором аргументировал претензии академических скептиков (266 г. до н.э. — 90 г. до н.э.) на следующих основаниях:

• Возражение от ошибки: с помощью логики Августин утверждает, что философский скептицизм не ведет к счастью, как утверждают академические скептики. Его аргументы сводятся к следующему:
  1. Мудрый человек живет по разуму и поэтому может быть счастлив.
  2. Тот, кто ищет знания, но никогда не находит их, заблуждается.
  3. Возражение против несовершенства: люди, совершившие ошибку, не счастливы, потому что ошибаться — это несовершенство, и люди не могут быть счастливы с несовершенством.
  4. Вывод: тот, кто все еще ищет знания, не может быть счастлив.
• Ошибка несогласия: аргумент Августина о том, что отказ от веры не предотвращает полностью ошибки. Его аргументы резюмируются ниже.
  1. Введение ошибки: Пусть P истинно. Если человек не верит P из-за приостановки веры во избежание ошибки, он также совершает ошибку.
  2. Анекдот о двух путешественниках: путешественники А и Б пытаются добраться до одного и того же пункта назначения. На развилке дороги бедный пастух велит им идти налево. Путешественник А сразу ему верит и достигает нужного пункта назначения. Путешественник Б отказывается от веры и вместо этого верит совету хорошо одетого горожанина идти направо, потому что его совет кажется более убедительным. Однако горожанин на самом деле самардокус ( аферист ), поэтому Путешественник Б никогда не достигает нужного пункта назначения.
  3. Анекдот о прелюбодейке: Мужчина отказывается от веры в то, что прелюбодеяние — это плохо, и совершает прелюбодеяние с женой другого мужчины, потому что это его убеждает. Согласно академическому скептицизму, этому человеку нельзя предъявить обвинение, потому что он действовал в соответствии с тем, что ему казалось убедительным, не соглашаясь с верой.
  4. Вывод: отказ от веры подвергает людей ошибке, как это определено академическими скептиками.

Возрождение скептицизма в шестнадцатом веке

« Это ничто не известно» Франсиско Санчеса (опубликовано в 1581 году как Quod nihil scitur ) — один из важнейших текстов скептицизма эпохи Возрождения .

Мишель де Монтень (1533–1592)

Мишель де Монтень

Наиболее заметная фигура возрождения скептицизма в 1500-х годах, Мишель де Монтень написал о своих исследованиях академического скептицизма и пирронизма в своих « Эссе» .

Его наиболее заметные работы о скептицизме относятся к эссе «Апология Раймонда Себонда», написанному в основном в 1575–1576 годах, когда он читал Секста Эмпирика и пытался перевести сочинения Раймонда Себонда , включая его доказательства естественного существования христианства . Прием переводов Монтеня включал некоторую критику доказательства Себона. Монтень ответил на некоторые из них в « Апологии», в том числе в защиту логики Себонда, которая носит скептический характер и похожа на пирронизм. Его опровержение таково:

1. Критики, утверждающие, что аргументы Себонда слабы, показывают, как эгоистичные люди верят, что их логика превосходит другие.
2. Можно заметить, что в некоторых отношениях многие животные превосходят людей. Чтобы аргументировать эту точку зрения, Монтень даже пишет о собаках, которые логичны и создают свои собственные силлогизмы, чтобы понимать окружающий мир. Это был пример, использованный в Sextus Empiricus .
3. Поскольку животные тоже обладают разумом, чрезмерное прославление умственных способностей человека — это ловушка, человеческое безумие. В результате разум одного человека не может быть лучше, чем разум другого.
4. Невежество даже рекомендуется религией, чтобы человек мог достичь веры, послушно следуя божественным инструкциям учиться, а не своей логикой.

Марин Мерсенн (1588–1648)

Марин Мерсенн

Марин Мерсенн был писателем, математиком, ученым и философом. Он писал в защиту науки и христианства от атеистов и пирронистов, прежде чем уйти на пенсию, чтобы способствовать развитию науки и «новой философии», в которую входят такие философы, как Гассенди , Декарт , Галилей и Гоббс . Его главная работа в отношении скептицизма — это La Verité des Sciences , в которой он утверждает, что, хотя мы не можем знать истинную природу вещей, мы все же можем сформулировать определенные законы и правила для чувственного восприятия с помощью науки.

Кроме того, он отмечает, что мы не сомневаемся во всем, потому что:

• Люди согласны в некоторых вещах, например, муравей меньше слона.
• Есть естественные законы, управляющие нашим чувственным восприятием, такие как оптика, которые позволяют нам устранять неточности.
• Человек создал такие инструменты, как линейки и весы, чтобы измерять предметы и устранять сомнения, такие как изогнутые весла, голубиные шеи и круглые башни.

Пирронист может опровергнуть эти утверждения, заявив, что чувства обманывают, и таким образом знание превращается в бесконечный регресс или круговую логику. Таким образом, Мерсенн утверждает, что это не может быть так, поскольку можно выдвинуть гипотезу и проверить общепринятые практические правила, чтобы убедиться, что они продолжают действовать.

Более того, если все можно подвергнуть сомнению, можно усомниться и в сомнении, и так далее и так далее. Таким образом, согласно Мерсенну, что-то должно быть правдой. Наконец, Мерсенн пишет обо всех математических, физических и других научных знаниях, которые верны при повторных проверках и имеют практическую ценность. Примечательно, что Мерсенн был одним из немногих философов, которые приняли радикальную идеологию Гоббса — он видел в ней новую науку о человеке.

Скептицизм в семнадцатом веке

Томас Гоббс (1588–1679)

Во время своего длительного пребывания в Париже Томас Гоббс был активно вовлечен в круг крупных скептиков, таких как Гассенди и Мерсенн, которые занимались изучением скептицизма и эпистемологии . В отличие от своих друзей-скептиков, Гоббс никогда не рассматривал скептицизм как главную тему для обсуждения в своих работах. Тем не менее, Гоббс был помечен как религиозный скептик его современниками для повышения сомнения Мозаика авторство из Пятикнижия и его политического и психологического объяснения религии. Хотя сам Гоббс не пошел дальше, чтобы бросить вызов другим религиозным принципам, его подозрения в авторстве мозаики нанесли значительный ущерб религиозным традициям и проложили путь для более поздних религиозных скептиков, таких как Спиноза и Исаак Ла Пейрер, чтобы подвергнуть сомнению некоторые из фундаментальных верований христианства. Иудео-христианская религиозная система. Ответ Гоббса на скептицизм и эпистемологию был новаторски политическим: он считал, что моральное знание и религиозное знание по своей природе относительны, и не было абсолютного стандарта истины, которым они руководствовались. В результате были разработаны и установлены определенные стандарты истины в отношении религий и этики, чтобы сформировать функционирующее правительство и стабильное общество по политическим причинам.

Барух Спиноза

Барух Спиноза и религиозный скептицизм

Барух Спиноза был одним из первых европейских философов, которые были религиозными скептиками. Он был хорошо знаком с философией Декарта и беспрецедентно расширил применение картезианского метода к религиозному контексту, анализируя с его помощью религиозные тексты. Спиноза стремился оспорить притязания на знание иудео-христианско-исламской религиозной системы, исследуя две ее основы: Писание и Чудеса . Он утверждал, что все картезианские знания или рациональные знания должны быть доступны всему населению. Следовательно, Священные Писания, за исключением писаний Иисуса, не следует рассматривать как тайное знание, полученное от Бога, а только воображение пророков. Священное Писание, в результате этого утверждения, не могло служить базой для знания и было сведено к простым древним историческим текстам. Более того, Спиноза также отверг возможность чудес, просто заявив, что люди считали их чудесными только из-за непонимания природы. Отвергая достоверность Священного Писания и чудес, Спиноза разрушил основу для утверждения религиозного знания и утвердил свое понимание картезианского знания как единственного авторитета претензий на знание. Несмотря на то, что Спиноза был глубоко скептически настроен по отношению к религиям, на самом деле он был чрезвычайно антискептичен по отношению к разуму и рациональности. Он стойко подтвердил легитимность разума, связав его с признанием Бога, и, таким образом, скептицизм с рациональным подходом к знанию был вызван не проблемами с рациональным знанием, а фундаментальным отсутствием понимания Бога. Таким образом, религиозный скептицизм и антискептицизм Спинозы с разумом помогли ему трансформировать эпистемологию, разделив теологические требования знания и утверждения рационального знания.

Пьер Байль (1647–1706)

Пьер Бейль — Луи Фердинанд Эль

Пьер Бейль был французским философом в конце 17 века, которого Ричард Попкин описал как «сверхсептика», доведшего до крайности скептическую традицию. Бейль родился в кальвинистской семье в Карла-Бейле , и на раннем этапе своей жизни он обратился в католицизм, прежде чем вернуться к кальвинизму. Это обращение между религиями заставило его уехать из Франции в более терпимую к религии Голландию, где он оставался и работал до конца своей жизни.

Бейль считал, что истина не может быть получена с помощью разума и что все человеческие попытки обрести абсолютное знание неизбежно приведут к неудаче. Основной подход Бейля был крайне скептическим и деструктивным: он стремился исследовать и анализировать все существующие теории во всех областях человеческого знания, чтобы показать ошибки в их рассуждениях и, следовательно, абсурдность самих теорий. В своем выдающемся произведении Dictionnaire Historique et Critique (Историко-критический словарь) Бейль тщательно определил логические недостатки в нескольких работах на протяжении всей истории, чтобы подчеркнуть абсолютную бесполезность рациональности. Полное отрицание разума Бейлем привело его к выводу, что вера — это последний и единственный путь к истине.

Истинное намерение Бейля, стоящее за его чрезвычайно разрушительными работами, оставалось спорным. Некоторые описывали его как фидеиста , в то время как другие предполагали, что он тайный атеист . Однако, каковы бы ни были его первоначальные намерения, Бейль оказал значительное влияние на наступающую эпоху Просвещения, разрушив некоторые из наиболее важных теологических идей и оправдав религиозную терпимость атеизм в своих работах.

Скептицизм в эпоху Просвещения

Дэвид Хьюм

Дэвид Юм был одним из самых влиятельных сторонников философского скептицизма в эпоху Просвещения и наиболее заметным представителем шотландского Просвещения . Он особенно скептически относился к индуктивным рассуждениям и ставил под сомнение то, что лежит в основе морали , создавая проблему «должно быть» .

Кант о скептицизме

Иммануил Кант (1724–1804) попытался обосновать эмпирическую науку против скептического отношения Дэвида Юма к понятию причины и следствия. Юм (1711–1776) утверждал, что для понятия причины и следствия невозможен анализ, который также приемлем для программы эмпириков, первоначально изложенной Джоном Локком (1632–1704). Но попытка Канта обосновать познание в эмпирических науках в то же время отсекла возможность познания любого другого знания, особенно того, что Кант называл «метафизическим знанием». Таким образом, для Канта эмпирическая наука была легитимной, но метафизика и философия в большинстве своем незаконны. Самым важным исключением из этого разграничения легитимного и незаконного была этика, принципы которой, как утверждал Кант, можно узнать по чистому разуму без обращения к принципам, необходимым для эмпирического знания. Таким образом, в отношении метафизики и философии в целом (за исключением этики) Кант был скептиком. Этот скептицизм, а также явный скептицизм Г. Е. Шульце породили серьезную дискуссию о скептицизме в немецкой идеалистической философии, особенно со стороны Гегеля . Идея Канта заключалась в том, что реальный мир ( ноумен или вещь в себе) был недоступен человеческому разуму (хотя эмпирический мир природы может быть известен человеческому пониманию), и поэтому мы никогда не сможем ничего узнать о конечной реальности мира. . Гегель возражал Канту в том, что, хотя Кант был прав в том, что использование того, что Гегель называл «конечными» концепциями «рассудка», исключает знание реальности, мы не были вынуждены использовать только «конечные» концепции и действительно могли приобретать знания о реальности, используя «бесконечные концепции». «которые возникают из самосознания.

