Меланхоличность — это… Что такое Меланхоличность?
меланхоличность — элегичность, минорность, тоскливость, унылость, печальность, заунывность Словарь русских синонимов. меланхоличность сущ., кол во синонимов: 6 • заунывность (6) • … Словарь синонимов
меланхоличность — МЕЛАНХОЛИЧНЫЙ, ая, ое; чен, чна. Склонный к меланхолии, выражающий меланхолию. М. характер. М. вид. Толковый словарь Ожегова. С.И. Ожегов, Н.Ю. Шведова. 1949 1992 … Толковый словарь Ожегова
меланхоличность — меланхоличность, меланхоличности, меланхоличности, меланхоличностей, меланхоличности, меланхоличностям, меланхоличность, меланхоличности, меланхоличностью, меланхоличностями, меланхоличности, меланхоличностях (Источник: «Полная акцентуированная… … Формы слов
меланхоличность — меланхол ичность, и … Русский орфографический словарь
меланхоличность — см. меланхоличный; и; ж. Меланхоли/чность настроения. Меланхоли/чность взгляда … Словарь многих выражений
заунывность — печальность, унылость, тоскливость, меланхоличность Словарь русских синонимов. заунывность сущ., кол во синонимов: 6 • жалостность (12) • … Словарь синонимов
минорность — постность, печальность, элегичность, скорбность, меланхоличность, подавленность Словарь русских синонимов. минорность сущ., кол во синонимов: 7 • жалобность (16) • … Словарь синонимов
печальность — малоутешительность, сокрушенность, неутешительность, огорченность, нерадостность, понурость, жалостность, жалостливость, унылость, траурность, удрученность, сумрачность, прискорбность, плачевность, пессимистичность, безрадостность, скорбность,… … Словарь синонимов
унылость — сиротливость, печальность, сплин, уныние, постность, кручина, меланхолия, хандра, грусть, ипохондрия, депрессия, скучища, безнадежность, печаль, пессимистичность, понурость, грустное настроение, минорное настроение, мехлюдия, упадок духа,… … Словарь синонимов
элегичность — минорность, меланхоличность, мечтательность Словарь русских синонимов.
элегичность сущ., кол во синонимов: 5 • меланхоличность (6) • … Словарь синонимов
Как избавиться от меланхолии • Arzamas
Романтики любили меланхолию: она возвышает человека над толпой и делает творцом. Но до романтизма это состояние считалось заболеванием. В 1621 году английский прелат Роберт Бертон издал 900-страничную «Анатомию меланхолии»; Arzamas публикует избранные практические советы
Меланхолия. Рисунок Джованни Бенедетто Кастильоне. После 1660 года © Philadelphia Museum of ArtЧто такое меланхолия
Меланхолия — это заболевание, связанное с появлением в организме человека черной желчи, вызывающей помутнение рассудка и, как следствие, поражающей сердце и другие органы. Чаще возникает у мужчин, зато у женщин протекает более неистово. Темперамент на риск заболевания не влияет: меланхолии не подвержены только дураки и стоики.
Симптомы
Меланхолия вызывает разнообразные симптомы различной степени тяжести, но самые распространенные из них — страх и печаль.
Классификация
По общепринятой классификации выделяют три основных вида меланхолии: головную (нарушения происходят в мозгу), телесную (происходит от строения всего тела) и ипохондрическую (источниками которой являются кишечник, селезенка, печень и брыжейка).
Причины меланхолии и способы ее лечения
Способы лечения меланхолии зависят от того, какие причины ее вызвали. Обычно причины делят на два вида: сверхъестественные и естественные.
1. Сверхъестественными причинами называют случаи, в которых заболевание произошло от Бога (или по Его произволению) или от дьявола (он может действовать опосредованно, через колдунов и магов). Тогда обычные лекарства не помогают — спасают только духовные средства, такие как раскаяние и очищение от грехов.
2. Естественные причины подразделяются на всеобъемлющие (болезнь вызвана расположением планет и звезд), повлиять на которые не в наших силах, и частные.
Частные причины, в свою очередь, делят на врожденные и приобретенные.
2.1. К врожденным причинам относятся старость, темперамент и болезни, передающиеся по наследству. Устранить эти причины невозможно.
Кроме того, часто страдают меланхолией дети, зачатые и выношенные при определенных обстоятельствах:
— дети, рожденные от слишком старых мужчин;
— дети, зачатые на сытый желудок или в пьяном состоянии;
— дети, матери которых во время беременности предавались меланхолии;
— дети, зачатые в результате сношений с нечистой (то есть менструирующей) женщиной.
Естественно, подобных ситуаций рекомендуется избегать.
2.2. Приобретенные причины подразделяются на неизбежные и не неизбежные.
2.2.1. К неизбежным причинам относят шесть вещей, за которыми необходимо следить всякому склонному к меланхолии, поскольку обойтись без них вовсе невозможно.
Последнее прижизненное издание «Анатомии меланхолии» Роберта Бертона. 1638 год© Wikimedia Commons
2.2.1.1. Пища
Крайне важно следить за количеством потребляемой пищи: и обжорство, и чрезмерное ограничение в еде пагубно влияют на тело и мозг.
Кроме того, необходимо соблюдать определенную диету, поскольку именно пища формирует качество влаг в человеческом организме, в том числе в мозгу.
Мясо
В целом трудно перевариваемое мясо неблаготворно влияет на состояние человека.
— Говядина подходит только здоровым и активным людям крепкого телосложения; ведущим же спокойный образ жизни, сухощавым и склонным к меланхолии людям она противопоказана.
— Свинина не годится тем, кому легко живется, и тем, у кого какие-либо расстройства, душевные или телесные.
— Козлятину можно есть без последствий, только если это мясо козленка.
— Оленина и конина в целом не рекомендуются, разве только очень хорошо приготовленные, и то редко.
— Не рекомендуется зайчатина, порождающая страшные сновидения, хотя мясо молодого кролика не вызывает ни у кого нареканий.
Молочные продукты
Молочные продукты полезны только детям и очень здоровым людям, так как в целом усугубляют меланхолию, хотя есть некоторые исключения:
— всем крайне полезна сыворотка;
— некоторые рекомендуют ослиное молоко;
— сыры годятся в пищу, но только свежие и нетвердых сортов.
Птица
Необходимо исключить всех болотных птиц и птиц, прилетающих из северных стран. Так, нельзя есть гусей, лебедей, аистов, журавлей, лысух, нырков, водяных курочек, чирков, уток и прочих клюющих.
Рыба
Насчет рыбы мнения различны, но в целом она не очень одобряется. Самым вредным считается угорь.
Растения
— Сырые растения сами по себе пользы никакой не приносят, так что рекомендуется употреблять их в пищу приготовленными в мясном бульоне.
— Капуста кочанная отрицательно влияет на мозг.
— Корнеплоды в основном приносят вред организму, в особенности лук и чеснок.
— Фрукты также не рекомендуется употреблять в пищу, особенно сырые.
— Бобовые не приносят пользы, человек может их есть, только если не в состоянии от них отказаться.
— Специи (перец, имбирь, корица, гвоздика, мускатный орех, финики, мед, сахар, соль и т. д.) вызывают головную меланхолию, поэтому их также не стоит добавлять в пищу, особенно если есть предрасположенность к заболеванию.
Хлеб
Хлеб полезен, если сделан из высших сортов пшеницы.
Алкоголь
— Вино и винные напитки могут нанести вред, иногда даже их однократное употребление может привести к меланхолии.
Впрочем, обычно бокал вина является для меланхоликов отличным лекарственным средством. Правда, речь может идти только об умеренном употреблении таких напитков.
Вода
Крайне вредны для организма стоячие воды, поэтому они не годятся ни для наружного, ни для внутреннего использования человеком, разве что для мытья и в крайних случаях водопоя скота.
Способ приготовления
— Любые сложные, источающие ароматы блюда вызывают несварение желудка и, как следствие, меланхолию.
— Острое и кислое, слишком сладкое или жирное, а также уксус, масло, кислый сок и горчица также не приносят пользы организму.
Необходимо учитывать, что любая пища перестает быть вредной там, где она привычна, — или, по крайней мере, ее вред снижается. То же происходит и с пищей, которая приносит удовольствие. Кроме того, последствия приема меланхолической пищи могут полностью устраняться в вынужденных условиях — при бедности или в чрезвычайных положениях.
Меланхолия. Гравюра Альбрехта Дюрера. 1514 год © Wikimedia Commons2.2.1.2. Очищение кишечника
Запор
Известны случаи, когда невозможность опорожнить кишечник прямо приводила к меланхолической подавленности, но чуть стоило принять лекарство, как человеку становилось лучше, так что лекарство от запора может стать и лекарством от меланхолии.
Нездоровая половая жизнь
— При чрезмерном половом воздержании накопившееся семя превращается в черную желчь и ударяет в голову.
— Половая необузданность охлаждает и иссушает тело. В этом случае могут помочь увлажняющие средства: известен случай, когда таким образом вылечили молодожена, который женился в жаркое время года и через короткое время стал меланхоликом и даже безумным.
К прочим причинам, связанным со здоровьем кишечника, относятся защемление геморроя, задержка месячных у женщин и кровотечение из носа.
Во всех этих случаях рекомендуются искусственные способы очищения организма — ванны, кровопускания и проч. Важно помнить, что они могут производить двоякий эффект, поэтому благоприятны для человека в умеренных количествах.
2.2.1.3. Воздух
Человеку вреден горячий и сухой воздух, густой, загрязненный воздух, воздух в грозу и ненастье (при сильном ветре), холодный и сухой, а также ночной воздух. Таким образом, меланхоликам рекомендуется покидать дом только в хорошую погоду и по ночам не открывать окон.
2.2.1.4. Упражнения и праздность
Ни в коем случае нельзя чрезмерно упражняться или делать упражнения сразу после еды, так как соки едва переваренной пищи растекаются по организму и разрушают жизненные силы.
Праздность тоже неполезна, так как праздное тело обрастает всяческими недугами, а праздный ум тут же склоняется к меланхолии.
К меланхолии может привести и одиночество, хотя нельзя отрицать и определенную пользу от него — в совокупности с размышлением и созерцанием.
2.2.1.5. Сон и пробуждение
Меланхолику ничто не вредит более, чем частые пробуждения, так как они иссушают тело и воспаляют мозг.
В то же время противопоказано предаваться сну после приема пищи и днем, когда человеческий организм не готов отдыхать. Также сон вредоносен, если сопровождается слезами и вздохами.
2.2.1.6. Душевные тревоги
Причиной меланхолии могут быть страсти, поскольку они осушают тело и разъедают душу.
— Печаль занимает среди страстей первое место, будучи матерью и дочерью меланхолии.
— Страх является постоянным спутником печали.
— Зависть пускает отростки в виде раздора, ненависти, недоброжелательства, соперничества.
— Гнев выводит жизненные силы наружу, и частые и сильные припадки гнева приводят не просто к меланхолии, а к безумию.
— Неудовлетворенность, несчастья и всяческие земные заботы лишают нас сна, препятствуют пищеварению, иссушают тело и поглощают его вещество.
— Страсть желания сопровождается честолюбием.
— Алчность также лишает сна и покоя. Алчный человек не знает жизни для себя, так как не способен довольствоваться и с удовлетворением пользоваться нажитым.
— Любовь к азартным играм и неумеренным удовольствиям чревата полным разорением. В Италии над одержимыми этими страстями людьми назначали опекунов, которые следили за расходами подопечных. Здесь же следует упомянуть любовь к вину и женщинам.
Портрет Роберта Бертона. Картина Гилберта Джексона. 1636 год © Christ Church, University of Oxford— Любовь к знаниям изнуряет тело, омрачает душу, ослабляет силу и отвагу. Ученые ведут малоподвижный образ жизни, лишены развлечений и часто испытывают неудовлетворенность, в частности, от презрения к ним со стороны невеж.
— Себялюбие — сильнейший разрушитель наших душ, приводящий к меланхолии и слабоумию. Если у одних оно проявляется любовью к похвалам и славе, то у других — презрением к себе и ко всему окружающему.
Единственным противоядием тут может быть наше умение сдерживать себя, быть кроткими, долготерпеливыми и незлопамятными.
2.2.2. Не неизбежные — это необязательные причины меланхолии, то есть такие обстоятельства, которых лучше избегать вовсе.
2.2.2.1. Плохая кормилица
В молоке содержатся как полезные, так и неполезные свойства, передаваемые по наследству. Из-за последних ребенок рискует заболеть меланхолией с самого рождения.
2.2.2.2. Дурное воспитание
При излишней суровости воспитателя в детях рождается страх, а при чрезмерных поблажках — распущенность. И то и другое сбивает воспитанников с доброго пути.
2.2.2.3. Страхи от увиденного или услышанного
Страхи могут произвести настолько сильное впечатление на душу, что повлекут за собой глубочайшую меланхолию.
2.2.2.4. Глумление, клевета и насмешки
Меланхолики сугубо восприимчивы к грубому обращению, поскольку оно разъедает душу. Человеку не следовало бы оскорбительно относиться к ближним, радоваться чужим бедам и хулить усопших, чтобы сохранить и свой покой, и покой ближних.
2.2.2.5. Утрата свободы, зависимость или тюрьма
Все эти обстоятельства заставляют человека нуждаться в таких базовых вещах, как солнце, воздух, отдых и проч.
2.2.2.6. Бедность и нужда
Бедность не может дать человеку ничего, кроме презрения, голода, жажды, однообразного труда, холода и невежества. У бедного человека ограничена свобода действий, он не знает никаких удовольствий, и это разбивает ему сердце.
2.2.2.7. Смерть друзей и прочие утраты
Эти причины стоит упомянуть среди неисчислимого множества прочих случайных причин меланхолии. Если человек плачет и стенает от простой разлуки с друзьями или близкими, то что говорить об утрате навсегда! Горькая утрата повергает сердца в глубокую печаль и приводит к меланхолии.
Итак, основным способом как уберечься от меланхолии, так и вылечиться от нее является поддержание собственного здоровья. Как говорил Синезий в его сочинении «О похвале плешивости»: «Для бедняка в нем заключено все его достояние, а для богача — все его блаженство».
Достоинства фильма Life сложились из его недостатков
На этот раз дело не в том, что Антон Корбайн – слабый режиссер.
Хотя Life, как и прежние его картины, с трудом складывается из эффектных кадров в кино: монтаж не служит движению, а используется для простого соединения сцен. Но фильм словно бы недопроявлен, как и жизнь его героя Джеймса Дина, который погиб в автокатастрофе в 24 года на пороге славы и стал одним из главных голливудских мифов. Корбайн подступается к мифу осторожно: Life – история создания фотоэссе для одноименного журнала, и главный герой в ней не Дин, а молодой фотограф Дэннис Сток. Его играет Роберт Паттинсон (звезда не только – и уже не столько – подростковых «Сумерек», но и фильмов Дэвида Кроненберга «Космополис» и «Звездная карта»). В роли Джеймса Дина мало похожий на него Дейн Дехаан. Они контрастны: персонаж Паттинсона собран и напряжен, Дехаан играет сочетание неловкости с ленивой грацией, ипохондрии с внезапными вспышками искренности и веселья. Случайная рифма с вышедшей почти одновременно «Кэрол» Тодда Хейнса: те же 1950-е, только вместо женского дуэта – мужской, а вместо любовной истории – рождение образа (что, в сущности, одно и то же: и Хейнс показывает рождение образа, а одна из его героинь – фотограф).