Скептицизм в ХХ веке и современная философия

Дж. Э. Мур представил аргумент против скептицизма « Вот одна рука » в своей статье 1925 года « Защита здравого смысла ». Мур утверждал, что он мог доказать, что внешний мир существует, просто представив следующий аргумент, подняв руки: «Вот одна рука; вот другая рука; следовательно, есть по крайней мере два объекта; следовательно, скептицизм внешнего мира терпит поражение. «. Его аргумент был разработан с целью оправдать здравый смысл и опровергнуть скептицизм. Людвиг Витгенштейн позже утверждал в своей работе « О достоверности» (опубликованной посмертно в 1969 году), что аргумент Мура основывается на том, как используется обычный язык, а не на чем-либо, связанном со знанием.

В современной философии Ричард Попкин был особенно влиятельным исследователем в области скептицизма. Его рассказ об истории скептицизма, приведенный в « Истории скептицизма от Савонаролы до Бейля » (первое издание, опубликованное как « История скептицизма от Эразма до Декарта » ), был принят в качестве стандарта для современных исследований в этой области в течение десятилетий после его выпуска в 1960 году. Барри Страуд также опубликовал ряд работ по философскому скептицизму, в первую очередь его монографию 1984 года «Значение философского скептицизма» . С середины 1990-х годов Страуд вместе с Ричардом Фумертоном выдвигал влиятельные антиэкстерналистские аргументы в пользу позиции, получившей название «метаэпистемологический скептицизм». Другими современными философами, известными своими работами о скептицизме, являются Джеймс Прайор , Кейт ДеРоуз и Питер Кляйн .

История скептицизма в незападной философии

Древний индийский скептицизм

Индийский скептицизм по отношению к догматическим утверждениям иллюстрируется известной сказкой о слепых и слоне , распространенной в буддизме и джайнизме.

Аджняна

Аджняна (буквально «незнание») были школой скептиков древнеиндийской философии. Это было движение шрамана и главный соперник раннего буддизма и джайнизма. Они были записаны в буддийских и джайнских текстах. Они считали, что невозможно получить знания метафизической природы или установить истинность философских суждений; и даже если знание было возможно, оно было бесполезным и невыгодным для окончательного спасения.

буддизм

Исторический Будда утверждал определенные доктрины как истинные, такие как возможность нирваны ; однако он также придерживался определенной формы скептицизма в отношении некоторых вопросов, которые он оставил « невыясненными » ( авьяката ), а некоторые он считал «непонятными» ( ачинтейя ). Поскольку Будда считал эти вопросы (которые, как правило, относятся к метафизическим темам) бесполезными на пути и просто ведущими к путанице и «зарослям взглядов», он способствовал приостановлению суждений по отношению к ним. Это позволило ему найти эпистемологическую середину между тем, что он считал крайностями утверждения абсолютной объективности (связанной с претензиями на всеведение Джайна Махавиры ) и крайним скептицизмом (связанным с мыслителем аджняны Санджайей Белаттхипуттой ).

Более поздняя буддийская философия оставалась крайне скептической по отношению к индийским метафизическим аргументам. В частности, буддийский философ Нагарджуна считается основателем школы Мадхьямака, которую, в свою очередь, сравнивают с греческим скептицизмом. Утверждение Нагарджуны о том, что у него «нет тезиса» ( пратиджня ), имеет параллели с утверждением Секста Эмпирика о «отсутствии положения». Нагарджуна, как известно, открывает свое великое произведение « Муламадхьямакакарика» заявлением о том, что Будда утверждал, что истинное счастье обретается через развенчание «тщетного мышления» ( прапанья , также «умножение концепций»).

По словам Ричарда П. Хейса, буддийский философ Дигнага также является своего рода скептиком, что соответствует самой ранней буддийской философии . Хейс пишет:

… как в раннем буддизме, так и у скептиков можно найти точку зрения, согласно которой стремление человека к счастью, высшему благу, затрудняется его упорством в сохранении необоснованных и ненужных мнений обо всех вещах. Я утверждаю, что большую часть буддийской философии можно рассматривать как попытку избавиться от этой привычки придерживаться мнений.

Такие ученые, как Адриан Кузьминский, утверждали, что Пиррон из Элиды (ок. 365–270 гг.) Мог испытать влияние индийских буддистов во время его путешествия с Александром Великим .

Философия чарваки

Чарвака (санскрит: चार्वाक) школа материализма , также известная как Локаята, является идеальной отправной точкой ветви индийской философии. Школа названа в честь Чарваки, автора Bārhaspatya-сутр, и была основана примерно в 500 году до нашей эры. Чарвака классифицируется как «неортодоксальная» (настика) система, характеризующаяся как материалистическая и атеистическая школа мысли. Эта школа также была известна своим скептическим отношением к утверждениям индийских религий , таких как реинкарнация и карма .

Джайнизм

В то время как философия джайнов утверждает, что возможно достичь всеведения , абсолютного знания ( кевала джнана ) в момент просветления, их теория анекантавады или « многосторонности », также известная как принцип относительного плюрализма , допускает практическое применение. форма скептического мышления относительно философских и религиозных доктрин (для непросветленных существ, а не всезнающих арихантов ).

Согласно этой теории, истина или реальность воспринимаются по-разному с разных точек зрения, и что ни одна точка зрения не является полной истиной. Джайнская доктрина утверждает, что объект имеет бесконечное количество способов существования и качеств, и, как таковые, они не могут быть полностью восприняты во всех его аспектах и ​​проявлениях из-за присущих людям ограничений. Анекантавада — это буквально доктрина неоднозначности или многообразия; его часто переводят как «неабсолютизм». Syādvāda — это теория обусловленной предикации, которая обеспечивает выражение anekānta, рекомендуя прикреплять эпитет Syād к каждому выражению. Syādvāda — это не только расширение онтологии Anekānta , но и отдельная система логики, способная действовать самостоятельно. Поскольку реальность сложна, ни одно предложение не может полностью выразить природу реальности. Таким образом, термин «syāt» следует ставить перед каждым предложением, придавая ему условную точку зрения и тем самым устраняя любой догматизм в утверждении. Для джайнов полностью просветленные существа способны видеть реальность со всех сторон и, таким образом, имеют окончательное знание обо всех вещах. Эта идея всеведения подвергалась критике со стороны буддистов, таких как Дхармакирти .

Древняя китайская философия

Картина Чжуанцзы и его сны-бабочки

Чжуан Чжоу (ок. 369 — ок. 286 до н. Э.)

Чжуан Чжоу (莊子 ， «Мастер Чжуан») был известным философом древнего китайского даосизма в период Сотни школ мысли . Чжуан Чжоу продемонстрировал свое скептическое мышление через несколько анекдотов в выдающейся работе, которую Чжуанцзы приписал ему:

• «Спор о радостях рыб» (知 魚 之 樂): В этом анекдоте Чжуан Чжоу спорил со своим коллегой-философом Хуэй Ши , знают ли они, что рыбы в пруду счастливы или нет, и Чжуан Чжоу сделал знаменитое наблюдение, что «Ты не я. Откуда ты знаешь, что я не знаю, что рыбы счастливы?» (Осенние наводнения 秋水 篇, Чжуанцзы)
• «Бабочка мечты» (周公 夢蝶): парадокс «Сна бабочки» описывает замешательство Чжуан Чжоу после того, как он во сне стал бабочкой: «Но он не знал, был ли он Чжуан Чжоу, которому снилось, что он бабочка, или бабочка, мечтающая, что он Чжуан Чжоу ». (Обсуждение «Уравнять все» 齊 物 篇, Чжуанцзы)

Через эти анекдоты в Чжуанцзы Чжуан Чжоу показал свою веру в ограничение языка и человеческого общения, а также в недоступность универсальной истины. Это делает его скептиком. Но он ни в коем случае не был радикальным скептиком: он лишь частично применял скептические методы в аргументах, демонстрирующих его даосские убеждения. Он догматически придерживался даосских убеждений.

Ван Чун (27 — ок.  100 н.э.)

Ван Чун (王充) был ведущей фигурой скептического ответвления школы конфуцианства в Китае в первом веке нашей эры. Он представил метод рациональной критики и применил его к широко распространенному догматическому мышлению его эпохи, например, к феноменологии (основная идеология современного конфуцианства, которая связала все природные явления с человеческой этикой), государственным культам и народным суевериям. Его собственная философия включала в себя взгляды даосизма и конфуцианства , и она была основана на светской, рациональной практике разработки гипотез, основанных на естественных событиях, для объяснения Вселенной, что являлось примером формы натурализма , напоминавшей философские идеи эпикурейцев, таких как Лукреций .

Средневековая исламская философия

«Непоследовательность философов» , написанная ученым Аль-Газали (1058–1111), знаменует собой важный поворот в исламской эпистемологии . Его столкновение со скептицизмом привело Газали к принятию формы теологического окказионализма или веры в то, что все причинные события и взаимодействия не являются продуктом материальных союзов, а скорее непосредственной и настоящей волей Бога. Хотя он сам был критиком философов, Газали был мастером в искусстве философии и безмерно изучал эту область. После такого длительного философского образования, а также длительного процесса размышлений он подверг критике философский метод .

В автобиографии, которую Газали написал в конце своей жизни, «Избавление от заблуждений» ( Аль-мункидх мин аль-Халал ), Газали рассказывает, как однажды кризис эпистемологического скептицизма был разрешен «светом, который Всевышний бросил мне в грудь. … ключ к большинству знаний », — он изучил и усвоил аргументы Калама , исламской философии и исмаилизма . Понимая, что было правильным в первых двух из них, он, по крайней мере, определил, что все три подхода неадекватны, и нашел высшую ценность только в мистическом опыте и духовной проницательности, которых он достиг в результате следования суфийским практикам. Уильям Джеймс в своей книге « Разновидности религиозного опыта» считал автобиографию важным документом для «чисто литературного студента, который хотел бы познакомиться с внутренней сущностью религий, отличных от христианской», сравнивая ее с записанными личными религиозными верованиями и автобиографической литературой в Христианская традиция.

Философия ацтеков

Записи философии ацтеков предполагают, что элита верила в по существу панентеистическое мировоззрение, в котором теотль представляет собой единую, лежащую в основе универсальную силу. Люди не могут по-настоящему воспринимать teotl из-за его хаотической, постоянно меняющейся природы, только из-за «масок» / граней, которыми он проявляется.