Смена роли
Голландский фотограф Антон Корбайн перебрался в Англию под впечатлением от музыки Joy Division и прославился съемкой таких групп, как U2 и R.E.M. В качестве клипмейкера он работал с группами Depeche Mode, Nirvana и Metallica. В кинорежиссуре Корбайн дебютировал в 52 года фильмом «Контроль» (2007) о лидере Joy Division Йене Кёртисе. Life – четвертый полнометражный игровой фильм Антона Корбайна.
Корбайна интересует ситуация «накануне», предчувствие. Джеймс Дин у него рок-звезда дорок-н-ролльной эпохи. Корбайн подчеркивает это, озвучивая Life меланхоличным джазом. Начало 1955-го, Элвис записал первые синглы, но рок еще не стал тем, что рифмуется с судьбой. И Дэннис Сток не может объяснить своему шефу из агентства Magnum (Джоэл Эдгертон), начало какого «нового движения» он видит в пока никому не известном актере, чей первый фильм – «К востоку от рая» Элиа Казана – выйдет через пару недель.
Почему одержим этим парнем в очках, одиноко сидевшим за барной стойкой на вечеринке Николаса Рея (Питер Лукас), который вскоре снимет его в «Бунтовщике без причины».
Это интуиция, но интуиция прагматика. Герой Паттинсона чувствует, что Джеймс Дин – его шанс перейти из обслуги голливудских знаменитостей в разряд больших художников. Дэннис Сток задумывает амбициозное фотоэссе в Нью-Йорке. Но Дину плевать на чужое эссе, так же как на студийное расписание предпремьерных мероприятий. Он не то чтобы не хочет быть звездой, а просто студнем вываливается из любого распорядка, любых навязанных правил. Это и бесит, и раззадоривает Стока, у которого есть жизненный план (например, построить карьеру). А Дин в фильме Корбайна даже произносит речь о важности каждого мгновения.
«Как это удается тебе так легко?» – спрашивает фотограф актера. «Что именно?» – не понимает Дин. Фильм Life, наверное, и есть попытка объяснить, что именно, предпринятая человеком, у которого тоже не получается легко, хотя есть и эрудиция, и тонкость, и талант. И если так, то это по крайней мере честная попытка.
Placebo выпустили новый альбом и начали мировое турне — Российская газета
Гастроли одной из главных групп мирового пост-панка посвящены выходу их седьмого альбома Loud Like Love («Громко как любовь»). Это первый за четыре года релиз Placebo. Все это время группа почти безостановочно колесила по миру, набираясь новых впечатлений, которые и выразились в десяти песнях-премьерах. Творческое кредо музыкантов осталось прежним — это нигилистический гитарный ритм наотмашь, страстный вокал с меланхоличными или патетичными, взволнованными интонациями. И песни-истории, в которых главный герой с юношеским нонконформизмом старается приспособиться к окружающему миру (хотя самому Брайану Молко уже за сорок).
В остальном Placebo сильно изменились. На новом диске уже в избытке электронных клавишных, студийного программирования, более многослойных мелодий и внутренней уверенности в своих силах.
А в оркестровках большинства треков принимала участие и Фиона Брайс — аранжировала струнные инструменты. Кажется, никогда еще пост-панк не был одновременно сколь мелодраматичным, столь и разнопланово-музыкальным.
Все это пошло Placebo на пользу: добавило напористости, эмоциональности, музыкальных идей. От минимализма раннего творчества остался неизменным только традиционный нерв композиций. Но при этом на Loud Like Love уже практически нет песен, которые заражали своей депрессивностью, суицидальностью. А титульная песня — едва ли не самая бодрая и жизнеутверждающая в истории группы. При этом новые электронные клавишные подклады и обилие синтетического звука в средне-темповых композициях поддерживают напряженный драйв альбома и даже добавляют ему неожиданной для Placebo не банальной танцевальности. Первым синглом нового диска стала песня Too Many Friends, начинающаяся словами: «Мой компьютер говорит, что я гей, но я думаю — это какая-то чушь и вброшенный в Сеть кем-то мусор». Ведь, несмотря на то, что Брайан Молко выглядит достаточно андрогинно и необычно, используя грим, подозрения в том, что он является геем, музыкант всякий раз отвергает. И не собирается делать на ставшей модной в Европе и США теме сексуальных меньшинств саморекламы, в чем можно заподозрить во время проведения мировых гастролей и Мадонну, и Леди Гагу.
А Брайан Молко, наоборот, обижается. Вот и накануне прошлых концертов в Россию он даже рассердился на интервьюера: «Да я больше мужчина, чем ты! И больше женщина, чем какая-нибудь из них!» Он и в Too Many Friends поет совсем о другом — о том, что, несмотря на популярность социальных сетей, люди остаются одинокими: «Слишком много друзей, слишком много людей, которых я никогда не встречу и к которым я никогда не приду на помощь…» Но лучший трек альбома, пожалуй, все-таки финальная шестиминутная баллада Bosco, названная в честь одноименного романа Джеймса Фрея. При этом ведущим инструментом в ней становится уже фортепиано…
Жаль, но в отличие от 2012 года в Россию и СНГ Placebo не приедут.
А самым ближайшим для нас городом, где выступит группа, станет Прага. Там музыканты сыграют уже сегодня.
Японское меланхоличное
Александр Владимирович Чанцев (р. 1978) – филолог-японист, критик, эссеист-культуролог. Автор трех книг, постоянный автор «Нового мира» и «Нового литературного обозрения», обозреватель сайта «Частный корреспондент».
Есть страны, традиционно числящиеся по ведомству меланхолии: бывшая Австро-Венгрия, с соответствующим искусством и высоким уровнем суицида в последние десятилетия империи[1]; Турция, за описание смутных чувств которой Орхану Памуку даже вручили Нобелевскую премию с официальной формулировкой: «в поисках меланхолической души родного города нашел новые символы для выражения столкновения и переплетения культур». О Румынии известно, кажется, объективно меньше, но тот же Чоран, например, много писал о депрессивно-упаднических настроениях своих сограждан. Несколько профанированный так называемый «английский сплин» – явление иное[2], но можно вспомнить и его хотя бы для того очевидного вывода, что меланхолия свойственна в первую очередь империям, прежде всего – утратившим свое величие, ностальгирующим по былым временам, испытывающим рессентиментные чувства. Во всяком случае, это объяснение представляется более корректным, чем банальная склонность выводить скандинавскую депрессивность и русскую апатию из злоупотребления горячительными напитками, а само злоупотребление – из климатических особенностей…
У Японии нет общеизвестного имиджа «меланхолической страны»: когда разговор заходит о японцах, чаще обсуждается их этос (чувство долга, обязательность, трудолюбие, преданность, комплекс бусидо и так далее), который – как, собственно, и в повседневной жизни самих японцев – затмевает их чувства. Но у меланхолии в Японии богатая традиция.
В мировых мифах, в архаическом обществе никто, как представляется, не обладал столь нюансированной психикой и достаточным временем, чтобы грустить, но у японцев даже в этот ранний период мы находим миф о богине Аматэрасу-омиками.
Обиженная на других богов, богиня Солнца сокрылась в гроте – можно предположить, что она предавалась там отнюдь не веселым мыслям. Заставить выйти ее, что характерно, удалось, показав ей волшебное зерцало и танцы, – то есть, грубо говоря, отвлекая и развлекая ее.
Японское государство, согласно тем же «Кодзики» («Записки о деяниях древности»), имеет очень древнюю историю (датировка, несколько спорная, коренится скорее в амбициях страны, но точность нам сейчас не так важна), но уже в период Хэйан (794–1185), самый блистательный в японской культуре, когда появились наиболее известные антологии танка и «Повесть о Гэндзи», первый роман в мировой литературе, а также «Записки у изголовья», меланхолическое не будет ошибкой назвать краеугольным камнем японской эстетики. Созерцание луны, цветение сакуры остались в японском быте до наших дней – другой вопрос, что сейчас полюбоваться сакурой означает скорее пикник в парке с семьей и друзьями, повод испытать новую фототехнику и вообще хорошо провести выходные в большом городе. Изначальное же значение этих обычаев, смысловая их нагрузка – не только непосредственное соприкосновение с красотой, но и осознание того, что делает прекрасное прекрасным: мимолетность, обреченность, умирание. Полная луна скоро перестанет быть таковой, сакура отцветает быстро, ее цвет опадает, превращаясь на земле в компост. Крайне недолговечны луна в дымке облаков, лепестки сакуры в полете – в этом и есть их прелесть, та точка, где в свойственном японцам духе сошлись эстетика и этика, искусство (сложить хайку об увиденном) и религия (все умирает, перерождается – буддизм; материальное, быт имеет ценность лишь тогда, когда становится поводом для озарения о бытии, – практики дзэна).
Тогда же в японском мировоззрении появились понятия, прослеживать существование которых до наших дней несколько спорно, но вот их опосредованное влияние – нет. Это ваби-саби – возникшая под влиянием того же дзэна; эта категория японской культуры повлияла, думается, почти на все виды искусства, от искусства садов, икэбаны и чайного действа[3] до поэзии, традиционной керамики, одноцветной живописи тушью суми-э и так далее.
Само понятие (понятия) – непереводимо, его (их) проще описать, если не почувствовать. Скромность, неяркость, тусклость, патина, ржавчина, даже негармоничность (те же чаши для чайного действа не могут быть, как из «Икеи», абсолютно симметричными и целыми; легкая неровность сделает их настоящими чашами для чайной медитации; трещинка, полученная во времена такого-то учителя несколько веков назад, неизмеримо повысит даже не ценность, но пиетет, испытываемый к этой чаше людьми). Красота того, что передает несовершенство этого мира и что должно скоро исчезнуть, умереть. Красота того, чего нет, и восхищение красотой со стороны того, кого тоже по сути нет. Меланхолия сопутствует всему этому.
Отсутствие, непредставленность объекта меланхолического созерцания свойственна, заметим в скобках, и европейской «меланхолической» традиции:
«Считалось, что именно меланхолия (болезнь художественных гениев) погружала человека [эпохи Возрождения. – А.Ч.] в мир видений и грез, в котором возникали образы платонической красоты. Меланхолическое видение – квинтэссенция репрезентации. В нем особенно отчетливо выступает отсутствие материального объекта (с которым связывалась старая традиция technē). Репрезентация, как мы помним, укоренена в отсутствии физического тела, репрезентируемого в театре или на холсте»[4].
Впрочем, западная традиция, в отличие от Японии, имеет не религиозную, а скорее «чувственную» природу, восходящую в истоке своем к платонизму, что в очередной раз демонстрирует нам сугубо японскую «специфику». Ведь даже когда на Западе при «аллегоризации отсутствия как смерти», «чем меньше наличествует объект, тем более интенсивно наличествует субъект»[5], то в Японии все наоборот. Субъект (человек) тут не важен, а объект (созерцаемое) становится поводом для элиминирования субъекта, дзэнской утраты Я, прежде всего ради достижения просветления. Или более успешного творческого акта (залог эффективности которого – отключение всех «личных» установок, открытость созерцаемому – см.
концепцию «цветка» в «Предании о цветке стиля» основателя театра Но Дзэами Мотокиё), который в абсолюте тоже, разумеется, равен просветлению. Прося прощения за столь долгое отступление, я все же считаю его необходимым для того, чтобы в очередной раз продемонстрировать, что японская и западная эстетика глубоко разнятся в основаниях даже тогда, когда могут случайно совпадать в некоторых деталях.
В эпоху Хэйан, действительно «золотой век» Японии, заложивший, не будет ошибкой сказать, основы японской культуры и мировоззрения и их своеобычности, грустили все. Принц Гэндзи бóльшую часть времени предавался высокой меланхолии; грустила придворная дама Сэй-Сёнагон, описывая чувствуемое в своих дзуйхицу «Записки у изголовья»; ремесленное сословие по возможности подражало аристократии, любуясь, как уже было сказано, чем ками (боги) послали – луной и сакурой…
Последующие века были не так благополучны, как Хэйан («мир, спокойствие») – период «сэнгоку» («воюющих провинций»), «сакоку» (добровольного «закрытия страны» от пагубного иностранного влияния»), затем деловитая «Мэйдзи исин» (реставрация Мэйдзи), – и элементарно не оставляли времени для меланхолии. Правители страны встречались лицом к лицу со сложными задачами и вызовами времени, народ был мобилизован для решения социально-политических задач: призван на войну кланов, строительство нового, европеизированного государства. Но и тут находилось место ностальгическим неврозам (лишенное своего статуса сословие самураев в одночасье стало деклассированным), меланхолии, доводящей – разумеется, вкупе с другими причинами – до самоубийства. Стоит вспомнить только ведущих японских писателей конца XIX – начала ХХ века, чтобы составить внушительный мартиролог (Такэо Арисима, Осаму Дадзай, Рюноскэ Акутагава, Ясунари Кавабата, Юкио Мисима)[6] или просто отметить в «Писателе и самоубийстве» Григория Чхартишвили частоту упоминания японских имен.
Затем пришло время строительства империи, нарастающего милитаризма. Женская, созерцательная, лунная, хэйанская культура инь, культура эпохи Хэйан, сменилась мужской, активной, солнечной культурой ян.
Меланхолия стала неприлична во время всеобщего патриотического подъема и мобилизации (на смену которым после поражения в войне и отречения императора от своего божественного происхождения как раз и пришла почти всеобщая ностальгия[7]). Но, и будучи маргинальной, она осталась в великих книгах тогда, когда государственная агитация стала лишь фактом истории: Кавабата был погружен в хэйанскую культуру (когда Мисима перечитывал свод бусидо «Хагакурэ», Кавабата спасался от ужасов войны, читая «Гэндзи»), живописал красоту Японии именно в контексте (чтобы не сказать «в технике») ваби-саби. Ваби-саби манифестируют и объясняют две основные работы по японской эстетике ХХ века – Нобелевская речь Кавабаты «Красотой Японии рожденный» и эссе Дзюнъитиро Танидзаки «Похвала тени».
Меланхолия не ушла из японской души, но мутировала, разделившись на вполне социальную, конвенциональную и, кстати, неплохо продаваемую псевдомеланхолию (блюзовые «страдания» героев того же Харуки Мураками) и тяжелую депрессию офисных работников, никому не нужных стариков и выпадающих из общества индивидуумов (те же «хикикомори», отказывающиеся от работы и общения ради самозаточения в четырех стенах). Как и высокий уровень самоубийств, все это имеет социальные корни – которое уже десятилетие экономической стагнации, старение общества, проблемы трудоустройства, утрата Японией лидирующих мировых позиций (по объему ВВП – уже третье место, после Китая), поиски и необретение новой «национальной идеи»…
Прежде японская меланхолия, надо признать, была более созидательной – возможно, в силу своей аутентичности и особой природы. Западная же, «блюзовая» (назовем ее условно так), смурь и социальная астения нынешних времен свидетельствуют не в последнюю очередь о не самых благополучных аспектах вестернизации, вернее даже космополитизации, ведь – что не трудно заметить – и нашей стране свойственны те же утрата социальных ориентиров и гнет изменившегося не к лучшему государства…
[1] См.
: Джонстон У.М. Австрийский Ренессанс. Интеллектуальная и социальная история Австро-Венгрии 1848–1938 гг. М.: Московская школа политических исследований, 2004.
[2] Таксономию видов меланхолии, неврозов и подчас весьма экзотических фобий см. в недавней работе: Юханнисон К. История меланхолии. О страхе, скуке и печали в прежние времена и теперь. М.: Новое литературное обозрение, 2011.
[3] «Чайное действо» точнее передает почти религиозную суть, чем поверхностная западная передача этого понятия «чайная церемония».
[4] Ямпольский М. Ткач и визионер: очерки истории репрезентации, или О материальном и идеальном в культуре. М.: Новое литературное обозрение, 2007. С. 89.
[5] Там же. С. 370.
[6] На японском есть отнюдь не тонкая книга «Люди, наблюдавшие красоту: наследие писателей-самоубийц» Синроку Комацу, в ней 18 имен известных писателей.
[7] О японских ностальгическо-рессентиментных импликациях на примере творчества Мисимы см.: Чанцев А. Поворот наоборот в послевоенной Японии: Ю. Мисима о войне и мире // Новый мир. 2010. № 2.
Юмор петербуржцев отличается меланхоличностью и сарказмом — эксперт
Что касается особенностей современного юмора, то во многом он ушел в сферу личной, интимной жизни человека.
«Сейчас культура очень сильно нацелена на соревновательный эффект, и дураками быть попросту боятся. Слава богу, что начинают возникать смеховые поля (например, интернет-мемы), когда люди чуть-чуть расслабляются и забывают о соревновании и этой поточной системе пахоты. Ведь на работе человек должен соответствовать определенным стандартам одежды, речи, поведения, поддерживать ту или иную корпоративную культуру… Это все тяжело», — пояснила Смагина.
Сейчас «побыть дураком» – это, например, залезть в интернет «и никому об этом не сказать, потому что мне будет стыдно за то, над чем я смеюсь».
«На самом деле, это просто выброс того большого напряжения, которое существует в современном мире», — подчеркнула эксперт.
Если говорить об истории вопроса, то в советской России в 1950-70-е годы внезапно появляется огромное количество фигурок: Емеля, Иванушка-дурачок, Жар-птица и прочие фольклорные герои. Почему именно в это время появляется так много «дураков» в декоративно-прикладном искусстве?
«Начинается оттепель, исчезает сталинская верхушка, и все больше и больше в искусстве разнообразных видов дураков. Но каких? Дураком разрешено быть – но маленьким, этаким мальчиком. У нас Конек-Горбунок с Иванушкой выглядит, в основном, у художников 13-летним парнишей, хотя вообще-то он там женился. Разрешено было быть дураком во младенчестве», — сказала Смагина.
Если посмотреть на дураков 20-х годов, то это дураки «разнообразнейшие и интереснейшие». Это дурак, который путает деревенскую культуру с городской, либо пытается быть партийнее, чем сами партийцы.
«Например, есть прекрасная карикатура, где в клетке вместо канареек находятся учебники по марксизму. Но как только нарастает тяжелая ситуация 1930-х, когда мы мир начинаем делить на черное и белое, так у нас с дураками плохо – так что надо радоваться, что они есть сейчас», — считает Смагина.
Согласен с таким мнением и кандидат философских наук, старший преподаватель философского факультета СПбГУ Сергей Троицкий. По его словам, современный юмор обрел формы интернет-жизни, когда множество анекдотов, картинок, фотографий «гуляет по сети» и доступно тысячам пользователей.
Сатира есть сейчас. И великолепная. Вспомнить хотя бы проект Дмитрия Быкова и Олега Ефремова «Гражданин-поэт» – это прекрасный пример современной сатиры. Есть и большой блок политических анекдотов, как посвященных экономическому кризису, так и правящей элите», — сказал Троицкий.
|
Привет! Как у Лондона, так и у Питера есть много поклонников. Оба они сдержанные, дымчатые, чуть меланхоличные… Это я сейчас о городах или о лаках? 🙂
По моим наблюдениям, уже давненько новинки Picture Polish не вызывали столько энтузиазма, сколько его вызвал лак St Petersburg.
St Petersburg стал бесспорным лидером по количеству оформленных предзаказов, а следом за ним идет мистери-лак, который почти сразу утратил статус секретности, – это благотворительный травянисто-зеленый Recovery. Стоимость его выше, чем у остальных, поскольку закупали мы его по розничной цене, то есть, как любой покупатель ЛакоДома. Собранные с продаж средства пойдут на восстановление пострадавшей от пожаров природы Австралии. У самого бренда Picture Polish «под опекой» находятся несколько коал. Если верить информации из инстаграма бренда, одна из них уже прошла курс реабилитации и была выпущена на волю.
Искренне ваша, |
В одном предзаказе встречалось по 2-5 штук этого оттенка. Ощущение, что те, кто любят Питер, но не могут быть с ним рядом постоянно, хотят восполнить нехватку маникюрами. Только не подумайте, что я преумаляю достоинства самого лака, – невероятно послушный пыльный голубой с деликатной голографией. Правда, учтите, что для непрозрачного покрытия нужно три слоя, что редкость для пикчеров.
Но умение удивлять – тоже искусство 😉 Лак получился уютным, с изюминкой в виде медного глиттера.
Оттенка какое-то время не было в наличии у производителя, поэтому сейчас мы заказали его с небольшим запасом.Меланхолия — это удовольствие грустить — Цитата Сыщика
Виктор Гюго? Х. Л. Менкен? Анонимный?
Уважаемый исследователь цитат: Меланхолия — сложная и иногда озадачивающая эмоция. Сложный характер ощущения выражается в следующем:
Меланхолия — это радость грусти.
Меланхолия — это счастье быть грустным.
Меланхолия — это удовольствие грустить.
Я считаю, что это заявление было составлено известным автором, но я не могу вспомнить его или ее имя.Не могли бы вы помочь?
Quote Investigator: В 1866 году крупный французский литературный деятель Виктор Гюго опубликовал книгу «Les Travailleurs de la Mer», которая позже была выпущена под английским названием «Труженики моря». В эту работу вошла исследуемая поговорка. Вот отрывок на французском языке, за которым следует перевод 1888 года. К отрывкам добавлен жирный шрифт:
Le désespoir a des degrés remontants. De l’accablement on monte à l’abattement, de l’abattement à l’affliction, de l’affliction à la mélancolie.La mélancolie est un crépuscule. La souffrance s’y fond dans une мрачная радость.
La mélancolie, c’est le bonheur d’être triste.Отчаяние имеет восходящую ступень. От прострации переходишь к унынию, от уныния к несчастью, от несчастья к меланхолии. Меланхолия — сумерки. Страдания растворяются в мрачной радости.
Меланхолия — это счастье грустить.
Вот дополнительные избранные цитаты в хронологическом порядке.
Х. Л. Менкен включил ряд цитат о меланхолии в свой замечательный справочник «Новый словарь цитат по историческим принципам из древних и современных источников». Ниже представлены три записи. Менкен использовал другой перевод заявления Хьюго:
Аристотель сказал, что меланхолики из всех остальных наиболее остроумны.
РОБЕРТ БЕРТОН: Анатомия меланхолии, I, 1621Он дурак, который не грустит ни разу в день.
АНГЛИЙСКАЯ ПОСловица, прослеженная Смитом до 1678 г.Меланхолия — это удовольствие грустить.
ВИКТОР ГЮГО: Труженики моря, III, 1866
В переводе Джеймса Хогарта 2002 года использовалась другая формулировка поговорки:
Отчаяние ведет вверх по ступенькам. От тотальной депрессии мы поднимаемся к унынию, от уныния к несчастью, от несчастья к меланхолии. Меланхолия — это сумеречное состояние, в котором страдание превращается в мрачную радость.
Меланхолия — это удовольствие от грусти.
В заключение, Виктору Гюго следует приписать это утверждение, которое было первоначально построено на французском языке к 1866 году.Было выполнено несколько различных переводов на английский язык.
Image Notes: Этюд Меланхоличной девушки Джозефа Райта около 1775 года из Британского музея в Лондоне. Изображение с wikiart.org было обрезано. Портрет Виктора Гюго работы Этьена Карьята около 1876 года через Wikimedia Commons. Изображение было обрезано.
(Большое спасибо Соне Мансур Робэй и Эрлу Эпплби, чьи запросы заставили QI сформулировать этот вопрос и провести это исследование.)
Меланхолия как эстетическая эмоция
РЕФЕРАТ
В этой статье мы хотим показать актуальность и важность меланхолии как эстетической эмоции.Меланхолия часто играет роль в наших встречах с произведениями искусства, а также присутствует в некоторых наших эстетических реакциях на окружающую среду. Меланхолия побуждает эстетические соображения вступать в игру не только в четко определенных эстетических контекстах, но и в повседневных ситуациях, которые дают повод для возникновения меланхолии. Но сложность меланхолии, тот факт, что она увлекательна сама по себе, наводит на мысль, что ее можно рассматривать как эстетическую эмоцию как таковую. С этой целью мы утверждаем, что именно характерный характер меланхолии, ее двойственный характер и ее отличия от печали и депрессии отличает ее как эстетическую эмоцию.
КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА
Меланхолия, эмоция, эстетическая эмоция, депрессия, возвышенное, окружающая среда
Кроме моего другого многочисленного круга знакомых, у меня есть еще один интимный доверенное лицо — моя меланхолия. В разгар моей радости, посреди моей работы она машет мне рукой, зовет в сторону, хотя физически я остаюсь на месте. Моя меланхолия — самая верная любовница, которую я когда-либо знал, что удивительного в том, что я люблю ее в ответ.
1. Введение
Обсуждая проблему эмоций и искусства, современные философы чаще всего рассматривают ее в двух контекстах — музыке и художественной литературе.Музыка, обычно лишенная легко определяемого пропозиционального содержания, является формой искусства, в которой эмоции играют наиболее доминирующую роль; В нашей западной традиции принято называть одни виды движений «грустными», а другие — «радостными», и в некотором смысле уместно испытывать эти эмоции во время прослушивания музыкального произведения. Проблема заключалась в том, как более конкретно охарактеризовать связь между композицией и эмоциями, которые она, как утверждается, выражает. Вопрос о художественной литературе и эмоциях был на переднем плане из-за очевидного парадокса нашей реакции на вымысел; почему, например, нас трогает судьба вымышленной героини, когда мы знаем, что объект эмоции не реальный, а только вымышленный.
Эмоции, рассматриваемые в этих контекстах, обычно были довольно простыми и незамысловатыми, например, радость, печаль, и особенно в отношении художественной литературы, страх в различных его степенях с ужасом как крайность. Эти виды эмоций указывают на некоторые логические и философские проблемы, возникающие из искусства и эмоций, и, хотя природе самих этих эмоций уделяется недостаточно внимания, они достаточно поняты для иллюстрации упомянутых дилемм.Однако это также означало, что многие другие важные и интересные эмоциональные качества были упущены.
Возвышенное — одно из этих эмоциональных качеств, которым пренебрегали, но оно пережило небольшое возрождение в неокантианской эстетике.
Еще одно эмоциональное качество, в чем-то напоминающее возвышенность, почти полностью забыто. Меланхолия — не менее сложное явление, чем возвышенность, и она играет важную роль во многих произведениях искусства. Если заглянуть глубже в историю философии и литературы, есть главы, в которых затрагивается эта тема.Было проведено много исследований меланхолии, но устойчивое лечение этой концепции было «клиническим», когда она приравнивается в первую очередь к психическому заболеванию или доминирующему темпераменту [2]. Классическая работа Роберта Бертона «Анатомия меланхолии» (1621 г.) — одно исключение, поскольку ее охват шире, чем клиническое определение. Тем не менее, в этих очень разных и разнообразных описаниях меланхолия явно не связана с эстетическими соображениями (за исключением, возможно, некоторых поэтических произведений) [3].
Мы хотим показать актуальность и важность меланхолии как эстетической эмоции.Меланхолия часто играет роль в наших встречах с произведениями искусства, а также может иметь значение в наших эстетических реакциях на окружающую среду. Но сложность меланхолии, тот факт, что она увлекательна сама по себе, наводит на мысль о том, что меланхолию можно рассматривать как эстетическую эмоцию как таковую. Меланхолия побуждает эстетические соображения вступать в игру не только в четко определенных эстетических контекстах, но и в повседневных ситуациях, которые дают повод для возникновения меланхолии. Это особый характер меланхолии, который отличает ее от печали, печали, отчаяния и депрессии, что отличает ее как эстетическую эмоцию.
Одна черта, которая делает меланхолию эстетической эмоцией, подобной эмоции возвышенности, — это ее двойственная природа. В нем чередуются отрицательные и положительные аспекты, создавая контрасты и ритмы удовольствия. Эти аспекты сочетаются с отражающей способностью, лежащей в основе меланхолии, и с особым утонченным чувством эмоции. Как и любая эмоция, меланхолия возникает из определенного контекста, но вместе с меланхолией ее различные аспекты объединяются, чтобы создать вокруг себя эстетическую ситуацию, которая придает контексту новое эстетическое измерение.
Хотя мы не будем вдаваться в обсуждение воспитательной функции эмоций, мы считаем разумным предположить, что такого рода сложные и рефлексивные эмоции особенно актуальны в этом отношении.
Понимание эстетического характера меланхолии требует обсуждения ее объектов и причин, а также видов ситуаций, в которых она возникает, поэтому мы начнем с анализа отличительных аспектов эмоции. После этого анализа мы обсудим, насколько меланхолия является prima facie эстетической эмоцией, и проиллюстрируем роль меланхолии в искусстве и в наших эстетических встречах с природой.Все это, на наш взгляд, подчеркивает важность меланхолии с образовательной точки зрения. Эта тонкая эмоция имеет решающее значение для понимания многих произведений искусства, и способность чувствовать ее во многом обогащает человеческую жизнь, а также дает нам возможность примириться со многими трудными вопросами в нашей жизни. Как мы покажем, меланхолия — это зрелое чувство, отражение которого успокаивает беспокойную душу.
2. Отличить меланхолию от депрессии
Основная причина пренебрежительного отношения к меланхолии заключается в том, что она часто слишком тесно связана или даже приравнивается к грусти или депрессии.Меланхолию легко объединить с этими эмоциями, и эмоциональные термины часто используются как синонимы. Эта тенденция маскирует характерную природу меланхолии. Также необходимо отличать наш анализ меланхолии от клинической традиции: в нашем понимании меланхолии это не психическое расстройство любого рода. Мы хотим выйти за рамки этих довольно узких значений концепции и утверждаем, что меланхолия — это более утонченная эмоция со своими собственными качествами.