Смотрите также

Рекомендации

дальнейшее чтение

• Popkin, Ричард . 2003. История скептицизма от Савонаролы до Бейля . Нью-Йорк, Нью-Йорк: Издательство Оксфордского университета.
• Попкин, Ричард Х. и Дж. Р. Майя Нето, ред. 2007. Скептицизм: Антология . Нью-Йорк, Нью-Йорк: Книги Прометея.
• Байзер, Фредерик С. 1987. Судьба разума: немецкая философия от Канта до Фихте . Кембридж, Массачусетс: Издательство Гарвардского университета.
• Брекер, Кристиан. 2011. Einführender Kommentar zu Sextus Empiricus «Grundriss der pyrrhonischen Skepsis» , Майнц, 2011: электр. издание, Университет Майнца. доступно в Интернете (комментарий к «Очеркам пирронизма» Секста Эмпирика на немецком языке)
• ди Джованни, Джордж и Х.С. Харрис, ред. 2000. Между Кантом и Гегелем: тексты в развитии посткантианского идеализма . Переведено с введениями Джорджа ди Джованни и Х.С. Харриса. Индианаполис, Индиана: Hackett Publishing.
• Форстер, Майкл Н. 1989. Гегель и скептицизм . Кембридж, Массачусетс: Издательство Гарвардского университета.
• Харрис, HS 1985. «Скептицизм, догматизм и предположения в Critical Journal ». У ди Джованни и Харриса 2000.
• Георг Вильгельм Фридрих Гегель . 1802. «Об отношении скептицизма к философии, изложения его различных модификаций и сравнения новейшей формы с древней». Перевод HS Harris. У ди Джованни и Харриса 2000.
• Ливитт, Фред. 2021. «Если невежество — это блаженство, мы все должны быть в восторге». Открытые книги.
• Торсруд, Харальд. 2009. Древний скептицизм . Беркли, Калифорния: Калифорнийский университет Press.
• Унгер, Питер . 1975. Невежество: случай скептицизма . Оксфорд, Англия: Издательство Оксфордского университета. 2002 г.
• Целлер, Эдуард и Освальд Дж. Райхель. 1892. Стоики, эпикурейцы и скептики . Лондон, Англия: Longmans, Green, and Co.

Внешние ссылки

• Кляйн, Питер. «Скептицизм» . В Залте, Эдвард Н. (ред.). Стэнфордская энциклопедия философии .
• Запись о древнегреческом скептицизме в Интернет-энциклопедии философии
• Запись Contemporary Skepticism в Интернет-энциклопедии философии
• Ответы Кита ДеРоуза на скептицизм
• Статья: Скептицизм и отрицание , Стивен Новелла, доктор медицины, The New England Journal of Skepticism
• Классический скептицизм Питера Субера
• Обзор и краткое содержание книги Майкла Хьюмера « Скептицизм и вуаль восприятия »
• Салливан, Маргарет (5 декабря 2019 г.). «Постепенное освещение импичмента никого не меняет. Вот как журналисты могут достучаться до неопределившихся» . Вашингтон Пост . Колумнист Мишель Голдберг из New York Times предложила название Среда для одного аспекта того, что происходит у нас на глазах. Отвечая на абсурдное заявление конгрессмена Дугласа А. Коллинза (республиканец из штата Джорджия) о том, что «здесь нет установленных фактов», она сказала, что это резюмирует долгосрочную республиканскую стратегию: «эпистемологический нигилизм».

Разоблачительное эссе о скептицизме

Разоблачительное эссе о скептицизме

 

Скептицизм описывает склонность индивида сомневаться или не верить некоторым знаниям или фактам. Это популярное заблуждение людей, что скептики-это люди, которые не верят в вещи (Dunning, 2014). Более того, распространенное слово “скептицизм” поддерживает это заблуждение. В результате скептицизм ошибочно воспринимается как негативное отношение к вещам. Однако основное понятие слова скептицизм и его формы будут рассмотрены в данной статье.

Истинный скептицизм не имеет никакого отношения к неверию, сомнению или негативности (Dunning, 2014). Это относится к процессу применения критического мышления и рассуждения с целью определения обоснованности. Это значит пытаться найти обоснованное заключение, а не пытаться оправдать предвзятую идею или заключение. Скептицизм — это применение критического мышления к различным предметам с целью получения обоснованного вывода. Скептицизм-это необычайная сила, которая оказывает положительное влияние на мир. Речь идет о том, чтобы перенаправить внимание, повлиять и избежать бесполезных суеверий на идеи и проекты, которые, как считается, приносят значительную пользу человечеству и миру в целом.

Скептицизм делится на две основные формы, называемые кантовским скептицизмом и Картезианским скептицизмом. Картезианский скептицизм-это воображаемая философия, согласная с Картезианским парадоксом, в то время как более воображаемая философия, согласная с кантовским парадоксом, называется кантовским скептиком. Однако, основываясь на этих концепциях, скептицизм относится не только к определенной философской позиции, но скорее к широкому диалектическому пространству, в котором участвуют философы, занимающие целый ряд противоположных позиций. Они делают это в поисках стабильного способа, с помощью которого они могут отвечать на скептические вопросы утвердительно, вместо того чтобы отвечать отрицательно.

То же самое относится и к отношениям между рассматриванием кантовской скептической проблемы как кантовского скептика. Эти формы скептицизма порождают две разновидности философских проблем в результате попыток разрешить эти две формы скептицизма. Однако наиболее известным методом формулирования контраста между ними является метод познания в сравнении с условиями познания.

Различия между двумя типами скептицизма

Существует множество способов выявить это различие, но оно будет раскрыто тремя возможными способами, обсуждаемыми ниже:

1. Возможность против действительности / реальности — в этом ракурсе Кантовский скептицизм вводит в сферу своего беспокойства то, что опыт обладает необходимой единицей того, насколько он способен что-то сделать. Таким образом, это приводит к значению слова “возможно”, которое относится к уровню важности, придаваемому “опыту” и “возможности”. Напротив, картезианский скептицизм не ценит возможности опыта и имеет дело только с вопросом о действительности. Поэтому, согласно Картезианским формулировкам, значение слова «реальный» основано на том, появляются ли вещи такими, какими они кажутся на самом деле (Conant, 2012).

2. Быть таким против быть таким — в соответствии с этим различием картезианский скептицизм обращает внимание на вопрос об истинности своего опыта, в то время как Кантовский скептицизм ставит под сомнение умопостигаемость своего опыта. Она связана с вопросом о том, как узнать, что вещи таковы, какими они кажутся; следовательно, она фокусируется на бесплодном шаге от видимости вещей к их реальности. С другой стороны, кантовская проблематика основана на вопросе: как вещи могут казаться такими же в определенном смысле? Однако он фокусируется на единстве, которое должно характеризоваться игрой представлений (Conant, 2012).

3. Истина против объективной поддержки-в этом контексте картезианский скептик всегда хочет знать, какие из его мыслей истинны, какие из его переживаний истинны, а также переход от чувственного опыта к суждению и от мысли к ее истинной ценности. Таким образом, Декартовская проблематика основана на исследовании оснований истины (Conant, 2012). Напротив, Кантовский скептик лишает нас ресурса, необходимого для того, чтобы наслаждаться такими переживаниями, как сон или бодрствование. Однако он склонен исследовать основания возможности наслаждаться опытом и развлекаться мыслью-согласием (Conant, 2012).

Пять применений картезианского скептицизма

Скептицизм в отношении восприятия

Картезианский скептицизм пытается соотнести то, что происходит в наших чувствах, и то, что происходит во внешнем мире. Люди иногда сталкиваются с вопросом, Как узнать, что вещи таковы, какими их представляют их чувства. Нет никаких признаков или признаков, которые позволили бы человеку окончательно отличить состояние сна от бодрствования. Поэтому разрыв, который пытаются преодолеть картезианские скептики, — это разрыв между их собственным разумом и внешним миром. Однако внешний мир находится за завесой восприятия (Conant, 2012).

Скептицизм в отношении языка

Картезианский скептицизм пытается познать правильность интерпретации вещей, будь то высказывание, текст или знак (Conant, 2012). Например, когда человек видит знак, ему может быть неясно, что он на самом деле означает; поэтому наблюдатель пытается интерпретировать знак, который может быть правильным или неправильным. Людям всегда нужно понимать то, что им сообщают. Чтобы понять знак или высказывание, нужно уметь интерпретировать его, и интерпретация может быть правильной или неправильной. Поэтому картезианский скептицизм стремится заполнить пробел в понимании значения того или иного знака или высказывания и его фактического значения (Conant, 2012).

Скептицизм в отношении намеренных действий

Картезианский скептицизм склонен рассматривать действия людей и их намерения или мотивы, стоящие за такими действиями. Например, человек может решить сказать слово, которое может быть оскорбительным для кого-то другого, не имея на самом деле намерения оскорбить этого человека. Однако в таком случае возникает необходимость понять намерения такого лица по отношению к правонарушению, воспринимаемому другим лицом, которое иногда бывает трудно различить. Поэтому картезианский скептицизм пытается преодолеть разрыв между простыми действиями и намерениями, стоящими за такими действиями (Conant, 2012).

Скептицизм в отношении искусства

Картезианский скептицизм в отношении искусства связан с человеческими действиями по отношению к искусству. Например, во время работы дома кто-то случайно перевернул банку с краской, которая расплескалась по деревянной доске, создав на ней узор из брызг. С одной стороны, это кажется пустой тратой краски и деревянных досок, а с другой-это можно было бы принять за намеренный художественный замысел. Таким образом, если его взять в художественную галерею, он может быть неотличим от аналогичного произведения искусства в галерее. Однако картезианский скептицизм направлен на преодоление разрыва между простым физическим обликом произведения искусства и его статусом как локуса эстетической ценности (Conant, 2012).

Скептицизм по отношению к другим умам

Картезианский скептицизм по отношению к другим умам фокусируется на процессах, происходящих в умах людей по отношению к действиям других людей. Это может быть вопрос о людях, убедительно притворяющихся, что они проходят или делают что-то неотличимое от случая других, проходящих через такие вещи. Например, человек может притворяться, что чувствует сильную боль, но наблюдателю может быть трудно понять, что он на самом деле чувствует такую боль. Нет такого знака или признака, который бы окончательно отличал человека, притворяющегося находящимся в определенном состоянии, от человека, находящегося в другом состоянии. Поэтому применение картезианского скептицизма состоит в том, чтобы связать внешнее телесное движение других с внутренним состоянием человека (Conant, 2012).

Пять применений кантовского скептицизма

Скептицизм в отношении восприятия

Кантовский скептицизм сосредотачивается на проблеме того, каким должен быть смысл, чтобы быть способным свидетельствовать. Иногда люди сталкиваются с проблемами восприятия вещей именно такими, какие они есть, как их опыт может быть столь же понятен, как и внешний мир (Conant, 2012). Внешний объект, который воздействует на чувство, будет выглядеть как простая сделка в природе, дающая любому человеку основание верить во что-либо. Однако парадокс в этой форме скептицизма основан на том, что тайна, которая воздействует на чувства, может также казаться откровением миру (Conant, 2012). Поэтому Кантовский скептицизм стремится преодолеть разрыв между сенсорным сознанием и сенсорной слепотой (Conant, 2012).

Кантовский скептицизм и философия языка

В этом случае Кантовский скептицизм имеет дело с тем, как последовательность знаков, высказываний или шумов может быть соотнесена с их действительным значением. Знаки и высказывания считаются простыми физическими сущностями, лишенными всякого семантического содержания; следовательно, как могут значения выводиться из этих сущностей? Однако Кантовский скептицизм стремится преодолеть разрыв между бессмысленными последовательностями знаков и высказываниями или шумом, чтобы определить вдумчивые выражения. Это делается путем семантической конкатенации звуков или царапин, вносимых в разборчивое поле умопостигаемых значений (Conant, 2012).

Кантовский скептицизм и проблема Интенциональных действий

Кантовский скептицизм пытается определить, как простое движение тела или физиологические события могут выражать намерения. Она определяет внутреннюю связь между действиями в естественном мире и теми, которые происходят в уме (Conant, 2012). Однако эта форма скептицизма стремится преодолеть разрыв в движениях тканей, конечностей и мышц для того, чтобы определить проявления человеческой воли.