Эта клиническая традиция начинается у Аристотеля, продолжается в некоторых частях анализа Бертона, а в последнее время мы находим ее в работах Фрейда, Юлии Кристевой и некоторых психологов, которые рассматривали проблемы художественного творчества.[4] В греческом языке мы находим клиническое происхождение термина «melaina kole» или «черная желчь». [5] Фрейд отождествляет меланхолию с унынием и апатией депрессии, а также связывает меланхолию с нарциссизмом и манией. [6] Кристева пишет, что «термины меланхолия и депрессия относятся к совокупности, которую можно было бы назвать меланхолией / депрессивным, границы которой на самом деле размыты …» [7]. Хотя она права, отмечая совпадение между депрессией и меланхолией, согласовывая свой анализ с клинической традицией, она упускает из виду важные различия между ними.Полезно и поучительно сохранять различие между меланхолией и депрессией, а также различие между клиническим определением меланхолии и более широким использованием этого термина, основанным на эмоциях (хотя между каждым использованием этого термина также есть совпадения) [8 ]
Одно из самых очевидных различий между депрессией и меланхолией состоит в том, что депрессия — это эмоциональное состояние смирения, а меланхолия — нет. Когда мы чувствуем депрессию, мы чувствуем себя немотивированными, неспособными выполнить даже простейшую задачу и не видя пути вперед.Это пессимистическое состояние, связанное с болью. Напротив, меланхолия не является таким изнурительным настроением, скорее она включает в себя удовольствие от размышлений и созерцания вещей, которые мы любим и жаждем, так что надежда на них добавляет легкую сладость, которая делает меланхолию терпимой (в то время как страдание — нет) . Его рефлексивный или вдумчивый аспект также делает его каким-то образом продуктивным. Меланхолия — это то, чего мы даже время от времени желаем, поскольку она дает возможность для снисходительного саморефлексии.Мы наслаждаемся этим временем для размышлений, но удовольствие также связано с воспоминаниями о том, чего мы так жаждем, где этот отражающий элемент может быть даже воодушевляющим или воодушевляющим.
Одна особенность, которая связывает депрессию и меланхолию, заключается в том, что они оба могут восприниматься как настроение. Настроения составляют подкласс эмоций, но это эмоции, испытываемые не по отношению к явному объекту.
Кажется, что они приходят к нам без причины и обладают качеством уравновешенных, всепроникающих и растянутых.[9] Таким образом, настроение контрастирует с резкостью, шоком и непосредственностью эмоций, таких как страх, гнев или, в некоторых случаях, грусть, которые направлены на объекты и также лишены длительного аромата настроения.
3. Рефлексивная природа меланхолии
Меланхолия — это эмоция, часто вызываемая людьми или местами; мы меланхоличны из-за любовника или друга или из-за значимого места в нашей жизни, возможно, из-за того, что мы когда-то жили. Качество ощущения похоже на печаль и перекликается с ней, но оно более утонченное, включает в себя некоторую степень удовольствия, хотя и не такое большое, как горько-сладкое.Меланхолия также имеет семейное сходство с любовью, тоской, тоской или отсутствием чего-то, а также с чувством ностальгии или эмоциями, сопровождающими воспоминания. Хотя меланхолия явно принадлежит к этому набору эмоций, это также отдельная эмоция.
Самым отличительным аспектом меланхолии как эмоции является то, что она включает рефлексию. Меланхолия чаще всего связана с размышлением или созерцанием воспоминаний о человеке, месте, событии или положении дел, а не немедленной реакцией на какой-то объект, присутствующий в восприятии.Эта рефлексивная черта является необходимым, но не достаточным условием меланхолии, потому что другие эмоции, например, траур, также требуют рефлексии. Интересно, что созерцание и размышление — это состояния ума, часто связанные с эстетической реакцией в более общем смысле; особенно в кантианской традиции, некоторая рефлексивная, созерцательная и отстраненная точка зрения рассматривалась как типичная для эстетической ситуации.
Отражательная особенность меланхолии заключается в том, что ее объекты часто косвенно переживаются через воспоминания, мысли или воображения, связанные с отсутствующим объектом.[10] Кажется, что сама эмоция возникает из размышлений или размышлений, поэтому меланхолия обычно вызывается конкретными воспоминаниями или мыслями.
Меланхолическая реакция на заброшенный болот может возникнуть из-за обстановки, объединенной с воспоминанием определенных воспоминаний, своего рода повествованием.
Воспоминания, вызывающие меланхолию, как и другие воспоминания, ярко реальные, слабые и отрывочные или что-то среднее между ними. Рефлексивный аспект меланхолии часто включает в себя усилие вспоминания, то есть отражение, необходимое для восстановления слабых и отрывочных воспоминаний.Это объясняет уединенное состояние ума, которое сопровождает меланхолию, и способствует вниманию, необходимому для такого восстановления. Когда воспоминания становятся яркими или становятся яркими в результате поиска, наше отражение больше характеризуется созерцанием, а не усилием воспоминания.
Но независимо от того, активно ли они вспоминают или созерцают, значение воспоминаний заключается в их роли как повествования для меланхолии. Именно в ходе повествования мы находим более конкретные объекты этой эмоции.Меланхолия может включать в себя оттенки других эмоций — печали, любви, тоски, удовольствия и даже страха — и каждая из этих эмоций может быть ответом либо на повествование в целом, либо на его аспекты. Например, когда в памяти разворачивается рассказ о прошлой любви, при размышлении о горьком конце романа возникает негативное чувство, оттенок печали; тоска и удовольствие ощущаются, когда мы вспоминаем различные удовольствия от пребывания с этим человеком; в то время как страх приходит в один острый момент восстановления чувства одиночества, которое испытывали без этой любви.В повествовании отражаются объекты каждого эмоционального момента. Изучая меланхолический отклик на искусство, мы увидим, что повествование воспоминаний заменяется повествованием произведения искусства, где, например, повествование фильма становится объектом меланхолической рефлексии.
Но бывают и случаи, когда меланхолия не представляет предмета для размышлений. В этих случаях на нас опускается меланхолическое настроение, которое вызвано тем, что мы находимся в таком месте, которое легко вызывает размышления или задумчивое настроение, например, в церкви.
Сидение на жесткой деревянной скамье, вокруг нас много места и света, вызывает чувство восторга и одиночества. Аналогичный случай возникает при эстетическом созерцании пустынной болота или бескрайнего океана, где одиночество и созерцательное состояние ума вызывают меланхолическое настроение, которое, кажется, не имеет объекта.
Почему эти места вызывают меланхолию? Это места для размышлений, потому что они обеспечивают уединение, которое создает характерный фон для меланхолии. [11] Одиночество может быть как причиной, так и следствием меланхолии; когда мы проводим слишком много времени в одиночестве, мы можем страдать от одиночества и тоски по людям, что является чертой меланхолии.Или, оказавшись в тихих, безлюдных местах, мы можем стать меланхоличными. Когда мы уже чувствуем меланхолию, мы ищем уединения, возможно, чтобы полностью ощутить эту эмоцию. В своем анализе меланхолии Бертон отмечает, что:
Поначалу тем, кто склонен к меланхолии, приятно лежать в постели целыми днями и сохранять свои покои, гулять в одиночестве в какой-нибудь уединенной роще, между деревом и водой, у берега ручья, медитировать на какие-нибудь восхитительные и приятная тема, которая затронет их больше всего.. . . [12]
Более того, он отмечает, что люди, которые проводят слишком много времени в одиночестве — люди, которые слишком много учатся — также склонны к меланхолии. Связь между меланхолией и одиночеством также до некоторой степени объясняет, почему мы часто ассоциируем меланхолию с природой. Мы используем природу как убежище от людей и проблем, и это может объяснить, почему многие поэты-романтики использовали природу для описания и пробуждения меланхолического настроения [13].
Одиночество также способствует воображаемому размышлению, связанному с меланхолией.Воображение играет двоякую роль в меланхолии. Во-первых, воображение создает ассоциации между настоящим и прошлым опытом, и в этом смысле оно играет определенную роль в возникновении меланхолии. Он соединяет тихий пляж с вечерней прогулкой с влюбленным или шотландский пейзаж со звуком волынки.
Во-вторых, воображение используется, чтобы приукрашивать или фантазировать вокруг воспоминаний о меланхолии, возможно, воображая наше возвращение в какое-то место. С помощью фантазии воображение расширяет воспоминания, углубляя размышления, а это, в свою очередь, углубляет чувства.В этих случаях воображение, в значительной степени опирающееся на память, дает повествование, в котором закрепляется меланхолия. Здесь это также позволяет нам продлить эмоции, создавая новые сценарии как источники удовольствия и медитации. Бертон указывает на почти неизбежное использование фантастического воображения, когда мы чувствуем себя меланхоликами:
Воображение может стать настолько фантастическим, что воспоминания вообще останутся позади; они существуют просто как отправная точка фантазии, которая может даже граничить с заблуждением.
Некоторые писатели отметили связь между меланхолией и безумием, которая, кажется, связана посредством воображения. Рефлексивный аспект меланхолии приводит к чрезмерно причудливому воображению, что приводит к заблуждениям. Например, в «Укрощении строптивой» Шекспир пишет: «Меланхолия — кормилица безумия.»Это также отражено в характере Гамлета, который можно охарактеризовать как своего рода меланхолию, ведущую к безумию (и то, что больше соответствует клинической традиции). [15]
И память, и воображение указывают на центральную роль отражения в различении меланхолии как типа эмоции. Рефлексивная природа меланхолии особенно важна, поскольку она делает эту эмоцию более утонченной, чем другие. Это можно показать, сравнив это с эмоцией товарища, грустью.Из-за рефлексивной природы меланхолии и косвенности ее объектов ей не хватает непосредственности и краткости, которые типичны для печали.
Чувство грусти чаще всего возникает в ответ на какую-либо потерю, и это глубоко, но чаще всего ощущается сразу. Печаль, конечно, может быть продолжительной, и в этом смысле она перекликается с депрессией. Печаль часто (но не всегда) включает в себя плач или несчастный вид — отсутствие улыбки, долгое выражение лица, потерянный вид или очищение, когда ничто не сдерживается. В меланхолии мы не плачем — это не эмоция с такой крайностью, и она не проявляется через этот тип выражения.Когда мы меланхоличны, наше поведение задумчиво. Мы можем попросить побыть в одиночестве или искать уединения, чтобы предаться мыслям или воспоминаниям, которые делают нас меланхоликами. Такое поведение проистекает из того факта, что меланхолия — это не очищение от эмоций, а скорее полноценная и зрелая эмоция.
Здесь рефлексивный аспект меланхолии является ключом к тому, чтобы мы не упали через край и не стали рыдать. Мы храним мысленные воспоминания или представления о потерянной любви или далеких местах; мы созерцаем их и таким образом продлеваем эмоции.Конечно, есть случаи, когда печаль проявляет большинство черт меланхолии; его можно переживать как настроение, оно не всегда связано с плачем и может включать размышления. Но есть ключевое различие между этими двумя эмоциями, которое заключается в положительных аспектах, присущих им обоим. В печали положительный аспект связан с объектом, то есть потеря, которая вызывает печаль, должна быть чем-то, что мы ценим. В меланхолии положительный аспект также может быть связан с потерей чего-то, что мы ценим, но есть еще один более важный слой этого положительного чувства, а именно потакание своим желаниям, почти нарциссическое удовольствие, которое является ощущаемой чертой эмоции.Это чувство подпитывается само по себе и способствует эстетическому переживанию, возникающему из-за чувства меланхолии.
4. Меланхолия как сложная эмоция
Различия между меланхолией, с одной стороны, и грустью, с другой, указывают на еще одну черту меланхолии.
Меланхолия — это всегда сложная эмоция, а не простая. Его можно отнести к этой категории по нескольким причинам. Во-первых, это не одна эмоция, это эмоция с разными оттенками: оттенок тоски; оттенок печали; и оттенок приподнятого настроения или даже легкое чувство возбуждения.Во-вторых, что, пожалуй, наиболее поразительно, оно имеет как неприятные, так и приятные оттенки чувств. [16] Эта комбинация различных аспектов составляет второе необходимое условие меланхолии, но также не является достаточным условием, поскольку другие эмоции включают как отрицательные, так и положительные аспекты. Примечательной эмоцией этого типа является возвышенная, которая пересекается с меланхолией, что позволяет четко сформулировать, как отрицательные и положительные элементы функционируют в рамках каждой отдельной эмоции, и как обе эмоции могут восприниматься как эстетические.
Кант описывает возвышенное как сложное чувство, сочетающее в себе неудовольствие и удовольствие. Недовольство вызвано возбуждением и подавлением чувств и воображения, которые борются, но не в состоянии воспринять безбрежность или мощь возвышенного объекта. В динамически возвышенном неудовольствие также, кажется, вызвано чувством, граничащим со страхом. Мы чувствуем себя настолько подавленными объектом, что боялись бы за свою жизнь, за исключением того, что мы в безопасности и, таким образом, можем испытывать чувство благоговения, а не подлинного страха.Это чувство на грани страха — это точка, в которой неудовольствие уступает место удовольствию от возвышенного воображения, в котором мы чувствуем себя как дома в этом мире. То есть мы на самом деле не подавлены объектом, так что мы теряем контроль, скорее, мы воспринимаем свой статус автономных существ. Здесь возникает чувство уважения как к человечеству, так и к природе. Итак, возвышенное имеет отрицательные аспекты психического возбуждения, граничащие со страхом, в сочетании с положительными аспектами чувства уважения.Как правило, возвышенное чувство доставляет удовольствие, поскольку, хотя оно не связано с непосредственным наслаждением прекрасным, его удовольствие заключается в чувстве бодрости и подъема.
[17]
При меланхолии неприятные или отрицательные аспекты заключаются в чувстве одиночества, пустоты, печали от потери и страха или страха, которые иногда сопровождают тоску. Приятный аспект приходит в первую очередь через размышления, когда мы останавливаемся на счастливых воспоминаниях или выстраиваем сложные фантазии. Здесь меланхолию намеренно ищут, находя уединение, чтобы углубить размышления и, в свою очередь, продлить удовольствие.В то время как возвышенное, кажется, начинается с неудовольствия и заканчивается удовольствием, отрицательные и положительные аспекты меланхолии непредсказуемо чередуются. Удовольствие от приятного рассказа может уступить место внезапной боли отчаянного одиночества или невыносимой тоски. Затем мы могли бы попытаться сдержать боль, вернувшись к сладости определенных воспоминаний.
Различия между возвышенным и меланхоличным сочетаются с некоторыми интересными сходствами. У этих двух эмоций есть более высокий рефлексивный элемент; чувство возвышения над грубостью более сильных, непосредственных чувств.Как мы видели, в меланхолии мы отказываемся поддаваться побуждению рухнуть грудой и заплакать. В возвышенном мы никогда не поддаемся страху перед мощью природы и вместо этого чувствуем радость от нашей способности справиться с надвигающимся препятствием. У них также есть по крайней мере одна общая причина-природа. При меланхолии природа дает уединение, которое служит фоном для нашего настроения; в то время как с возвышенным это чувство чаще всего вызывают природные объекты. Одна и та же пустынная пустошь или даже безбрежный мрачный океан может вызвать тоску или возвышенное чувство.Кант указывает на то, как возвышенные объекты вызывают меланхолию:
Таким образом, любой зритель, который созерцает массивные восхождения на гору ввысь, глубокие ущелья с бушующими потоками в них, лежащие в глубокой тени пустоши, манящие меланхолической медитацией и т. Д., Охвачен изумлением, граничащим с ужасом. . . . [18] Различные аспекты меланхолии, описанные выше, дают рабочее определение этой отличительной эмоции. Это сложная эмоция, включающая в себя как боль, так и удовольствие, в основе которой лежит целый ряд эмоций — грусть, любовь и тоска, — все из которых связаны рефлексивным, уединенным состоянием ума.Именно этот особый характер меланхолии делает ее более утонченной эмоцией и эмоцией, порождающей эстетический опыт.