Кантовский скептицизм и философия искусства

Это применение скептицизма имеет дело с тем, как простые конфигурации, которые приводят к некоторым художественным явлениям, могут стать структурами эстетической значимости и ценности. Другими словами, она определяет, как простые конфигурации звука и материи могут быть вещами, которые, как предполагается, обладают признаками, которые могут быть обнаружены в произведениях искусства. Тем не менее Кантовский скептицизм стремится преодолеть разрыв между эстетическими оценками и критикой и эстетически инертными созвездиями звука и материи (Conant, 2012).

Кантовский скептицизм и проблема других умов

Это применение кантовского скептицизма основано на том, как человеческое тело, по-видимому, выражает психическое состояние человека. Это связано с тем, как то или иное состояние человеческого тела может иметь такое значение, какое ему приписывают, считая кого-то страдающим, злым или счастливым. Однако она направлена на преодоление разрыва между невыразительной физической сущностью и одушевленным полем человеческого выражения.

В заключение, скептицизм обычно относится к склонности человека сомневаться или не верить некоторым знаниям или фактам. Это популярное заблуждение людей, что скептики-это те люди, которые не верят в вещи. Истинный скептицизм не имеет никакого отношения к неверию, сомнению или негативности. Это относится к процессу применения критического мышления и рассуждения для определения обоснованности чего-либо. Однако существуют две основные формы скептицизма, называемые Картезианским и кантовским скептицизмом. Картезианский скептик-это воображаемый философ, который соглашается с Картезианским парадоксом, в то время как более воображаемый философ, Кантовский скептик соглашается с кантовским парадоксом. 

скептиков — Философия — LibGuides в публичной библиотеке Макаллена

Skeptics — Philosophy — LibGuides в публичной библиотеке Макаллена Перейти к основному содержанию

Похоже, вы используете Internet Explorer 11 или старше. Этот веб-сайт лучше всего работает с современными браузерами, такими как последние версии Chrome, Firefox, Safari и Edge. Если вы продолжите работу в этом браузере, вы можете увидеть неожиданные результаты.

Что такое скептицизм?

Древний скептицизм

« Греческое слово skepsis означает исследование.Называя себя скептиками, древние скептики называют себя исследователями. Они также называют себя «отстраняющими» ( ephektikoi ), тем самым сигнализируя о том, что их расследования приводят к приостановке приговора. Они не выдвигают теории и не отрицают, что знания можно найти. По своей сути древний скептицизм — это образ жизни, посвященный исследованиям. Кроме того, он так же озабочен верой, как и знанием. Пока знания не достигнуты, скептики стремятся ничего не утверждать.Это порождает их самые противоречивые амбиции: жизнь без веры ».

Аркесилай

Аркесилаус

« Аркесилай (316 / 5-241 / 0 г. до н.э.) был членом, а затем руководителем (« схолархом ») Платоновской академии. Он инициировал скептическую фазу платонической школы (« академический скептицизм ») и был влиятельным критиком. стоической эпистемологии.

Древние свидетельства философии Аркесилая трудно оценить и в некоторых отношениях противоречивы. В результате ученые интерпретируют его скептицизм по-разному. Некоторые считают его философскую деятельность полностью отрицательной или деструктивной по отношению ко всем философским взглядам. Другие считают, что он поддерживает позицию, согласно которой ничего нельзя узнать на основе философских аргументов, которых он придерживается. Это сделало бы его скептицизм похожим на скептицизм Декарта в начале книги «Медитации », где он сомневается во всем, что, как ему казалось, знал раньше.Другие считают, что он не придерживался положительных взглядов на какие-либо философские темы, включая возможность познания. С этой точки зрения его скептицизм очень похож на пирронский скептицизм, отстаиваемый Секстом Эмпириком: скептик — это тот, кто отказывается принимать любую философскую теорию или предложение как рационально обоснованные и настаивает на том, что всегда требуется дальнейшее исследование ».

Карнеад

Карнеад

« Карнеад (214–129 / 8 B.C.E.) был членом, а в конечном итоге и ученым, или руководителем Академии — философской школы, основанной Платоном в рамках ее скептической фазы. Древняя традиция приписывает ему основание Новой или Третьей Академии и защитил форму вероятности в эпистемологии ».

Карнеад — IEP

« Карнеад был, пожалуй, самым выдающимся главой скептической Академии в Древней Греции. Следуя примеру Аркесилауса, который повернул Академию в скептическом направлении, Карнеад разработал ряд аргументов против догматических позиций, которых придерживались другие философы, в частности стоики.Однако во многих отношениях он вышел за пределы Аркесилауса. Вместо того, чтобы просто выступать против позитивных позиций других философов, Карнеадс также выдвигал собственные аргументы в пользу взглядов, которые иногда никогда ранее не защищались — не для того, чтобы установить их истинность, а просто для того, чтобы уравновесить аргументы догматиков и показывают, что ни один из их выводов не может быть окончательно установлен. Тем самым Карнеадс внес важный вклад в несколько философских дебатов.Карнеад также сформулировал более подробный скептический критерий того, чему верить, от до питанона , что означает либо «правдоподобное», либо «вероятное» ».

Пиррон

Пиррон

« Пиррон был отправной точкой для философского движения, известного как пирронизм, который процветал через несколько столетий после его собственного времени.Этот более поздний пирронизм был одной из двух основных традиций скептического мышления в греко-римском мире (другая находилась в Академии Платона на протяжении большей части эллинистического периода). Возможно, центральный вопрос о Пирроне заключается в том, был ли он сам скептиком в поздних пирронистских взглядах и в какой степени. Более поздние пирронисты утверждали, что вдохновлялись им; и, как мы увидим, несомненно, есть некоторые основания для этого. Но из этого не следует, что философия Пиррона была идентична философии этого более позднего движения или даже что более поздние пирронисты думали, что она идентична; требования о задолженности, которые выражаются или приписываются представителям более поздней пирронистской традиции, носят широкий и общий характер (а в случае Секста Эмпирика особенно осторожны — см. Outlines of Pyrrhonism 1.7), и сами по себе не указывают на какую-либо конкретную реконструкцию мысли Пиррона ».

Видео о Пирро

Три столпа скептицизма в классической Индии: Нагарджуна, Джаяраси и Шри Харса

«Три столпа скептицизма в классической Индии: Нагарджуна, Джаяраси и Шри Харса» — действительно ценное дополнение к публикациям по индийской философии.Даже если опытный читатель позже обнаружит, что то, что поддерживают три столпа — Нагарджуна, Джаяраси и Шри Харса, не обязательно строится из кирпичей скептицизма, путь к открытию через дорожные знаки и указатели Итана Миллса наиболее интересен для читайте, оно того стоит.

— Философия Востока и Запада

«Три столпа» написаны увлекательно. Миллс знакомит своих слушателей с индийской философией, устанавливая связи с современной англо-европейской философией, а также с мировыми философиями.Книга ясна и увлекательна.

— Журнал изучения Дхармы

«Три столпа» написаны увлекательно. . . Внимание Миллса к общим методологиям и проблемам — долгожданный вклад в текущую корректировку этого подразделения. Кроме того, «Три столпа» рассматривают связи между мыслителями за пределами Индии (в Греции, Персии и Китае). Эта глобальная точка зрения — долгожданный аспект книги, выходящий за рамки простых индийских / «западных» рамок.. . . [B] Обращая наше внимание на сходство между такими разрозненными мыслителями, Миллс оказал важную услугу философам, интересующимся глобальной эпистемологией. Книга ясна и увлекательна. . . новички в индийской философии сочтут книгу полезным, хотя и спорным, знакомством с тремя важными мыслителями. Три столпа скептицизма в классической Индии должны стимулировать дальнейшие исследования каждого из трех «столпов» и их отношения к философии в досовременной Южной Азии и в остальном мире.
— Журнал изучения Дхармы

Итан Миллс написал прекрасную книгу об индийском скептицизме. Это показывает, что скептицизм — это не просто греческий феномен, он имеет долгую историю в Индии. Эта книга обращается к скептицизму как в ортодоксальной, так и в буддийской традициях и обогащает наше понимание взаимодействия между этими традициями и развитием философской диалектики в Индии. Отчет эрудирован, детализирован, полон хороших переводов и изложения.Он философски сложен и легко читается. Его должны прочитать все, кто интересуется скептицизмом или индийской философией.
— Джей Гарфилд, Смит-колледж

Эта книга предлагает наводящие на размышления интерпретации трех основных фигур индийской мысли. С технической точностью, тщательным переводом и, что особенно важно, проницательными сравнениями с западными дискуссиями, Миллс приводит впечатляющие и убедительные доводы в пользу «расширения истории философского скептицизма» и заставляет нас заново задуматься о целях и пределах сегодняшней философии.

— Чакраварти Рам-Прасад, Ланкастерский университет

Итан Миллс приводит веские доводы в пользу скептических позиций Нагарджуны, Джаяраши и Шри Харши, которые, по его мнению, следует рассматривать скорее как формы «скептицизма в отношении философии». чем гносеологический скептицизм. Любой любитель философии должен отнестись к этому серьезно.

— Прадип Гокхале, Университет Савитрибай Фуле Пуна

История философии: древняя западная философия

Темы

Циники

Антисфен

Скептизм

Скептизм

Философия

Диогенез

Философия

Пирронический скептицизм

Более умеренный скептицизм Карнеада

Секст Эмпирик: Писания

Школа циников представляла реакцию против удовольствия и роскоши как фундаментальных, традиционных целей греческой жизни.Вместо этого циники подчеркивали, что простой, аскетический образ жизни, противоречащий общепринятым нормам, является ключом к счастью. Антисфен был основателем цинизма; а Диоген Синопский был самым выдающимся циником всех времен. Цинизм имел последователей в древнем мире. И сегодня есть циники, даже если они никогда не слышали о школе циников.

Писания Антисфена и Диогена утеряны. То, что у нас есть, — это общий план цинической позиции плюс череда анекдотов об их жизнях (которые могут быть точными или нет).Однако анекдоты очень хорошо иллюстрируют образ жизни циников.

Антисфен (444 — 371 до н. Э.)

Антисфен, афинянин (но не чистокровный), был сподвижником Сократа. Его особенно привлекала способность Сократа жить простой жизнью без роскоши и его отказ управлять своей жизнью исключительно с помощью удовольствия и боли. Это послужило образцом для аскетизма самого Антисфена. Более того, он считал, что добродетельная жизнь важнее социальных условностей.

По словам Диогена Лаэртия, он все время носил только одну одежду. И он имел репутацию остроумия. Когда ему сказали, что многие люди восхищаются им, он сказал: «Что я сделал не так?» Когда друг был расстроен из-за того, что потерял свои записи, Антисфен сказал: «Тебе следовало записать их в уме, а не на бумаге».

Диоген (404 — 323 до н. Э.)

Согласно Уиллу Дюранту в книге «История цивилизации, часть II: жизнь Греции» , слава Диогена при его жизни уступала только славе Александра Великого.Этот бездомный хиппи с театральным чутьем умел совершать возмутительные поступки, сдерживаясь чувством юмора.

Диоген прибыл в Афины из Синопа, порта на Черном море, после изгнания из-за скандала, связанного с чеканкой денег. Он стал последователем Антисфена.

Диоген стремился к простой жизни, максимально приближенной к природе; он презирал как социальные условности, так и жизни своих сограждан. Он ел, разговаривал и спал, где бы он ни был, часто в общественных местах, например в храмах.Он не видел причин искать уединения при совершении естественных действий; поэтому он верил, что нужно отвечать на призывы природы или любви публично. Он обходился одним предметом одежды в качестве одежды днем ​​и одеялом ночью, а также с рюкзаком для еды или чем-то еще. Какое-то время он жил в бочке. И он выбросил свою чашу и миску за ненадобностью, когда заметил, что ребенок, использующий руки или выдолбленный хлеб, может пить или есть без них.