5. Меланхолия, искусство и окружающая среда
В этом разделе наша цель — показать, как меланхолия может функционировать в контексте искусства. Как показывают приведенные выше примеры, меланхолия — это эмоция, которую мы испытываем отдельно от искусства. Но это также эмоции, которые мы испытываем в различных художественных контекстах, от сцен из фильма Скорсезе до пейзажей Фридриха или романтических образов Вордсворта и мелодий Шопена.
В фильме Мартина Скорсезе «Эпоха невинности» источник меланхолии очевиден; это ситуация, которая была бы расценена как меланхолия и вне контекста фильма. В данном случае это роман между Ньюленд Арчер (играет Дэниел Дэй-Льюис) и графиней Эллен Оленска (играет Мишель Пфайффер). Рассказанная история содержит горько-сладкие аспекты, упомянутые выше: радость двух влюбленных людей и разочарование и печаль от невозможности их совместной жизни.Зрители могут наслаждаться развитием своих отношений, различными их аспектами и, по крайней мере, косвенно ощущать некоторые эмоции, которые испытывают персонажи фильма [19]. Общая эмоция после раскрытия основных составляющих — это меланхолия. Нет ни отчаяния, ни депрессии, только вид утонченной или сублимированной мягкой печали, в которую через размышления вплетены более яркие аспекты, которые мы назвали меланхолией. Не будет преувеличением сказать, что красота фильма во многом объясняется его меланхоличностью.
Этот фильм, как и другие повествования, иллюстрирует случаи, в которых меланхолия принимает форму эмоции, а не более конкретную разновидность настроения. Это своего рода повествование, последовательность вымышленных событий, в которых вымышленные персонажи и места становятся намеренными объектами наших меланхолических эмоций.
Иногда мы можем указать источник эмоции на конкретную последовательность событий или на конкретного персонажа. Мы могли бы указать на определенные выражения лица Ньюленда Арчера, которые отражают его эмоции, или мы могли бы сослаться на определенные встречи между Арчером и Оленской, которые показывают трагические аспекты их романа.Но с другой стороны, мы также можем почувствовать счастье и удовольствие, которые Арчер и Оленская испытывают и наслаждаются, когда они вместе. Эти двое, тень трагического конца и счастье двух влюбленных, порождают меланхолию.
В таком фильме, как «Эпоха невинности», возникает вопрос о границе между меланхолией и сентиментальностью. Чтобы осудить фильм Скорсезе как сентиментальное развлечение, нужно занять чуть более циничную позицию. Но почему «Эпоха невинности» — это скорее меланхолический, чем сентиментальный фильм? Сентиментальность в искусстве — это возбуждение эмоций, которые в чем-то недостоверны и поверхностны.Сентиментальность — это не эмоция или настроение сами по себе, это скорее способ выражения эмоций и настроений. В печали и радости может быть сентиментальность, и когда эти эмоции изображаются сентиментально, это означает, что они не кажутся оправданными с точки зрения сравнения с реальной жизнью. В реальной жизни тоже есть примеры сентиментальности, но в этих случаях оттенок недостоверности проистекает из несоблюдения истинных чувств. В нашей вышеописанной характеристике меланхолии меланхолия в ее наиболее явных проявлениях не допускает сентиментальности.Невозможно сентиментально изобразить меланхолию, потому что меланхолия сама по себе настолько сложная и утонченная эмоция, что исключает любую поверхностность. Тогда вопрос, скорее, заключается в том, есть ли в фильме Скорсезе настоящая меланхолия или только сентиментальные представления различных эмоций, которые сопровождают влюбленность и разрыв отношений. В «Эпохе невинности», в нашей интерпретации, есть более высокий уровень самого фильма, который создает сложность и не дает ему превратиться в наивную и поверхностную историю любви.
Давайте теперь посмотрим на другой случай в искусстве. Существует давняя традиция художественных произведений, которые представляют меланхолию как клиническую болезнь, например, «Меланхолия I» Альбрехта Дюрера (гравюра, 1514 г.) [20], но есть также работы, которые выражают меланхолические эмоции. [21] Многие работы Эдварда Мунка известны этим качеством, но он также выполнил несколько картин и хорошо известную гравюру на дереве под названием «Меланхолия». Несколько версий изображают задумчивого человека, сидящего у моря (например, картины 1891; 1892), а его гравюра на дереве «Меланхолия» (Вечер, 1896) изображает человека в мрачной, вечерней сцене.Тема уединения воплощена в картине «Меланхолия» (1899) женщины, сидящей в одиночестве в комнате, одетой в темные оттенки синего, зеленого и черного, на контрасте с ярко окрашенными стенами вокруг нее.
Выше мы отмечали, что меланхолия часто возникает в контексте спокойного размышления. Это особенно актуально в ряде художественных примеров, в которых изображены одинокие люди, окруженные величием природы, — тема, обычно встречающаяся в романтических традициях в искусстве и литературе.Например, на картинах Каспара Давида Фридриха часто изображены пейзажи с одной фигурой, стоящей спиной к смотрящему (Rückenfigur). Фигура созерцает удивительную красоту природы и во многих случаях принимает отражающую позу, позу «остановившегося путешественника». [22]
Эти черты — источник меланхолической реакции на «Мечтателя» Фридриха. На этой картине [вид в конце статьи] мужчина сидит на выступе большого готического окна разрушенного монастыря. Интерьер руин выполнен в темно-красных тонах, но яркий золотой свет льется через центр картины, заполняя пустоту готического узора.Можно идентифицировать себя с расслабленной созерцательной перспективой сидящей фигуры. Возникает чувство спокойного размышления, в котором контраст между темным и светлым предполагает как одиночество, так и чувство надежды. Это может сопровождаться тонким стремлением к тишине сцены.
Во многих работах Фридриха мы также можем обнаружить наложение меланхолии на возвышенное. Использование Фридрихом одинокого человека, карликового по своей природе, и его драматическое использование света в сочетании вызывают возвышающее чувство, иногда более возвышенное, иногда более близкое к меланхолии.Точка встречи двух эмоций возникает в смеси взволнованных размышлений. Это спокойное, умиротворенное созерцание, смешанное с тревогой — будь то страх (возвышенное), утрата или тоска (меланхолия).
Темы одиночества и сладкой печали, связанные с меланхолией, также распространены в романтической поэзии. Например, стихотворение Вордсворта «Аббатство Тинтерн» показывает, насколько тесно уединение связано с природой и с отражением, которое сопровождает тоску:
Прошло пять лет; пять лет, длиной
Из пяти долгих зим! И снова слышу
Эти воды, стекающие с их горных источников
С тихим внутренним бормотанием.-Еще раз
Смотрю ли я на эти крутые и высокие скалы,
Это на дикой укромной местности впечатляет
Мысли о более глубоком уединении; и подключаем
Пейзаж с тишиной неба.
Настал день, когда я снова упокоюсь
Вот, под темным платаном и вид
Эти дачные участки, эти садовые кусты …
Эти прекрасные формы,
За долгое время не был со мной
Как пейзаж для слепого:
Но часто, в одиноких комнатах и посреди шума
из городов я задолжал им
В часы усталости, ощущения сладости,
Ощупал кровь и ощупал сердцем;
И переходя даже в мой более чистый разум,
Со спокойной реставрацией: — тоже чувства
Незабываемого удовольствия…. [23] Обсуждая искусство, мы ближе всего подходим к меланхолии, поскольку настроение находится в музыке. В приведенных выше случаях есть визуальные образы, кинематографические сцены и представление пейзажа, которые передают набор предложений, которые, в свою очередь, вызывают чувство меланхолии.
Однако в музыке легко найти случаи, не связанные с каким-либо пропозициональным содержанием. Шопен сочинил множество произведений, которые выражают печаль или печаль, и «Марш смерти» является ярким примером этого. Но и в его произведениях мы находим примеры меланхолии.Многие из его мазурок скорее служат примером меланхолии, чем грусти. Например op. 67 нет. 4 или op. 33 нет. 4, с их тонкими изменениями темпа, создают затяжное настроение меланхолии. Это особенно заметно, если сравнить их с более яркими произведениями из той же серии, например, op. 68 №1, в котором нет времени для размышлений или размышлений.
При прослушивании произведений Шопена можно представить страдания и грусть, но музыкальные качества, порождающие настроение меланхолии, не зависят от реальных событий.В музыке, возможно, довольно медленный темп в сочетании с эпизодами бодрости создает ощущение размышления и нерешительности, которые вместе с более яркими и темными нотами составляют меланхолическое настроение. Это эмоция, которая по своей сложности и внутренним конфликтам ускользает от простой классификации [24].
Наконец, мы выйдем за рамки искусства и рассмотрим меланхолию в отношении наших эстетических встреч с природой. Представьте, что вы идете по пустынной пустоши.Земля, уходящая вдаль, пуста и просторна, окрашена приглушенными оттенками коричневого и зеленого на сером фоне неба. Воздух тихий и мягкий с освежающим туманом. Задумчивое настроение снижается, когда вы погружаетесь в ритм спокойного темпа. Ощущение вечного желания оказаться в приятном одиночестве вересковой пустоши сочетается с муками одиночества. В игру могут вступить определенные воспоминания и мысли; возможно, воспоминания о давней жизни недалеко от этого места. Воспоминания о хороших временах доставляют некоторое удовольствие, но вместе с этим почти в равной степени приходит и грусть из-за того, что я скучал по самому месту.Желание продлить эмоции сильно, и вы позволяете себе наслаждаться богатыми чувствами, культивируя настроение и задерживаясь в нем.
Определенные звуки природы, как и музыка, также могут вызывать тонкую смесь удовольствия и неудовольствия, связанную с меланхолией. Крик кроншнепа, слышимый, когда вы идете по болоту, звучит одиноко, но в то же время живым и ярким. Или в обстановке, более похожей на описанную Вордсвортом, мы могли бы услышать непрекращающиеся и возбужденные, но печальные мелодии соловьиной песни.
В этих случаях с природной средой нет повествования, на которое мы реагируем, нет художественного содержания, которое мы интерпретируем как меланхолическое. Тем не менее, мы по-прежнему можем связывать меланхолию с эстетическими качествами переживаний. Мрачные цвета болота ассоциируются с негативными, грустными аспектами меланхолии. Приглушенный тон птичьего пения, смешанный с более светлыми, более позитивными звуками, предполагает смесь позитивных и негативных оттенков чувств.
В смешанной среде садов или сельской местности мы иногда сталкиваемся с руинами (настоящими руинами или даже искусственными руинами, которые были архитектурной особенностью живописных ландшафтов и садов).Руины выражают течение времени и, в частности, качества непостоянства и быстротечности, которые тесно связаны с меланхолией. Руины вызывают созерцательное состояние ума, наводящее на размышления о событиях и жизнях прошлых веков, которые подошли к концу. Эти разрушающиеся структуры оставляют после себя лишь фрагменты прошлых жизней и событий, побуждая воображение воссоздать повествования вокруг, например, хорошо сохранившихся разрушенных аббатств, замков или заросших фундаментов когда-то живших в каменных домах.Рефлексивная позиция может быть отчасти воображением, отчасти памятью, но, в любом случае, меланхолия связана с различными аспектами опыта: безлюдными местами множества руин, способом, которым руины обычно выражают непостоянство культуры, или, более конкретно, скажем, ассоциации, возникающие между руинами и окружающими их событиями. Здесь мы снова находим оттенки как положительных, так и отрицательных чувств в ностальгии по другому времени и месту, ныне ушедшим, по славе прошлых времен и так далее. Как уцелевшие сооружения, многие руины символизируют человеческие подвиги, но это связано с осознанием того, что, когда силы природы берут под свой контроль, ни один подвиг не защищен от разрушительного воздействия времени.Как пронзительно замечает Шекспир в 64-м сонете: «Так разорение научило меня размышлять, что придет время и заберет мою любовь» [25]
6. Заключение
Эмоция меланхолии не уникальна по своему богатству и своей двойственной природе — мы указывали, что возвышенное занимает аналогичное положение, — но она заслуживает большего внимания в контексте эстетики. Что характерно, а может быть, даже уникально для меланхолии, так это роль, которую она может играть в нашей повседневной жизни в контекстах, которые не являются эстетическими в смысле prima facie.Когда траур трансформируется в меланхолию, когда отчаяние от утраты утихает и смешивается с приятными воспоминаниями, тогда возникает меланхолия, которая сама по себе, кажется, создает собственный эстетический контекст. Спокойствие и размышление, присущие меланхолии, напоминают традиционное требование созерцания в эстетической реакции. Меланхолии в этом повседневном контексте может не хватать интенсивности художественного опыта, но ее утонченная гармония — не менее значимая эстетическая черта.Удовольствие от меланхолии исходит не от возбуждения или интенсивности, а скорее от общей гармонии, которую мы переживаем. Когда мы чувствуем меланхолию в описанном нами смысле, мы контролируем «низшие» эмоции; мы победили и непреодолимую печаль, и радость. Рефлексия, составляющая меланхолию, делает ее рациональной, контролируемой эмоцией. Мы смогли немного отойти от нашего предыдущего опыта; мы дали им место в нашей собственной истории. В результате мы больше живем в гармонии с нашим прошлым и можем наслаждаться чувством меланхолии, а не погружаться в печаль.
Эта черта, пожалуй, больше, чем какая-либо другая, делает меланхолию «воспитательной» эмоцией. Это пример зрелой рефлексивной эмоции, переживание которой дает возможность справиться с болезненными событиями в жизни человека. Ясно, что меланхолия не заменяет печали и печали; столкнувшись с потерей, мы должны пережить эти эмоции. Но меланхолия может вмешаться на более позднем этапе и воздать должное как темным, так и светлым сторонам нашего существования.
Мы также убедились, что меланхолия не является странной эмоцией в искусстве или в наших эстетических встречах с природой.Это встречается во многих формах искусства, как в современном, так и в классическом. Это ни в коем случае не архаический феномен, хотя в условиях современной культуры он легко остается незамеченным. Те, кто ищет радости или печали, не говоря уже об ужасе, не удовлетворены тонкой смесью боли и удовольствия в меланхолии. Но есть и такие — как следует из цитаты Кьеркегора в начале нашей статьи, — которые испытывали чувство меланхолии и были способны наслаждаться весьма характерным удовольствием, которое она приносит.
Банкноты
1. Сорен Кьеркегор, «Diapsalmata», в Either / Or, Penguin, 1992, с. 44.
2. См. Отредактированный сборник Дженнифер Рэдден «Природа меланхолии: от Аристотеля до Кристевой» (Oxford: Oxford University Press, 2000), где представлена клиническая традиция. О сложной истории концепции см. Ее прекрасное введение, стр. 1-51.
3. Теодор Адорно упоминает меланхолию («schwermut») как эстетическое качество, но не обсуждает ее подробно, и в любом случае он, кажется, приравнивает ее к печали и депрессии.См. T. W. Adorno, Aesthetic Theory, пер. К. Ленхардт, изд. Гретель Адорно и Рольф Тидеман (Лондон: Routledge & Kegan Paul, 1984), стр. 375-376. Вальтер Беньямин дает более подробный отчет в своем трактовке немецкой трагической драмы («Трауэрспиль»), но его обсуждение приравнивает меланхолию к грусти и депрессии даже более четко, чем у Адорно. Он также поддерживает связь с клинической традицией. См. Вальтер Бенджамин, Происхождение немецкой трагической драмы, пер. Джон Осборн (Лондон, Нью-Йорк: Verso, 1998), стр.140-158. Итак, ни Адорно, ни Бенджамин на самом деле не участвуют в обсуждении меланхолии в том смысле, в котором мы ее здесь определили.
4. См. Джозеф Дж. Шилдкраут и Алисса Дж. Хиршфельд, «Разум и настроение в современном искусстве I: Мира и меланхолия», журнал Creativity Research Journal, 8, 2 (1995), 139-156.
5. См. Аристотель, Труды Аристотеля, Vol. VIII: Проблемата, Книги I и XXX, изд. Росс У.Д., пер. E.S. Форстер (Оксфорд: The Clarendon Press, 1927).
6.См. Зигмунд Фрейд, «Скорбь и меланхолия» (1915, 1917) в Стандартном издании Полных Психологических сочинений Зигмунда Фрейда, Vol. XIV, изд. Дж. Стрэчи (Лондон: Hogarth Press, 1957).
7. Кристева Дж. Черное солнце: депрессия и меланхолия, пер. Леон С. Рудиз (Нью-Йорк: издательство Колумбийского университета, 1989, стр. 10.
)8. Во введении Радден отмечает, что меланхолия обычно ассоциируется в первую очередь с «меланхолией», клиническим заболеванием, хотя она отмечает, что в 19 веке меланхолии как эмоциональному качеству начали уделять некоторое внимание само по себе, поскольку мы видим в романтических стихах.См. Стр. 4.
9. Радден также указывает на эту доминирующую характеристику меланхолии, см. Стр. 37–38.
10. Есть некоторые (не относящиеся к искусству) случаи, в которых объект меланхолии присутствует в некотором смысле. Например, если мы находимся там, где мы были с прошлым любовником, это вызывает чувство меланхолии, направленное на этого человека, но они также могут быть в некоторой степени направлены на место (где это место также является объектом меланхолии и не просто катализатор эмоции).Другой случай может быть, когда объект меланхолии воспринимается, но он каким-то образом недосягаем, и в этом смысле он отсутствует и недостижим.
11. Подобно одиночеству, можно чувствовать себя меланхоликом в людном месте. Например, оживленный вокзал или шумное кафе могут вызвать воспоминания, вызывающие эмоции.
12. Роберт Бертон, Анатомия меланхолии, изд. Холбрук Джексон (Лондон: J.M. Dent and Sons, Ltd., 1978), стр. 246. Бертонский анализ меланхолии придает ей значение, не относящееся к современному употреблению.
Например, это заболевание, эквивалентное нездоровой «черной желчи». Но наряду с этим он определяет аспекты концепции, которые подходят для более современного использования. В частности, он отмечает его сладкий и кислый аспекты, его связь с одиночеством, а также его совпадение и сходство с печалью, тоской и т. Д.
13. См. А.Л. Рид, Предпосылки создания «Элегии» Грея: Исследование вкуса к меланхолической поэзии 1700–1751 гг. (Нью-Йорк: Рассел и Рассел, 1962), с. 140. Она приводит следующие примеры: «Тисы» Вордсворта; «Уныние» Кольриджа; и «Элегия» Байрона о Ньюстедском аббатстве.«
14. Burton, p. 246.
15. См. Рид, стр. 10 и далее.
16. Радден отмечает и это качество, и она цитирует поэзию Кит как пример двойственных аспектов меланхолии. См. Стр. 220.
17. Кант И. Критика суждения, пер. У. Плухар (Индианаполис: Хакетт, 1987), §27, стр. 114-115.
18. Кант, §26, с. 129.
19. См. R.K. Эллиотт, «Эстетическая теория и опыт искусства», Эстетика, изд. Гарольд Осборн (Oxford: Oxford University Press, 1972), стр.147; и А. Хаапала, «Роль опыта в понимании произведений искусства», Международный ежегодник эстетики, изд. Горан Хермерен, 1 (1996), стр. 27-37.
20. Дюрер хотел изобразить один из четырех юморов. В интерпретации Панофского Дюрер объединяет различные традиции и сочетает их со своим «духовным автопортретом»: «Таким образом, самая загадочная гравюра Дюрера является одновременно объективным изложением общей философии и субъективным признанием отдельного человека.Он объединяет и трансформирует две великие репрезентативные и литературные традиции: меланхолию как одно из четырех юморов и традицию геометрии как одно из семи свободных искусств. Он олицетворяет художника эпохи Возрождения, уважающего практические навыки, но еще более страстно желающего математической теории, который чувствует себя «вдохновленным» небесными влияниями и вечными идеями, но тем более страдает от своей человеческой слабости и интеллектуальной ограниченности.
Он воплощает неоплатоническую теорию гения Сатурна в редакции Агриппы из Неттесхайма.Но делая все это, это в некотором смысле духовный автопортрет Альбрехта Дюрера ». Э. Панофски Жизнь и искусство Альбрехта Дюрера (Принстон, Нью-Джерси: Princeton University Press, 1943, 1955), стр. 171. В этом интерпретация, размышление — это новый элемент, который Дюрер добавил в клиническую традицию: «Его Меланхолия — это не скупец и не психическое заболевание, а мыслящее существо в недоумении. Она держится не за объект, которого не существует, а за проблему, которую нельзя решить ». Панофски, стр. 163.
21.См. Коллекцию изображений меланхолии в искусстве Радден в ее введении, стр. 1-51.
22. Дж. Кернер, Каспар Давид Фридрих и предмет пейзажа (Лондон: Reaktion Books, 1990), стр. 182-183.
23. Уильям Вордсворт, «Линии, составленные в нескольких милях над аббатством Тинтерн, при повторном посещении берегов Уай во время тура»), Поэтические произведения Уильяма Вордсворта, изд. Томас Хатчинсон (Лондон: издательство Оксфордского университета, 1895).
24. Мы подчеркивали, что меланхолия — это не просто «отрицательная эмоция» в смысле печали.Вот почему мы не будем вдаваться в дискуссию о «логике» отрицательных эмоций в искусстве, и в музыке в частности. Эта проблема широко обсуждалась, см., Например, Джеррольд Левинсон, «Музыка и негативные эмоции», в книге «Музыка, искусство и метафизика» (Итака и Лондон: Cornell University Press, 1990).
25. Цитируется Дональдом Кроуфордом в его превосходном обсуждении диалектического характера руин в «Природа и искусство: некоторые диалектические отношения», Journal of Aesthetics and Art Criticism, 42, 1983, p.55. Об интересной недавней книге о привлекательности руин в истории человечества см. Christopher Woodward, In Ruins: A Journey through History, Art and Literature (New York: Vintage, 2002).
Философский факультет
Университет Ланкастера
Англия
ukАрто Хаапала
Кафедра эстетики
Университет Хельсинки
Финляндия
Меланхолия | Журнал The Point
«Меланхолия» — это слово, которое вышло из употребления для описания состояния, которое мы теперь называем депрессией .Тот факт, что наш язык изменился без полного исчезновения предыдущего слова, указывает на то, что мы все еще можем использовать оба. Как и большинство синонимов, меланхолия и депрессия на самом деле не синонимы, а оговорки на языке, который мы все еще изучаем. Мы продолжаем пытаться конкретизировать наш опыт душевных страданий, но все наши новые слова констеллируют, а не закрепляют значение. В сборнике эссе «Под знаком Сатурна » Сьюзен Зонтаг пишет о своих интеллектуальных героях, которые все страдают одиночеством, дурным характером, экзистенциальными бедствиями и творческим кризисом.Все они дышат черным воздухом. Согласно ее диагностической модели, все они «меланхолики». Зонтаг не использует слово депрессия в компании своих образцов для подражания, но в другом месте она проводит то, что кажется легким различием: «Депрессия — это меланхолия без ее очарования». Но в чем прелесть меланхолии?
В западной мысли издавна ассоциируются меланхолия и гениальность. У нас есть Ван Гог с отрубленным ухом. У нас есть Монтень, который признается: «Это был меланхоличный юмор… который впервые вызвал у меня в голове бредовое желание писать.«У нас есть Нина Симон и Курт Кобейн, Телониус Монк и Дэвид Фостер Уоллес. У нас есть твердое убеждение, что все эти художники создали работы, которые они делали не вопреки, а каким-то образом из-за своих страданий. Очарование меланхолии кажется очарованием тихой калейдоскопической цветовой палитры Ван Гога: в одном автопортрете каждый цвет, использованный на его лице, перекликается с окружающим миром. Его белая повязка дополняет холст в углу, его желтая кожа — стена, его синяя шляпа — синее окно.Очарование его работ становится очарованием его личности и его затруднительного положения.
Но возможен и другой портрет: меланхолик не всегда и не везде изображался романтическим героем. Фактически, обсуждение меланхолии Монтенем было задумано как своего рода неоплатоническая поправка к старой средневековой типологии четырех юморов, которые изображали «меланхолика», задыхающегося от избытка черной желчи, как несчастного скряги и ленивца, презираемого за его нелюдимость. и общая некомпетентность.Это больше похоже на это. Действительно, средневековый портрет меланхолии, кажется, имеет что-то общее с нашим пониманием депрессии сегодня — или, по крайней мере, с депрессивным человеком, которого мы видим в фармацевтической рекламе, чья болезнь, похоже, заключается в отсутствии интереса к семейному барбекю. У нас есть своя доля романтических гениев — самоубийство Дэвида Фостера Уоллеса стало темной путеводной звездой для последних поколений писателей. Фармакологический дискурс депрессии не полностью заменил романтический дискурс меланхолии.Но в целом современная американская культура, похоже, стремится к окончательному решению.
И стигматизация, и освящение сопряжены с настоящими этическими опасностями. С одной стороны, существует опасность, которая заключается в том, что в стремлении к устранению депрессивных симптомов кроется желание устранить другие существенные атрибуты депрессивного человека — ее позицию настойчивой критики, ее нетерпимость к светской беседе. С другой стороны, существует опасность получить удовольствие от боли меланхолика и добавить ожидание понимания к и без того гнетущим ожиданиям, которые меланхолик, вероятно, испытывает к себе.Но эти этические опасности не просто навязываются несчастному извне. Не только культура в целом колеблется между пониманием психологического страдания как признака гениальности и признака стыда. Язык, используемый в обоих дискурсах, поразительно похож на язык, который депрессивный человек использует в своей голове.
●
Когда я был ребенком, у меня было сильное любопытство по поводу депрессии, а также пренебрежение к ней, потому что я научился у своей семьи, как другие дети учатся презрению к бедным. Все мои бабушка и дедушка лечились лекарствами или занимались самолечением от расстройств настроения, и моя мама напряженно наблюдала за мной, моими плаксивыми манерами на детской площадке, серьезными лицами на моих портретах цветным карандашом, моими ложными захоронениями в песочнице. Ни одна тень на моем лице не ускользнула от ее глаз: «Ну, а почему над тобой издеваются? И вы сказали учителю? Если ты недоволен, мы поменяем школу. Вы хотите остаться в том месте, которое делает вас несчастным? » Я думаю, она хотела успокоить мою естественную грусть, прежде чем она успела запустить задумчивый алкогольный латент в моем геноме.Солюшнство: в основном практическое, но также и духовное. И мои мать, и отец были активно вовлечены в религиозное сообщество, которое не обещало ничего, кроме просветления, и моя первая книга с картинками — Что нужно помнить, чтобы быть счастливым — была написана их гуру. Я предпочел Белоснежка и Красная роза , завораживающая история о неблагодарном гноме и девушке, которая влюбляется в медведя.
Именно эта риторическая среда заставила меня думать о депрессивных людях как о тех жалких душах, которые отказались от небес, которые не хотели находить решения для своих чувств.Или же люди, которые не по своей вине прожили жизнь, настолько обремененную насилием, ответственностью и структурным неравенством, что любое решение потребовало бы революции. Моя мать предположила, что ее собственная мать — иммигрантка-сирота — попала в эту категорию. Я не. В общем, хотела быть хорошей и благодарной девочкой. Я не хотел быть неразрешимой проблемой. Но мне не казалось, что чувство немного грусти или даже очень грусти делало меня проблемой, и я одновременно и жаждал, и боялся того дня, когда я смогу позволить своей меланхолии разыграться сама по себе. расписание.
В старшей школе я любил Джони Митчелл, ее лицо покрыто скалами и тенями на обложке компакт-диска для Blue . А на заглавном треке ее текст: «Все говорят, что ад — самый модный путь / Ну, я так не думаю / Но я собираюсь осмотреться». Это осторожная женщина, скептически относящаяся к мелодраме меланхолии, ее «модности». Несмотря на то, что я чувствовал себя как дома в этих словах, я ненавидел потерянное, спиралевидное незначительное падение ее голоса в пустоту. В своем первом опубликованном рассказе «Планета Триллафон в его отношении к плохому» Дэвид Фостер Уоллес описывает чувство депрессии как «как под водой, но, возможно, представьте момент, в который вы понимаете, в который он попадает. вы, что для вас нет поверхности, что вы просто утонете в ней, независимо от того, в какую сторону вы плывете.Голос Джони Митчелл дрейфовал в мире, который описывает Уоллес. Я не мог сориентироваться, даже когда пытался зацепить ухом ноту посередине, как вам говорят плюнуть, если вас поймают на волнах и вы не знаете, где находится воздух, и дыхание, и жизнь. Так что я обычно слушал первые несколько секунд и переходил к следующему треку под названием «Калифорния», который напоминал мне, где я был, к северу от Сан-Франциско. И хотя я терпеть не мог слушать «Синий», я завидовал его созданию, что представлял собой радикальный жест эмоциональной независимости.
Действительно, когда я сам (неизбежно?) Впал в «клиническую депрессию», одним из немногих моих удовольствий было то, что моя боль не поддавалась совету матери. В одиночестве — и с моим бойфрендом-дальнобойщиком, которого от моего пустого взгляда спасло пиксельное несовершенство нашего Skype-соединения — я классически ненавидел себя. Фрейд заметил, что меланхолик «видит истину более зорко, чем другие люди, не являющиеся меланхоликами. Когда в своей усиленной самокритике он описывает себя как мелкого, эгоистичного, нечестного, лишенного независимости человека, единственной целью которого было скрыть слабости своей собственной природы, может быть … что он довольно близко подошел к пониманию самого себя.«И действительно, я говорил с мамой о своем состоянии с некоторой уверенностью, демонстрируя« настойчивую коммуникативность »меланхолика,« который находит удовлетворение в саморазоблачении ».
Именно такое значение имеют такие слова, как «удовлетворение», в этом чрезвычайном положении. «Удовлетворение» — это право оставаться под водой, когда ваша мать ловит вас своей золотой леской.
ЧП длилось около двадцати месяцев. Даже сейчас трудно сказать, когда это началось, и еще труднее сказать, когда это закончилось — психическая боль утихла асимптотически, и сегодня я парил почти в норме, как скоростной поезд над электрически заряженными путями.Но я знаю, что сейчас лучше не сводить к минимуму разницу между этими двадцатью месяцами и плохим настроением. Когда я думаю об этом периоде, я мало что вспоминаю, кроме своей спальни. Я помню нашествие клопов. Я помню, как фотографии дрожали на стене, когда полицейский постучал в мою дверь, чтобы убедиться, что я не «пропал без вести». И я помню окно, особенно ночью, когда я не мог видеть мимо собственного отражения до вяза снаружи. Я помню достаточно, чтобы бояться возвращаться туда; даже много писать об этом периоде кажется нецелесообразным.И все же я вижу, как мой разум кружит над сценой, как будто есть что-то, что нужно собрать. Как будто депрессия могла показать мне что-то кроме моих слабостей.