Диоген Лаэртский — величайший рассказчик сказок, окружающих Диогена Киника.

Диоген мало уважал своих современников-философов. Когда кто-то положительно отзывался о взгляде парменидов на то, что движения не существует, он встал и пошевелился. Когда Платон описал людей как «двуногих без перьев», Диоген сорвал перья с цыпленка и объявил: «Вот человек Платона».

Однажды Диоген обошел Афины днем ​​с зажженной лампой и сказал, что пытается найти человека. Он вошел в театр, когда все уходили, и оправдал это тем, что этим он занимался всю свою жизнь.Когда он говорил серьезно и никто не слушал, он начал свистеть ― пока все не собрались вокруг него, чтобы он мог ругать их за то, что они интересуются ерундой, но не серьезными мыслями. Однажды он пошел просить милостыню перед статуей и оправдал это, сказав, что ему нужна практика, чтобы получить отказ. Когда скупой человек не спешил отвечать на его мольбы, он сказал ему, что просто ищет еду, а не расходы на похороны. Увидев плохого лучника, он сел рядом с мишенью ― сказал, что не хочет, чтобы в него попали.Войдя в великолепный особняк и получив приказ не плюнуть ни на что, он плюнул мужчине в лицо, чтобы не испачкать дом. На пиру некоторые люди бросали ему все кости, как если бы он был собакой; поэтому Диоген поступил как собака и помочился на них.

Когда Александр Великий встал рядом с ним и спросил, что великий царь может сделать для него, Диоген якобы ответил: «Встань из моего света». Согласно легенде, Александр однажды сказал, что если он не может быть Александром, то он хотел бы быть Диогеном.

Среди различных версий его смерти две наиболее поразительные говорят о том, что он умер от сильной колики после поедания сырого осьминога или что он был сильно укушен, когда разделил осьминога между собаками.

Философское значение циников

Циники мало что могли предложить в плане конструктивных решений сложных проблем общества или интеллектуальных проблем философии. Но они эффективно критиковали чужие притязания.Будучи «циничными» в отношении социальных условностей и абстрактного мышления, они постоянно бросали вызов господствующему обществу и мыслителям — так же, как хиппи 1960-х и 1970-х годов в Соединенных Штатах в двадцатом веке.

Скептицизм — это способность или ментальная установка, которая противопоставляет

видимости суждениям каким бы то ни было образом, с результатом

, который из-за уравновешенности объектов и

причин, противостоящих таким образом, мы приводим в первую очередь в состояние

психического ожидания и рядом с состоянием «невозмутимости»

или тишиной.

(Sextus Empiricus, Outlines of Pyrrhonism )

Как только вы поймете значение термина «равноправие», приведенное выше определение скептицизма, данное Секстом Эмпириком, станет удивительно ясным. Если для любого предположительно верного суждения или утверждения вы можете прийти к противоположному суждению или утверждению, которое с равной вероятностью будет истинным, то первоначальное и противоположное суждения или утверждения равны и . Учитывая любое утверждение, Скептик утверждает, что вы всегда можете сформулировать равнозначное противоположное утверждение и, следовательно, вы должны отложить суждение о том, истинно или ложно исходное утверждение.

Софисты, такие как Протагор и Горгий, были ранними скептиками в том смысле, что они отрицали существование объективной истины.

Скептическая школа философии, однако, начинается с Пиррона из Элиды (360 — 270 до н. Э.). Возможно, он сопровождал Александра Великого в его завоеваниях в Индии. Существуют два совершенно разных рассказа о его жизни: во-первых, его скептицизм привел к крайней непрактичности, в результате чего он игнорировал все опасности и выжил в основном потому, что его друзья предприняли шаги, чтобы защитить его, а во-вторых, он ограничил свой скептицизм суждениями и был весьма мудр в этом. практическая жизнь.Он не оставил писаний.

Согласно традиции, Пиррон оставил нам два основных принципа скептицизма, а именно, что видимость не определяет истину или ложь и что мы можем достичь спокойствия или душевного покоя, отложив суждение. Его скептицизм сосредоточен больше на этике или образе жизни, чем на критериях знания. Он был настолько почитаем, что школа скептиков стала известна как пирронизм.

Aenesidemus (ок. 100 — ок. 40 до н. Э.C.E.) сосредоточился на критериях знания, оправдывающих пирронский скептицизм. Он сформулировал знаменитые Десять Тропов, способов мышления или споров, которые приводят к приостановке суждений. О его жизни известно очень мало, и его сочинения не сохранились, хотя у нас есть отчет о его положении в трудах Секста Эмпирика.

Секст Эмпирик (конец второго, начало третьего века, н. Э.) Был скорее составителем скептических доктрин, чем оригинальным мыслителем; но его исчерпывающие отчеты являются основным источником для нашего понимания древнего скептицизма.Он написал четыре тома: Очерки пирронизма, Против логиков, Против физиков и против этиков, Против профессоров . Его жизнь в значительной степени загадка, хотя он, очевидно, имел медицинское образование.

Рассказ о скептицизме здесь во многом опирается на его работы.

Карнеад (ок. 213 — ок. 128 до н. Э.) Стал лидером Платоновской Академии после того, как она перешла от платонических доктрин к более скептической точке зрения.Судя по всему, он был трудоголиком. Согласно легенде, он мог настолько погрузиться в философские размышления во время еды, что другим приходилось за него шевелить руками. Он был известным оратором, особенно известным благодаря афинской миссии в Риме в 156 году о налогообложении, где он поразил всех, занимая противоположные позиции относительно природы правосудия в последующие дни. Его главный вклад в Скептицизм состоит в том, что он занимает более умеренную позицию, подчеркивая необходимость принятия вероятностей при управлении практической жизнью.

Здесь мы рассматриваем две формы скептицизма: более крайнюю пирроническую версию и более мягкий скептицизм Карнеада.

Все утверждения равнозначны, то есть ни одно из утверждений не является более или менее вероятным, чем любое другое. Следовательно, мы должны отложить суждение относительно истины или лжи — тем самым достигнув состояния покоя, в котором нас не беспокоит проблема.

1. Нельзя отрицать, что у нас есть видимость; но есть отрицание того, что представляют собой видимости.Таким образом, Скептик не утверждает, что внешний вид представляет истинное положение вещей.

2. Для удобства ведения практической жизни мы можем действовать в соответствии со своими инстинктивными чувствами или нынешними обычаями страны; но эта политика удобства никоим образом не претендует на истинность или ложность чего-либо.

3. Приостановление судебного решения не должно рассматриваться как содержащее какие-либо догматические утверждения. Соответственно, Скептик не утверждает, что утверждение «Все утверждения равнозначны» истинно.

Aenesidemus представил более подробное обоснование скептицизма, изложив десять троп или способов мышления, ведущих к приостановке суждений. Каждый образ пытается показать ненадежность определенного типа мышления в установлении правильного суждения.

1. Различия во внешнем виде из-за различий между животными

Нет никаких оснований предполагать, что наши человеческие сенсорные образы должным образом представляют лежащие в основе объекты, потому что сенсорные проявления сильно различаются у разных животных.Например, что касается прикосновения, внешний вид будет варьироваться в зависимости от того, имеет ли это животное плоть, ракушки, колючки, перья или чешую. Точно так же зрительные органы могут быть вогнутыми, плоскими или выпуклыми, что влияет на внешний вид объектов.

Мы не можем смотреть на человеческий разум как на способ лучше различать внешние проявления, потому что мы находим животных вполне способными рассуждать. Например, даже собаки могут отличать друзей от врагов, принимать меры, чтобы вылечить себя от травм, и общаться различными способами.

2. Различия во внешности из-за различий между людьми

Разные люди физически реагируют на вещества по-разному: вино может вызывать диарею у одних, но не у других; люди различаются перевариванием мяса и рыбы; некоторые более подвержены ядам, чем другие; у некоторых людей аллергия на вещества, которых нет у других; лекарственное слабительное средство может не действовать на некоторых людей. Соответственно, выбор людей относительно того, чего искать или чего избегать, будет широко варьироваться, так что мы не можем сделать «правильный» выбор.Более того, мы не можем полагаться на точку зрения большинства, поскольку мы не встретили всех людей в целом.

3. Различия во внешнем виде из-за различий между органами чувств

Мы не можем определить реальную природу чего-либо, когда это по-разному воздействует на разные органы чувств. Например, картина может быть трехмерной для глаз, но двумерной на ощупь; масло может иметь приятный запах, но горькое на вкус. Более того, поскольку мы ограничены всего пятью чувствами, мы не можем быть уверены, что объект не обладает дополнительными качествами, очевидными только для дополнительных органов чувств, как у слепого и глухого человека, который не видит и не слышит.

4. Различия во внешнем виде из-за различий в внешних условиях

Мы не можем определить реальную природу чего-либо, когда то, как это выглядит, так сильно меняется в зависимости от различных обстоятельств. Например, сон или бодрствование вызывает разные впечатления; тот же воздух будет казаться старшему холоднее, чем младшему; один и тот же человек будет казаться любовнику красивым, а кому-то некрасивым; та же еда будет вкусной для голодного человека, но неприятной для сытого.

Невозможно установить «естественное» (в отличие от «неестественного») состояние, из которого можно выносить суждения, или установить какое-то привилегированное положение, из которого можно их выносить.

5. Различия во внешнем виде из-за различий в положениях, расстояниях и местоположениях

Одна и та же башня может казаться круглой издали, но прямоугольной вблизи; свет лампы кажется тусклым на солнце, но ярким в темноте; звук, исходящий из флейты, отличается от звука в воздухе.Поскольку видимость зависит от положения, расстояния и местоположения, невозможно установить реальную природу объекта.

6. Различия во внешнем виде из-за различий в примесях, то есть из-за того, что вещи сочетаются друг с другом в разное время

Не существует чистого представления внешнего объекта из-за определенных смесей, которые воспринимают органы чувств. Например, глаза состоят из мембран и жидкостей, которые в совокупности создают разные результирующие восприятия: желтоватые для людей, страдающих желтухой, и красноватые для людей с налитыми кровью глазами.

7. Различия во внешнем виде из-за различий в количестве и составе лежащих под ними предметов

Как отдельные части, опилки козьего рога кажутся белыми; но объединенные в рог, они выглядят черными, точно так же крошки одного типа мрамора, которые кажутся белыми, кажутся желтыми при объединении в блок мрамора. Большое количество пищи вызывает расстройство желудка, а меньшее — нет. Поэтому мы не можем делать абсолютных заявлений о реальной природе внешних объектов.

8. Относительность всех вещей

Для предшествующих тропов внешний вид всегда относится к некоторой конкретной сущности или состоянию ― к определенному типу животного или человека, к определенным обстоятельствам, к определенной смеси конкретная комбинация или количество. Итак, все вещи относительны, и невозможно установить истинную природу внешних объектов.

9. Различия во внешнем виде из-за того, происходят ли события часто или редко.

Солнце не удивляет нас так сильно, как комета, потому что мы так часто встречаемся с ним.Точно так же первое землетрясение, которое мы переживаем, более удивительно, чем более поздние землетрясения. Насколько драгоценны мы считаем камень или металл, зависит от того, насколько они редки, поэтому золото дороже железа. Итак, то, как что-то кажется нам, зависит от его частоты или редкости.

10. Различия в этике правил поведения, привычек, законов, легендарных верований и догматических концепций

Разные народы и разные люди настолько различаются своими правилами поведения, привычками, законами, легендарными верованиями и концепциями, что мы не можем заявить о правильном поведении.

Например, Секст Эмпирик говорит:

«И мы противопоставляем привычку остальным вещам, как, например, закон, когда говорим, что у персов есть привычка вступать в половые отношения с мужчинами, но у римлян это так. это запрещено законом; и что, в то время как у нас прелюбодеяние запрещено, у массагетов это традиционно считается безразличным обычаем, как Евдокс Книдский описывает в первой книге своих путешествий; и это, в то время как сношение с матерью Это запрещено в нашей стране, в Персии это общий обычай заключать такие браки; а также среди египтян мужчины женятся на своих сестрах, что запрещено законом у нас.И привычка противостоит правилу поведения, когда, в то время как большинство мужчин имеют половые отношения со своими собственными женами на пенсии, делают это публично с Гиппархией; а Диоген ходил с обнаженным плечом, а мы одевались по обыкновению. Это также противоречит легендарной вере, например, когда легенды говорят, что Кронос пожирал своих собственных детей, хотя мы привыкли защищать своих детей; и хотя у нас принято почитать богов как добрых и невосприимчивых к злу, поэты представляют их как страдающих от ран и завидующих друг другу.И привычка противоположна догматической концепции, когда, в то время как наша привычка молиться богам о благе, Эпикур заявляет, что божество не обращает на нас внимания; и когда Аристипп считает ношение женской одежды делом безразличия, хотя мы считаем это постыдным. критика, что скептицизм привел к параличу или бездействию.Хотя он согласился с пирронистическим взглядом на то, что стремление к абсолютному знанию чего-либо было неопределенным, он утверждал, что для целей практической жизни мы можем различать разные степени вероятности, а не просто возвращаться к чувствам или обычаям своей страны как Материя удобства. Он выделил три различные степени вероятности:

1. Вероятные явления сами по себе (самый низкий уровень вероятности). То есть, отдельного сенсорного явления, помимо других явлений, достаточно, чтобы вызвать убеждение.

а. Иногда это подходящий уровень просто потому, что не хватает времени на более тщательное обследование. Например, если вы войдете в неосвещенную комнату и увидите что-то свернутое, вы можете перепрыгнуть через это, предположив, что это змея. (Пример взят из Секста Эмпирика, как объяснение позиции Карнеада.)

2. Внешности, которые вероятны сами по себе, но также не противоречат другим внешним проявлениям — то есть определенная сенсорная внешность согласуется со всеми другими проявлениями. мы в настоящее время знаем.

а. В примере со свернутым чем-то, если у вас больше времени, вы можете заметить, что оно неподвижно, что приводит к выводу, что, скорее всего, это свернутая веревка; а затем вы можете ткнуть его палкой и обнаружить, что он все еще неподвижен, что повысит вероятность того, что это свернутая веревка.

3. Внешности, которые являются вероятными сами по себе, не противоречат другим проявлениям, а также выдерживают тщательную проверку (самый высокий уровень вероятности). — То есть определенная сенсорная внешность выдерживает любые критические интеллектуальные испытания, которые мы применяем к ней.

а. Для свернутой веревки мы можем добавить к вероятности более тщательное изучение. Таким образом, мы можем убедиться, что все явления воспринимаются ясно, что наши чувства функционируют нормально, что мы бодрствуем, а не спим, что никакие условия окружающей среды не нарушают процесс восприятия, что мы располагаемся подходящим местом для восприятия чувственных явлений и что происходит не столько движение, чтобы вызвать путаницу.

г. Этот третий уровень вероятности особенно достоин нашего согласия, хотя, в конечном счете, мы все еще делаем субъективное суждение.

Sextus Empiricus: Writings (Selections)

Outlines of Pyrrhonism:

RB Bury, tr., Sextus Empiricus: In Four Volumes (Cambridge University Press, 1949-1949) ).

Это стандартное издание полного собрания сочинений Секста Эмпирика из Классической библиотеки Леба. А Секст — лучший древний источник скептицизма.

Sextus Empiricus, Очерки пирронизма (Buffalo: Prometheus Books, 1990).

Это перевод Р. Б. Бери первого тома сочинений Секста Эмпирика, доступный в недорогом издании в мягкой обложке.

Филип П. Халли, «Aenesidemus», «Carneades», «Pyrhho», «Sextus Empiricus», статьи Пола Эдвардса, изд., Энциклопедия философии (Нью-Йорк: MacMillan, 1967), 8 томов.

Учитывая наши ограниченные знания о древних скептиках, эти записи в энциклопедии довольно подробны. Я нашел их весьма полезными.

Шарлотта Л.Stough, Греческий скептицизм: исследование эпистемологии (Беркли: Калифорнийский университет Press, 1969).

Эта книга предоставляет полезные расширенные комментарии к древним скептикам.

Вернуться на стартовую страницу

Скептицизм: определение и типы — Видео и стенограмма урока

Модифицированный против Тотального Скептика

Вы философский скептик? Один из способов узнать это — спросить себя: как вы думаете, есть ли области жизни, о которых мы никогда не узнаем наверняка? Человек может верить в то, что многие вещи можно узнать и доказать, но тогда он будет скептически относиться к одной или нескольким предметным областям.

Представьте, например, астронома, который много лет изучает астероиды. Они могут сказать, что хорошо разбираются в астероидах. Они могут быть уверены, что после многих лет изучения астероидов они наверняка знают о них довольно много вещей. Но, возможно, когда дело доходит до знания о существовании или природе Бога, они говорят, что нет никакого способа узнать наверняка. Этот подход представляет собой модифицированный скептицизм , включающий веру в то, что одни вещи могут быть известны, а другие — неизвестны.

Напротив, полный скептицизм включает в себя уверенность в том, что ничего нельзя знать с уверенностью. Если бы астроном никогда не хотел утверждать что-либо определенное об астероидах, Боге или чем-то еще, его сочли бы полным скептиком.

Академический скептицизм

Существует еще один способ различать формы скептицизма: академический скептицизм и пирронский скептицизм . Обе эти конкретные традиции уходят корнями в философию Древней Греции и включают в себя сомнения как способ избежать предположений о том, что может быть неправдой.

Академический скептицизм утверждает, что мы ничего не можем знать о мире с уверенностью. Это основное определение скептицизма, данное ранее, наиболее часто упоминаемое при размышлениях о философии. Вы можете вспомнить это, подумав о том, как философская дисциплина в основном думает о скептицизме в академическом мире.

Подумайте еще раз об астрономе. Академический скептик может сказать астроному, что вы ничего не можете знать об астероиде наверняка.Невозможно доказать, что астероид обладает определенными качествами. Даже если у вас есть образцы астероидов здесь, на Земле, и даже если вы можете увидеть их в телескопы, о них ничего нельзя сказать наверняка.

Академический скептик, вероятно, подвергнет сомнению каждый шаг на пути, на котором астроном делал выводы об астероидах. Академический скептик поставил бы под сомнение основы всех верований, от фантастических утверждений об астероидах, направляющихся к Земле, до более правдоподобных утверждений, таких как вера в то, что они вообще существуют.

Можно ли доверять своим чувствам?

Почему философ сомневался в наблюдениях астронома, который собирает информацию научным путем? Что ж, скептик может взглянуть на сам процесс, с помощью которого мы получаем информацию — чувства — и задаться вопросом, можно ли им доверять.

Вероятно, кажется естественным доверять своим собственным чувствам, например изображениям, которые вы видите, но академический скептик может предостеречь вас об этом и сказать, что вы не можете доказать, что ваши чувства дают вам точную картину реального мира. .Они могут допустить вероятность того, что то, что вы переживаете, может сказать вам что-то вероятное о мире, но не то, что это точно.

Пирроновский скептицизм

Другой тип скептицизма, в отличие от академического скептицизма, — это пирронский скептицизм . С этой точки зрения мы не можем сказать наверняка, можем ли мы что-либо знать. Думайте об этом подходе как о признании того, что вы можете знать кое-что об астероидах.

Пирронский скептик сказал бы астроному, что, возможно, вы знаете свойства астероида точно, но также возможно, что вы не можете знать наверняка.Они полностью приостанавливают суждение о том, можно ли получить это знание. Вы не можете быть уверены в том, что своим чувствам можно доверять, но также вполне вероятно, что вы можете им доверять. В любом случае нельзя сказать; нет возможности доказать, что любой из подходов верен.

Почему сомневаетесь?

Вы можете задаться вопросом, как скептик может жить с такой неуверенностью в окружающем мире! Зачем так всесторонне сомневаться во всем?

Вы часто возражаете против скептицизма.Жить так, будто ничему нельзя поверить, было бы очень трудно, если не невозможно. В своей повседневной жизни мы, естественно, цепляемся за некоторые убеждения, например, за необходимость есть, чтобы выжить. Человек не выжил бы, если бы сомневался, что ему нужна еда, чтобы жить! Современные философы склонны придерживаться веры в то, что определенные вещи вероятны, но при этом ставят под сомнение основы этих убеждений.

Еще одно возражение против скептицизма связано с круговым характером его требований. Некоторые утверждают, что даже вера в скептицизм — это своего рода вера в себя.Существуют и современные попытки решить эту философскую проблему.

Хотя есть возражения против скептицизма, есть и те, кто защищает его преимущества. Подумайте, как часто область доказанной науки оказывается неверной. Подумайте о разнообразии верований и обычаев во всем мире и о том, как часто люди расходятся во мнениях даже по основным концепциям.

Если наши чувства совершенно надежны, а наши знания настолько всеобъемлющи, почему иногда кажется, что мы, без сомнения, знаем так мало? Скептицизм объясняет, почему нам не хватает знаний: у нас нет метода, с помощью которого мы можем что-либо узнать наверняка.

Краткое содержание урока

Скептицизм — это точка зрения, согласно которой мы ничего не можем знать о мире с уверенностью. Этот подход можно также описать как академический скептицизм . Этот подход будет включать точку зрения, что мы ничего не можем знать об астероидах наверняка. Пирроновский скептицизм предполагает вариацию этого подхода: мы не можем сказать наверняка, можем ли мы что-либо знать. Возможно, знание об астероидах возможно. Опять же, может, и нет.

Модифицированный скептицизм — это вера в то, что одни вещи могут быть известны, а другие — неизвестны, например, когда астроном думает, что знание астероидов возможно, но, возможно, задается вопросом, можем ли мы знать, что Бог существует. Полный скептицизм. , напротив, — это вера в то, что ничего нельзя знать, например, когда человек может отвергнуть даже собранные астрономом доказательства, связанные с астероидами.

Результаты обучения

После просмотра этого урока вы должны уметь:

• Определить термин «скептицизм»
• Опишите различные типы скептицизма, такие как академический, модифицированный и тотальный скептицизм
• Изучите, почему мы сомневаемся в ситуациях

Скептическая перспектива — теоретическая философия

Финансируется FWF: P 28884

Исследователь: Др.Гвидо Мельхиор

Начало: 1 апреля 2016 г.

Конец: 31 марта 2019 г.