●
Фрейд не был романтиком, несмотря на его привязанность к поэзии Гете и Рильке, и определенно не был романтиком в своем видении психологического страдания. У многих из его пациентов были серьезные проблемы — проблемы, которые мешают вам срать без помощи клизмы или заставляют вас думать, что вы беременны, когда вы девственница (следует упомянуть, что эти примеры взяты из его ранние случаи).Целью Фрейда было вылечить — облегчить симптомы, которые его пациенты бросали, как мертвые птицы, у его порога. Но он знал, что его пациенты, люди, которые не чувствовали себя «вписывающимися» в венское общество, были не единственными, кто оставлял болезненные подарки. Фрейд не романтизировал болезнь, но, что более радикально, он не романтизировал нормальность: «Фактически, каждый нормальный человек нормален только в среднем. Его эго в той или иной мере приближается к эго психотика ». Он поместил каждую человеческую психику в один и тот же континуум; по его оценке, «нормальное» очарование любовника предметом одежды его возлюбленной превращается в навязчивую идею обувного фетишиста.В той мере, в какой любой из нас способен к пониманию или знанию, сумасшедшие так же способны, как и здравомыслящие. У всех нас есть причины делать то, что мы делаем, даже если они похоронены или византийцы.
Тем не менее, мне всегда было трудно следовать историческому эссе Фрейда «Скорбь и меланхолия». Некоторые вещи он понимает так правильно — как выглядит и ощущается меланхолия, как проявляются ее симптомы. Но центральное утверждение странно: Фрейд утверждает, что все самоупреки, столь типичные для меланхоликов, даже если они кажутся оправданными, являются тайными и искренними упреками в адрес кого-то другого: «упреки в адрес любимого объекта, который был перемещен прочь от него. это на собственное эго пациента.Согласно Фрейду, меланхолик гораздо больше злится и разочаровывается кем-то или чем-то еще, чем она сама с собой. Возможно, «обрученную девушку… бросили», возможно, ее разочаровала мать или плохо финансируемая школа. Но вместо того, чтобы отпустить, она цепляется за отношения с помощью любопытного механизма. Она отождествляет себя со своей потерянной любовью и даже берет на себя ее худшие черты — невыносимые стандарты матери, школьные ожидания преступности.Фрейд пишет, что «[ее] нарциссическая идентификация с объектом затем становится заменой эротической связи, результатом которой является то, что, несмотря на конфликт с любимым человеком, любовные отношения не должны отказываться …» Цена, которую она платит за то, что она цепляется за ее любовь, за то, что цепляется за ее ненависть.
Но депрессия не только или всегда характеризуется вытесненной идентификацией, ведущей к ненависти к себе; это также может быть вызвано невыдержанными идентификациями, которые открываются всепоглощающим сочувствием.
Я провела долгие ночи, скрытые документальными фильмами о промышленных предприятиях, дни, полные ярости по поводу принудительной стерилизации женщин из числа коренных народов. Несомненно, в этой эмпатии есть что-то бредовое: не все мы имеем равные права на все формы страдания. И все же депрессия предупреждает вас о наложении между ними, точно так же, как Фрейд предполагает, что «не нужно сильно удивляться тому, что несколько искренних самообвинений разбросаны среди тех, которые были перенесены обратно» из вашей потерянной любви.Настоящее сочувствие «рассеяно» среди ваших эмпатических лихорадок: сочувствие, которое длится долго. В загробной жизни моей депрессии контуры моего чувства человеческого страдания навсегда изменились. У меня больше нет рефлексивного презрения, которое я когда-то испытывал к людям, которые не встают с постели. Я сразу могу распознать определенное расширение зрачков — то, что я лично считаю «взглядом на червоточину».
Заманчиво рассматривать эту стойкую эмпатию как самый важный урок депрессии и, следовательно, как самое драгоценное очарование меланхолии.Нам нравится верить, что страдания сделают нас мудрыми, потому что они смягчают нас по отношению к страданиям других. Конечно, мы не можем избежать смертельных доказательств обратного: исследования, которые предупреждают, что измученные будут дымиться, а подвергшиеся насилию будут злоупотреблять. В своей недавней книге эссе The Empathy Exams Лесли Джеймисон определяет опасности сочувствия даже как стремления. Есть опасность присвоения, о которой я говорил выше. «Когда что-то плохое случалось с другими людьми, я представлял, как это происходит со мной», — пишет Джеймисон.«Я [не] знаю, было ли это сочувствием или воровством». Но у Джеймисона также есть чувство «невозможной асимптоты» сочувствия — кожи, которая остается липкой между нами. Присвоение — проблема не только потому, что вы объявили чужие чувства своими собственными; это также проблема, потому что то, что вы утверждали, вероятно — обязательно — не их чувства.
Джеймисон понимает то, во что я хотел бы верить в моей собственной депрессии: она научила меня чему-то не только о сочувствии, но и о пределах сочувствия.
Друзья, находящиеся в окопах, рассказывают мне, что они чувствуют: один полуживотный от горя из-за смерти дальнего кузена.Другому не выбраться из-под апокалипсиса изменения климата. Это заставляет меня подозревать — знать, — что они, если не сказать лучшего слова, правы. Внезапно я вспоминаю: то, что я кого-то плохо знаю, не должно делать его неуместным. Это наша единственная планета. Ларс фон Триер аллегорически изображает предвидение ужасно подавленных в своем фильме 2011 года Меланхолия . Персонаж Кирстен Данст — настоящая корзина — единственный, кто видит, что Земля скоро будет разрушена в результате неминуемого столкновения с неизвестной планетой.Как и мои друзья, она права. Но меня преследует не ее правота. Что не дает мне покоя, так это воспоминания о той другой планете. Иногда депрессия действует как дьявольский камертон, указывая на отравленную реку, текущую под поверхностью нашего общества. Но депрессия также является той рекой, знаком того, что то, что мы не можем ощутить, источник или решить — будь то болезнь или сладость, факт или чувство — сохраняет свою реальность.
Меланхолия. Меланхолия — это чувство печали, но… | от Миннеса
Меланхолия — это чувство печали, но это не депрессия.Время, когда мы чувствуем грусть из-за чего-то в нашей жизни, смерть, разрыв отношений или время, когда жизнь могла бы или должна была стать лучше. Для меня мы никогда не существуем просто так, мы живем жизнью. Наша жизнь может быть долгой, но также может быть короткой. Не следует всегда сбрасывать со счетов тот факт, что долгая жизнь более полноценна, чем короткая, потому что все это субъективно.
Гиппократ, древнегреческий врач, считал, что меланхолия — это человеческое свойство, когда кератиновые люди производят черную желчь.На древнегреческом языке это называлось melas , что означает черный, и kholé, , что означает желчь; меланхолия .
В наше время меланхолия или меланхолия — это не что иное, как медицинский аспект, а характерное или ситуативное явление некоторых людей. Может быть, время года отражает наше настроение, ведь лето сменяется осенью. Жуткое темное утро и более ранние закаты заставляют нас осознать, что до пяти утра нас разбудит за полгода.30 утра или 5 вечера означает свет, а не тьму.
Школа жизни — это канал на YouTube, который отвечает на вопросы, которые нам не задают в школе или которые редко обсуждаются в нашем обществе. Один из этих коротких видеороликов для обсуждения — On Feeling Melancholy . Повествование начинает утверждать, что меланхолия — это то, о чем редко говорят, потому что она связана с грустью. Мы созданы для того, чтобы быть счастливыми и жизнерадостными, но мы уклоняемся, когда людям грустно и грустно. О чувстве меланхолии утверждает, что мы не должны отвергать меланхолию.Это часть наших характеристик, и, возможно, в некоторых из них мы должны искать больше, чем в других. Есть много вещей, которые могут вызвать у нас меланхолию, от смерти до того, что в сравнении может быть упрощенным, например, потеря направления или карьеры. Лишь позже мы осознаем, что хорошая жизнь может быть окрашена потерями и печалью.
Избежать сожаления можно, только отключив воображение.
У каждого человека своя меланхолия. Редко будет то же самое. Может быть иерархия печали и меланхолии.Потеря члена семьи или любимого человека не может быть тем же самым, что и карьера, которая пошатнулась, или отказ от романа, который вы хотите написать. Наблюдателю они сказали бы, что в этом случае существует иерархия меланхолии. Я бы сказал, что каждая ситуация связана с человеком и его ситуацией. Потеря может разорвать вас на части! Вы можете чувствовать меланхолию в периоды, следующие за потерей, и если кто-то спросит: «Почему вам грустно?», Вы сможете указать точную причину; годовщина или день рождения того, кого больше нет с вами.
Для сравнения: карьера застопорилась, нереализованные амбиции или момент в жизни, когда вы думали, что будете устроены, но не достигли цели, могут вызвать у нас меланхолию. Чувства печали и потери несравнимы с потерей любимого человека, и мы стесняемся говорить людям, что наша меланхолическая природа вызвана сожалением. Если вы не встретите кого-то, кто испытал меланхолию, другие могут этого не понять, и, как люди, ожидается, что мы будем оптимистичны.
Это мудрое приспособление к большим и малым скорбям существования.
В другом ролике канала The School of Life В защиту меланхолии пытается защитить меланхолию, потому что это образ жизни, в котором мы неизбежно будем испытывать печаль и потерю. Меланхолия, как концепция, — это процесс, с помощью которого мы можем справиться с нашей грустью и найти рациональное объяснение. Вместо того, чтобы подчиняться, мы стоически противостоим своей печали с помощью стойкости и осознания того, что мы снова можем быть счастливы, она найдет нас, если мы будем ее искать или когда меньше всего этого ожидаем.
Романы, музыка, все творческое или созданное меня очаровывают.Я знаю, однако, что люди могут проявить много творчества, когда они пребывают в глубокой меланхолии. Поиск и обнаружение меланхолической характеристики может быть катализатором для создания или активности. Я часто ищу фильмы или книги, имеющие меланхолический характер. Меланхолию можно обнаружить во всем, от драмы до комедии. В настоящее время я ищу конкретные фильмы Гленды Джексон. Три, которые мне нравятся, — это Sunday Bloody Sunday (1970), The Romantic Englishwoman (1975) и Stevie (1978).В каждом фильме ее герои испытывают меланхолию. В Sunday Bloody Sunday это потому, что у нее нет постоянных отношений, но она делит своего любовника с другим мужчиной. В эпизоде «Романтичная англичанка » она недовольна своей жизнью, но находит удовлетворение, но в конечном итоге грустит с другой.
Наконец, в Стиви она играет роль поэта Стиви Смит, который живет одинокой жизнью в пригороде, которая кажется задумчивой с тоской, несмотря на то, что она получает признание критиков за свои сочинения и стихи.Эти фильмы дают мне пространство от дел жизни и помогают мне задуматься о том, как обстоят дела. Чтобы быть меланхоликом, вам нужны тишина и покой, чтобы размышлять о дне, своей уверенности или своих отношениях. Это может быть время для поиска решений, составления планов, которые выведут вас из меланхолического состояния ума. Если вы не можете найти выход из своего меланхолического состояния, возможно, пришло время искать другие каналы поддержки.
Меланхолическое состояние может означать тихие размышления, грусть или время побыть одному для созерцания.Это может быть вызвано потерей, но также и жизнью, событиями и людьми. В отличие от депрессии, я чувствую, что меланхолия — это связь с чем-то внутри нас. Мы можем скрыть это от мира, сделать счастливое лицо, но это никогда не должно быть закрыто. Найдите время, чтобы погрузиться в меланхолию, потому что вы можете найти вдохновение и мотивацию, чтобы двигаться дальше в своей жизни. Меланхолия может сосредоточить вас на том, чтобы сделать вашу жизнь лучше, и ее можно творчески использовать в том, чем вы хотите заниматься. Жизнь полна потерь и печали, но меланхолия может быть отчасти механизмом, позволяющим нам размышлять.Самая меланхоличная вещь, которую я читал, — это статус, когда кто-то сказал, что им действительно нужен друг. В моем собственном меланхолическом состоянии мне часто не нужно обсуждать это с другом, но болтовня может дать передышку от этого периода меланхолии. Если я по-прежнему живу, перемены только грядут. Печально думать, что у всех нас нет близкого друга, который мог бы помочь нам, даже когда меланхолия может быть личным переживанием.
В честь меланхолии и того, как она обогащает нашу способность к творчеству — Brain Pickings
«Чувствуешь себя связанным по рукам и ногам на дне глубокого темного колодца, совершенно беспомощным», — написал Ван Гог в одном из своих многочисленных писем, излагая свои душевные страдания.
И все же сама меланхолия, которая его мучила, была также толчком для творческого беспокойства, которое породило его легендарное искусство. В своем дневнике датский философ и поэт Сорен Кьеркегор — один из самых влиятельных мыслителей прошлого тысячелетия — писал, что он часто «чувствовал блаженство в меланхолии и печали» и думал, что его «использовала рука высшей Силы через [ его] меланхолия ». Ницше тоже считал, что душе необходимо определенное количество страданий.
И все же современный индустриальный комплекс счастья, похоже, стремится искоренить это темное, неудобное, но творчески оживляющее состояние — нечто Эрик Г.Уилсон с большой тонкостью и мудростью исследует книгу Against Happiness: In Praise of Melancholy ( публичная библиотека | IndieBound ).
Ориентируясь на рыночный тикер плохих новостей, о котором пишут наши коммерческие новостные СМИ, Уилсон пишет:
Мы думаем о череде глобальных проблем. Мы надеемся, что наш список найдет смысл, ключ к нашему беспокойству.
[…]
Теперь я могу добавить еще одну угрозу, возможно, столь же опасную, как и самое апокалиптическое из опасений.Возможно, мы недалеко от искоренения главной культурной силы, серьезного источника вдохновения для изобретений, музы, лежащей в основе многих видов искусства, поэзии и музыки. Мы бессмысленно стремимся избавить мир от многочисленных идей и видений, многочисленных нововведений и размышлений. Мы правы в этот момент, уничтожая меланхолию.
Принимая во внимание то, что стоит за нашим желанием искоренить печаль из нашей жизни, Уилсон предупреждает, что наша одержимость счастьем — то, что он считает явно американским экспортом — «вполне может привести к внезапному угасанию творческого импульса.”
Чтобы быть ясным, я сам категорически против мифа о творчестве «Замученного гения». Но я также твердо убежден в том, что доступ ко всему спектру человеческого опыта и всему психоэмоциональному диапазону нашей внутренней жизни — высокого и низкого, света и тьмы — это то, что делает нас целостными личностями и позволяет нам создавать богатые, объемные, содержательная работа.