Скептицизм — это тезис о том, что у нас не может быть знания в области, в которой мы обычно думаем, что знание возможно. Скептицизм — это проблема, потому что он противоречит нашему здравому смыслу и нашим позитивным философским предположениям о возможностях знания. С этой точки зрения объяснение и решение проблемы скептицизма по-прежнему остается одной из центральных задач эпистемологии, и многие эпистемологические подходы можно так или иначе рассматривать как реакцию на скептицизм.Скептицизм может принимать разные формы. Этот проект призван дать новое объяснение и решение наиболее обсуждаемой версии скептицизма — скептицизма по отношению к внешнему миру, представленного Декартом. В современной литературе проблема представлена ​​в виде следующего аргумента: если я знаю о внешнем мире, то я знаю, что скептическая гипотеза ложна. Не знаю, ошибочна ли скептическая гипотеза. Поэтому у меня нет знаний о внешнем мире.Этот аргумент ставит нас перед загадкой: каждая из предпосылок кажется правдоподобной, но вывод кажется неприемлемым. Удовлетворительное решение скептической проблемы должно решить две задачи: во-первых, оно должно показать, как мы можем получить знания о внешнем мире, и, во-вторых, оно должно объяснить поразительную правдоподобность скептического аргумента. В этом исследовательском проекте я разработаю следующую новую точку зрения. Мы должны отличать когнитивные процессы обычного приобретения убеждений и саморефлексии от тех, которые вовлечены в саморефлексию, основанную на сомнении в собственном опыте и убеждениях.В случае обычного саморефлексии мы формируем убеждения о мире и, частично основываясь на этих убеждениях, мы рефлексивно полагаем, что у нас есть истинные убеждения о мире. Скептик утверждает, что это пример рассуждения Мура, который сталкивается с проблемой сбоя передачи, нечувствительности или неубедительности. Я буду утверждать, что эти проблемы возникают только для конкретного когнитивного процесса саморефлексии, основанного на сомнении в собственных убеждениях. Этот когнитивный процесс основан на изменении точки зрения за счет отстраненной точки зрения на наши собственные психические состояния, когда мы сосредоточены на репрезентативной природе нашего собственного опыта и убеждений.Я называю этот взгляд «перспективизмом». Этот исследовательский проект состоит из двух этапов: на этапе 1 я закончу 2-3 статьи о скептицизме для международных рецензируемых журналов и напишу монографию под названием «Скептическая перспектива». На этапе 2 я буду применять результаты этапа 1, чтобы разработать теорию проверки и аргументации.

Философы-скептики — Философская агора

ТЕМЫ НА ЭТОЙ СТРАНИЦЕ:

ФИЛОСОФЫ СКЕПТИКИ

Скептическая школа философии была основана греческим философом Пирроном в IV-III веках до н.э. и процветала в течение нескольких веков вместе со стоицизмом, эпикуреанством и новым платонизмом, которые рассматривали философию как практическую деятельность и способ достижения жизнь.Основной целью философов-скептиков было достижение АТАРАКСИИ, то есть состояния внутреннего покоя, умиротворения, отсутствия возмущения. Это не просто кратковременный опыт, а общее состояние ума, которое необходимо развивать с помощью повторяющихся техник и упражнений. Для скептиков суждения («догмы», мнения, интерпретации) являются основной причиной беспокойства и беспокойства, и их следует избегать — но не всех из них. Скептики проводят различие между переживаниями и суждениями, другими словами, между феноменальным и интеллектуальным: прямые переживания очевидны (например: «Я чувствую боль») и не подлежат сомнению, в то время как суждения не очевидны, и их следует избегать.Благодаря приостановке суждений — ЭПОХЕ — наш ум обретает покой. С этой целью скептики разработали список аргументов, призванных опровергнуть любое утверждение и показать, что его противоположность столь же очевидна. (Например, фраза «Сейчас жарко» основана на чувствительности человека, а для других животных сейчас холодно.)

1. SEXTUS EMPIRICUS — СПОКОЙСТВИЕ ПРИ ПРИОСТАНОВЛЕНИИ ПРИНЯТИЯ РЕШЕНИЯ

Секст Эмпирик (II-III вв.), Философ и врач, принадлежавший к древней эллинистической философской школе, называемой скептицизмом, также называемой пирронизмом, поскольку она была основана Пирроном около 500 лет назад.В медицине он принадлежал к так называемой школе «эмпиризма» (одной из трех основных медицинских школ того времени), и поэтому Секста называют «Эмпириком».

Труды Секста — наш главный источник знаний о древней школе скептицизма. Но о его жизни почти ничего не известно, даже где и когда именно он жил. Следующий текст немного адаптирован из его книги Outlines of Pyrrhonism .

ГЛАВА 4: Что такое скептицизм?

Скептицизм — это попытка развить способность или умственную установку, при которой мы противопоставляем видимость суждениям множеством различных способов и, создавая равновесие между противоположными причинами (или вещами), мы достигаем состояния приостановки суждения ( Эпоха), а затем состояние покоя (Атараксия).

ГЛАВА 6: Происхождение скептицизма

Происхождение Скептицизма — надежда достичь Атараксии. Талантливых людей беспокоили противоречия вещей, и они сомневались, что истинно, а что ложно, и исследовали это, надеясь прийти к решению и достичь Атараксии. Фундаментальный принцип скептической системы — противопоставить каждому утверждению противоположное утверждение равной силы. Мы верим, что в результате мы в конечном итоге достигнем состояния, в котором перестанем догматизировать.

ГЛАВА 10: Скептики отрицают внешность?

Те, кто говорят, что скептики отрицают явления — то, как вещи появляются — кажутся невежественными в отношении наших учений. Потому что, как я сказал ранее, мы не отрицаем, что у нас есть определенный опыт, который мы вынуждены принять. Однако, когда мы спрашиваем, действительно ли объект такой, каким он кажется, мы принимаем, что он выглядит таким-то и таким-то, и сомневаемся не в самом появлении, а скорее в суждении об этом виде.Это отличается от сомнений в самой внешности.

Например, нам кажется, что мед сладкий. Мы принимаем это, потому что ощущаем сладость. Однако мы сомневаемся, сладок ли он по своей сути, и это не вопрос внешнего вида, а вопрос о внешнем виде. […]

ГЛАВА 12: Какова цель скептицизма?

[…] Когда скептик начал философствовать о видимости, чтобы понять, какие из них истинны, а какие ложны, чтобы найти Атараксию, он столкнулся с противоречиями между эквивалентными соображениями.А поскольку он не мог судить, он приостановил свое решение. И пока он был таким образом отстранен, Атараксия пришла, как будто случайно, по вопросам общественного мнения. Потому что тот, кто считает, что что-то хорошее или плохое по своей природе, всегда обеспокоен. Когда у него нет того, что кажется ему хорошим, он думает, что его мучают плохие по своей природе вещи, и он преследует тех, которые он считает хорошими. Однако, когда он их приобретает, он еще более взволнован из-за своего иррационального и неумеренного возбуждения.А поскольку он опасается, что его удача изменится, он делает все, что в его силах, чтобы не потерять то, что кажется ему хорошим. С другой стороны, человек, который ничего не судит о том, что хорошо, а что плохо, не пытается избежать чего-либо или преследовать что-либо с такой страстью, и в результате его не беспокоят.

То, что случилось со Скептиком, похоже на историю о том, что случилось с художником Апеллесом. Говорят, однажды, когда он рисовал лошадь, он хотел нарисовать пену у ее рта.Но ему это так не удалось, что он бросил на картину губку, которой вытирал краски. А след губки производил впечатление конской пены.

Тем не менее, мы не считаем Скептика полностью спокойным, потому что его беспокоят неизбежные переживания. Мы допускаем, что иногда ему холодно и хочется пить, и что он страдает по-разному. Но даже в этом случае, в то время как обычные люди страдают двумя способами — как из-за самого опыта, так и из-за мысли, что эти состояния плохи по своей природе, — Скептик убегает с меньшим дискомфортом.Потому что он отвергает дополнительное убеждение, что эти условия плохи по своей природе. Поэтому мы говорим, что в вопросах мнений целью Скептика является спокойствие (Атараксия), а в неизбежных вещах его цель — умеренность чувств.

2. ПИРРО — ВНЕШНИЙ ВИД ПРОТИВ РЕАЛЬНОСТИ

Пиррон (около 360–270 гг. До н.э.) был основателем философской школы скептиков, которая несколько веков процветала в древнем мире.Поскольку он не оставил нам сочинений, мы должны полагаться на рассказы более поздних авторов, таких как Диоген Лаэрт (III век нашей эры), более поздний биограф греческих философов

В приведенном ниже тексте Диоген Лаэрт рассказывает нам о жизни Пиррона, а затем объясняет философские взгляды, которых придерживался он и его ученики. Согласно этому описанию, скептики сосредоточили свое внимание на различии между тем, как вещи появляются и какими они есть, другими словами, между феноменом и реальностью, между нашим опытом и причинами этого опыта.Согласно Пиррону и его ученикам, мы не можем отрицать наш опыт, но мы не должны принимать какую-либо теорию (или «догму») о том, что лежит за пределами нашего опыта. В этом отношении скептики считали себя отличными от «философов-догматиков» — другими словами, всех других философов, которые верили в определенные догмы о мире.

Пиррон из Элиды был сыном Плейстарха. […] Он присоединился к Анаксарху и сопровождал его в его путешествиях повсюду, так что он проводил время с индийскими гимнософистами («голыми философами») и с волхвами.В результате он принял философию агностицизма и приостановки суждений. Он отрицал, что что-либо было честным или бесчестным, справедливым или несправедливым. И он считал, что на самом деле нет ничего, кроме обычаев и условностей, управляющих человеческими действиями, потому что ни одна вещь сама по себе не более того, чем это.

Он вел жизнь в соответствии с этим учением, не прилагая особых усилий ни для чего, не принимая никаких мер предосторожности, но сталкиваясь со всеми рисками, когда они приходят, будь то повозки, скалы, собаки или что-то еще, и ничего не оставляя на усмотрение органов чувств.Но его охраняли друзья, которые (как говорит нам Антигон из Кариста) следовали за ним. Однако Аэнесидем говорит, что только его философия была основана на приостановке суждений, и что в своем повседневном поведении ему не хватало осторожности. Он дожил до почти девяноста лет.

[…] Пиррон удалялся от мира и жил в одиночестве и лишь изредка показывался своим родственникам. Он сделал это, потому что слышал, как один индеец упрекает Анаксарха, говоря ему, что он никогда не сможет научить других тому, что хорошо, пока он стремился служить царям в их дворе.[…] Когда собака бросилась на него и напугала его, он ответил своему критику, что полностью избавиться от человеческой слабости непросто.

[…] Его последователей называли пирронейцами по имени своего учителя, а также апоретиками, скептиками, эфектиками и даже зетиками из-за их принципов (если мы можем называть их принципами). Зетики или искатели — потому что они всегда искали истину. Скептики — потому что они всегда искали решение и никогда его не находили.Эфектики или сомневающиеся — из-за состояния ума, которое они имели в своем запросе: ожидание суждения. И, наконец, апоретики или находящиеся в недоумении — потому что не только они, но и философы-догматики часто недоумевали.

[…]

Скептики постоянно отвергали догмы всех философских школ, но сами они не декларировали никаких догм. И хотя они представляли и объясняли догмы других, сами они не определили ничего определенного.

[…]

Они давали такое толкование: хотя вещи кажутся такими-то и такими-то, на самом деле они не таковы, а только кажутся таковыми. И они сказали бы, что их интересовали не мысли, поскольку мысли, очевидно, просто мысли, а то, что связано с ощущениями. […] Они сначала покажут причины веры во что-то, а затем теми же методами разрушат веру в это. […] Они покажут, что вероятности с обеих сторон равны.

[…]

Философы-догматики утверждают, что скептики отбрасывают саму жизнь, потому что они отвергают все, из чего состоит жизнь. Скептики отвечают, что это ложь, потому что они не отрицают того, что мы видим, они только говорят, что не знают, как мы видим. «Мы признаем то, как вещи появляются», — говорят они, — «не признавая, что они действительно такие, какими кажутся». Например, мы воспринимаем горящий огонь, но откладываем суждение о том, является ли горение его природой.Мы видим, что человек движется и что он погибает, но мы не знаем, как это происходит. Мы только возражаем против признания неизвестной субстанции, стоящей за внешним видом.