Таким образом, важно не ошибочно принять точку зрения Уилсона за романтизацию меланхолии и прославление недомогания как таковую — скорее, он предостерегает от искусственного и довольно гнетущего искажения нашей внутренней жизни, поскольку мы насильственно исключаем печаль и раздуваем счастье.Он пишет:
Я, например, боюсь, что чрезмерный упор в нашей американской культуре на счастье за счет печали может быть опасным, поскольку это бессмысленное забвение существенной части полноценной жизни. Кроме того, я настороженно отношусь к этой возможности: желать только счастья в мире, несомненно, трагичном, значит стать недостоверным, довольствоваться нереалистичными абстракциями, игнорирующими конкретные ситуации. Наконец-то меня пугают попытки нашего общества изгнать меланхолию из системы.Если бы не душевные волнения, разве рухнули бы все наши величественно мечтательные башни? Прекратились бы наши душераздирающие симфонии?
Он особенно тщательно проводит границу между творчески продуктивным состоянием меланхолии и душераздирающей патологией клинической депрессии:
Есть тонкая грань между тем, что я называю меланхолией, и тем, что общество называет депрессией. На мой взгляд, то, что их разделяет, — это степень активности. Обе формы представляют собой более или менее хроническую печаль, которая приводит к постоянному беспокойству по поводу того, как обстоят дела, — стойкому чувству, что мир, как он есть, не совсем правильный, что это место страданий, глупости и зла.Депрессия (по крайней мере, на мой взгляд) вызывает апатию перед лицом этого беспокойства, летаргию, приближающуюся к полному параличу, неспособность так или иначе что-либо чувствовать. Напротив, меланхолия (в моих глазах) порождает глубокое чувство в отношении того же беспокойства, волнение сердца, которое приводит к активному сомнению статус-кво, постоянному стремлению создать новые способы существования и видения.
Наша культура, кажется, смешивает эти два понятия и, таким образом, рассматривает меланхолию как отклоняющееся от нормы состояние, гнусную угрозу нашим широко распространенным представлениям о счастье — счастье как немедленное удовлетворение, счастье как поверхностный комфорт, счастье как статическое удовлетворение.
В оставшейся части Против счастья: хвала меланхолии Уилсон продолжает исследовать, как мы можем избежать попадания в ловушку такого поверхностного и поверхностного «счастья», пожинать духовные плоды более темных эмоций и научиться этому. быть облагороженным и творчески уполномоченным, а не поглощенным ими.
Дополните его книгой Оливера Беркмана «Противоядие: счастье для людей, не переносящих позитивное мышление » и взгляните на связь между творчеством и душевными страданиями, а затем посмотрите эту прекрасную анимационную историю меланхолии от моих друзей на TED Ed:
Меланхолический блог — Штуттерхейм (весь мир)
Мелисса Бродер
Представьтесь, пожалуйста, и расскажите, чем вы занимаетесь.
Я писатель. Я пишу всевозможные вещи: стихи (четыре сборника, включая Last Sext), эссе (книга So Sad Today), романы (The Pisces, которая выходит в мае 2018 года, и два других, над которыми я работаю сейчас) и некоторые секреты. Теле- и кинопроекты.
Что заставляет вас чувствовать меланхолию?
Быть живым, безответная любовь, видеть физическую красоту незнакомца на улице, воспоминания, человек, который ест суп в одиночестве в закусочной, то, как другой человек произносит слово «молоко», гормоны, то, как люди относятся друг к другу так, как будто мы не все одна раса, время, зависть, этот пакет с закусками, который мой папа однажды купил для меня, нейрохимия, сравнение моих внутренностей с внешним миром других людей, участие в проблеме, отсутствие моей бабушки, Евы.
Что для вас лично значит меланхолия?
Я склонен перекрывать собственный океан печали, и это вызывает беспокойство. Не знаю, почему я так боюсь своих чувств. Я всегда боюсь, что печаль меня утонет. Но когда я наконец сдаюсь этому, я плыву.
Как ваши меланхолические чувства влияют на вас и вашу работу?
Письмо — это способ безопасно открыть плотину и позволить некоторым чувствам выйти наружу. Это способ контролировать повествование, когда мы не можем контролировать повествование в жизни.Или это способ принять эту потерю контроля — когда работа просто вытекает из вас — и сказать: «Эй, как хорошо быть сосудом для слов, может быть, я тоже могу быть сосудом для жизни».
Как вы можете использовать это меланхолическое состояние в своих интересах?
Пишу для облегчения дискомфорта. И мне часто бывает неуютно.
Каким образом меланхолия повлияла на вашу работу?
Я использовал свои навязчивые и компульсивные наклонности в своих интересах, чтобы стать плодовитым творцом.Я никогда ничего не пишу. Я просто делаю это. Если я чувствую что-то вроде «давай алхимизируем это». Таким образом, тревога обеспечивает скорость, импульс и мотивацию для моей работы, а меланхолия дает человечность, более мягкое сердце.
Как люди из вашей страны испытывают меланхолию?
Мы едим и покупаем говно.
Есть ли у вас какие-нибудь любимые песни, которые можно послушать, когда чувствуете себя меланхоликом?
Меня всегда преследовал альбом J Dilla «Donuts», потому что он сделал его, когда был очень болен и скончался всего через три дня после его выпуска.В нем есть горьковато-сладкий оттенок, и одно название песни, в частности, «Последний пончик ночи», как бы суммирует краткость радости. «Wawa by the Ocean» Мэри Латтимор, «God» Кендрика Ламара, «On the Level» Мака ДеМарко, «Butterfly Effect» Трэвиса Скотта и «Another Weekend» Ариэля Пинка — вот некоторые песни, вышедшие в этом году. Я считаю красивым. «Св. Небесные иды »и« Парад роз »Эллиота Смита,« Привет, луна »Джона Мауса,« Царство отчаянной любви »П. Дж. Харви и« Я не виню тебя »от Cat Power — старые фавориты.
По правде говоря, я в основном избегаю меланхолической музыки, потому что во мне уже много меланхолии. Например, я жажду противоположного и чувствую себя хорошо, когда катаюсь и слушаю радиопередачи на Power 106, рэп-станции в Лос-Анджелесе. Если я хочу по-настоящему погрузиться в мир, например, обрести покой под тяжелым чувством, я слушаю созданный мной эмбиент-плейлист под названием «Ангелы». В нем есть Aphex Twin, Tycho, Jon Hopkins, Stars of the Lid…
Какие книги вызвали у вас чувство меланхолии?
Так много… Широкое Саргассово море Жана Риса, Потерянная дочь Елены Ферранте, Смерть в Венеции Томаса Манна, Спорт и развлечение Джеймса Солтера, Шаль Синтии Озик, Радость-лукум Ян Уолкерс
И, наконец, есть фильмы, которые заставляют вас чувствовать себя особенно меланхолично?
Я бы сказал «Фортепиано».Но опять же, как и музыка, меня не тянет к меланхолическим фильмам, потому что у меня уже много этого внутри. Фильмы, которые я смотрю снова и снова, такие как «Гарольд и Кумар» и «День сурка».
Ода Меланхолии | Британская литература вики
1
Нет-нет, не ходи в Лету [1] , не крути
Волчья губа, крепкая, из-за ее ядовитого вина;
Не допускай, чтобы целовали твой бледный лоб.
Пасленом, рубиновым виноградом Прозерпины; [2]
Не делай свои четки из тисовых ягод, [3]
Пусть жук и моль не будут
Твой скорбной Психеей, [4] ни пушистой совой
Партнер в тайны твоей печали; [5]
Ибо тень на тень придет слишком сонно,
И заглушит бодрствующую тоску души. [6]
2
Но когда припадок меланхолии упадет
Внезапно с неба, как плачущее облако,
Который разрастает все поникшие цветы,
И скрывает зеленый холм апрельской пеленой;
Тогда утруби свою печаль утренней розой,
Или на радуге соленой песчаной волны,
Или на богатстве шаровидных пионов;
Или, если твоя госпожа проявит какой-то богатый гнев,
Императрица ее мягкая рука, и пусть она бредит,
И глубоко, глубоко питается ее несравненными глазами.
3
Она [7] пребывает с Красотой — Красотой, которая должна умереть;
И радость, чья рука всегда прижалась к его губам.
Прощай; и болит Удовольствие почти,
Превращается в яд, пока пчелиный рот глотнет:
Да, в самом храме Восторга
В Покрове Меланхолии есть совранское святилище,
Хотя никого не видно, кроме того, чей напряженный язык
Может разорвать виноград Джой против его нёба штраф; [8]
Его душа вкусит печали ее могущества,
И будет среди ее облачных трофеев висеть. [9]
Запись Оды Меланхолии, прочитанной Леонардом Уилсоном
«Ода о меланхолии» Джона Китса рассказывает читателям, что им делать, когда им грустно. Эта ода, полная древнегреческих ссылок и символов, обращается напрямую к читателям, которым, возможно, потребуется понять эти ссылки, чтобы полностью понять, что говорит говорящий. Он написан ямбическим пентаметром со схемой рифмы ABABCDECDE для первых двух строф и ABABCDEDCE (с переключением рифм между второй и третьей строками) для третьей строфы.Меланхолия, Радость, Красота, Восторг и Удовольствие пишутся с заглавной буквы и персонифицируются, воплощаются в жизнь как активные персонажи, как если бы у них была собственная воля. Таким образом, роль читателей в некотором смысле подрывается, они контролируются этими эмоциями и качествами.
«Нет, нет, не ходи в Лету и не крути
Волчий бич, крепко укоренившийся, из-за его ядовитого вина;
Не допускай, чтобы твой бледный лоб целовали
Паслен, рубиновый виноград Прозерпины; (строки 1-4)
Подчеркивая слова «нет», «ни», ни «ни», говорящий указывает читателям, что не следует делать в печали.Например, он говорит: «Не ходи в Лету» (строка 1) или не забывай свое горе. Затем он наставляет слушателей не убивать и не травить себя (волчьим отравом или пасленом).
«Не твори свои четки из тисовых ягод,
И пусть жук и моль не будут.
Твоя скорбная Психея, Ни пушистая сова.
Соучастником в тайнах твоей печали»; (строки 5-8)
Говорящий продолжает, говоря, что нельзя просто смириться со смертью (тис-ягоды — символ смерти) или вещами, связанными со смертью (жук, мотылек и пушистая сова).
«Ибо тень на тень придет слишком сонно,
И заглушит бессонную тоску души». (строки 9-10)
Он добавляет здесь поворот. Предыдущие строки кажутся хорошим советом, но в этих строках он понимает причину этого совета: если вы сделаете эти вещи, вы оцепенете и больше не сможете чувствовать тоску печали.
«Но когда падет припадок меланхолии.
Внезапно с неба, как плачущее облако,
Который рождает все поникшие цветы,
И скрывает зеленый холм апрельской пеленой»; (строки 11-14)
Здесь он использует дождь как метафору нисходящей на человека печали.Хотя дождь падает на «поникшие цветы» (строка 13), он также необходим для их выживания и красоты. Покров — еще один намек на смерть, но это всего лишь временная тьма, как сезон дождей, который пройдет.
«Тогда утруби свою печаль утренней розой,
Или на радуге соленой песчаной волны,
Или на богатстве шаровидных пионов»; (строки 15-17)
Наконец, дойдя до того, что читатель должен сделать , спикер говорит, чтобы утолить вашу печаль естественной красотой.
Или, если твоя госпожа проявит какой-то сильный гнев,
Императрица ее мягкая рука, и пусть она бредит,
И глубоко, глубоко питается ее несравненными глазами. (строки 18-20)
«Госпожа» может быть метафорой печали или смерти, или это может говорить о буквальном человеке. В любом случае говорящий говорит обнять и упиваться печалью.
Она обитает с Красотой – Красотой, которая должна умереть;
И радость, чья рука всегда прижалась к его губам.
Прощай; и мучительные удовольствия рядом,
Превращается в яд, пока пчелиный рот глотнет: (21-24)
Здесь говорящий говорит о быстротечности красоты.Он говорит, что красота и меланхолия связаны, но радость всегда уходит, а удовольствие становится чем-то плохим.
«Да, в самом храме Восторга.
Veil’d Melancholy» имеет святилище совран,
Хотя никого не видно, кроме того, чей напряженный язык
Может разорвать виноград Джой против его нёба;
Его душа вкусит печали могущества своей »(строки 25-29)
Он продолжает, что меланхолия скрывается в восторге, и только те, кто испытывает радость во всей ее полноте, могут найти меланхолию внутри.
«И быть среди ее облачных трофеев висеть». (строка 30)
Спикер сказал читателям, чего не следует делать, что делать и как найти меланхолию, и теперь мы видим, что он, кажется, призывает читателей позволить себя побеждать или уступить меланхолии, чтобы стать другим человеком, которого она победила. .
Романтический период имеет множество отличительных черт, важной из которых является использование говорящим природы и связь с ней. «Ода о меланхолии» Джона Китса хорошо вписывается в этот период, потому что в ней используются природные и древнегреческие ссылки для изображения меланхолии, удовольствия и боли.В начале стихотворения природа используется для изображения символов печали и печали. Будь то ядовитые воды Аида или ядовитые растения, оратор предупреждает читателя, чтобы он не обращался во тьму во время печали.
Другой аспект романтического периода в этом стихотворении — олицетворение таких эмоций, как меланхолия. В строках 29-30 говорящий говорит: «Его душа вкусит печали своей мощи, И будет среди ее облачных трофеев висеть». Это олицетворение делает меланхолию не просто эмоцией, а вызовом, который может дать отпор.Мы не можем просто преодолеть меланхолию, но вместо этого, как человек, она может бороться и строить планы против нас.
Это стихотворение связывает удовольствие и боль через природу, говоря, что это корень меланхолии, потому что у нас не может быть красоты или радости без печали. Сразу возникает связь, когда чрезмерное количество печали сливается с прекрасными вещами в природе. Строка 15 говорит: «Перенеси свою печаль в утреннюю розу». В строках 21–23 стихотворения говорится: «Красота, которая должна умереть; И Джой, чья рука всегда прижимает его к губам, прощаясь; и болит Удовольствие близко.«Независимо от того, какая красота и радость не могут быть вечными, и с их уходом возникает боль от удовольствия. Даже в «восторге» меланхолия властна, и от нее невозможно избавиться (строка 25.)
Повествование «Оды о меланхолии» — это не от первого лица, а скорее суровый голос, инструктирующий читателя, что делать во время печали. Сначала мы знакомимся с темой стихотворения, меланхолией, а затем стихотворение развивается, чтобы научить читателя, как действовать. Оратор призывает к действию со стороны читателя и всех тех, кто сталкивается с горем.Это стихотворение предназначено не для того, чтобы просто восхищаться, а для того, чтобы преподать урок, который читатель может извлечь из него, но какое послание или урок Китс пытался передать? Оратор говорит не убегать от печали, а, опять же, «насытить» ее удовольствием красоты (строка 15.)
Однако этот совет, похоже, не сулит полностью счастливый конец. Хотя есть направление не полностью впадать в печаль, а вместо этого подпитывать ее естественной красотой, в конце концов меланхолия победит. Мы не можем разделить удовольствие и боль, но можем только научиться жить с двумя взаимосвязанными.Последние две строки гласят: «Его душа вкусит печаль ее могущества, И будет среди ее облачных трофеев висеть» (строки 29-30). Те из нас, кто борется с печалью «напряженным языком», все равно будут испытывать печаль и просто быть среди «трофеев» меланхолии, потому что меланхолию невозможно преодолеть (строки 27 и 30). В конечном счете, эта ода дает совет, но, возможно, не идеальное решение.
Ссылки:
Китс, Джон. «Ода меланхолии». Антология английской литературы Нортона.