[…]

Для них цель — приостановление суда, которое приносит с собой умиротворение, как его тень, — так заявляют Тимон и Энесидем.

Потому что в вопросах, в которых мы можем решать, мы не выберем то и не будем этого избегать. А вещей, которые не нам решать, но которые происходят по необходимости, таких как голод, жажда и боль, мы не можем избежать, потому что они не могут быть устранены силой разума.Догматики утверждают, что если у вас есть такое настроение, вы были бы готовы убить и съесть своего собственного отца, если вам прикажут это сделать; и Скептик отвечает, что он сможет приостановить свое суждение, когда дело касается истины, но не в вопросах жизни и принятии мер предосторожности. Поэтому мы можем выбирать что-то или избегать этого по привычке и следовать правилам и обычаям.

По мнению некоторых авторитетов, цель скептиков — бесчувственность; по мнению других, кротость.

3. КАРНАДЫ — НАДЕРЖИВАЕМЫЕ, НО НЕ ВЕРНЫ

Платон основал свою Академию в Афинах в 387 году до нашей эры, но менее чем через столетие, в третьем веке до нашей эры, в Академии доминировали философы-скептики, и оставалась таковой до тех пор, пока не была разрушена в 86 году до нашей эры во время Митриадской войны во время завоевания. Афин.

Академические скептики отвергли возможность знания и спорили с философами-стоиками, которые считали, что обладают знаниями о жизни и вселенной, основанными на впечатлениях (восприятиях, переживаниях), которые являются «каталептическими» или очевидно истинными.Главный аргумент скептиков против них заключался в том, что «каталептических» впечатлений не существует, потому что мы не можем различить впечатления, которые являются истинными, и впечатлениями, которые кажутся похожими, но на самом деле ложными (галлюцинация, имитация, игра света и т. Д.) . Например, если вы воспринимаете собаку, у вас есть восприятие собаки, которое вы не можете отличить от иллюзии собаки. Таким образом, вы никогда не можете быть уверены, истинно ваше восприятие или ложно.

Стоики ответили своими контраргументами, одним из которых было то, что этот радикальный скептицизм противоречит реальной жизни.Вы не можете жить жизнью, если не принимаете большую часть своего опыта как истину и как основу для своих решений и поведения. Например, когда мы видим хлеб на тарелке, мы едим его, когда мы видим, что собака нападает на нас, мы убегаем, а когда мы видим друзей, мы говорим с ними, не сомневаясь в своем восприятии.

Несколько мыслителей-скептиков предложили различные ответы на этот аргумент. Одним из них был Карнеад из Кирены (214–129 до н. Э.), Который был главой Платонической академии во втором веке до нашей эры.Карнеад не оставил никаких писаний, но его взгляды были записаны римским философом и политиком Марком Туллием Цицероном (106-43 гг. До н.э.).

Приведенный ниже текст адаптирован (некоторые мелкие детали игнорируются) из книги Цицерона Об академическом скептицизме , которая структурирована как диалог между несколькими людьми, среди которых был сам Цицерон, который, казалось, поддерживал умеренную форму скептицизма. Здесь Карнеад (цитируемый его учеником Клитомахом, которого цитирует Цицерон) отвечает на этот вопрос, проводя различие между двумя видами впечатлений (восприятий): очевидными истинными и «убедительными».Очевидно, что истинного впечатления не существует — следовательно, знание невозможно, однако некоторые впечатления «убедительны» в том смысле, что можно полагаться на них как на рабочие гипотезы. Они практически полезны, хотя и не представляют собой настоящих знаний. «Эта идея неудивительна, — объясняет Карнеадс, — потому что на самом деле ее используют все». В повседневной жизни мы часто полагаемся на гипотезы, которые не являются достоверными: например, мы берем лодку, даже если мы не совсем уверены, что она прибудет к месту назначения.

[Цицерон разговаривает с военным генералом Лукуллом:]

Карнеад считает, что есть две категории впечатлений. Первое — это различие между впечатлениями, которые явно истинны, и впечатлениями, которые не являются истинными, второе — между впечатлениями, которые убедительны, и впечатлениями, которые не являются таковыми. […] Хотя очевидных истинных впечатлений нет, многие из них мы можем на законных основаниях одобрить. Было бы противно природе, если бы не было убедительных впечатлений, и результатом было бы полное нарушение жизни, как вы, Лукулл, заметили.

Итак, многие впечатления восприятия заслуживают нашего одобрения, если мы помним, что для каждого из них существует ложное впечатление, которое ничем не отличается от него. Таким образом, мудрый человек будет использовать все, что кажется ему убедительным, если ничто не противоречит его убедительности, и вся структура его жизни будет управляться таким образом. В конце концов, мудрый человек, которого вы имеете в виду, во многих случаях следует убедительным впечатлениям, которые не очевидны, но правдивы.

Действительно, если бы он их не одобрил, вся его жизнь была бы подорвана. Вот один пример: когда мудрец садится в лодку, знает ли он наверняка, что прибудет? Как он мог быть уверен? Тем не менее, если он поедет отсюда в Путеолы, что в тридцати стадиях [= около 5,5 км], на испытанном судне, с хорошим штурманом и в такую ​​безветренную погоду, у него будет убедительное впечатление, что он прибудет туда благополучно. Поэтому он будет размышлять о том, что делать или не делать на основе впечатлений такого типа.[…]

Таким образом, все, что без проблем производит на него убедительное впечатление, побудит его к действию. Он не сделан из камня или дерева — у него есть тело и разум, и он мотивирован думать и воспринимать. Итак, у него много истинных впечатлений, но в этих впечатлениях нет того отличительного и особенного признака очевидной истины, который вам нужен. Таким образом, с точки зрения Карнеадса, мудрый человек не согласен с тем, что это истинное впечатление, потому что может произойти ложное впечатление, которое в точности совпадает с истинным.

[…]

И все же, Лукулл, нам непременно следует попытаться разобраться с возражениями, которые вы нам постоянно махаете: «Вы действительно говорите, что ничего не понимаете? Вы хотите сказать, что ничего не слышите? Что тебе ничего не понятно? Чуть раньше я объяснил, как Карнеад разрешил эти возражения. А теперь послушайте, как его ученик Клитомах рассматривает эти темы в книге, которую он написал для поэта Гая Луцилия […]: «Академики считают, что между вещами есть несходства, так что некоторые из них вызывают убедительное впечатление, а некоторые не надо.Тем не менее, это не означает, что одни впечатления очевидны, а другие — нет, потому что многие ложные впечатления также убедительны, а что-то ложное — это не то, что вы можете знать. Итак, говорит он, люди, утверждающие, что академики лишают их чувств, полностью ошибаются. Академики никогда не утверждали, что нет цвета, аромата или звука. Они утверждали, что такие вещи не имеют отличительного признака истины или уверенности ».

[…]

Мудрый человек, о котором я говорю, увидит небо, землю и море теми же глазами, что и упомянутый вами мудрец, и он будет воспринимать все остальное в тех же чувствах.Этот клочок моря вон там, который теперь кажется темным при западном ветре, будет таким же для нашего мудрого человека. Тем не менее, он не примет это впечатление как истинное, потому что минуту назад оно выглядело зеленым, а утром будет серым. И пятно, которое светится там, где светит солнце, не похоже на пятно, которое находится рядом с ним. Таким образом, даже если бы вы могли объяснить это, вы все равно не смогли бы защитить утверждение о том, что визуальное впечатление, которое у вас было, истинное.

Страница не найдена — www.SpaceandMotion.com

И те, чьи сердца сосредоточены на Реальности сам заслуживает звания философов.
(Платон, Республика, 380 г. до н.э.)

Дар Истины превосходит все другие дары. (Будда)

Люди иногда спотыкаются об истине, но большинство из них поднимаются и спешат прочь, как ни в чем не бывало.
(Уинстон Черчилль)

Здравствуйте,
Похоже, что в адресе веб-страницы, которую вы использовали, есть ошибка привел вас на эту страницу.

Основные ссылки см. Слева на этой странице. Карты сайта по темам находятся внизу страницы.

И следующий виджет Google может помочь направить вас на страницу, на которой вы были Ищу.

Спасибо, что (пытались!) Посетить наш веб-сайт.

Биография: Джефф Хазелхерст

( Джордж Беркли , 1710) Нет ничего важнее, к созданию прочной системы надежных и реальных знаний, которая может быть доказательство против нападок скептицизма, чем положить начало в четкое объяснение того, что понимается под вещью, реальностью, существованием: ибо напрасно будем ли мы спорить о реальном существовании вещей или притворяться к какому-либо знанию этого, пока мы не зафиксировали значение этих слова.

Помогите человечеству

«Вы должны быть тем изменением, которое хотите видеть в мире».
(Мохандас Ганди)

«Когда вынуждены резюмировать общую теорию относительности в одном предложении: Время, пространство и гравитация не существуют отдельно от материи. … Физических объектов нет в космосе, но эти объекты растянуты в пространстве . Таким образом, понятие «пустое пространство» теряет смысл. … Частица может появиться только как ограниченная область в пространстве, в которой напряженность поля или плотность энергии особенно высоки. …
свободный, беспрепятственный обмен идеями и научными выводами необходим для здорового развития науки, как и во всех сферах. культурной жизни. … Мы не должны скрывать от себя, что никакое улучшение нынешней удручающей ситуации невозможно без жестокая борьба; для горстки тех, кто действительно полон решимости что-то сделать, ничтожна по сравнению с массой теплых и заблудшие….
Человечеству понадобится принципиально новый образ мышления, если оно хочет выжить! «( Альберт Эйнштейн )

Наш мир находится в большой беде из-за человеческого поведения, основанного на мифах и обычаях, которые вызывают разрушение Природы и изменение климата. Теперь мы можем вывести самую простую научную теорию реальности — волновую структуру материи в пространстве. Понимая, как мы и все вокруг нас взаимосвязаны Затем в Космосе мы можем найти решения фундаментальных проблем человеческого знания в физике, философии, метафизике, теологии, образовании, здравоохранении, эволюции и экологии, политике и обществе.

Это принципиально новый образ мышления, который Эйнштейн осознал, что мы существуем как пространственно протяженные структуры Вселенной — дискретное и обособленное тело иллюзии. Это просто подтверждает интуиции древних философов и мистиков.

Учитывая текущую цензуру в журналах по физике / философии науки (на основе стандартной модели физики элементарных частиц / космологии большого взрыва) Интернет — лучшая надежда на получение новых знаний известен миру.Но это зависит от вас, людей, которым небезразлична наука и общество, осознающих важность истины и реальности.

Помочь легко!

Просто нажмите на ссылку социальной сети ниже, или скопируйте красивое изображение или цитату, которая вам нравится, и поделитесь ею. У нас есть замечательная коллекция знаний величайших умов в истории человечества, поэтому люди оценят ваш вклад. Тем самым вы поможете новому поколению ученых увидеть, что существует простое разумное объяснение физической реальности — источник истины и мудрости, единственное лекарство от безумия человека! Спасибо! Джефф Хазелхерст (обновлено в сентябре 2018 г.)

Новая научная истина торжествует не потому, что убеждает своих противников и заставляет их увидеть свет, а потому, что ее противники в конце концов умирают и вырастает новое поколение, знакомое с ней.( Макс Планк , 1920)

Свяжитесь с Джеффом Хазельхерстом в Facebook

«Все, что необходимо для успеха зла, — это бездействие хороших людей».